- Я тебя не люблю, дорогая?! - вскричал Камилл, осыпая ее  поцелуями.
- Я тебя не люблю?! - повторил он, и его шумные ласки произвели на  г-жу
де Розан такое же действие, как жидкий свинец, по капле  вгрызающийся  в
живую плоть.
   Наступила тишина. Несчастная женщина едва не  лишилась  чувств  и  не
упала на паркет. Она оперлась на мраморный столик с изогнутыми  ножками,
а потом рухнула на стул, где  сидела  неподвижно  с  закрытыми  глазами,
прерывисто дыша и не имея сил попросить у Господа  помощи  в  исполнении
задуманной ею страшной мести.
   Но когда она услышала продолжение разговора, силы вернулись к ней.
   - Знаешь, который час? - спрашивал Камилл у Сюзанны.
   - Нет. Да какое мне до этого дело? - удивилась девушка.
   - Уже пять часов.
   - Ну и что?
   - Нам будет удобнее там, а не здесь, - нежно пропел Камилл.
   Слово "там" заставило  креолку  содрогнуться.  "Здесь"  означало  "за
столом", "там" - "в алькове".
   - Идем же, дорогая! - продолжал Камилл.
   - Ты меня любишь? - томно промолвила Сюзанна.
   - Я тебя обожаю! - отозвался Камилл.
   - Поклянись!
   - Не можешь ты без клятв!
   - Так ты клянешься?
   - Да, сто раз да!
   - Чем?
   - Твоими черными  глазами,  твоими  бледными  губами,  твоими  белыми
плечами.
   Сквозь замочную скважину г-жа де Розан увидела, как  Камилл  увлекает
Сюзанну к алькову.
   - Да простит меня Господь! - прошептала она.
   Отойдя от двери, она приблизилась  к  камину,  взяла  стакан  воды  и
залпом его осушила. Проверив  оружие,  она  отворила  дверь  и  вышла  в
коридор.
   Когда она подошла к двери номер двадцать три, она увидела, что  ключа
нет.
   Креолка вернулась к себе и застыла, словно окаменела.
   Придя в себя, она осмотрела  внутреннюю  дверь.  С  ее  стороны  были
задвижки, с другой - замок.
   Еще она заметила вот что: кроме задвижек с ее же  стороны  находились
дверные засовы, удерживавшие дверь, один - на потолке, другой - на полу.
   Тогда она поняла, что ничто не потеряно.
   Она бесшумно отодвинула задвижки, а потом и запоры.
   Дверь держалась лишь на язычке замка, запертого на два оборота.
   Она нажала на дверь, и та широко распахнулась.
   Она не спеша, ровным шагом двинулась  к  алькову.  Скрестив  руки  на
груди, она взглянула на изумленных любовников, тесно прижавшихся друг  к
другу, и сказала:
   - Это я!

XXXI

Глава, в которой рассказывается, как умеет за себя отомстить любящая женщина

   Появление г-жи де Розан было  настолько  неожиданным,  что  ошеломило
Сюзанну и Камилла.
   Они будто -окаменели, внезапно застыв и смертельно побледнев.
   - Повторяю: это я! Вы что же, не узнаете меня?  -  глухо  проговорила
она.
   Любовники опустили головы и молчали.
   - Камилл! - продолжала г-жа де  Розан,  пристально  глядя  на  своего
мужа. - Ты меня постыдно обманул, подло предал. Я пришла рассчитаться  с
тобой за подлость и предательство.
   При этих словах Сюзанна подняла голову. Она хотела было ответить,  но
Камилл зажал ей рукой рот и шепнул, но так, что креолка услышала:
   - Молчи!
   Госпожа де Розан побледнела и на  мгновение  прикрыла  глаза.  Потом,
справившись с болью, которую ей причинили слова мужа, проговорила:
   - Негодяй! И он еще называет ее на "ты" в моем присутствии!
   Камилл решил, что пора вмешаться.
   - Послушай, Долорес, - как можно ласковее начал он, - я не  собираюсь
ни скрывать, ни оправдывать свое предательство.
   Но мне кажется, что здесь не место для объяснений, которые ты  вправе
от меня ожидать.
   - Объяснения?! - вздрогнула креолка. - Какие могут  быть  объяснения?
Что ты собираешься мне объяснять? Свое преступление?  Вот  она  я,  стою
перед тобой! Разве я первая клялась тебе в вечной любви? Разве я обещала
хранить верность? Или нарушила клятву? Что нового ты можешь мне сказать?
   - Повторяю, - продолжал Камилл, - что эта сцена на  постоялом  дворе,
если тебе так больше нравится, неприлична.
   Вернись откуда пришла, я зайду к тебе через минуту.
   - Ты с ума сошел, Камилл? - пронзительно расхохоталась креолка.  -  И
ты полагаешь, я попадусь в эту грубую ловушку? Не ты ли клялся,  что  мы
уедем через неделю?
   - Богом клянусь, Долорес: через десять минут я буду у тебя.
   - Я больше не верю в Бога, Камилл, а ты и вовсе  никогда  в  Него  не
верил, - возразила креолка.
   - Чего же вы хотите? - вмешалась мадемуазель де Вальженез.
   Госпожа де Розан не удостоила ее ответом.
   - Да замолчите вы, Сюзанна! - повторил Камилл.
   Он повернулся к жене:
   - Если ты  не  хочешь,  чтобы  я  к  тебе  куда-нибудь  зашел,  чтобы
объясниться, чего тебе в таком случае надо?
   - Камилл! - молвила г-жа  де  Розан,  с  мрачной  решимостью  вынимая
спрятанный на груди кинжал. - Я пришла сюда,  чтобы  убить  тебя  и  эту
женщину. Но после того, что я услышала из своей комнаты,  мои  намерения
изменились.
   Угрожающий тон, которым г-жа де Розан произнесла последние слова,  ее
суровый взгляд, хмурое  выражение  лица,  сверкающие  ненавистью  глаза,
судорожно зажатый в руке кинжал, наконец, сотрясавшая  ее  тихая  ярость
смутили любовников, и они непроизвольно схватились за руки.
   Первой мыслью  или,  вернее,  инстинктивным  движением  Сюзанны  было
броситься на г-жу де Розан и вырвать с помощью Камилла кинжал. Но Камилл
ее удержал.
   Видя же, что самые худшие  его  предположения  оправдываются,  Камилл
соскользнул с постели и протянул руку, чтобы привести в исполнение  план
Сюзанны.
   Но креолка остановила его взглядом.
   - Не подходи, Камилл! - сказала она.  -  Не  пытайся  отнять  у  меня
кинжал. Или, клянусь честью, я убью тебя, как гадину!
   Камилл отпрянул, столько решимости было во взгляде г-жи де Розан.
   - Прошу тебя, Долорес, выслушай меня! - сказал он.
   - А-а, испугался! - усмехнулась мадемуазель де Вальженез.
   -  Еще  раз  прошу  вас,  Сюзанна:  молчите!  -   строго   проговорил
американец. - Вы же видите, что мне необходимо поговорить  с  несчастной
девочкой!
   - Тебе ни к чему со мной говорить, Камилл,  ведь  я  ничего  не  хочу
слушать, - возразила г-жа де Розан.
   - Чего же ты от меня требуешь, Долорес?  -  опустив  голову,  спросил
Камилл. - Я готов сделать все, что пожелаешь.
   - Трус! Трус! Трус! - глухо пробормотала Сюзанна.
   Камилл не слышал или сделал вид, что не слышит ее слов, и повторил:
   - Говори! Чего ты от меня требуешь?
   - Я требую, - начала г-жа де Розан, убежденная в том, что наказание в
ее руках, - чтобы ты долго и мучительно искупал свой грех.
   - Я искуплю!.. - сказал Камилл.
   - Да, да, - прошептала креолка. - Дольше, но раньше, чем ты думаешь.
   - Начинаю прямо сейчас, Долорес: посмотри, я уже покраснел.
   - Этого недостаточно, - покачала головой Долорес.
   - Я знаю, что виноват, очень виноват. Я вся жизнь  готов  заглаживать
свою вину.
   - А  я,  Камилл?  -  усмехнулась  Сюзанна.  -  Какое  место  в  своем
искуплении ты отводишь мне?
   - Послушай, Долорес, не обращай внимания! - вскричал молодой человек.
- Клянусь, что сделаю все от меня зависящее, чтобы  ты  забыла  об  этой
минутной ошибке.
   Но Долорес снова покачала головой.
   - Этого недостаточно, - повторила она.
   - Чего же ты хочешь?
   - Сейчас скажу.
   Госпожа де Розан на мгновение задумалась, потом продолжала:
   - Я тебе сказала, Камилл, что все слышала из соседней комнаты.
   - Продолжай!
   - О! - пробормотала Сюзанна.
   - Следовательно, тебе известно, - продолжала креолка, что я знаю все.
Итак, Камилл, сам того не сознавая, не замечая, ты только  и  делал  что
говорил с этой женщиной обо мне, хотя предал меня ради нее.
   - Верно! - вскричал Камилл, радуясь тому, что его жена  слышала,  как
ссора разгорелась у него из-за нее с  Сюзанной,  -  Видишь,  Долорес,  я
всегда тебя любил!
   Сюзанна издала нечто подобное на рычание.
   - Говорить обо мне в такую минуту,  -  заметила  Долорес,  -  значило
признаваться в угрызениях совести.
   - Это было воспоминание, больше  чем  воспоминание  -  крик  души!  -
пролепетал Камилл.
   - Ах, негодяй! - прошептала Сюзанна.
   Камилл чуть заметно пожал плечами.
   -  Я  действительно  думаю,  что  это  был  крик  души!  -   серьезно
проговорила Долорес.  -  Ты  меня  любил,  вспоминал  обо  мне,  даже  в
присутствии той, ради которой меня предавал.
   - Да, да, клянусь, я любил тебя! - выкрикнул Камилл.
   - На сей раз можешь не  клясться,  -  с  горькой  усмешкой  разрешила
креолка. - Ты говоришь правду, я знаю. И именно на твоей любви  ко  мне,
которую ты так и не смог задушить, я и построю свою месть.
   - Что  ты  хочешь  сказать?  -  спросил  Камилл,  снова  почувствовав
беспокойство,  хотя  он  был  далек  от  того,  чтобы  угадать  истинные
намерения жены.
   - Твоя смерть, Камилл, явилась бы краткой и глупой местью. Нет,  нет,
я хочу, чтобы ты остался жив, но влачил остатки дней в  мучениях,  столь
же ужасных, как твое преступление, и,  чтобы  моя  месть  неизгладимо  и
навсегда отпечаталась в твоей душе.
   В  это  мгновение  мадемуазель  де  Вальженез,  поняв,  какую   месть
замышляет г-жа де Розан, подняла голову, и в ее глазах, на губах, в лице
мелькнула злорадная усмешка.
   Но ни Камилл, ни его жена этого не заметили.
   - Я хочу, - продолжала Долорес,  все  более  оживляясь  и  приходя  в
восторженное состояние мученицы, - я хочу, чтобы твоя жизнь превратилась
в долгую, томительную смерть. Я хочу, чтобы ты был  наказан  на  столько
лет, сколько я выстрадала дней. Я хочу, чтобы ты видел меня каждый  час,
каждую минуту рядом, перед собой, позади себя, у  своего  изголовья,  за
столом.
   Я хочу стать твоей вечной тенью, твоим страшным призраком.
   Я хочу, чтобы ты плакал до последней своей минуты. Чтобы  остаться  в
твоих мыслях на всю твою жизнь, я ухожу в небытие.
   Раз тебе мало Коломбана-призрака, я хочу, чтобы к тебе являлся еще  и
призрак Долорес.
   С этими словами креолка, уже несколько минут нащупывавшая левой рукой
место, где бьется ее сердце,  приставила  туда  острие  кинжала  и,  как
показалось, без усилий, без крика, вонзила клинок по самую рукоятку.
   Кровь брызнула Камиллу в лицо;  почувствовав  на  себе  ее  мертвящее
тепло, он поднес руки, а когда оторвал  их  от  своего  лица,  они  были
красными и липкими.
   Сюзанна пристально следила за каждым движением Долорес  с  той  самой
минуты, как угадала ее намерения.
   Оба, и Сюзанна, и Камилл, вскрикнули, но по-разному.
   Камилл был изумлен, напуган, растерян. Сюзанна испытала злорадство.
   Госпожа де Розан так быстро упала на ковер, что Камилл, бросившись  к
ней, не успел ее подхватить.
   - Долорес! Долорес! - жалобно выкрикивал он.
   - Прощай! - едва слышно прошелестел в ответ ее голосок.
   - Очнись! - взмолился Камилл, склоняясь над ней. Похоже,  она  умерла
без боли.
   Камилл осыпал поцелуями шею, плечи жены, и хлеставшая из  раны  кровь
делала их гладкими и блестящими, словно мрамор.
   - Прощай! - выдохнула креолка так тихо, что Камилл с трудом разобрал,
что она сказала.
   Сделав  над  собой  невероятное  усилие,  она  совершенно   отчетливо
прибавила:
   - Будь ты проклят!
   Госпожа де Розан была мертва.  Веки  ее  сомкнулись,  будто  лепестки
цветка с наступлением ночи.
   -  Долорес,  любимая!  -  вскричал   молодой   человек,   потрясенный
внезапной, неожиданной, мгновенной, наконец, мужественной кончиной жены.
- Долорес, я люблю тебя! Я только тебя люблю, Долорес! Долорес!
   Он позабыл о Сюзанне, а та сидела на краю постели и холодно наблюдала
за этой ужасной сценой; внезапно мадемуазель де  Вальженез  напомнила  о
себе кощунственным хохотом, и Камилл обернулся в ее сторону:
   - Приказываю тебе молчать! - крикнул он. - Слышишь?
   Приказываю!
   Сюзанна пожала плечами, промолвив:
   - Ах, Камилл, до чего ты жалок!
   - Сюзанна, Сюзанна. . - отозвался он. - Правду мне говорили! Какое же
ты, должно быть, ничтожное создание, если можешь смеяться над еще теплым
трупом!
   - Ну, допустим, что так, - равнодушно  промолвила  Сюзанна.  -  А  ты
хочешь, чтобы я помолилась за упокой ее души?
   - Ты же видела, что здесь произошло, - ужаснулся он ее жестокосердию.
- Неужели у тебя нет ни жалости, ни угрызений совести?
   - Тебе очень хочется,  чтобы  я  пожалела  твою  любимую  Долорес?  -
спросила Сюзанна - Ну, так и быть: мне ее жалко.
   Доволен?
   - Сюзанна! Ты негодяйка! - вскричал Камилл. -  Отнесись  с  уважением
хотя бы к телу той, которую мы погубили - Ах, уже мы убили? - язвительно
произнесла Сюзанна.
   - Несчастное дитя! -  прошептал  американец,  целуя  покойную  в  уже
остывший лоб. - Бедная девочка! Я вырвал тебя из родной семьи,  отнял  у
матери, сестер, кормилицы, родины и позволил тебе  покончить  с  жизнью,
где некому тебя пожалеть, о тебе помолиться, тебя оплакать. И все-таки я
тебя люблю, ты была последним цветком моей юности, самым нежным, свежим,
душистым! Рядом с  тобой  я  становился  лучше,  я  мог  исправиться  О,
Долорес, Долорес!
   И вот легкомысленный, холодный, бесчувственный, каким мы видели его в
начале книги, когда  он  казался  беззаботным,  эгоистичным,  смешливым,
вдруг разразился слезами, едва взглянув на бездыханное тело жены.
   Он  поднял  ее  голову  и,  с  воодушевлением  целуя,  словно  живую,
воскликнул:
   - О, Долорес! Долорес! До чего ты хороша!
   Невозможно передать, какое выражение презрения, бешенства, злобы было
написано в эту  минуту  на  лице  Сюзанны.  Она  побагровела,  ее  глаза
налились кровью и засверкали. Она задыхалась и смогла только выговорить:
   - Должно быть, мне все это снится!
   - Это я жил как во сне, в роковом сне, с того дня, как впервые увидел
тебя! - рассердился Камилл - Это я жил как во  сне  в  тот  день,  когда
решил, что люблю тебя. Да, я так думал... Разве достойна любви  та,  чьи
губы раскрываются для поцелуев в доме, где течет кровь ее брата?  В  тот
день,  Сюзанна,  каким  бы  бесчувственным  и  пропащим  я  ни  был,   я
содрогнулся всем телом. Все во мне восставало,  когда  я  говорил  тебе:
"Люблю", потому что сердце подсказывало мне: "Лжешь: ты ее не любишь!"
   - Камилл! Камилл! Ты, несомненно, бредишь, - сказала  мадемуазель  де
Вальженез.  -  Возможно,  ты  меня  разлюбил,  однако   я   люблю   тебя
по-прежнему. Но если не любовь, - продолжала она, указывая на труп  г-жи
де Розан, - то смерть не менее сильная, чем любовь, свяжет нас навсегда.
   - Нет! Нет! Нет - задрожал Камилл.
   Сюзанна одним прыжком преодолела разделявшее их с Камиллом расстояние
и обвила его руками.
   - Я люблю тебя! - с обожанием глядя на него, страстно прошептала она.
   - Пусти, пусти меня! - пытаясь освободиться, проговорил Камилл.
   Но Сюзанна тесно прижималась к нему, висла у него на шее, притягивала
к себе, душила в объятиях, словно змея.
   - Перестань, говорят тебе! - вскричал Камилл, отталкивая ее так,  что
она опрокинулась бы навзничь,  если  бы  не  налетела  на  угол  камина,
благодаря чему удержалась на ногах.
   - Ах так! - насупилась она.
   Окинув любовника презрительным взглядом и смертельно  побледнев,  она
прибавила:
   - Я больше не прошу, я так хочу, я приказываю!
   Она протянула в его сторону руку и властно проговорила:
   - Скоро рассвет, Камилл. Закрой этот чемодан и следуй за мной!
   - Никогда! - возразил американец. - Никогда!
   - Хорошо, я уйду одна, - решительно продолжала Сюзанна. - Но,  выходя
из гостиницы, я всем скажу, что ты убил жену.
   Камилл в ужасе закричал.
   - Я скажу это и в суде, и перед эшафотом!
   - Ты не сделаешь этого, Сюзанна! - испугался Камилл.
   - Как я  любила  тебя  пять  минут  назад,  так  теперь  ненавижу,  -
хладнокровно вымолвила мадемуазель де  Вальженез.  -  Я  это  сделаю,  и
немедленно.
   Девушка с угрожающим видом направилась к двери.
   - Ты отсюда не выйдешь! - крикнул Камилл, схватил ее за руку и  снова
подвел к камину.
   - Я позову на помощь, - пригрозила Сюзанна, вырываясь из рук  Камилла
и подбегая к окну.
   Камилл схватил ее за волосы, растрепавшиеся во время любовных ласк.
   Но Сюзанна успела ухватиться за оконную задвижку и изо всех сил в нее
вцепилась. Камиллу никак не удавалось оттащить ее от окна.
   Во время борьбы Сюзанна задела рукой стекло и порезалась.
   При виде собственной крови она пришла в такое  неистовство,  что  без
умысла, не сознавая что делает, что было сил закричала:
   - На помощь! Убивают!
   - Молчи! - приказал Камилл, зажимая ей рот рукой.
   - Убивают! На помощь! - впиваясь зубами в его  руку,  продолжала  она
кричать.
   - Да замолчишь ты, змея!.. - прорычал Камилл, одной рукой  сдавив  ей
горло, а другой отрывая ее от окна.
   - Убивают! Убив... - прохрипела мадемуазель де Вальженез.
   Не зная, как еще заставить ее замолчать, он опрокинул ее на себя, все
сильнее сдавливая ей горло.
   Отвратительная схватка продолжалась. Сюзанна  в  предсмертной  агонии
кусалась, пытаясь вырваться, Камилл, понимая, что, если  она  выйдет  из
комнаты первой, то он пропал, сжимал ее горло все сильнее.  Наконец  ему
удалось преодолеть ее сопротивление, он поставил колено ей  на  грудь  и
сказал:
   - Сюзанна! Мы играем жизнью и смертью. Поклянись молчать или, клянусь
своей душой, вместо одного трупа здесь будут лежать два.
   Сюзанна прохрипела нечто нечленораздельное.  Ее  хрип  был  похож  на
угрозу.
   - Ну, будь по-твоему, гадина! - проговорил молодой  человек,  надавив
ей коленом на грудь и изо всех сил сжав ее горло.
   Так прошло несколько секунд.
   Вдруг Камиллу показалось, что он слышит шаги. Он обернулся.
   Через комнату Долорес, обе двери которой оставались открытыми, хозяин
гостиницы, вооруженный двустволкой,  вошел  в  сопровождении  нескольких
человек: постояльцев и слуг, сбежавшихся на крики.
   Камилл непроизвольно отпрянул от Сюзанны де Вальженез.
   Но она была неподвижна, как и г-жа де  Розан.  Камилл  задушил  ее  в
схватке.
   Она была мертва.
   Несколько лет спустя после этого происшествия,  то  есть  около  1833
года, когда мы посетили Рошфорскую каторгу, где навещали св. Венсана  де
Поля XIX века,  то  есть  аббата  Доминика  Сарранти,  тот  показал  нам
возлюбленного прачки Шант-Лила, убийцу Коломбана и Сюзанны. Его когда-то
черные как  смоль  волосы  побелели,  а  лицо  носило  теперь  отпечаток
мрачного отчаяния.
   Жибасье, все такой же свежий, молодцеватый  и  смешливый,  утверждал,
что Камилл де Розан старше его лет на сто.

XXXII

Глава, в которой святоша убивает вольтерьянца

   Мы оставили нашего друга Петруса сиделкой у графа Эрбеля,  его  дяди.
Оттуда он написал Регине, что приступ подагры у дяди миновал, что он сам
снова свободен и скоро увидит свою прекрасную подругу.
   Но подагра, увы, похожа на кредиторов: она отпускает вас только перед
смертью, то есть когда ничего другого уже не остается.
   Итак, приступ подагры у графа Эрбеля отнюдь  не  собирался  проходить
так скоро, как о том мечтал его племянник;  напротив,  он  возобновлялся
все чаще, и генерал в иные минуты  подумывал  о  том,  чтобы  сыграть  с
подагрой шутку, пустив себе пулю в лоб.
   Петрус  нежно  любил  дядюшку.  Он  угадал,  о  чем  тот  думает,   и
несколькими добрыми  словами,  сказанными  от  души,  а  также  невольно
выкатившейся слезой смягчил сердце генерала до такой  степени,  что  тот
отказался от своего ужасного плана.
   На том они и порешили, как вдруг в комнату, где лежал граф,  влетела,
словно ураган, маркиза де Латурнель, одетая в черное с головы до пят.
   - О! - вскричал граф Эрбель. - Неужели смерть близка,  если  посылает
мне самое большое испытание?
   -  Дорогой  генерал!  -  начала  маркиза  де  Латурнель,  попытавшись
изобразить волнение.
   - В чем дело? - оборвал ее граф. - Не могли бы вы  дать  мне  умереть
спокойно, маркиза?
   - Генерал, вы знаете о несчастьях, постигших дом ЛамотГуданов!..
   - Понимаю, - нахмурился граф Эрбель и закусил губу.  -  Вы  прознали,
что мы с племянником  искали  наикратчайший  путь  к  смер