влением поднял брови Оконников.
     -- Да, вас, -- подтвердил Необходимцев.
     -- Оконников у аппарата!
     -- Здравствуйте,    Аркадий    Борисович!    --    чеканно
поздоровалась  трубка  и  представилась:  --  C  вами   говорит
Александр Иванович.
     -- Александр   Иванович?  Вы  в  Москве?  --  взволнованно
откликнулся Оконников.
     -- Мы могли бы встретиться?
     -- Вы где сейчас?
     -- Мы остановились в "Метрополе".
     -- Мы?
     -- Я вам при встрече об®ясню. Жду вас на Арбате в "Праге".
     -- Выезжаю немедленно!
     Еще не успокоился  потревоженный  телефон,  чем-то  внутри
позвякивая  и  не  исчезло  туманное пятно на трубке, а Аркадий
Борисович уже понял, что затевается новое дельце, да не простое
дельце, а дельце c большой прибылью и, наверняка, валютной.
     "Вот так дела! -- стукнуло в его черепе. --  Корейко-то  в
Москве!"
     -- Кто звонил, Аркадий? -- спросил Необходимцев.
     -- Звонили деньги.
     -- Кто, кто?
     -- Я потом...
     -- Опять явишься на службу c крупным опозданием?
     Вопрос  повис  в  воздухе. Телефон опять зазвонил. Аркадий
Борисович машинально ухватился за  трубку  и,  крикнув  в  нее:
"Позвоните  завтра,  сегодня  все  будут  заняты!",  кинулся  в
нехарактерной для него манере к блестящей дверной ручке, нервно
потряс  ее,  открыл  дверь,  бросил  управляющему   "простите",
пронесся  мимо  двери  c  надписью "Наркомвнешторг", налетел на
личную секретаршу товарища Микояна, легким аллюром проскакал по
коридору до лестничной клетки, покатил  по  лестнице  и  вихрем
пролетел  четыре  мраморных марша, следуя причудливым заворотам
внешторговских коридоров.  Затем  он  ворвался  в  гардеробную,
набросил  на  плечи  макинтош  и  выбежал  на  улицу.  Здесь он
остановился, посмотрел направо, налево, и, переведя дыхание, во
все горло возопил:
     -- Извозчик!
     Нелишне будет сказать, что за минуту до этого, из Большого
Харитоньевского переулка бешено вырвалась пролетка, запряженная
кудлатой деревенской лошадкой.  Извозчик,  взмахивая  кнутом  и
крича:  "Посторонись!",  гнал  клячу вперед, наполняя экипажным
грохотом  Чистопрудный  бульвар.  В  тот  самый  момент,  когда
раздался  очередной  удар  кнута, случилась оказия: пронесшаяся
мимо Аркадия Борисовича пролетка обрызгала фасад его  шикарного
английского костюма.
     -- Сволочь   дерзкая!   --  взвизгнул  Аркадий  Борисович,
вытирая брюки.
     После  случившегося  нанимать  извозчика  пропала   всякая
охота,  садиться  в  битком  набитую  "аннушку"  было неудобно,
поэтому на встречу он отправился в пешем порядке.
     Москва кипела предстоящим  Первомаем.  По  обеим  сторонам
Мясницкой  текли  комсомольцы  и  активисты,  бронеподростки  и
служащие, да и мало ли кто еще там тек или же хлопал глазами --
главное было в том, что на лицах граждан сияли  предпраздничные
улыбки,  и  разве  что  маленькие  деревянные  торговые палатки
напоминали о гнилом старом режиме. Рядом c  палатками,  голубой
кафельной молочной и квасной будкой властвовали, точно свиньи в
апельсинах,  немые  витрины госторгов. Витрины были пусты -- по
той простой причине, что помогать  покупателю  увидеть  товары,
которые и без того раскупались, не имело никакого смысла.
     Пока Аркадий Борисович шел по Мясницкой и чихал от тухлого
запаха,  исходящего  от  диетической  столовой, расположенной в
начале  Кривоколенного   переулка,   его   будущие   компаньоны
прогулялись   по   Александровскому  саду  и  уже  подходили  к
Арбатской площади, где красовалась "Прага" --  лучшее  место  в
Москве, как считал Бендер.
     Подойдя   к  двери,  Остап  поправил  галстук,  костяшками
пальцев постучал в стекло. Дверь открылась. Не говоря ни слова,
Бендер  принял  важный  вид,  жестом  отодвинул  мощную  фигуру
бородатого швейцара и прошел внутрь.
     -- У  вас  заказано?  --  удивленно  приподнял левую бровь
швейцар.
     -- Естес-c-сно! Вот что,  любезнейший,  минут  через  пять
придет  наш  товарищ,  Оконников. Немедленно его пропустить, --
приказал великолепный Остап и сунул швейцару в руку  купюру  на
чай.
     Швейцар молча принял у важных посетителей верхнюю одежду и
пропустил их в зал.
     В ресторане было шумно и дымно. Играла музыка.
     "Челаэк!"  --  открыл  было  рот  Корейко,  но  Остап  его
одернул:
     -- Нужно быть вежливым. Мы пришли не в какой-нибудь кабак,
а в образцовую столовую МСПО!
     Возник метрдотель в смокинге и белом галстуке-бабочке.
     -- Добрый день! -- учтиво проворковал он и c  достоинством
поклонился.
     -- Нас будет трое. -- Остап скользнул глазами по столикам.
-- Мы бы хотели пообедать.
     Метрдотель  галантно  сделал  пригласительный жест и отвел
видных клиентов к столику, стоявшему недалеко от эстрады.
     -- Что прикажете? -- Метродотель подал меню. -- Рекомендую
филе куропатки,  шоффруа,  соус  провансаль,  беф  бруи,   филе
портюгез, пудинг-дипломат, ростбиф, расстегайчиков...
     -- Вот  что, любезнейший, -- многозначительно провозгласил
Бендер,  возвращая  меню.  --  Все  самое  самое...  и   столик
накройте,  как  в  лучших  домах.  --  И  Остап  небрежно сунул
метрдотелю несколько купюр.
     Любезнейший раскрыл от удивления глаза,  принял  лакейскую
позу и тихо произнес:
     -- Одну минуточку-c!
     Сказано  это  было так преданно и по-лакейски ласково, что
Корейко на какой-то миг почувствовал себя одновременно  королем
Англии,  Франции  и  Испании. Он нетерпеливо стучал пальцами по
столу, ерзал на стуле и блуждал глазами по  соседним  столикам.
Неожиданно у Корейко заныло в желудке, рот наполнился слюной, а
чаша терпения вот-вот должна была разбиться.
     Ждать пришлось недолго.
     К  невысокой  черной  вазе  c  выводком рюмок и бокалов на
белоснежную   крахмальную   скатерть   прибыли   во   множестве
тарелочки, чашечки и судочки c неподдающимися описанию яствами.
     -- Хорошое  вино,  --  причмокнул  Корейко,  вонзив в себя
рюмочку. -- Правильно говорят, что Россия без выпивки  потеряет
свою душу.
     -- Ну где же ваш Оконников?
     Остап был немного взволнован.
     -- Задерживается... а вот он.
     К столику подошел не первой молодости человек c блистающим
джентльменским   лицом,  в  новом,  c  иголочки,  но  мокром  в
некоторых местах, английском костюме того самого стиля, который
Остап Бендер называет "шик-модерн".
     -- Александр   Иванович...   --    приветливо    улыбнулся
джентльмен и крепко пожал руку Корейко.
     -- Познакомьтесь, -- пролепетал Корейко.
     -- Оконников    Аркадий    Борисович,    --   представился
"шик-модерн".
     -- Бендер   Остап   Ибрагимович,   --   в   свою   очередь
представился Остап, пожимая руку джентльмену.
     Оконников  сел  за  стол,  взял  салфетку,  развернул ее и
положил на колени.
     -- Как  давно  вы  в  Москве?  --  горделиво  спросил  он,
обращаясь к подпольному миллионеру.
     -- Только сегодня приехали, -- кашляя, вымолвил Корейко.
     -- В   наше  время  друг  к  другу,  кроме  "товарищ"  или
"гражданин", никак не обращаются, -- начал Остап.  --  Впрочем,
постойте,  у  актеров еще остались длинные высокопарные титулы.
Так что же выберем мы?
     -- Чтобы не привлекать к себе внимания оставим эти  титулы
до лучших времен.
     -- Без титулов, так без титулов! За что выпьем?
     -- За знакомство, разумеется!
      После того как выпили, Остап начал зондировать почву.
     -- Вы работаете в подотделе сбыта? -- спросил он.
     -- Служу, -- ответил Оконников.
     -- "Служить  бы рад!.." Да, чем только не занимаются люди.
-- Остап поднес к губам папиросу и, не прикурив, вдруг  спросил
понизившимся  до полной нелегальности голосом: -- Ждете прихода
капитализма?
     Оконников недоверчиво покосился на Бендера.
     -- Вы можете быть c ним совершенно откровенны, --  выручил
Корейко, попутно пригубив свой бокал.
     Принесли какой-то экзотический бульон. К телячьему жаркому
разлили бургундское.
     -- Остап Ибрагимович... -- осторожно сказал Оконников.
     -- Я  понял! -- как бы переходя Рубикон, отозвался Бендер.
-- Аркадий  Борисович,  представьте  себе,  что  у  меня   есть
бронепоезд.
     -- Бронепоезд?
     -- И я его хочу продать на металлолом за валюту. Поможете?
     -- Я что-то не понимаю...
     -- Другими  словами,  если  на  расчетный  счет  Внешторга
поступит, скажем, миллионов десять, возможно ли переправить эти
деньги за рубеж?
     -- Десять миллионов? Это около  пяти  миллионов  долларов,
если по курсу!
     -- Что-то около того.
     -- Солидно.
     -- Мелко не плаваем.
     -- Мне    нужно   переговорить   c   Необходимцевым.   Все
заграничные счета проходят через него. Конвертация  тоже  через
него. Если Александр Иванович в деле...
     -- Александр Иванович в деле, но первую скрипку играю я.
     -- А что это за деньги? Они чистые?
     Остап    многозначительно    кашлянул,    наполнил   бокал
Оконникова:
     -- Какая вам разница. Деньги не  пахнут,  если  их  хорошо
отмыть.  Вся  сумма поступит из Немешаевска, c расчетного счета
акционерного общества "Немхересплюс".
     -- Вы председатель?
     -- Председатель --  некто  Ключников,  он  вас  не  должен
интересовать.
     -- Десять процентов от суммы, плюс за конвертацию, в общем
на загрансчет падает что-то около трех миллионов.
     -- В долларах?
     -- Разумеется.
     -- Ну  и  проценты  у  вас.  Как говорил один мой знакомый
фининспектор, нас задешево не купишь. Гарантии?
     -- Никаких. Мы работаем честно.
     -- Не сомневаюсь. Но бизнес  есть  бизнес,  и  если  будет
прокол  и  мне  покажут  комбинацию  из трех пальцев, я как сын
турецко-подданного,  никого  не  пощажу.  К   любой   служебной
лестнице можно пристроить эшафот.
     Корейко c замиранием сердца прислушался к голосу Бендера и
начал крутить носом.
     -- Нет    необходимости    говорить    такие   слова,   --
разнервничался Аркадий Борисович.
     Остап был величественнен, как император.
     -- Я не говорю так, если ни в чем не заинтересован.
     Оконников закурил  в  свойственной  ему  аристократической
манере.
     -- Когда поступят ваши миллионы?
     -- Когда?  Скоро.  Нужно ваше принципиальное согласие. Был
бы лес, а леший найдется.
     -- Если  все  это  серьезно,  я  сегодня  же  поговорю   c
Необходимцевым,  и не далее как дня через два-три сообщу номера
ваших счетов в одном из швейцарских  банков  и  номер  счета  в
московском  Банке  для  Внешней  торговли,  на  который  должны
поступить деньги из Немешаевска. Далее деньги конвертируются  и
после  вычета  комиссионных  преспокойненько  летят  в  Женеву.
Система отлаженная.
     -- В таком случае, заседание  продолжается!  Полагаю,  что
через  недели  две, максимум три, деньги будут на счету в вашем
банке. Мне необходимо основание для перевода.
     -- Договор?
     -- Пусть будет договор, -- согласился Остап.
     Он разлил по высоким  конусообразным  бокалам  охлажденное
"Абрау" и, подняв свой бокал примерно до уровня глаз, дружеским
кивком  головы  пригласил  Корейко  и  Оконникова  поднять свои
бокалы, после чего провозгласил тост:
     -- Выпьем за нас c вами и за хрен c ними! И за то, чтобы у
нас все было и чтобы нам за это ничего не было! За успех!
     На  десерт  гостям  были  предложены  апельсины,  персики,
мороженое и легкая музыка.
     -- Я   так   понимаю,  --  продолжил  прерванный  разговор
ответработник, -- что сумму придется разделить: половина --  на
счет Александра Ивановича, другая -- на ваш. Я правильно понял?
     -- Именно так. А это вам для начала...
     И   Остап   достал   из  портфеля  несколько  перевязанных
банковским способом пачек на сумму сто тысяч рублей  и  положил
их  на  колени  нового  знакомого.  Оконников,  мигая  глазами,
упаковал пачки в два листа вчерашних "Известий" и,  оглядываясь
по сторонам, спрятал сверток.
     -- Буду  c  вами  откровенен. Я всем нутром жажду покинуть
эту страну большого эксперимента.
     -- Нужны загранпаспорта, визы...  --  вставил  свое  слово
Корейко, смакуя вино.
     -- Все  в  наших  руках!  --  Оконников  потер руки, будто
собирался прямо здесь, за столом извлечь из  ниоткуда,  подобно
фокуснику, необходимые визы и паспорта.
     -- Значит  решено  и  подписано?  --  казалось, Бендер был
доволен встречей. -- Не так ли? И у нас не получится, как в том
анекдоте:  "Нашли  общий  язык.  Не   поделили"?   А,   Аркадий
Борисович?
     -- Нет, так не получится.
     Фокусник  из  Внешторга поднялся и, откланявшись удалился.
Остап обдал подпольного миллионера табачным дымом.
     -- А  мне  понравился  ваш  Оконников,  --  удовлетворенно
отметил он. -- По-моему, человек он деловой.
     -- Да  уж,  дубиной  стоеросовой его не назовешь -- тертый
калач. Бой-мужик! -- Корейко растянул в улыбке щель рта.  --  А
какими  делами  мы c ним ворочали! На одном только "Реванше" по
лимону отхватили.
     -- Резюмирую, Александр Иванович, мы все ближе подходим  к
краеугольному камню нашего предприятия.
     -- Как  бы  голову  не  потерять.  Бог  его знает, чем это
пахнет.
     -- Студент, не трещите крыльями без повода: кто напуган --
наполовину погиб, alias, сдайте  в  архив  ваши  рассуждения  о
гусарстве!  Скоро  мы  будем срывать цветы удовольствия. Все на
свете идет к лучшему. Лед тронулся!

        Глава XIX     НА ИППОДРОМЕ
     Остап  отвел   захмелевшего   подпольного   миллионера   в
гостиницу  и,  как  ребенка, уложил спать. Сам же отправился на
ипподром. Желание посетить  скачки  у  него  возникало  всегда,
когда он появлялся в столице.
     На  Театральной  площади  Бендер  нанял таксомотор. Машина
выехала  на  Тверскую,  пронеслась  по  Петроградскому   шоссе,
повернула  на Беговую и вскоре остановилась у главного входа на
ипподром.
     Молодое  весеннее  солнце  азартно   играло   на   стеклах
толпившихся  "фиатов" и "рено", щедро разбрасывало золото своих
лучей на головы валом валившей публики.
     Сезон гладких скачек  окончился  месяц  назад,  открывался
сезон  барьерных  скачек  и  стипль-чезов.  Вот-вот  должен был
начаться важный заезд.
     Остап снял плащ, перекинул его  через  руку  и  подошел  к
окошкам  тотализатора.  Здесь  топталось  много  ипподромовских
завсегдатаев. Они обсуждали предстоящие  скачки.  Когда  же  из
громкоговорителя  раздавался  спокойный голос комментатора, все
разом замолкали.
     Великий комбинатор решил не рисковать и поэтому для начала
поставил  по  сто  рублей  на  трех  лошадей  --  Выдержанного,
Отчаянного  и  Быстрого. Он поднялся в верхнюю ложу и посмотрел
на  исхлестанное   ветром   скаковое   поле.   Перед   трибуной
пританцовывала  черно-гнедая  лошадь  c большим белым пятном на
лбу, жокеи старались ее сдерживать. "Скорее всего  это  и  есть
фаворит",  --  подумал  Остап  и  принялся  наблюдать  за ходом
скачки. Прошло два заезда, оставалось  еще  четыре.  Получилось
так, что два раза Остап проиграл, один раз выиграл, затем опять
проиграл  и,  когда  лошади  выходили на третий круг, полностью
овладел программой скачек.
     В во время третьего заезда Бендер,  случайно  оглянувшись,
обратил  внимание на невысокого человека сидевшего почти за ним
сбоку. Остап старательно  осмотрел  его.  Под  расстегнутым  --
очень интересного фасона -- плащом был виден великолепно сшитый
двубортный  блейзер  c  золотыми  пуговицами,  белая  рубашка c
воротником-стойкой  и  черный  галстук.  Волосы,  сообщавшие  о
размеренной и богатой жизни, выразительный нос греческого типа,
аристократические аккуратные ногти и даже манера держать сигару
-- все  выдавало в нем иностранца. Остап поднялся и сел рядом c
ним.
     Еще не кончился заезд, а великий комбинатор  уже  выяснил,
что англичанин Джон Кервуд живет в Лондоне, в доме георгианской
постройки,  по роду занятий букмекер, а по природной склонности
большой любитель шотландского виски и джина c тоником.
     Не  часто  Ее  высочество  судьба  преподносила   товарищу
Бендеру  такие  подарки:  это  был третий случай, когда великий
комбинатор встречался c  одним  из  представителей  буржуазного
мира.  Ликующий Остап решил ухватить фортуну за хвост и держать
ее так до тех пор, пока она перед ним не капитулирует.
     -- Вы хорошо говорите по-русски, -- констатировал Остап.
     -- Благодарю вас, -- c легким акцентом произнес Джон. -- В
свое время я посещал конный завод недалеко от Ростова-на-Дону.
     -- Все англичане помешаны на теннисе и на лошадях. Не  так
ли?
     Джон  откусил  кончик сигары, сплюнул, щелкнул зажигалкой,
сладко затянулся и, самодовольно улыбнувшись, спросил:
     -- Вы, я вижу, тоже регулярно играете на скачках?
     Вместо ответа Остап добродушно рассмеялся.
     -- Я предпочитаю гладкие скачки. Барьерные -- не по  моему
вкусу, -- откровенничал англичанин.
     -- А как же азарт? Кстати, вы поставили на Быстрого?
     Кервуд   устремил   на  собеседника  удивленно-вопрошающий
взгляд.
     -- А как вы это поняли?
     -- Зря. -- Остап, конечно, не стал  об®яснять  иностранцу,
что  следил за ним. -- По-моему, Быстрый имеет средние шансы на
успех.
     -- Я поставил три червонца на то,  что  Быстрый  придет  в
первой тройке.
     Остап снисходительно улыбнулся.
     -- А  почему  не  тысячу?  Вам нравиться швырять деньги на
ветер?
     В  голосе  Бендера  чувствовалась  легкая   насмешка.   Но
англичанин не понял.
     -- На  Выдержанного  необходимо  ставить,  --  категорично
заявил Остап.
     -- Вы жокей?
     -- Разве я похож на жокея?
     -- Букмекер?
     -- Некоторым образом...
     -- О!
     В глазах британца вспыхнули яркие радостные огоньки. А его
русский коллега выплеснул  из  себя  целый  поток  восторженных
фраз.
     -- Вы  только  посмотрите  на  Выдержанного...  Вон  он, в
сиреневой  попоне...  Нет,  вон  там...  ноздрями  фыркает   на
огороженном   участке   газона.   Поставили  метку?  Это  самый
красивый, лучший из  лучших  скаковых  коней!  Видите,  как  он
горделиво  переступает  ногами?  Он  преисполнен воли к победе.
Ясно, что  этот  фаворит  может  выиграть  любой  чемпионат  по
барьерным скачкам. Это же не конь, а личность, которая случайно
стала лошадью!
     В глазах Джона промелькнула настороженность, и он медленно
проговорил:
     -- А кто тренирует этого коня? Кто наездник?
     -- В программе все написано.
     -- Хм... -- задумчиво произнес Джон. -- Стас Устинов!
     Остап воодушевился:
     -- Это  первоклассный  жокей!  Я его знал еще ребенком! Он
ездил почти на всех лошадях, которые сейчас участвуют в скачке.
Вы знаете, сколько он выиграл скачек?!
     -- Да-да, я вам верю.
     -- Выдержанный будет участвовать в последнем  заезде.  Мой
прогноз: он придет первым. Это будет красивая победа!
     -- Да, превосходная лошадь. Вы советуете поставить на нее?
     Остап  поднес  к  глазам  бинокль  и  посмотрел  на  доску
об®явлений,    вывешенную    возле    букмекерских     киосков,
выстроившихся в ряд под трибуной.
     -- На  Отчаянного  принимают один к двум, -- не отрывая от
глаз бинокль, говорил Бендер. -- На Быстрого  два  к  трем,  на
Выдержанного  тоже  один  к  двум,  а  на  Мужественного пять к
четырем.
     Джон взял из рук Остапа бинокль и внимательно посмотрел на
лошадей в паддоке.
     -- А Быстрый тоже великолепно выглядит.
     -- Вы  все-таки  сомневаетесь?  Хотите,  я   вам   уступлю
половину своей ставки?
     -- Нет, спасибо.
     Джон  вышел  из ложи и поспешил к тотализатору. Пройдя ряд
букмекерских киосков, он остановился у бюро и сделал  ставку  в
крайнем  окошечке.  Когда  он  вернулся,  уже начался последний
заезд.  Публика  гудела,  как  на  параде:  лошади  заканчивали
дистанцию. Поле рвалось к финишному столбу. По скаковой дорожке
шли,   вытянувшись  в  цепочку,  десять  лошадей.  Черно-гнедой
Выдержанный оставил всех в битом поле, затем обошел  Отчаянного
на  корпус  и галопом полетел на под®ем к финишу. В кон