-- А вот и его показания...
     Ключников взял листок.
     -- Можешь,  подлюка,  не  читать. Я тебе, жидомор, так все
скажу. Суржанский  был  обвинен  во  вредительстве.  Он  предал
идеалы революции. Готовил диверсию -- разрушение пивного ларька
на Центральной площади.
     -- Это  же  мой ларек! Сами подумайте, какой смысл мне его
взрывать?!
     -- Взрывать? Ты, сказал взрывать? Так. Понятно! Вот, вы  и
признались,  Петр Тимофеевич. Понимаешь ли ты, тварь, что, если
мы расстреляли, как  собаку,  ответработника  исполкома,  то  c
тобой мы вообще возиться не будем?! Жилы порвем!
     И  тут  Петр  Тимофеевич понял, что вся его жизнь висит на
волоске.
      "А ты  как  думал?  От  органов  ничего  не  утаишь!"  --
усмехнулся про себя капитан и подмигнул Свистопляскину.
     "Расколются!" -- улыбнулся начальник ОГПУ.
     -- Хорошо. Я буду говорить.
     -- Кто подтолкнул Фицнера к написанию опровержения?
     -- Я  никогда  его раньше не видел, -- начал Ключников. --
Вы же знаете, Альберт Карлович, я за Советы. А потом Суржанский
приходит. До этого этот партиец в Дом печати ходил. К  Фицнеру.
Результат  -- статья. Еще немного -- и я банкрот. Тогда Ираклий
мне этикетки предлагает. Я же не знал,  что  он  все  по  нотам
разыграл?  Нет,  не  знал.  Я купился. Потом он сам заявляется.
Органами  представился.  Наколобродил,  то  есть.  Я  на   него
сентябрем  смотрю,  сердце  запрыгало, упало. Я и угодил промеж
косяка и двери.  Тайник  находит.  Нелегкая  угораздила.  Потом
назвался.  Чтоб  ему  пусто было. Душу -- нараспашку. Увиваться
начал. Головомойку мне устроил. Дело предложил. Тогда  и  вышла
эта  статья  под вторым номером. Непричастен я. Этот Бендер сам
ходил к Фицнеру.
     -- Роман Брониславович, вы что-нибудь поняли? Я  --  тоже.
Вот что, гражданин, еще раз и помедленее.
     И  тогда  Петр  Тимофеевич  рассказал  органам  еще  раз и
помедленнее все что знал: и о визите  молодого  человека,  и  о
сейфе, и о "Немхерес", и о "Немхересплюс", и о том, что перевод
на десять миллионов отправлен в Москву на счет Внешторга.
     На  лице Ишаченко проявилось замешательство. Свистопляскин
судорожно задергал обеими щечками. C минуту чекисты глядели  на
нэпмана  весьма  смутно. Трижды произнесенное Ключниковым слово
"Внешторг" ставило следствие в тупик: каждый  последний  чекист
знал, что "Внешторг" и "центр" -- один черт -- органы.
     -- Значит,   вы  получаете  деньги  из  Москвы,  --  голос
капитана стал несколько мягче, -- а затем их опять  отправляете
в Москву? Зачем?
     -- "Немхересплюс"   --   это   промежуточное   звено,   --
растроганно ответил нэпман.
     -- Не понимаю. Еще раз.
     -- Я  же  об®ясняю,  что  деньги  из  Миира  должны   были
поступить  в  наш  банк на расчетный счет акционерного общества
"Немхерес". Общество  это  должно  было  построить  Немешаевске
завод   по   производству   высококачественного  хереса.  Нужны
пайщики. Пайщиков нашли в Москве.
     -- Так, дальше.
     -- Перевод  подделывается.  К   "Немхерес"   приписывается
"плюс"  --  получается  "Немхересплюс".  Деньги  падают на счет
"Немхересплюс".  А  это   уже   моя   контора,   то   есть   не
государственная  -- что хочу, то и ворочу. Я оформляю перевод и
отправляю его  во  Внешторг.  В  банке  для  Внешторга  имеется
спецсчет.  Деньги  падают  на  спецсчет,  после  чего  уходят в
Женеву.
     -- К буржуям?
     -- Так точно, к ним.
     -- Начинаю понимать. Вы понимаете, Роман Брониславович?
     Начальник взглядом приказал Ишаченко,  чтобы  арестованных
увели.
     -- Что   будем   делать,   Альберт?   --   хрипло  спросил
Свистопляскин.
     -- А что такое?
     -- Ты понимаешь, что все это значит? C одной  стороны,  мы
должны  задержать  этот  перевод,  а  c  другой...  Внешторг...
Внешторг... Понимаешь, чем пахнет?
     -- Понимаю, Роман Брониславович.
     -- А я нет! Мы арестовываем  счет  этого  "плюса"  и,  тем
самым,   черт   его   знает,   сорвем   какую-нибудь   операцию
республиканского управления. Тут c кондачка решать не стоит.
     -- Понимаю, Роман Брониславович.
     -- Нужны детали, Альберт. Де-та-ли! Но в любом случае этих
двоих надо убрать. Выжать из них все -- и убрать. Не было их --
и все! Ключников и Фицнер слишком мелкие фигуры. За ними  стоит
очень  большой  человек.  Кто  этот  человек? Наш сотрудник или
бандит? Твоя версия?
     -- Бандит, товарищ начальник.
     -- Так думаешь или считаешь?
     -- Не могу знать, но думаю так.
     -- Ладно вытягивай детали. По какому пути идти -- знаешь.
     Капитан щелкнул пальцами. Ввели арестованных.
     -- Фицнер, -- шаблонно отчеканил Ишаченко, --  что  хочешь
добавить к показаниям Ключникова?
     -- Хочу  добавить?..  --  простонал  репортер. -- Добавлю,
Альберт   Карлович.   Обязательно   добавлю...   Именно    этот
гражданин...       Бен...бен...дер       представился       мне
сот...сот...рудником  ОГПУ.  Это  он   зас...зас...тавил   меня
написать так наз...назы...ы...ваемое передовое опровержение.
     -- Как ты понял, что он сотрудник ГПУ?
     -- Удостоверение пред®явил.
     -- Фамилия какая там была?
     Фицнер закрыл лицо руками.
     -- Он был очень убедителен. Я не стал проверять.
     Капитан брезгливо покачал головой.
     -- Вредитель советскому народу Ключников, где сейчас может
быть вредитель-расхититель Бендер?
     -- Скорее  всего,  гражданин  начальник, в Москве. -- Петр
Тимофеевич поджал под себя ноги --  его  крючило.  --  От  него
сегодня приезжал курьер.
     Капитан c минуту постоял молча.
     -- Курьер? Какой курьер?
     -- Мы встретились c ним в банке, -- промямлил нэпман.
     -- Фамилия! -- обрадовался Альберт Карлович. -- Приметы!
     -- Не  могу знать ни фамилии, ни примет!.. По виду человек
лет сорока, лицо  красное,  но  не  пьющее,  желтые  брови,  на
пшеницу  смахивающие,  усы  такие,  знаете, английские, складки
ефрейторские щеки и шею пересекают... Ах, да! Скорее всего,  он
сейчас на вокзале...
     Капитан вызвал конвоира.
     Вошел веселый лейтенант со вздернутым носом.
     -- Лейтенант, вот приметы. Обшманайте весь город, особенно
-- вокзал.  Даю  час.  Сверимся...  -- Капитан взглянул на свои
котлы. Котлы показывали шесть c копейками.  --  Не  найдете  --
лично расстреляю. Задача ясна?
     -- Ясна, товарищ капитан!
     -- Выполняйте!  И  заправочку,  заправочку,  мать твою, на
высоте держи! Свободен!
     Лейтенант, шаркнув, вышел.
     -- Ну что ж, носатые вонючки, картина битвы мне ясна!
     -- Хм...  --  хмыкнул  Свистопляскин.   Ты,   Альберт   не
елозь.... Вот что, запроси-ка в информационном дело этого...
     -- Бендера?
     -- Его...  Не  может  такого  быть,  чтоб об этой фигуре в
управлении не было сведений. Если нет в нашем,  пусть  запросят
Москву.
     Капитан вызвал конвоира.
     Вошел  хмурый  сержант  c  бородавкой  на  носу  и мордой,
похожей на сковородку c ушами.
     -- Вот  что,   сержант,   --   сказал   Ишаченко   голосом
правофлангового,  --  поскачешь  по  бырому  в  информационный,
перевернешь  весь  архив,  принесешь  все   дела,   в   которых
фигурирует,  да записывай ты, мать твою, фамилия Бендер. Задача
ясна?
     -- Так точно, товарищ капитан, ясна.
     -- Выполняйте! И заправочка, мать твою, чтоб во всем была!
Пошел галопом!
     Петр Тимофеевич всегда считал, что в глазах можно прочесть
чувства, владеющие человеком. В  глазах  капитана  Ишаченко  он
ничего  не  прочитал.  Но  понял, что там, наверняка, готовится
смертный приговор...
     ...Через час сержант вернулся c двумя папками, а лейтенант
-- c одним Корейко.
     -- А  говорят,  двух  зайцев  нельзя  сразу  убить!..   --
чувственно   воскликнул  капитан.  --  Докладайте  по  очереди!
Лейтенант...
     -- Задержали на вокзале. --  Лейтенант  подобрал  живот  и
раздвинул  носки на ширину ружейного приклада. -- Хотел укатить
вечерней лошадью. Оказывал сопротивление.
     -- Хорошо,  лейтенант,  --  коротко  выдал  Ишаченко,   --
отведите пока этого оленевода в мой кабинет. Сержант!
     -- В    информационном   отделе   ничего   не   нашел!   В
секретно-оперативной части  получены  два  дела  --  копии  дел
Старгородского управления.
     -- Докладывайте!
     -- Бендер-Грицацуев             Остап-Сулейман-Берта-Мария
Ибрагимович. Имеет турецкий  паспорт.  Иностранное  гражданство
получил c тем, чтобы уклониться от воинской обязанности. Судим.
Еще раз судим. Мошенник. Организатор тайного общества...
     -- Папки на стол. Можете идти!
     Пять   минут   потребовалось   Свистопляскину  и  капитану
Ишаченко, чтобы изучить обе папки.
     -- Ах ты, сволочь какая! -- воскликнул  Свистопляскин.  --
Смотри,  Альберт,  кто затесался в наши края! А я-то думал, что
он из республиканского. А он  --  организатор  так  называемого
тайного  общества  "Союз  меча  и  орала"... Вот и участники --
Полесов, Кислярский, Чарушников, Дядьев (Помнишь,  у  нас  тоже
был  Дядьев?  Ну, жирный такой? Пришиб ты его!)... Организовали
центр во главе c неким  Воробьяниновым,  все  пойманы,  а  этот
прохвост скрылся. Вот же гад! -- Роман Брониславович костяшками
пальцев  начал  выстукивать по крышке стола любимый марш "Веди,
Буденный, нас смелее в  бой!.."  --  Выходит  в  Старгороде  не
получилось, так он Немешаевском решил заняться!
     -- Какое дело раскопали, Роман Брониславович! -- и капитан
немедленно представил себя полковником.
     Лицо  нэпмана  Ключникова было красное и блестело от пота,
словно паркетный пол, который только что покрыли лаком.
     -- Ну, контрики,  теперь  стало  все  на  свои  места!  --
забулькал  глуховатый  голос  Ишаченко.  --  Итак, в Немешаевск
прибывает, скорее всего, из-за границы,  антисоветчик-меньшевик
Бендер   c   целью   организовать   в   нашем   городе   тайное
контрреволюционное  общество.  К  кому  идти?  Естественно,   к
буржуям,  к  нэпманам.  Так  он  встретил вас, Петр Тимофеевич.
Далее. Нужны деньги. Тогда он придумывает  аферу  и  предлагает
Ключникову  совершить  небольшой  круиз  до  одной  из  крупных
московсковских контор. Выбирает, собака,  Миир.  Ключников  ему
поначалу говорит: "Надо быть тяжелобольным, чтобы пойти на этот
номер",  но  затем,  достаточно  поднаторевший  в  обкрадывании
государства нэпман соглашается  и  надевает  на  себя  защитную
шкуру.  Аферист  Бендер придумывает ловко: зачем нужны бумажные
деньги? Органы все равно  узнают  об  их  происхождении.  Нужен
безнал!  И тогда, эта неподкошенная сволота подделывает перевод
-- допечатывает   в   него   цифирку   и    "плюс".    Так    у
социалистического   государства   в   реконструктивный   период
выдаивается не один десяток  миллионов!!!  Но  этого  мало.  На
деньги  сейчас  мало кого купишь, нужно еще захватить печать. И
тут  антисоветчик  Бендер  знакомится  c  вредителем  Фицнером,
который   не   смог   распознать   классового   врага!  Фицнер,
науськанный этим бандитом, берет лист бумаги и засовывает его в
пасть пишущей машинки. В следствие чего  выходит  антисоветская
статья:  пропаганда  дурацкого  хереса  лишь  предлог,  то есть
проверка репортера Фицнера  на  готовность  служить  Антанте  и
написать для нее статью, какую она только пожелает. В это время
враг  Бендер  делает  Миир.  Но  все  это,  господа опереточные
комики, шито белыми нитками! Губы они раскатали! У органов есть
антигубораскатин!  Что,  не  знали?  Далее.  Ключников  идет  в
исполком  и получает учредительные документы... Стоп! Исполком!
Как же я забыл! Кто вам помогал в исполкоме? Отвечать!
     -- Председатель Канареечкин, -- мрачно ответил Ключников.
     -- Та-та-та-та-та-та! -- цокнул языком Свистопляскин. -- Я
этого птичника всегда подозревал. Чижиков  он  любит!  Альберт,
немедленно арестовать. Этих по камерам.
     Капитан подошел к арестованным и сановито улыбнулся:
     -- Все,   гр.  бандиты!  --  Он  так  и  произнес:  вместо
"граждане" -- "гр." --  Все!  Подрасстрельная  статья!  Сегодня
ночью -- к стенке.
     -- Я же все честно... -- заныл Ключников.
     -- Да как же это так? -- пропищал Фицнер.
     Капитан окинул арестованных оценивающим взглядом и залился
смехом.
     -- А  что  ж  вам,  пни  обрыганные,  талоны  на усиленное
питание дать? Костюмы на вас шить? Мы не портные,  чтоб  c  вас
мерки  снимать! Сегодня ночью, граждане бандиты, я лично оборву
тот самый волосок, на котором висят  ваши  гнусные  жизни!  Это
только  в  юморных романчиках все гладко идет. В жизни, господа
жулики, все  гораздо  круче.  Обвинение  вынесено.  Приговор...
подписан.  Поводов к кассации мы не видим, а посему обжалованию
он не подлежит. Финиточка!
     Взгляд Ключникова потупился. Фицнер скорбно глядел в  одну
точку.
     -- Это  невозможно!  --  вдруг  воскликнул Петр Тимофеевич
ярким фальцетом.
     -- Как же это? -- Фицнер утирал слезы. -- Как же это?  Как
же?
     -- Мужчина не плачет, мужчина обижается.
     Эти  слова  были  последней  каплей  в  обвинительной речи
беспятиминутного   полковника.    Ишаченко    вызвал    охрану.
Арестованных увели.
     -- Что  будем  делать, капитан? -- c военной отчетливостью
спросил Свистопляскин. -- Заговор заговором, но  реально-то  ни
черта на свои места не встало.
     -- Как же это не встало?
     -- Ты  опять  c  кондачка? Не надо c кондачка! Внешторг --
дело  сурьезное!  Приказываю:  допросить  Корейко,  перевод  не
задерживать, завтра поедешь в Москву. Будешь разбираться c этим
делом вместе c московскими товарищами. Им виднее. Все понял?
     -- Партия  сказала, комсомол ответил! -- услужливо крикнул
капитан.
     -- Да не ори ты! Нечему пока радоваться!  Ладно,  иди,  --
Роман  Брониславович  махнул рукой. -- Я пока замполиту звякну.
Скоро к тебе загляну.
     -- Хорошо, Роман Брониславович.

        Глава XXVII     ВТОРОЙ СОН АЛЕКСАНДРА ИВАНОВИЧА КОРЕЙКО
     В  кабинете  Альберта  Карловича  было  тихо  и  пакостно.
Подследственный  Александр  Иванович Корейко сидел на кособокой
низенькой табуретке у стены по левую руку от грозного капитана.
     Зазвонил телефон.
     -- Расстрелять! -- ухнул в медь капитан. -- Чья  квартира?
Зойкина? Ах, "Зойкина квартира"! Это что, пародия? Что-то вроде
"Сильвы"?  Не  знаю  такой!  Снять!  А  директора театра и всех
лошадей блатных под суд! Что? Да ничего подобного! Управу мы на
всех  найдем.  Хотите  --  расстреливайте!  В  клинику?  Или  в
клинику!  Вы  там, товарищи, сами решайте, чего меня зря от дел
отрывать!
     На лице подпольного миллионера на самом деле лица не было.
Ему хотелось думать, что все это снова сон, но  казенный  голос
капитана думать так не позволял.
     -- Ну? Что ты нам расскажешь про город Магадан?!
     -- Какой еще город?!
     -- Колоться начали! Живо!
     -- Да, ей-бого, же...
     -- Копейку кто втихаря кроит? Папа Римский?! Кто расхищает
социалистическую  собственность?  Пушкин?!  Я  и  так все знаю!
Отвечать!!!
     Александр  Иванович  перебрал  пальцы,  начал  ломать  их,
хрустеть  суставами.  "Вот и не верь после этого в сновидения",
-- печально подумал он.
     -- Я...
     -- Разберемся! -- заверил капитан.
     -- Я  коммунист,   --   трибунно   воскликнул   подпольный
миллионер и начал дрожащей рукой теребить верхнюю губу.
     -- Были коммунистом!
     И  c  этими  словами капитан протянул Александру Ивановичу
денежный перевод из Москвы на счет "Немхересплюс".
     -- Кто стоит за этой конторой? Вы?
     -- Я не понимаю! -- отвернувшись от  следователя,  буркнул
подследственный.
     -- Не  понимаешь?  Может,  тебе  об®яснить? Зачем стрекоча
задал? Знаю зачем. Хотел, как эфир  раствориться?!  Не  вышло?!
А-а!
     -- Что  вы от меня хотите? -- Александр Иванович улыбнулся
грустной улыбкой.
     -- Созна-аешься! --  пообещал  следователь  и,  бросив  на
подследственного полный ненависти взгляд, прибавил: -- Не такие
кололись. Тебе куда палец воткнуть, чтоб полилось?
     -- Я ничего не знаю.
     -- А ты знаешь, я тебе тысячу раз верю!!!
     -- Ей-бого же, я ничего не знаю!
     -- Короче.  Кто  стоит  за  этой  конторой? Расколешься --
будешь свободен, как сопля в полете!
     -- Запарили вы меня, товарищ капитан. Я же вам говорю, что
ничего не знаю!
     -- Смени бас, грузило!
     Тут  эксконцессионер  почувствовал  себя  так,  точно  его
приперли  нарами  к  сырой  кирпичной  стенке.  Сперва  капитан
произвел свой коронный удар по челюсти,  после  которого  глаза
красномордого  подхалима  зажглись  мириадами огней, затем чуть
подушил подследственного, потом мягко ударил поддых и  закончил
экзекуцию смачной пощечиной и словами:
     -- Контра недобитая!
     -- Почему  я должен знать о том, кто стоит за какой-то там
конторой? Почему я? Может, это кто-то из вашего банка?
     -- Ты на кого, нюхач занюханный, батон крошишь?
     -- Я...
     -- Головка от коня!
     -- Я не не крошу.
     -- Как же не крошишь, когда крошишь?
     -- Я не нюхач занюханный, я гражданин Советской страны!
     -- Заморил ты меня. Тебе что, мало? Я вижу, что ты  мозгов
добавлять не хочешь!
     Кульминацией  допроса  стала серия ударов в пах. Александр
Иванович c глухим стуком свалился на пол. В  ту  самую  минуту,
когда  в  кабинет  как  бы  случайно  ввалился  начальник  ОГПУ
Свистопляскин, Корейко очнулся.
     -- Ну, как тут у тебя? --  без  всяких  церемоний  спросил
Свистопляскин.
     -- Да, заколебал меня этот гумозник!
     -- Так,  так, -- привычно сдвигая на лоб очки, пробормотал
начальник ОГПУ и, сделав небольшую паузу, добавил  со  вздохом:
-- Так  вот  она какая, очередная контрреволюционная сволочь. В
корень охреневает!  И  когда  ж  вы,  гады,  успокоитесь?  Ведь
бесполезно  же.  Бесполезно!  Сколько  вас  в  СЛОН,  на Вишеру
поотправляли... Ан нет, все равно лезут, вредят. Ни  стыда,  ни
совести!
     -- Где  у  него  совесть была, там выросло что-то. Он свою
совесть еще в школе на тетрадки променял!
     -- Не колется, значит?
     -- Выплюнь  слово  из  губы,  козел  подорванный!   Очисти
совесть! Тебе же лучше будет!
     -- Ба! ба! ба! -- Свистопляскин расставил руки. -- Слушай,
а мне его портрет знаком! Не тот ли это тип, что рассказывал на
площади возле шинка анекдот про товарища Сталина?
     -- Припоминаю,   припоминаю...   розоволицый   хлопчик   в
каракулевой кепке. Нет, Роман Брониславович, не он.
     -- Он. Приглядись. Морда то ж красная!
     -- Не он. Тот был в вязаном кардигане.
     -- Ну да ладно! Разберемся опосля.
     Корейко вздрогнул, двинул головою c чувством  собственного
достоинства, пошевелил губами и сказал пониженным голосом:
     -- Я никому никогда ничего не рассказывал!
     -- Чего  это  он  у  тебя  все  околицей уйкает? -- сделал
вопрос Свистопляскин.
     -- Мы его заставим говорить прямо, товарищ начальник!
     -- Нет, капитан, тут надо по-другому. Сам знаешь,  заставь
дурака в воду пердеть, так он туда и насерит... Ах ты ж стерва!
-- Свистопляскин  стиснул  зубы.  --  Ни  хрена  себе!  Ведущую
контору страны обворовывать мы могем, а признаваться не хотим?
     -- Я ничего не знаю!
     -- Ну, мы из тебя душу вытрясем!..  Вот  что,  Альберт,  c
кондачка  мы  это  дело решать не будем. Давай-ка его сначала в
камеру, так сказать, на обработку, а завтра,  со  свежачка,  мы
его вместе и допросим...
     -- Так и сделаем, товарищ начальник.
     Вошел  веселый  лейтенант  c  вздернутым  носом, залязгали
наручники.
     -- На выход, собака! -- приказал он.  --  По  сторонам  не
смотреть!
     После  слов  "На  выход,  собака" за окном c бешеной силой
грянул  гром,  загудел  дождь.  Подпольному   миллионеру   ясно
представилась  неизбежность  скорого  конца. Прилипший к памяти
постпервомайский сон начал сбываться...
     Ноги подкашивались у  Александра  Ивановича,  двигаясь  по
неровностям  цементного  пола, губы задрожали при виде зловещей
двери, утопленной  в  сырой  холодной  стене.  Дверь  открылась
тяжел