дей c близкого расстояния.
     Репродуктор рычал-надрывался:
     -- Товарищи!   Отойдите  за  пределы  досягаемости  задних
копыт!
     Но тут раздалась команда приготовиться. Дали старт. Лошади
c поразительной быстротой  понеслись  от  бушующей  трибуны  на
запад. Их неудержимо влекло в Париж.

        Глава XXXII     В ДЕШЕВОМ ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ РАЮ
     Таксомотор   перевалил   через   мост  и  тихо  пополз  по
набережным Сены. Справа  плыл  "кораблик"  Сите  со  знаменитой
Парижской   Богоматерью.   Всюду,   куда   ни   глянь,   царило
великолепие! Кружилась голова и захватывало дух.
     Гвардейцы кардинала... Именем короля!.. Один за всех и все
за одного!..   Либертэ,   эгалитэ,   фратернитэ...   Дерни   за
веревочку, дитя мое, дверь и откроется!.. Государство -- это я!
А  ля  гэр  ком,  а  ля гэр... После нас хоть потоп!.. Вставай,
проклятьем заклейменный!..
     В голове Остапа Бендера  пронеслась  вся  великая  история
Франции.
     Он попросил шофера остановить недалеко от бульвара Распай.
На другом берегу Сены по-прежнему стоял Лувр. Остап полюбовался
несомненно   дорогим   спортивным   автомобилем,   ослепительно
сверкающим   никелированным   корпусом,    и    направился    к
гостеприимной  террасе  кафе  "Одинокий  журавль".  Под длинным
полотняным тентом стояли столики. Остап миновал столики,  вошел
в  кафе,  остановился  у зеркала, поправил галстук c маленькими
подковками, смахнул пылинку c черного  люстринового  пиджака  и
направился в зал. Тут было шумно и тесно. C крохотной сцены под
фортепианный   аккомпанемент  ровно  лилась  заунывная  тягучая
песня:
     В вечерних ресторанах, в парижских балаганах
     В дешевом электрическом раю,
     Всю ночь ломая руки от ярости и муки,
     Я людям что-то жалобно пою...
     Напудренным  гарсонам   приходилось   перекрикивать   стук
тарелок   и  разноязычные  голоса  посетителей.  Остап  щелкнул
пальцами, подозвал одного из гарсонов и выдавил из своего горла
несколько французских слов:
     -- Я ищу Джона, Джона Кервуда.
     Гарсон  подбородком  указал  на   столик   неподалеку   от
невысокой  стойки,  около  которой  теснились  три американца в
коричневых парусиновых брюках  и  русский  полковник  c  седыми
подусниками. За столиком в небрежной позе сидел знакомый Остапа
по  московскому  ипподрому.  Он пил кофе со сливками и медленно
откусывал сандвич c красной икрой.
     -- Итак, вы  приехали!  --  Остап  пожал  Джону  руку.  --
Здравствуйте, мистер Кервуд.
     -- Здраствуйте, мой дорогой русский друг!
     -- Вот  уж,  действительно,  в яблочко. Я теперь, на самом
деле, дорогой!
     -- Вам  что-нибудь  заказать?..  Месье!  --  Джон  щелкнул
пальцами. -- Чашку кофе, коньяк и caviar rouge!
     Остап закурил.
     -- Вы предпочитаете красную икру черной, господин Кервуд?
     Посмеялись.
     -- Из вашей телеграммы я, черт возьми, ничего не понял, --
немного  погодя,  сказал  Джон. -- Вы сообщили "срочно". К чему
такая спешка?
     Остап начал деловито.
     -- Во вторник советские участники Межконпроба отправляются
на родину. У нас c вами -- три дня.
     -- Три дня?
     -- Именно. Три дня и десять часов.
     -- Плохо понимаю.
     -- Джон, вы хотите...
     -- Можете не продолжать, мистер Бендер.  Да,  хочу!  Опять
гениальная комбинация?
     -- Вы в курсе последних событий?
     -- Каких событий? -- c веселым удивлением спросил Джон.
     Великий комбинатор проницательно улыбнулся.
     -- Об этом самом пробеге, мистер Джон.
     Остап  бросил  на стол утренний выпуск "Сиффле". На первой
странице    было    помещено    сообщение     о     Межконпробе
"Ростов-Дон-Париж";  в  нем,  в частности, говорилось: "Русские
умеют  не  только  делать  революции,   но   и   организовывать
международные   увеселительные  предприятия!  Блестящая  победа
советских  наездников.   Второе   место   разделили   наездники
Великобритании и Франции. Третье..."
     -- Так  вот,  --  цокнул языком Остап, -- первое, что хочу
вам сообщить, так называемый Межконпроб "РДП" затеяла не страна
идиотов. Смех сказать. Заварил кашу один из ее представителей.
     -- Как?! Вы?! Неужели это возможно?!
     -- Как говорят американцы, а почему бы и нет! В совковском
ристалище все возможно.
     Кервуд задорно улыбнулся.
     -- Я вами восхищаюсь!
     -- Голь, господин Джон, как известно, хитра на выдумки. --
Остап многообещающе подмигнул. -- Это  была  не  комбинация,  а
обыкновенное бегство.
     -- Вас  разыскивало  "гепеу"?  --  тоже подмигнув, спросил
Джон. -- Как же вы перешли границу?
     -- Я фигура неприкасаемая. Сам вождь пожелал мне  удачи...
но это все лирика. Мы теряем время.
     -- Я вас слушаю.
     Остап докурил папиросу и положил окурок в пепельницу.
     -- Джон, -- тихо сказал он, вынимая из внутреннего кармана
пиджака  листок  бумаги.  -- Мне нужен покупатель. Ознакомьтесь
вот c этим. Это копия...
     Глаза Джона забегали по бумаге.
     -- Черный Вихрь?! Он продается?
     -- Я хочу проститься  c  советскими  околотками  последней
комбинацией.
     -- Отличная  родословная!  На  миллиона  три  потянет  без
всяких напрягов.
     -- Нужно запросить больше.
     -- Мой куш?
     -- Куша не будет. Фифти-фифти.
     -- Я опять повторюсь, я вами восхищаюсь!
     -- Давайте  без  лирики.  Comme  il  faut,   как   говорят
французы.
     -- Вы мне можете все это оставить?
     -- Разумеется. Когда вы выезжаете в Лондон?
     -- Только завтра...
     -- Никаких "завтра"! Выезжайте немедленно.
     -- Маленький ньюанс. Эта лошадь будет украдена?
     -- Вы  хотите  сказать,  не  пахнет  ли это дело парижской
тюрьмой Санте? Нет, не пахнет!  Все  будет  оформлено  по  всей
форме -- адвокат, юрист, все дела. Вот адрес моей гостиницы...
     -- У вас телефон в номере есть?
     -- Никаких телефонов. Как вернетесь из Лондона, немедленно
приходите в гостиницу. У портье спросите администратора Гурия.
     -- Гурия?.. Хорошо.
     -- Я вас провожу. Это ваш авто сияет на улице?
     Джон кивнул.
     -- Итак, в путь.
     Они  вышли из кафе. Лакей в смокинге, галстучке-фокстрот и
брюках c узким черным лампасом проворно открыл  дверцы  авто  и
после  того как компаньоны сели, встал в лакейскую позу, поднес
руку   в   лимонной   перчатке    к    фетровому    шляпсу    и
наиобольстительнейшим образом попрощался.
     На  улицах уже зажглись фонари, но на тротуарах еще кишела
толпа, пошел мелкий дождь,  в  лужах  задрожали  огни  рекламы,
парижское   небо  стало  серым,  похожим  на  грязный  потолок.
Сплошным студенистым потоком  c  грохотом  двигались  по  шоссе
разномарочные   авто.   Вдали   возвышалась   Эйфелева   башня,
увенчанная трехцветным  флагом.  Компаньоны  доехали  до  моста
Сен-Мишель и уперлись в клубок машин и автобусов.
     -- Сворачивайте,   --  скомандовал  Остап.  --  Пробка  --
апендицит цивилизации. Терпеть ненавижу.
     На выезде из города полицейские проверяли документы.
     -- У вас паспорт в порядке? -- на  всякий  случай  спросил
Джон.
     -- В самом полном, -- поспешно ответил Остап.
     -- Они здесь не церемонятся.
     Автомобиль Джона пропустили, не проверяя.
     -- Что  значит  класс  машины! -- усмехнулся Джон, включая
четвертую передачу.
     -- Джон, если все будет о`кей, а в этом я  не  сомневаюсь,
мне будут нужны документы, такие документы, которые смогут меня
сделать полноправным гражданином, скажем, Великобритании.
     -- Сложно, но можно.
     -- А что если это поставить в условие нашему покупателю?
     -- Хотите стать бароном?
     -- А почему бы и нет! Почему бы мне не нанять расторопного
слугу c телеграфным блокнотом? Думаю, вы согласитесь c тем, что
барон Бендер -- это звучит.
     -- Сделаем.
     -- Знаете чего мне сейчас хочется? Поскорее отправиться на
яхту и  открыть  одну-две  бутылки лучшего шампанского. Пора бы
отметить свой триумф!
     -- У вас уже есть яхта?
     -- Образно, мистер Кервуд,  образно!  Но  все  это  не  за
горами.
     -- А как же Бразилия?
     -- По завершении комбинации!
     -- Вы все-таки...
     -- Увлеченность Рио канула в Лету еще в Немешаевске. Там в
России.  Теперь  мне  ясно, что в Париже сосредоточено все, что
есть величайшего в мире... Нет, просто смерить  глазами.  Нужно
же узнать, куда стремился советский паломник-пилигрим.
     Авто   пересек   северную   границу  города  и  по  шоссе,
асфальтированному до гладкости паркета,  направился  в  сторону
аэропорта,  проплыл через какую-то деревушку и, наконец, выехал
на гудронированную дорогу, ведущую в Орли.
     Простившись c Джоном, великий комбинатор взял такси и  как
раз  в  то время, когда Кервуд пересекал Ла Манш, возвратился в
Париж. Он остановил таксомотор недалеко от  своей  гостиницы  и
пошел  по улице Нотр-Дам-де-Лорет и, дойдя до угла Дуэ, зашел в
бистро.
     -- Кофе  c  двойным  ромом,  --   монотонно   сказал   он,
усаживаясь за один из свободных столиков.
     За стойкой сидело четверо посетителей. Было уже поздно. За
окном  между  площадями  Бланш  и  Пигаль  под неусыпным взором
базилики Сакре-Кер горели  огни  Монмартра,  притягивая  редких
прохожих  в  кабаре  и  ночные  дансинги. Прикончив кофе, Остап
расплатился, купил пачку "Camel", две бутылки кубинского рома и
вышел на улицу. Тротуарные  плиты  были  несколько  мокрыми  от
дождя.  Остап  спустился по улице Пигаль в сторону улицы Бланш,
поднялся к площади Клише. Через пять минут он был в гостинице.
     Был  первый  час  ночи.  До  от®езда   советской   команды
оставалось  трое  суток.  Остап  прошел  по  коридору  и как бы
случайно остановился у номера Ляшко. Андрей Тихонович спал: был
слышен храп. Остап попробовал приоткрыть дверь, она  поддалась.
Он  легко  вошел  в  номер и, поставив на трюмо бутылку, быстро
вышел. То же самое он проделал в номере  Кима  Родионова.  "Для
чего  я  им презентовал этот чертов перебродивший сок? -- думал
Бендер. -- Я не знаю, как  прокрутить  эту  комбинацию?  Может,
проще  снять  двух  девчонок  на Пигаль? Нет, не будем поступью
великана занимать мост. Не купится. Париж Парижем, а система  в
него  в®елась  по  самые  кости.  Значит, остается только этот,
последний, вариант. Сегодня я купил золотистый ром, завтра надо
будет  приобрести  французского  нотариуса!"  C  этими   думами
великий комбинатор поднялся по лестнице, покосился на рыхлого c
рыжеватой  бородой  коридорного,  вошел  в  свой  номер  и,  не
раздеваясь, плюхнулся на кровать.
     Под утро его разбудил телефонный звонок. Дежурный сообщил,
что внизу какой-то человек требует "администратор Гурий". Остап
быстро спустился. В вестибюле на зеленом диванчике сидел  Джон.
Под глазами у него были черные мешки. Видимо, компаньон Бендера
не спал всю ночь.
     -- Май дарлинг, на вас нет лица!
     Джон сразу перешел к делу.
     -- Покупатель готов.
     -- Конгениально.
     -- А у вас все готово?
     -- Сейчас  только  утро. К вечеру, мой друг, к вечеру. Как
говорят французы, все дело в шляпе. Где вас найти? Или нет. Вам
не хочется выпить старого доброго лимонада перед  ланчем?  Нет?
Тогда  отправляйтесь  в  мой  номер  и  хорошенько  проспитесь.
Вечером будет небольшая пьянка.
     -- Sorry?
     -- Little party... Drink... Ясно?
     -- О, ясно!
     -- До  вечера.  Вот  вам  ключи.  Если  кто   будет   вами
интересоваться,   представьтесь  французским  коммунистом,  так
сказать, мы c вами воевали в гражданскую.
     -- Кем представиться?
     -- Позже...
     Бендер вышел из гостиницы. Взглядом он  приказал  швейцару
поймать  такси.  Швейцар  засуетился  и  зовуще взмахнул рукой:
под®ехала  "альфа-ромео".  Швейцар  добродушно  открыл  дверцу.
Остап влез на заднее сиденье.
     -- Скажи  мне,  любезный,  --  обратился он к водителю, --
сколько в Париже нотариальных контор?
     -- Нотариальных? Вы  хотите  сказать,  адвокатских?  Очень
много, месье, очень много.
     -- Мне нужна самая обыкновенная, средненькая контора.
     Толстый  c  багровыми  щечками  водитель  несколько секунд
подумал, завел мотор, дернул скоростной рычаг и повел машину  в
сторону Монмартра. Через двадцать минут он остановился недалеко
от   бульвара   Ришар-Ленуар   и,  указав  пальцем  на  вывеску
"Адвокатская контора Жан Оноре", прикрякнул так:
     -- Если  "Оноре"  вас  не  устроит,  поедем   на   бульвар
Сен-Мишель,   там   между   клубом  "Пижон"  и  букинистическим
магазином находится конторка "Фернан Жентон", похуже, чем  эта,
но весьма недурная.
     -- Хорошо, я скоро.
     Водитель  доверчиво  кивнул, откинулся на спинку сиденья и
принял выжидательную позицию.
     По левую руку простиралась глубокая улица,  по  правую  --
прохладная,  c  мыльным запахом станция метро, рядом c метро --
старушка, торгующая орешками какаут, прямо -- живописная аллея!
Стекла домов уже начали по-дневному светлеть,  служащие  шумной
толпой  входили в огромное здание Муниципального банка. Великий
комбинатор пересек аллею, подошел  к  двухэтажному  дому,  углы
которого  были  украшены деревянными изображениями апельсиновых
деревьев  c  аккуратно   нарезанными   ветвями,   поднялся   по
ступенькам на крыльцо и нажал кнопку звонка.
     Оказалось,     что    бывший    государственный    оценщик
антиквариата, а ныне торчкобородый  адвокат  Жан  Оноре  весьма
любит  деньги.  Особенно  ему  нравились крупные суммы. А когда
Бендер выписал ему чек на сумму в  сто  тысяч  франков,  доктор
Оноре, почти не знавший русского языка, сказал по-русски:
     -- Я до гроба ваш, месье Бендер!
     -- Вот  до  гроба не надо, -- ответил ему на это Остап. --
Итак, в пять вечера на Шмэн-Вер.
     -- Я буду там гораздо раньше.
     Остап возвратился к машине.
     -- Бульвар Сен-Мишель отменяется. В  гостиницу!  Или  нет.
Пусть поспит. Никогда не был в "Мулен-Руж". Поехали в кабаре!


     К вечеру великий комбинатор был в своем номере.
     -- Итак,  мой  друг,  вы  французский коммунист, -- плавно
начал он. -- Откуда я вас знаю? По  гражданской  войне.  Вместе
сидели в окопах. Там вы и познали великий могучий русский язык.
Далее.  Приехали, скажем, из Марселя. Ваша комячейка испытывает
финансовые  трудности.   Но   это   лирика.   Главное   --   вы
ветеринар-профессор,  дока.  Понимаете? Сейчас я вас представлю
Ляшко! Он уже должен быть под  мухой.  В  сопровождении  Андрея
Тихоновича  мы  прокатимся  в  Сен-Жерменский  лес.  Там, среди
прочих советских жеребцов, вы увидите  Черного  Вихря  и  между
делом  скажете:  "Да, хворает лошадка, скоро скопытится!" и тут
же переводите разговор на другую тему. Далее. Когда, наконец, в
ваших руках  будет  пропуск  (а  это  будет  после  вечеринки),
незаметно  уходите  из  кафе  и  рысью  -- в советские денники.
Помните, в нашем  распоряжении  будет  только  ночь.  Утром  он
проснется,  будет  скандал, но мы уже должны быть в Лондоне. Вы
все поняли?
     -- Почти.
     -- Вот вам вырезка, в ней статья о болезни  Борна.  Статью
надо выучить наизусть.
     -- Сказать пару слов... статья...
     -- Затем вечеринка на Шмэн-Вер.
     -- Это  кафе? А может затащим его в самый дорогой ресторан
Парижа?
     -- Тащить его в  Пера?!  Да  вы  что?  Вы  имеете  дело  c
обыкновенным  советским  бюрократом,  который считает, что если
быть проще, тогда к тебе потянутся люди.
     -- На Шмэн-Вер, так на Шмэн-Вер.
     -- Ну вот и прекрасно. Вперед, к Ляшко!
     Молодые  люди  спустились  на  этаж  ниже,  обронили  свои
взгляды   на  поднимающихся  по  лестнице  вертлявых,  в  белых
передниках, горничных c  утюгами  и  шемизетками,  зашагали  по
коридору и вошли в номер Ляшко.
     -- Андрей  Тихонович,  --  скороговоркой  сказал Остап, --
позвольте вам представить...
     Но Андрей Тихонович его оборвал.
     -- Добрый день, уважаемый Исидор Кириллович, добрый  день!
-- На   трюмо  стояла  наполовину  опустошенная  бутылка  рома.
Директор был навеселе. От него несло ромом.  --  Представляете,
товарищ  Гурий?!  Просыпаюсь, протираю глаза, смотрю... бутылка
отличного рома! Этот ром я пил еще в годы... А-а! Ты хотел меня
познакомить... Что, здесь, в Париже, встретились?!..
     -- Чисто случайно.
     -- Камарад Пьер, -- представил себя Джон.
     -- Профессор-ветеринар,   большой   поклонник   советского
конного спорта, -- прибавил Гурий.
     -- Вместе в гражданскую воевали.
     -- Ах!   ах!   ах!   --   заахал  Ляшко.  --  А  под  чьим
командованием сражались?  Я,  например,  c  басмачами...  Очень
приятно, очень, товарищ Пьер!.. Мировая революция не за...
     -- Андрей  Тихонович,  --  оборвал  его  администратор, --
камарад Пьер очень хочет  взглянуть  на  наших  любимцев.  Надо
показать.  Я  хотел  было  сам,  но  все  же c директором будет
пообстоятельнее.
     В этот момент Андрей Тихонович  стал  походить  на  ярыгу,
которому море по колено.
     -- И вы еще спрашиваете?! -- директор всплеснул руками. --
Поехали,  поехали!  Камарад  Пьер, у нас лучшие в мире жеребцы!
Понимаете? Лучшие! Едем, едем...  Так,  портфель...  боюсь  его
здесь оставлять. Буржуи все-таки! Сопрут...
     -- И  то  верно.  Берите  его c собой... Андрей Тихонович,
камарад Пьер приглашает вас и меня на праздничек в честь  нашей
случайной встречи. Сами понимаете, такое раз в жизни случается!
     -- О  чем  разговор?  Нет никаких разговоров... Может Кима
разбудить?
     -- Он спит? -- удивленно спросил администратор. --  Что  c
ним такое?
     -- Выглушил всю бутылку такого же рома!
     Администратор  неопределенно  поглядел  на  Ляшко, постоял
молча, почесал в затылке, рассудил так:
     -- Это кто-то из поклонников вам этот ром презентовал,  не
иначе!
     -- Может разбудим? -- спросил Ляшко.
     -- Да зачем же? -- Исидор Кириллович театрально сморщился.
-- Пусть отдыхает.
     -- Хорошо! Черт c ним. Пусть дрыхнет. Итак в...
     -- В Мэзон-Лаффит.
     -- Туда!
     Двадцатикилометровую  дистанцию  таксомотор  преодолел  за
полчаса   и   оказался   в   маленьком   живописном    городке,
расположенном  на  опушке  Сен-Жерменского  леса.  Недалеко  от
полуразрушенного замка, в котором еще во времена Первой империи
жил на широкую ногу маршал Ланн, располагался ипподром. В®езд в
конюшню  советской  команды  вел   прямо   c   улицы.   Конюшня
располагалась в высоком кирпичном здании, выстроенном небольшим
квадратом.   Все  ворота  и  двери  были  выкрашены  коричневой
краской. Направо и налево в высоких стойлах, окна которых  были
забраны  решетками,  стояли около десяти выхоленных жеребцов. В
первом стойле лошади не было, в  нем  сидел  конюх  Петрович  и
чинил  шлеи,  уздечки  и прочую конскую сбрую. Андрей Тихонович
хотел было c характерным  только  товарищу  Ляшко  комчванством
заметить: "Наерундил ты, Петрович, делов!", но промолчал и лишь
любезно  повел  товарища  Пьера  на  середку  конюшни. Здесь он
остановился c замиранием сердца. В четвертом  стойле  полулежал
Черный Вихрь.
     -- Вот   она,   наша   гордость!  --  торжественно  сказал
директор, войдя в стойло к жеребцу.
     Но "гордость"  на  камарада  Пьера  не  произвела  особого
впечатления.  Он быстро осмотрел лошадь, недовольно причмокнул,
хрустнул пальцами и, смотря почему-то не на коня, а на  дорогую
наборную   сбрую   со  светящимися  медяшками,  почти  в  ужасе
пробормотал:
     -- Ах, какие у него мутные глаза и вз®ерошенные волосы...
     -- Что вы говорите? -- заволновался директор.
     -- Сами взгляните. -- Камарад Пьер зевнул и  приложил  обе
ладони,  как  шоры,  к  своим  глазам. -- Типичное лихорадочное
явление -- понурость. Как бы hypersustentation  не  было...  --
Тут  он  покрутил  в  руках наборную уздечку и прибавил: -- Да,
хворает лошадка, скоро скопытится!
     -- Чего?
     -- А в другом стойле это кто?
     -- А-а! Это Смелый Ветер, там дальше -- Рвущийся Парус...
     -- Прекрасно, прекрасно...
     Остап изобразил пальцами композицию  "о`кей"  и  незаметно
показал ее Джо