мою девочку, не навестил ни разу с тех пор, как поздравил с  поступлением  в
университет...  --  Она  тряхнула головой, как бы прогоняя ненужные мысли, и
вдруг широко улыбнулась. -- Ты ж вроде говорила,  что  он  звонит  тебе!  Ну
зачем забивать голову всякими глупостями? Поверь мне, все у него хорошо! Вот
позвонит, и ты сама еще посмеешься над своими страхами.
     --  Правда? -- Розочка чуть улыбнулась: может быть, и впрямь все хорошо
и она зря себя изводит?
     -- Сама увидишь! -- Тетка подмигнула. -- Вот что, утро вечера мудренее!
А сейчас поужинаем: на голодный желудок чего только не померещится! Идем?
     -- Идем! -- вздохнула Розочка, накинула халат, обняла тетку за талию, и
они вместе, улыбаясь, пошли вверх по лестнице.
     Зинаида Александровна изо всех сил старалась развлечь  Розочку  и  весь
вечер болтала безумолку, рассказывая анекдоты из своей жизни. Но ее старания
были  безуспешными:  даже те истории, над которыми Розочка когда-то хохотала
до упаду, на этот раз не вызвали даже улыбки...
     Приготовив домашние задания, Розочка улеглась и попыталась  уснуть.  Ей
самой хотелось немного отвлечься -- но что поделаешь, если в ее мыслях царил
один  Савелий!  Розочка ворочалась, иногда приоткрывала глаза в забытьи. Она
напоминала больного, которого мучают температура и жар. Ей снился он  --  то
его засасывает болотная трясина, то он лежит, раненый, на пустынном поле, то
томится   от  жажды  среди  песчаных  барханов.  "Помоги!"  --  шептали  его
потрескавшиеся, раскаленные губы...
     Поднявшись утром, она была уже твердо уверена, что Савелий в опасности.
Какая же она идиотка -- не настояла на том, чтобы он назвал свой телефон!  И
вот остается только одно: ждать, когда он сам позвонит. Он должен позвонить!
Он  же  знает,  что  у нее нет его телефона! А разыскивать его она не может.
Вдруг это ему повредит?
     "Подожду несколько  дней,  а  потом  решу,  что  делать,"  --  подумала
Розочка, позавтракала и поехала в университет на занятия.
     Обычно  она  с  большим  удовольствием сама водила машину, но сейчас ее
ничего не радовало. Она поехала с водителем. Словно почувствовав  настроение
хозяйки.  Билли  вел  машину  молча.  На следующий день после сдачи экзамена
ГМАТа, его хозяйка как бы невзначай поинтересовалась, как он развез по домам
ее знакомых. Билли, не вдаваясь в подробности, коротко ответил: мол, сначала
отвез Ларису, потом Сергея. Почему-то Билли показалось, что госпожа Роза  не
очень-то поверила ему и так посмотрела, что он отвел глаза в сторону. Однако
Розочка  больше  ничего не спросила, но несколько дней разговаривала с Билли
очень скупо и сухо.
     По расписанию первым был семинар по теории игр.  Розочка  поднялась  на
второй  этаж.  Аудиторы  для семинаров была небольшой, но весьма уютной. Она
была рассчитана на одну группу, списочный состав которой обычно не  превышал
пятнадцати  человек.  Здесь  не  было амфитеатра рядов, расположенных веером
вокруг профессорской  кафедры,  как  в  лекционных  залах,  зато  у  каждого
студента  было  деревянное  кресло  с  откидывающимся столиком для записей и
конспектирования. Был и экран для видеоматериалов.
     Розочка вошла в аудиторию и тут же столкнулась с Ларисой.
     --  Привет,  подруга!  Это  надо  же!  --  радостно  воскликнула  та  и
устремилась навстречу. -- Ты что, тоже перепутала?
     -- О чем ты? -- удивилась Розочка.
     --  Нам  же изменили расписание на среду: первая пара перенесена на три
часа! Нам этот, как его, лысый такой, ну из деканата...
     -- Который на Ленина похож?
     --  Точно!  Думаю,  кого  он  мне  напоминает!  Точно,  вождя  мирового
пролетариата!  --  Она  хихикнула. -- Так именно он и об®являл об изменении!
Забыла?
     -- Я не  в  ту  тетрадку  заглянула...  --  У  Розочки  был  совершенно
отсутствующий взгляд. Лариса внимательно оглядела ее.
     -- Что с тобой, подруга? -- нахмурилась она. -- Что-то случилось?
     -- Да что вы все заладили? Ничего у меня не случилось!
     -- Кто это все? -- пожала плечами Лариса.
     -- Сначала тетка, потом ты...
     --  Значит,  я  права!  -- сделала вывод она и упрямо бросила: -- Давай
рассказывай, что произошло!
     -- На улице зима, а снега нет. Идешь на занятия, а их  тоже  перенесли.
Кофе  утром  был  невкусный...  --  шутливо  перечислила  Розочка.  -- Вот и
настроение плохое...
     -- Ага! И  люди  вокруг  какие-то  странные;  им  предлагают  дружеское
участие,  а они отказываются, -- в тон ей закончила Лариса. -- Не хочешь, не
говори! Я  и  сама  догадываюсь,  что  с  тобой  происходит!  --  Она  хитро
усмехнулась.
     -- Вот как? Очень интересно! -- Розочка слегка насторожилась.
     -- С милым давно не виделась, не так ли? -- неожиданно выпалила та.
     --  Отку...  --  машинально  начала  Розочка, но тут же махнула рукой и
ехидно заметила: -- У тебя вечно одно на уме!
     -- Откуда я знаю? Ты это хотела спросить? -- не обращая внимания на  ее
тон,  не  унималась  Лариса.  -- Скажешь, что я не права? Посмотри на себя в
зеркало! За все время, что я тебя знаю, у тебя только один раз по-настоящему
сияли глаза! В тот день, когда ты сдала ГМАТ.  Но  не  потому,  что  ты  его
сдала, а потому, что приходил ОН! Неужели ты его так любишь? -- спросила она
полушепотом, сделав огромные глаза.
     -- Тебе-то что? -- Розочка опустила взгляд.
     -- Как, ты же моя подруга! Может быть, я смогу чем-то помочь?
     Ей  казалось,  что она искренна. Но на деле ее участие об®яснялось тем,
что ей самой хотелось хотя бы еще  раз  встретиться  с  этим  симпатичным  и
немного  странным парнем. С того самого дня, как она затащила его в постель,
Лариса его больше не видела. А встреча осталась в памяти, и она ругала  себя
за  то,  что  оказалась настолько вульгарной и самоуверенной, что не взяла у
него телефон, надеясь, что он никуда не  денется  --  сам  позвонит.  Однако
время  шло,  а  он  не  звонил.  Она  продолжала  "работать"  на два фронта,
встречаясь то с Лассардо, то с Минквудом, втайне посмеиваясь и над тем и над
другим, но в то же время побаиваясь их обоих.
     К тому же и ее такой  любящий  и  заботливый  отец  в  последнее  время
переменился  к  ней.  Он,  похоже,  уже  не  мог  носиться с нею как с малым
ребенком, но и с трудом воспринимал дочь как взрослого человека.  Отец  стал
очень    молчаливым,    даже    замкнутым.   Однако   Лариса   не   пыталась
поинтересоваться, что с ним. Она продолжала "держать стойку".
     И, конечно, Ларисе в голову не могло прийти, что в  неприятностях  отца
виновата только она, и никто другой.

     После  того  разговора  с  шантажистом Алекс Уайт долго не мог прийти в
себя, каждый раз вздрагивая от любого звонка даже на службе, хотя  шантажист
и   обещал   позвонить   по   домашнему   телефону.  Его  сотрудники  начали
многозначительно переглядываться, но, зная крутой нрав своего шефа, даже  за
его  спиной  не  говорили  на  эту  тему, делая вид, что их это не касается.
Комиссар  уже  начал  терять  терпение:  неужели  этот  тип  решил  нарушить
договоренность,  неужели  вот-вот  в  газетах  появятся  гнусные  фотографии
дочери?! Каждое утро он останавливал машину у газетного киоска и скупал  все
центральные  газеты.  Быстро  просматривал  их,  бросал  в  урну  и,  слегка
успокоившись, ехал в комиссариат.
     Прошло уже более трех недель, и наконец раздался звонок.
     -- Привет, Комиссар! Узнал?
     -- Узнал!
     -- Заждался? -- спросил тот и мерзко захихикал.
     -- Чего ты хочешь?
     -- Говорить можешь или перезвонить попозже?
     -- Да, я один в кабинете.
     -- Только смотри, не делай глупостей, -- Парень сменил тон.
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Не  вздумай  выслеживать  меня!  Если  со  мной  что  случится,  мое
доверенное лицо сразу отошлет все материалы в газеты! Так что уверяю тебя, я
тебе больше нужен живой, а не мертвый!
     -- Понятно, -- Комиссар постарался сохранять спокойствие. -- Чего же ты
хочешь? Денег?
     --  Денег?!  -- Тип добродушно рассмеялся: -- Забавно! Денег я тебе сам
могу дать! Вполне возможно,  что  даже  и  дам  вместе  с  негативами  твоей
ненаглядной дочки, если только ты мне поможешь в одном деле!
     -- В одном?
     -- Может быть, в двух. -- Снова мерзкий смешок.
     -- И какие же это дела?
     -- Одно из них для тебя такое пустяшное, даже криминал отсутствует!
     --  Ага! -- невесело усмехнулся Уайт. -- "Приходи мышка ко мне в гости,
на обед!" -- говорила кошка.
     -- Ну что ты. Комиссар, так грустно шутишь! Можешь мне поверить, что  и
ты мне тоже живой больше нужен, чем мертвый. Живой и с чистой репутацией! --
Было похоже, что это правда.
     --  Попробую  поверить!  --  вздохнул  Комиссар. -- И что же все-таки я
должен сделать?
     -- Сущий пустяк. Замолвить перед своим  приятелем  словечко  за  одного
просителя.
     -- И что же нужно этому просителю?
     --  О,  буквально  пустячок:  разрешение  на покупку небольшого кусочка
земли.
     -- Надеюсь, не кусочек Бродвея?
     -- Ну что ты, Комиссар? Бродвей оставим денежным мешкам, магнатам,  нам
бы чего попроще: этот кусочек расположен в Чайнатауне. Дом уже расселен...
     -- Так в чем же загвоздка?
     --  Загвоздка  в  том,  что  этот  кусочек хотят кинуть на аукцион! Сам
понимаешь, что в этом случае нет никакой  гарантии,  что  он  попадет  моему
приятелю!
     --  Да  и  денег  можно  затратить  во много раз больше, чем стоит сама
земля, не так ли? -- понимающе усмехнулся Комиссар.
     Ему стало немного легче: он  боялся,  что  шантажист  запросит  деньги.
Пришлось  бы  продавать  все,  что  он сумел скопить за эти годы. Одной этой
задачкой, конечно же, шантаж не кончится, но намек на возврат негативов и на
какой-то левый куш вселял в Комиссара некоторый оптимизм.
     -- А вы не глупый человек, Комиссар! Сразу заметили гвоздь  в  заднице!
Обещаю  вам,  оставшийся  излишек  от  этой  сделки получите вы, а как с ним
поступить: оставить полностью себе или поделиться со своим приятелем  Мэром,
исключительно ваше дело!
     -- И с какими нулями этот "излишек"? -- не утерпел Комиссар.
     --  Не  менее  четырех  нулей,  да  и цифра начинается не с единицы! --
заверил тот.
     -- А какова гарантия, что вы выполните свое обещание после того, как  я
выполню ваши условия? -- спросил Комиссар.
     --  Никакой!  --  честно  ответил тот. -- Кроме элементарной логики. Вы
понимаете сами, что мне безопаснее  иметь  вас  другом,  чем  врагом.  Да  и
выгоднее!..
     --  А  если  бы  я  согласился  прямо  сейчас  и попросил вас, действуя
исключительно на доверии, вернуть мне негативы? Вы бы сделали это?
     Комиссар был действительно неглупым человеком и  задал  этот  вопрос  с
одной  лишь целью: узнать, врет ли незнакомец. Если скажет "да", то, значит,
ведет с ним игру. Вряд ли он вернул бы ему все негативы!
     -- Зачем это вам?  Вы  что,  мне  не  верите?  Допустим,  я  скажу  да,
согласен,  и  верну  негативы,  снимки  с которых я вам выслал. Но это же не
означает, что у меня нет других, не так ли? Нет, гораздо спокойнее  вы  себя
почувствуете,  когда  узнаете меня получше, поймете, что мне можно доверять,
то есть и я смогу вам доверять... Подумайте сами. Ведь это логично,  не  так
ли?
     --  Вполне!  --  Алекс  Уайт вдруг понял, что с этим парнем можно иметь
дело. -- Хорошо,  пересылай  ко  мне  свои  документы.  Только  с  пометкой:
"лично".  Думаю, что мне удастся убедить Мэра в полезности для города... что
вы там собираетесь" строить?
     -- Отель с ночным клубом, с шоу-варьете и рестораном!
     -- Тем более! Жду!
     -- Очень рад нашему разговору. Комиссар!
     -- Я тоже!
     Положив трубку, Уайт задумчиво посмотрел на телефон. Есть еще несколько
дней для того,  чтобы  передумать  и  не  завязнуть  в  криминальных  делах,
оставшись  полицейским  с незапятнанной репутацией. "О чем ты, Алекс? -- тут
же подумал он. -- Ты же не в кабинете  начальства!  Вспомни  бедняга,  какие
черти тащили тебя наверх по служебной лестнице! Вспомни того молодого парня,
которого  ты  пристрелил,  а  затем выдал за убитого террориста! Ведь за это
преступление ты получил свое первое повышение по службе... А сколько  такого
было потом!.. И теперь, когда любимой дочери грозит позор, ты колеблешься?..
Боишься нарушить Закон? Не хочешь подзаработать хорошие бабки?.. Ты сделаешь
это, Алекс Уайт! Да, да, я сделаю все, что от меня потребуют..."

     Обо  всем  этом  Лариса даже не подозревала. Она была уверена, что отец
просто стареет. Хотя и раньше времени -- ведь ему не  было  еще  пятидесяти.
Несколько  раз  она хотела обратиться к нему за помощью, попросить разыскать
Сергея. Но всякий раз ее что-то удерживало. Отец спит и видит ее женой этого
лысеющего капитана ФБР. В последнее время  Кен  Минквуд  стал  часто  к  ним
захаживать,  хотя  она  почти  не  приглашала его. Значит, отец... Возможно,
поэтому его довольно частые визиты начали  ее  раздражать.  В  конце  концов
Лариса не выдержала и прямо спросила отца:
     --  Чего  это Кен к нам зачастил, уж не хочешь ли ты сосватать ему свою
дочь?
     -- А чем он плох? Кажется, одно время  и  ты  к  нему  благоволила?  --
Комиссар добродушно улыбнулся, пытаясь спрятать раздражение при воспоминании
о тех злополучных снимках, где она была запечатлена и с капитаном Минквудом.
     --  Благоволила, ну и что? -- с вызовом заявила Лариса. -- Даже спала с
ним! Но с каких это пор, как  сейчас  говорят,  постель  стала  поводом  для
знакомства?  --  Она  даже  ногой  топнула.  --  Или,  может быть, ты хочешь
диктовать мне, с кем ложиться, а с кем нет?
     -- Ну что ты, дочка?! Я же только  счастья  тебе  хочу!  --  Он  тяжело
вздохнул, покачал головой и вышел из комнаты.
     Лариса  потом несколько дней вообще не разговаривала с отцом. Вела себя
так, словно вместо него перед ней было пустое  место.  Характер  у  нее  был
твердый  и  обидчивый:  скорее  всего, этот бойкот продолжался бы еще долгое
время, если бы не одна случайность. У  Ларисы  кончились  карманные  деньги.
Обращаться к отцу впрямую не хотелось. Она стала заходить к нему в кабинет с
надеждой,  что  он  поступит  так  же,  как уже было во время одной подобной
размолвки: тогда он оставлял ей деньги на своем рабочем столе в кабинете.
     Кабинет Комиссара был обставлен с безвкусной роскошью. Мебель  красного
дерева  под  старину  была  инкрустирована  серебром  и перламутром. Стены и
паркет тоже красного дерева, пропитанного особым раствором, -- оно  отражало
солнечный  свет.  Стоило  человеку,  сидевшему  в  кресле,  просто повернуть
голову, и по всей комнате разбегались тусклые лучики  света,  сходившиеся  и
расходившиеся,  точно  в  детском  калейдоскопе.  На  стенах  висели картины
известнейших художников мира: Брейгеля, Боттичелли, Мазереля  --  подношения
тех, кто не хотел иметь хлопот с Законом.
     Такими  подарками  был  полон  весь  особняк, и хозяин разместил их, не
слишком сообразуясь с законами хорошего вкуса. Один из дуэльных  пистолетов,
украшавших  стены  гостиной, был экспонатом для гостей: Комиссар уверял, что
этот пистолет стал причиной смерти великого  Пушкина.  А  кривая  янычарская
сабля   в   серебряных   ножнах,  украшенных  драгоценными  камнями,  висела
крест-накрест с клюшкой для гольфа,  принадлежавшей  одному  знаменитому  на
весь мир игроку: он никогда не проигрывал, а когда наконец проиграл, то убил
своего соперника именно этой клюшкой...
     И  это  дело попалось Алексу Уайту, тогда еще начинающему полицейскому.
Убийца шепнул ему несколько слов,  и  Алекс  сумел  так  виртуозно  запутать
следы,   что  расследование  длилось  более  года  и  приобрело  скандальную
известность. Несколько раз суд выносил решение о продлении  следствия  из-за
недостаточности представленных улик. Публика с нездоровым азартом следила за
борьбой обвинителя с мощной командой подкупленных адвокатов. Всем было ясно:
вот  убийца,  вот орудие убийства, а покойник уже спокойно догнивает в своей
могиле, но... Это дело так и закончилось ничем: последний суд вынес  решение
закрыть дело из-за "недостаточности улик"! Каково, а?
     Эта  удача  принесла  Уайту необыкновенную популярность не только среди
уголовного мира, но и  среди  людей  со  средним  достатком,  на  его  счету
появилось   несколько   десятков   тысяч  долларов,  а  злополучная  клюшка,
официально так никогда и не признанная орудием убийства,  стала  частью  его
личной  коллекции  трофеев.  Кроме  этого,  его  приняли  в  гольф-клуб  как
почетного члена, где он и познакомился с будущим мэром Нью-Йорка.
     ... Лариса третий день подряд заходила в кабинет отца, но  денег  нигде
не  было: либо он забывал оставить, либо и впрямь обиделся. Не найдя денег и
на сей раз, Лариса уже хотела было выйти из кабинета,  как  вдруг  заметила,
что  небольшая картина Айвазовского почему-то покосилась. Она подошла ближе,
взялась за перекошенный край.  Картина,  укрепленная  на  шарнирных  петлях,
легко откинулась в сторону, открывая изящный, но внушительный сейф. К своему
огромному удивлению, Лариса обнаружила его чуть приоткрытым: в дверце торчал
ключ.  Отец не только никогда не открывал его при ней, но даже не упоминал о
нем.
     Нисколько не раздумывая, Лариса  открыла  тяжелую  дверку  и  заглянула
внутрь.  На  одной  полке  лежали  сафьяновые  коробочки,  в каких продаются
драгоценности, на другой -- стопки денежных пачек в банковской упаковке.  Но
не  деньги привлекли ее внимание, а то, что лежало рядом с ними: фотографии!
Здесь она с Минквудом, здесь с Сергеем, а здесь?.. Лассардо! Это  был  день,
когда она впервые испытала близость с мужчиной. Снимал сам Лассардо, поэтому
его  лица не было видно. Тут она вспомнила, что сама уговорила его несколько
раз сняться через зеркало. Она быстро просмотрела все фотографии. Но тех  не
было.
     Сначала  она  с  возмущением  подумала,  что  это дело рук отца: видно,
приставил одного из своих прихвостней и заставил следить за каждым ее шагом.
Но снимки Лассардо заставили задуматься: если это  не  отец,  то  кто?  Кому
понадобилось  подглядывать  за ней? И вдруг она вспомнила расспросы Лассардо
об отце. Подонок! Мразь! Так вот для чего она ему понадобилась! Выходит, все
эти фотографии сделаны им! Но зачем? Она  спросит  у  отца,  решила  Лариса.
Решительно  взяв фотографии, она хлопнула дверкой сейфа и уже хотела вернуть
на место картину, как услышала за спиной  шаги.  Она  резко  повернулась  --
перед ней стоял отец.
     --  Зачем... -- Это было все, что он мог сказать ей. Лариса безжалостно
бросила фотографии ему на стол.
     -- Я случайно на них наткнулась: ты  не  закрыл  сейф  и  я  заглянула!
Откуда они у тебя? -- кивнула она на снимки.
     -- Мне их прислали... -- Он виновато опустил глаза.
     -- Кто?
     -- Не знаю. Я его не видел. Он только звонил мне...
     -- Требовал за них деньги?
     -- Нет, кое-какие услуги...
     --  И  угрожает  опубликовать  эти  фотографии  в прессе... Подонок! --
Лариса зло стиснула зубы. -- И давно ты их получил?
     -- Около месяца назад...
     -- И столько времени молчал. --  Она  покачала  головой.  --  Теперь  я
понимаю,  почему ты так изменился! Понял, что я уже не та маленькая девочка,
которую ты бросил, не так ли?
     -- Ты же прекрасно знаешь, что я люблю тебя!  --  По  его  щекам  текли
слезы.
     -- Неужели ты, полицейский, позволишь такому подонку...
     -- Я никому не позволю обливать тебя грязью! Слышишь, никому!
     --  Естественно!  Ведь  эта  грязь  не  только  прольется на меня, но и
подмочит твою репутацию, -- сказала Лариса беспощадно. -- И на твоей карьере
можно будет поставить крест! Представляю заголовки: "Дочь Комиссара  полиции
Нью-Йорка -- проститутка!" или "Шлюха -- дочь Комиссара полиции!"
     -- Перестань, дочка! -- с болью воскликнул он. -- Неужели ты никогда не
сможешь простить меня?
     --  Ты  обратил  внимание  на  слово "простить"? Пр