остить и проститутка
слова от одного корня! Не мучайся, пахан, все в порядке! А фотки-то  ничего!
--  Она  ернически  подмигнула.  --  Ты видишь, какая у тебя классная дочка?
Послушай, может, выделишь мне немного наличных, а то я на занятия опаздываю?
Кроме фотографий, я ничего в сейфе не трогала!
     -- Да-да, конечно, дочка? -- Он суетливо сунул руку  в  карман,  достал
портмоне и вытащил из него три сотенные купюры. -- Достаточно?
     --  Более чем! -- резко схватив деньги, она пошла к выходу, подчеркнуто
вихляющей походкой профессиональной шлюхи, напевая: "Я проститутка,  я  дочь
камергера!.."
     В ней боролись два чувства -- жалость и отвращение. Сначала, поняв, как
отец должен  был  страдать, получив эти фотографии, она захотела обнять его,
поплакать на его груди, но когда  увидела  его  слезы,  слабость,  ей  стало
противно:  мужик  тоже  мне! Лучше бы он избил ее, надавал пощечин, чем нюни
распускать!  Ай  да  Лассардо!  Крысенок!  Решил  поиздеваться  над   отцом?
Напрасно!  Ты  еще  не  знаешь,  на  что  способна униженная женщина! Теперь
берегись! Никто не имеет права унижать ее отца. А  он  унизил  и  ее...  Она
опять  вспомнила  слабого,  плачущего папашу. Только она может распоряжаться
своей судьбой! Захочет, хоть со всем Бродвеем бесплатно перетрахается! А  не
захочет  --  ни  за  какие бабки никому не даст! Конечно, и Минквуд такая же
скотина, что и Лассардо! Просто Лассардо действует открыто, а Минквуд  может
нанести  удар  исподтишка.  Это  единственная разница между ними... Какая же
все-таки мразь!  Ведь  прекрасно  знал,  что  она  поймет,  кто  послал  эти
фотографии! Или надеялся, что отец ей не покажет? Как бы там ни было, на что
бы  Лассардо  ни  рассчитывал, теперь она знает все. Ах, Лассардо, Лассардо,
как же ты недалек!..

        VI. Савелий в американской тюрьме

     В Москву Воронов с  Ланой  прилетели  ранним  утром.  Предстояло  долго
ловить  машину,  но  каково  же  было  удивление  Воронова,  когда  прямо за
таможенным барьером он  увидел  добродушно  улыбающуюся  физиономию  Михаила
Никифоровича.
     --  Приветствую  вас  на  родной  земле! -- бодро проговорил тот, затем
протянул букет красных гвоздик Лане и крепко пожал руку Андрею.
     -- Господи, товарищ полковник, зачем было так хлопотать в  такую  рань?
-- смущенно спросил Воронов.
     -- Откровенно говоря, я с большим удовольствием повалялся бы в кровати,
но... -- посмотрел наверх полковник.
     -- Могли бы и просто водителя прислать.
     -- Не мог: шеф и это предусмотрел!
     -- Неужели так прямо и сказал?
     --  Даже  добавил:  "Встретишь  лично!".  И  слава  Богу! -- воскликнул
полковник. -- Благодаря мне вы не замерзнете! А то словно  на  юг  приехали:
декабрь на дворе, а вы в одних плащиках! Генерал как в воду глядел: захвати,
говорит, им пальто, чтоб не замерзли.
     --  Ну и Порфирий Сергеевич! -- покачал головой Воронов. -- Неужели так
холодно?
     -- Двадцать два градуса мороза, да еще и ветер!
     -- Ну, с ветрами  мы  и  в  Нью-Йорке  натерпелись!  --  Воронов  зябко
передернул  плечами,  подмигнул  Лане  и  тут  же  воскликнул:  -- Ой, прошу
прощения! Товарищ полковник, разрешите представить вам мою жену!
     -- Лана! -- Она протянула полковнику руку, и тот с удовольствием  пожал
ее.
     --  Полковник  Рокотов, Михаил Никифорович! Как же, как же, наслышан об
этой красавице!
     -- Спасибо за комплимент! Мне о вас тоже Андрюша рассказывал.
     -- Надеюсь, не очень часто проходился "по матушке"?
     -- Ну что вы, Михаил Никифорович! Только самое хорошее!
     -- И на  том  спасибо!  А  где  же  ваш  багаж?  --  удивленно  спросил
полковник,  заметив, что у Воронова лишь небольшой чемоданчик, а Лана держит
в руках спортивную сумку.
     -- А это и есть наш багаж! -- усмехнулся Воронов.
     -- Да, впервые вижу русского человека,  возвращающегося  из-за  границы
почти налегке!
     -- Благодаря Порфирию Сергеевичу!
     -- Как? -- не понял полковник.
     --  Факс,  полученный  за  подписью  Порфирия  Сергеевича,  звучал так:
"Срочно вылетай в Москву!" А срочно --  это  значит  немедленно.  Во  всяком
случае,  меня  так  учили  и  родители,  и  командиры.  Мы взяли билеты да и
вылетели! А вещи адмирал обещал переслать контейнером...
     -- Контейнером? Ну, слава Богу! -- облегченно улыбнулся  полковник.  --
Тогда все в порядке. Ладно, пошли в машину!
     На  улице  дул  пронизывающий  ветер. Они устремились к черной "Волге",
мгновенно продрогнув.  Однако  полковник  приостановил  Воронова  за  рукав,
повернулся к Лане и смущенно сказал:
     --  Ты  уж извини, дочка, но тебе придется ехать в другой машине: нам с
майором поговорить нужно. Там, кстати, и дубленка для вас.
     -- Спасибо за заботу. А то, что ехать придется без Андрюши, я потерплю:
никаких проблем, -- заверила Лана. -- Нужно так нужно! Мне в какую садиться?
     -- Сюда, в черную "Волгу"! -- Полковник предупредительно  открыл  перед
ней заднюю дверцу, и девушка поспешно юркнула внутрь.
     Андрей наклонился и чмокнул ее в щеку.
     -- Дверь быстрее закрывай: салон выстудишь! -- состроив серьезное лицо,
бросила Лана. -- Предупреди, если не домой поедешь.
     --  Обязательно,  милая!  --  Воронов  хлопнул  дверцей  и оглянулся по
сторонам: полковник уже сидел за рулем своих зеленых "Жигулей".
     Как только Андрей сел в  машину,  полковник  тронулся,  черная  "Волга"
поехала следом.
     -- На заднем сиденье теплое пальто, накинул бы, -- предложил полковник.
     --  Спасибо,  я  и  вправду  замерз.  Ну,  рассказывайте,  к чему такая
срочность? Какие новости в Москве, в России?
     -- Новостей много... -- задумчиво проговорил полковник. -- Не  знаю,  с
чего и начать...
     -- С любого конца! -- усмехнулся Андрей.
     --  Хм...  Действительно,  проще  начать  с  конца. Про Чечню, конечно,
слышал?
     -- О выборах? Да, успел уже. Слава Богу,  что  не  допустили  к  власти
этого убийцу!
     -- Да, трудно было... -- вздохнул полковник, думая по-прежнему о чем-то
своем. Воронов почувствовал, что тот чего-то недоговаривает.
     --  Михаил  Никифорович,  чего  там:  руби  сплеча! Зачем тянуть? -- Он
повернулся и посмотрел прямо в глаза полковнику.
     -- А вот ты своей новостью меня просто огорошил! -- ответил  полковник.
-- Когда поженились-то?
     --  Официально пока не расписывались... Свадьбу, думаю, весной сыграем!
Но при чем здесь Лана? -- удивился Андрей и вдруг догадался:  --  Неужели  в
Чечню?
     Полковник тяжело вздохнул и кивнул головой.
     --  Черт  бы  побрал  всех  кретинов, затеявших эту войну! -- взорвался
Воронов. -- Думал, что после Афгана ни в одну подобную заварушку  больше  не
сунусь,  и  вот  -- на тебе! Господи! И когда только я смогу пожить спокойно
хотя бы месяц?
     -- А кто тебе сказал, что  у  тебя  нет  этого  спокойного  месяца?  --
Полковник с улыбкой посмотрел на него.
     -- Как? Но генерал Говоров так торопился с вызовом...
     -- А если бы он не написал "срочно", то когда бы ты вылетел? -- спросил
полковник.
     -- Понятно: генеральская шутка...
     --  Не  совсем! За этот месяц ты должен будешь не только отдыхать, но и
вникать в ситуацию,  изучать  обстановку,  готовить  людей  и  готовиться  к
операции  сам,  а  там, глядишь, и братишка вернется... -- с намеком заметил
полковник.
     -- Так... Выходит, и его вы хотите втравить в эту бузу?
     -- Ну зачем так грубо, товарищ майор? -- поморщился полковник. -- Никто
никого втравливать, как ты говоришь, не собирается. А Сергей  Мануйлов  тебе
самому понадобится.
     -- Не уверен, что удастся его уговорить отправиться в Чечню...
     -- Говоришь таким тоном, словно знаешь, о чем пойдет речь!
     -- Вряд ли мы отправимся туда с визитом вежливости, -- хмыкнул Воронов.
     -- Вот уж точно -- нет.
     -- И что же мы должны будем сделать?
     --  О задании тебе расскажет Порфирий Сергеевич: он ждет тебя сегодня в
шестнадцать часов. Да, чуть не  забыл:  возьми  в  бардачке  свои  настоящие
документы.
     -- А эти оставить?
     -- Нет, пусть пока будут у тебя.
     --  Понял!  --  Андрей открыл бардачок, вытащил оттуда пухлый конверт и
сунул в карман. -- Судя по всему, задание будет нелегальное, --  в  раздумье
произнес он.
     -- Ну, с чего ты взял... -- Полковник отвернулся и посмотрел в окно.
     --  Уверен,  в  Чечню  мы отправимся под своими легендами. -- Полковник
промолчал. Воронов продолжил: --  А  это  означает  только  одно:  в  случае
провала от нас открестятся!
     -- Тебя это смущает?
     --  Меня  уже  ничего  не  смущает, товарищ полковник! А почему встреча
только в шестнадцать? Решили дать отоспаться?
     -- Конечно! Это я предложил, все-таки восемь часов разницы во времени!
     -- Мы специально в самолете отоспались.
     -- Ничего, отдохнешь еще немного: кашу  маслом  не  испортишь!  Или  не
терпится в бой?
     -- Да нет, по Бате соскучился!
     --  Ну  и  ну!  --  улыбнулся  Рокотов. -- Ведь когда я уговаривал шефа
перенести  встречу  с  одиннадцати  на  шестнадцать,  он  тоже  сказал,  что
соскучился по тебе.
     -- Серьезно?
     --  Конечно. Ты ж, верно, слышал, какие изменения у нас произошли за то
время, пока тебя не было?
     -- Вы о кадровых перестановках?
     -- О чем же еще? Пожалуй, только наше управление не затронули, а так...
-- Полковник махнул рукой.
     -- Лишнее подтверждение, что мы нужны любой власти,  --  рассудительно,
заметил Воронов.
     --   Вот   это-то  меня  и  пугает!  --  со  вздохом  прошептал  Михаил
Никифирович.
     -- Возможно, вы и правы! -- неожиданно согласился и Воронов.
     Его охватило щемящее, тревожное чувство. Было пять  часов  утра.  Яркие
лучи  восходящего,  солнца  окрашивали город в какие-то непривычные цвета. В
теплом салоне машины, несмотря на мороз,  было  почти  жарко.  Как  все-таки
здорово  возвращаться  в  свой  родной город! Только сейчас, глядя в окно на
пустынные еще улицы, Андрей понял, как сильно соскучился по Москве. Конечно,
в Нью-Йорке много удивительного: небоскребы, роскошная неоновая реклама,  от
которой  светло  даже  ночью,  воздух  почище, вежливая полиция и постоянные
улыбки на лицах американцев...
     И все-таки Москва обладала какой-то своей, одной  только  ей  присущей,
притягательной  силой,  --  ведь  это  факт,  что настоящий москвич нигде не
ощущает себя дома и всегда скучает по  своему  городу.  Вот  такой  странный
феномен.
     Интересно,  о каком задании идет речь? Андрей вспомнил все, что читал о
Чечне еще в Америке. Последняя история его  очень  возмутила:  нападение  на
миссию  Международного  Красного  Креста.  Господи,  какими  же  нужно  быть
варварами, чтобы расстреливать людей, приехавших бескорыстно помогать твоему
же народу? А захваты заложников? Еще как-то можно понять, когда в  заложники
берут  военных, но журналистов?! Какими бы благими лозунгами не прикрывалась
эта их оппозиция, но захватывать в плен людей, которые  освещают  события  в
Чечне, -- эта акция не имеет оправдания.
     "А  может  быть,  прикажут  именно с этим и разбираться?" -- неожиданно
промелькнуло у него в голове. Он повернулся к полковнику:
     --  Прошу  вас,  не  упоминайте  при  Лане,  что  нам  придется   скоро
расстаться.
     --  Именно  поэтому  она  сейчас  и  едет  в  другой машине, -- заметил
полковник.
     -- У вас есть еще что сказать без нее?
     -- Нет, остальное узнаешь от генерала.
     -- В таком случае давайте я пересяду в "Волгу". А вы еще можете немного
поспать перед работой.
     -- На этот раз у меня  нет  никаких  возражений,  майор.  --  Полковник
улыбнулся и взглянул в окно, подыскивая место, где бы остановиться. -- Желаю
удачи! Смотри не проспи встречу: с молодой-то женой сон крепкий!
     -- Постараюсь, товарищ полковник! Спокойной ночи!
     --  Да  уж, пару часиков еще успею прихватить! Кстати, водитель "Волги"
закреплен сегодня за тобой. Его Славой зовут. Отпусти его до  пятнадцати,  а
потом он довезет тебя в управление.
     -- Спасибо, Михаил Никифорович!
     -- Шефа благодари: его забота! Пальто надень, замерзнешь!
     -- Ничего, так добегу.
     --  Ну  смотри, как хочешь! Бывай! -- Полковник вдруг зевнул. -- Совсем
старый стал! -- прошептал он и,  как  только  Воронов  вышел,  сразу  рванул
вперед.
     Андрей плюхнулся рядом с Ланой.
     --  Наговорились?  -- улыбнулась она. -- Давай сюда! -- Лана распахнула
полу дубленки, накинутой на плечи. -- Замерз, милый!
     -- Уже согрелся! -- вздохнул довольный  Воронов,  прижимаясь  к  ней  и
чувствуя, какая она теплая и нежная.
     -- С корабля на бал? -- спросила Лана.
     --  В шестнадцать часов на ковер к начальству. Слышишь, Слава? Отвезешь
нас домой и свободен до пятнадцати!
     -- Хорошо, товарищ майор.
     -- Надо же, майор! -- удивленно прошептала девушка.  --  Да  еще  и  со
служебной машиной!
     --  А  ты как думала: уважают твоего мужа! -- подмигнул Воронов, но тут
же прошептал на ухо: -- Зря размечталась о служебной машине: это  только  на
сегодня, завтра уже придется везде ходить на своих двоих.
     --  Слава  Богу! -- облегченно вздохнула Лана. -- А то я начала думать,
что тебя только ночью видеть буду.
     -- Почему это?
     -- Ну как же? Если со служебной  машиной,  значит,  важная  персона.  А
важная персона сутками на работе, -- пояснила она и тут же рассмеялась.
     -- Ты чего?
     --  Знаешь,  эти  слова... "важная персона"... как они тебе не идут! Ну
никак...
     -- Это почему? -- Воронов почти искренне обиделся.
     -- Не хочу, чтобы ты становился важной персоной! -- прошептала Лана. --
Оставайся таким, какой есть: милый, добрый, нежный и мой!
     -- Так и быть, не буду становиться важной персоной.  --  Он  решительно
тряхнул  головой,  потом  обнял  ее  за плечи. От Ланы шел такой жар, что он
мечтательно протянул: -- Ах, как я тебя хочу... Скорее бы...
     -- А я думала, ты спать хочешь. -- В глазах Ланы забегали чертики.
     -- Какой сон, какой тут сон, если мы уже больше суток не...
     -- Тсс! Андрюша, ну... -- Она  прикрыла  ему  рот  пальчиком  и  горячо
зашептала на ухо: -- С ума сошел: в машине!
     -- А что особенного? Слава, мы уже больше суток не...
     --  Андрей!  --  воскликнула  она  в  полный голос, и щеки ее покрылись
румянцем.
     -- Не отдыхали больше суток, -- упрямо закончил Андрей, --  все  то  на
ногах, то на заднице...
     -- Фу, дурачок! -- звонко рассмеялась девушка.
     -- А ты о чем? -- Он невинным взглядом скользнул по ее фигурке.
     --  Да  ну  тебя!  --  Она обидчиво надула губки, однако не выдержала и
рассмеялась: -- Ой, мы же совсем забыли!
     -- О чем ты?
     -- А чем я тебя кормить буду? Наверняка в твоем доме шаром покати!
     -- Да, ты права, -- смутился Воронов.
     -- Предусмотрено, товарищ  майор!  --  неожиданно  отозвался  водитель,
слышавший  весь  разговор.  Взяв  с переднего сиденья внушительный пакет, он
протянул его Воронову: -- Вам просили передать!
     -- Кто?
     -- Товарищ генерал!
     -- Ну, Порфирий Сергеевич...  --  только  и  смог  выговорить  Воронов,
восхищенно качая головой.
     -- Прямо как отец родной! -- заметила Лана.
     -- Это точно! Вот такой мужик! -- Он вскинул кверху большой палец.
     В  квартире  было  прохладно  и  пахло  нежилым  помещением.  Те,  кому
доводилось  возвращаться  в   надолго   оставленное   жилище,   знают   этот
специфический  запах  заброшенности,  который ни с чем не спутаешь. Но стоит
побыть в квартире с полчаса, она словно бы оживает,  просыпается  и  тут  же
"вспоминает" свою обычную атмосферу. Тогда на душе воцаряется покой.
     Пока  Лана  осматривалась  и распаковывала сумку, Воронов быстро принял
горячий душ. Тщательно вытерся, накинул халат и вышел к ней.
     -- Прошу, милая, ванная согрета! Что будешь: чай или кофе?
     -- А в пакете  только  кофе.  Я  уже  туда  заглянула!  --  усмехнулась
девушка.
     -- И что же там, джентльменский набор?
     -- А что в него входит?
     -- Коньяк?!
     -- Есть!
     -- Шампанское?!
     -- Есть!
     -- Икра?!
     -- Есть!
     -- Лимон?!
     -- Даже два!
     -- Колбаса?!
     -- Ветчина!
     -- Ну и конечно же жареная курица?!
     -- Все понимаю, но как ты узнал про курицу? -- удивилась Лана.
     -- По запаху, милая! -- ответил он и обнял ее.
     --  Ну  ты и жук, милый! -- рассмеялась она. -- Есть еще хлеб и соленые
огурчики! Нравится?
     -- Ну это уже разврат желудка! -- воскликнул Воронов.
     -- Ну ты и сказал! -- усмехнулась Лана. --  Надо  же  придумать  такое?
Разврат желудка! Ладно, вари кофе, я быстро! -- подхватив халат, она юркнула
в ванную.
     -- Свежее полотенце там на веревке! -- крикнул Воронов вдогонку.
     -- Спасибо, милый!
     Андрей  быстро  открыл  банку  с  икрой,  откупорил коньяк, разложил на
тарелке ветчину, уже нарезанную тонкими ломтиками, огурчики, лимон.  Закуски
оказалось  так  много,  что  курицу  он  положил в холодильник. Сварив кофе,
оставил его на плите, а столик на колесах подкатил к своей огромной  кушетке
и только тогда сел, откинулся на спинку и задумался.
     Когда  он  смотрел  на  Лану,  ему  всякий раз не верилось, что девушка
действительно его любит. Но она была с  ним  так  нежна,  так  ласкова,  что
стоило  ей  хотя бы просто прижаться к нему -- и сразу уходили прочь все его
сомнения. Он успокаивался. Интересно, как она воспримет их первую разлуку? А
не отказаться ли к чертовой матери? Сколько можно воевать? Ведь  не  мальчик
уже! Да и о семье должен заботиться! Раньше, когда был один, мог свою голову
подставлять  где  угодно и подо что угодно, но сейчас? Сейчас, когда рядом с
ним любимая женщина, он обязан думать не только о себе!
     Воронов не заметил, как задремал... Было жарко. Пески. Слепящее солнце.
Вокруг сжимается кольцо душманов, все однополчане уже погибли, и  только  он
один  продолжает  стрелять и стрелять. Но душманов не становится меньше, они
лезут со всех сторон. Кажется, ему не спастись...
     -- А-а-а! Сволочь! Не возьмете! -- закричал он, встав во  весь  рост  и
поливая  свинцом все вокруг из ручного пулемета. Пули жужжали, как пчелы. Он
даже видел их полет, видел и  знал,  что  каждая  из  них  несет  смерть,  и
подзадоривал  себя  нечленораздельными  выкриками.  Из  всех чувств осталось
только одно -- чувство ненависти.
     ...Обещав принять душ, Лана не  удержалась  от  соблазна  и  залезла  в
ванну,  тем  более  что Андрей ее почти уже наполнил. В воде Лана разомлела,
вылезать не хотелось. Она вдруг подумала --  как  же  ей  повезло!  Андрюша,
Андрюша, ты не такой, как все... До него мужики видели в ней только женщину,
с  которой  тут  же  норовили  завалиться  в постель. И она начала понемногу
привыкать, что к ней относятся  потребительски...  Потом  появился  Савелий:
умный,   мужественный.   Он  понял  все.  И  ей  тоже  все  стало  ясно:  ее
исковерканная душа с налипшей на нее грязью  потянулась  за  этим  чистым  и
простым  парнем, словно изнемогая от долгой жажды. И она припала к нему, как
к чистому родничку.
     Она вдруг подумала, что если бы ей не повстречался Савелий, то  никогда
бы  не появился Андрей. Нет, не только потому, что именно Савелий познакомил
их, а потому, что она не смогла бы стать счастливой, не очистив свою душу от
скверны. С Савелием было удивительно тепло, покойно, но это не было любовью.
Только сейчас, встретившись с Андрюшей, она смогла разобраться и в тех своих
чувствах. Это не было любовью, это было Предчувствием любви!
     -- Предчувствием любви! Предчувствием любви! -- Лана несколько  раз  на
разные  лады повторила эти слова и вдруг громко воскликнула. -- Я счастлива!
-- и повторила: -- Счастлива я! Счастлива! Счастлива!
     Да, она действительно  была  счастлива.  Единственное,  что  ее  сейчас
заботило,  --  сможет  ли она доказать Андрюше искренность своего чувства? У
мужчины собственнические инстинкт