десант Девяносто  Второй  и  постараемся
соскрести их вручную.
   - Что угодно, лишь бы вы забыли об этом чудовищном взлете, -  отозвался
Сойер, который чувствовал себя виноватым.


   Когда Инглиша сняли  с  оболочки  "Хэйга",  он  первым  делом  запросил
сведения  о  потерях.  Капитан  растянулся  на  спине  в   тесном   отсеке
разведскутера, тяжело дыша и рассматривая низкий,  такой  родной  потолок,
словно это было прекрасное голубое небо.
   Он все еще сжимал АПОТ-ружье, дуло которого упиралось ему в шлем.
   Пока не вернулась вся команда, он подумывал, не пристрелить ли  Клиари,
которая болталась, запутавшись в ремнях и время от времени кидая  на  него
многозначительные  взгляды,  словно  первейший  долг  капитана  Инглиша  -
освободить эту дурищу из ее идиотских завязок.
   Когда установили связь с  последним  из  парней,  а  последний  квадрат
обшивки был проверен и  свободен  от  телероботов,  он  понял,  что  новых
сюрпризов  не  будет.  Убитых  и  тяжело  раненных   нет.   Только   троим
потребовалась специальная медпомощь. Ничего хорошего, но с этим справиться
можно. Телероботы врага не были запрограммированы на людей.
   Эти твари походили на обрубки крепких стальных парней с мощными  лапами
и очками ночного видения. Когда один из роботов уставил  на  Инглиша  свои
глазелки, тот почувствовал, что где-то там, внизу, на поверхности планеты,
какой-то гуманоид изучает его.
   Так что прежде чем разнести робота, он состроил этому гуманоиду рога.
   Инглиш немного расслабился и повернулся к Сойеру.
   - Знаешь, эти встроенные компьютеры не так уж плохи.
   - Точно, - раздался голос лейтенанта. - Мы продолжаем подбирать  людей.
Хочешь вместе с Мэннинг заняться повреждениями "Хэйга" и обсудить, как она
собирается произвести стыковку?
   - Конечно, давай ее.
   Голос Джоанны Мэннинг сообщил:
   -  Дельта-Два,  "Хэйг"  не  настолько  пострадал,  чтобы  мы  не  могли
подлатать его и увести отсюда, мне только надо ввести в курс  дела  вашего
техсоветника, капитан.
   -  Мы?  Увести...  -  Он  понял,  что  сует  нос  в  дела  разведки,  и
остановился. - Ладно, мы уведем его, будем тянуть или тащить все, что  вам
с техсоветником заблагорассудится. Действуй, разведка.
   - Спасибо за доверие, Дельта-Два. Отбой.
   Дела обстояли так, что надо было либо  уводить  "Хэйг",  либо  взрывать
его. Мэннинг не сказала этого, но Инглиш понимал:  нельзя  было  оставлять
Синдикату корабль Флота, да еще с  экспериментальным  вооружением.  Хорошо
все же, что это не его проблема, а Джоанны Мэннинг.
   Инглиш продолжал наблюдать за подбором людей и помогал усталым  ребятам
забираться  в  кабину,  когда  его  встроенный   компьютер   без   всякого
предупреждения соединил его с Клиари.
   - Какие новости? - осведомился Инглиш. Он больше не сердился. Он  помог
Траску втащить внутрь последнего раненого. Нельзя сердиться  на  здоровых,
когда так счастлив видеть раненых.
   - Просто я подумала, что ты захочешь узнать:  с  Падовой  все  будет  в
порядке, как и с остальными, кто был на мостике. Но у  нас  мало  времени.
Синдикат скоро придет в себя, и тогда нам придется худо.
   - Да, ну ладно, ты же у нас технический  советник.  Все,  что  от  тебя
сейчас требуется, это втолковать банде десантников  все,  что  нужно,  для
того, чтобы подлатать  наш  изувеченный  корабль  и  унести  отсюда  ноги.
Справишься?
   - Справлюсь, Инглиш, не переживай.
   - Отлично, Омега. Отбой.



Интерлюдия. СЕМЬЯ

   Вслед  за  падением  последней  Империи  начался  стремительный  распад
общества.  Целые  народы  лихорадочно  искали  способ  выжить  в  условиях
всеобщего  хаоса.  Для  членов  Альянса  таким  способом  стала   взаимная
поддержка. На планетах,  объединившихся  в  Синдикат  Семейств,  прижилась
специфическая форма феодального общества с высоким уровнем технологий.
   Опустошительные набеги пиратов и иных странствующих разбойников  унесли
жизни огромного множества людей - а ведь население планет к тому времени и
так изрядно поредело.
   Промышленность,  уцелевшая  несмотря  на  все  катаклизмы,   постепенно
сосредоточилась в руках тех немногих,  кому  удалось  сохранить  знания  и
умения, необходимые для поддержания ее жизнедеятельности.
   Однако во  многих  высокотехнологичных  мирах  крушение  инфраструктуры
вызвало ожесточение населения против горстки людей, сумевших сохранить то,
что уцелело. Это  было  вполне  закономерно  для  народов,  вернувшихся  к
использованию животных в качестве  тягловой  силы  и  хранивших  в  памяти
леденящий ужас бомбовых налетов космических кораблей. И каждый из тех, кто
был способен построить подобный корабль, становился злейшим врагом.
   Часто, слишком часто целые планеты  погружались  в  пучину  феодального
варварства. В те времена в каждой крохотной  долине  имелся  свой  военный
диктатор.
   Что касается познаний в области высоких  технологий,  то  их  сохраняли
отдельные семьи,  передавая  из  поколения  в  поколение.  Руководства  по
эксплуатации и технические инструкции постепенно превратились в  бесценные
сокровища.
   Вскоре  произошло  резкое  отчуждение  привилегированных  семейств   от
остального общества, состоящего сплошь из дремучих невежд.  И  как  только
народы оправились от последствий катастрофы до такой степени, что торговцы
вновь стали более необходимы, чем  солдаты,  именно  семейства,  владеющие
познаниями, поднялись на вершину власти.
   Но   даже   и   тогда    отголоски    кровавых    столкновений    между
феодалами-солдафонами не стихли окончательно. На смену им пришла  жестокая
борьба  баронов-грабителей,  контролировавших  фактически   все   средства
производства. Положение еще  более  усложнилось  с  возрождением  торговых
космофлотов. Сложилась ситуация,  аналогичная  той,  в  которой  оказалась
Япония к концу эпохи свободной торговли:  семейства,  под  чьим  контролем
находились континенты и целые планеты, увидели  в  происходящих  переменах
угрозу своему могуществу. Но в отличие  от  японских  феодальных  династий
доминирующие  семейства,  зная  цену  технологиям,   стремились   наиболее
эффективно использовать открытия, заново совершаемые учеными других миров.
Угроза разнообразных влияний извне, способных ослабить  их  неограниченную
власть над своими народами, также  вынуждала  самые  мощные  из  кланов  к
скорейшему  объединению.  Сплотив  свои  усилия,  эти  пятьдесят  семейств
оказались в состоянии полностью изолировать  конгломерат  своих  миров,  а
заодно подчинить себе те  немногие  планеты  внутри  границ  конгломерата,
которым до сих пор удавалось сохранять независимость...
   Чувство преданности - особое чувство. Когда  тебя  с  младенческих  лет
воспитывают  в  духе   беспрекословного   подчинения   интересам   группы,
преданность прочно входит в привычку,  особенно  если  ты  принадлежишь  к
привилегированному меньшинству. Но когда понятие  "группа"  совпадает  для
тебя с понятием "семья", когда сама  кровь,  текущая  в  жилах,  вынуждает
постоянно  ощущать  принадлежность  к  этой  группе,  чувство  преданности
неизмеримо возрастает. Зов крови куда сильнее абстракций типа Альянса  или
даже Флота.



Шариан Льюитт. "ГОЛУБКА"

   Первое, что почувствовал Тони Лукка, была боль. И в то же мгновение  он
вспомнил, как умирал...


   2 часа. Хорьки слева по борту. Защита разведкатера слишком слаба, чтобы
отразить удар. Нет даже плазменного орудия. Хоть  один  заряд...  Потом  -
ослепительная вспышка и белое сияние...


   Все кончено, понял Тони. Время словно остановилось. В  голове  проплыла
туманная мысль: родственники  сойдут  с  ума,  а  Тереза  никогда  его  не
простит. Он же поклялся им избегать опасностей - во всяком случае,  таких,
как   война.   Уверял:   самое   страшное,   что    ему    угрожает    как
миссионеру-оккупанту и специалисту по коренному населению, - приступ рвоты
после какого-нибудь традиционного дикарского блюда. Как он смеялся и какие
брезгливые рожи корчил, когда изображал Терезе в лицах,  как  аборигены  с
почестями поднесут ему кушанье вроде  того,  какое  предлагают  Верховному
божеству искусства любви...
   А теперь он умирал. Поле зрения внезапно сузилось, по его краям залегла
непроницаемая  тьма.  Словно  вход  в  длинный  туннель,  подумал  Тони  и
удивился, осознав, что боль отступила,  Откуда-то  из  глубин  подсознания
всплыли  слова,  знакомые  ему  давным-давно,  которые  он  услышал,   как
казалось, еще до рождения: "Я предаю тебя сну..."
   Хотя слова были немного странными, это его не тревожило. СИЯНИЕ  должно
было понимать - для Тони  все  в  диковинку.  Ему  ведь  еще  ни  разу  не
приходилось умирать, и потому мысли отчаянно  путались.  В  конце  концов,
подумал он, КТО-ТО и так поймет, что Тони искренне  раскаивается  в  своем
поступке тогда, во время экзамена по математике в седьмом классе...
   Даже для дополнительной  электроники  и  спасательного  оборудования  в
разведкатере было слишком тесно. А ведь надо было еще найти  уголок,  куда
можно сложить барахло - омнивидеомагнитофоны и кучу запчастей к  ним.  Без
этого добра не стоило и надеяться завоевать сердца аборигенов.  У  жителей
Бейнбриджа патологически низкий уровень культуры. Да и чему тут удивляться
- столько лет под властью хорьков! Если верить докладам, местные жители до
сих пор обрабатывали свои поля мотыгами и обитали  в  простеньких  хижинах
даже без намека  на  водопровод.  Тем  не  менее  каждый,  кому  хоть  раз
доводилось посмотреть омнивидео, тут же проникался горячей любовью к этому
чуду техники. Правда это или преувеличение - знали, пожалуй,  только  сами
составители докладов. "Местные жители настроены  дружелюбно",  -  бормотал
про себя Тони, выслушивая предполетный инструктаж. В конце  концов,  какая
разница? Подготовка территории для оккупации - всегда дело  трудное,  даже
если аборигены оказывают тебе содействие. Но такая  уж  у  него  работа  -
гарантировать установление добрых отношений между представителями Флота  и
местным населением.


   Тони беспокоили не аборигены. Имелись  сведения  о  налетах  хорьков  -
пилотов-самоубийц из числа "несгибаемых". И  вот  эта  особенность  данной
зоны ему совсем не нравилась. Он не был  Ястребом  Тейлоном  вроде  своего
двоюродного братца Джимми Апачи.  Тони  не  стал  бы  возражать,  если  бы
оккупация Бейнбриджа разворачивалась по одному из сценариев, изложенных  в
учебнике.
   Впрочем,  ребята  из  Разведки  заверили,  что  "последствия  оккупации
хорьками полностью ликвидированы". На их языке это могло  означать  только
одно - последние из  хорьков  уничтожены.  И  хотя  у  Тони  на  сей  счет
оставались кое-какие сомнения - все-таки нельзя было  забывать  о  морских
пространствах и довольно обширных пустынных территориях Бейнбриджа,  -  он
согласился,  что  целесообразнее  прихватить  побольше  омнивидео,  а   не
загромождать драгоценное пространство оружием.
   Кроме того, положа руку на сердце стрелок  из  него  никудышный.  Из-за
этого Тони и стал специалистом по оккупации. Он  не  мог  попасть  даже  в
неподвижную мишень. Доктор сказал, что это патология зрения, а не психики.
Медицинские справочники именуют ее "безумным глазом".
   Да только и после установления диагноза отношения Тони  с  соседями  по
тренировочной  базе  ничуть  не  улучшились.  За  глаза  парни  продолжали
дразнить его пацифистом, трусом, а то и  вовсе  сердобольной  девицей.  Но
особенно его уязвил один случай.
   Когда пришло время покинуть  бараки  и  отправиться  на  стажировку  по
инопланетной культуре, Тони пришел за вещами. Открыл свой рундук... и  тут
же на него обрушилась лавина мелких  белых  перьев.  Наверняка  кто-то  не
поленился распотрошить старомодную подушку, привезенную из дома.
   Тони знал, что имели в виду его  одноклассники.  И  тогда  он  поклялся
доказать им, чего стоит на самом деле. Он не пожалеет ни времени, ни  сил.
Он еще утрет им всем нос - всему Флоту!
   И вот, кажется, утер. После страшного  взрыва  разведкатер  должен  был
превратиться в облако пара. Никакой надежды...
   Вот почему Тони никак не мог понять, отчего так больно. Ведь мертвые не
чувствуют боли - по крайней мере так утверждают священники.  Тони  никогда
всерьез не верил священникам, но как бы то ни было,  они  знали  о  смерти
больше, чем те, кто окружал его все эти годы.
   А потом он услышал мягкий  голос.  Этот  голос  проник  сквозь  плотную
пелену,  опутавшую  его  сознание,  и  чувство  безграничного   облегчения
медленно разлилось по телу.
   - Это поддержит твои силы, - проговорил голос. - Хочешь воды?
   Вода...  какое  восхитительное  слово!  Тони  захотелось   кричать   от
восторга, но он лишь издал слабый стон.  Пластиковая  соломинка  коснулась
губ, и Тони жадно втянул в себя влагу.
   - Не торопись, - ласково попросил  голос.  -  В  первый  раз  -  совсем
чуть-чуть.
   Вода была теплой, и через несколько глотков Тони почувствовал, как она,
хлюпая, тяжело стекает в желудок. Соломинку у него тут же отобрали, но  он
был благодарен и за то, что получил - стало немного легче.
   - Здорово тебя саданули, - заметил кто-то, и при этих  словах  сознание
Тони окончательно прояснилось. Однако усталость была так  велика,  что  он
попытался на некоторое время задержаться на границе  полузабытья...  Голос
принадлежал мужчине, но с каким-то странным хрипом, словно его  обладатель
недавно сжег себе гортань.
   - Это точно, - согласился Тони. - Я даже пикнуть не успел.
   - Бедняга, - посочувствовал голос.
   И вдруг Тони обнаружил, что ничего не видит.
   Теплая пелена, вызванная  обезболивающим,  начала  спадать.  Ему  стало
страшно. Так страшно, как никогда не было прежде. Он попытался  разомкнуть
веки и понял, что глаза его плотно  закрыты  повязкой.  Он  хотел  поднять
руку, чтобы убрать повязку, но не сумел - рука казалась  страшно  тяжелой,
ее словно что-то удерживало.
   - Постой, постой! - встревожился женский голос. - У тебя же капельница.
Что случилось?
   - Я не вижу... - просипел Тони, в горле снова пересохло.
   - Не беспокойся, это всего лишь бинты.  Тебе  обожгло  глаза  во  время
взрыва. Но как только тебя доставили на борт, мы тут же сделали  операцию,
и сейчас прогноз  вполне  благоприятный.  Видеть  будешь.  Если,  конечно,
немного полежишь спокойно и перестанешь рвать повязку.
   - Хорошо, -  покорно  согласился  Тони.  Мягкий  голос  доктора  звучал
авторитетно, и разумнее  было  подчиниться.  Доктор,  не  доктор  -  какая
разница, пусть хоть санитарка в морге,  лишь  бы  правду  говорила.  Ужас,
охвативший  Тони  минуту  назад,  отодвинулся  на  задворки  сознания,  но
бесследно не исчез.
   Он усмехнулся.  Говорите,  прооперировали?  Может,  заодно  и  "синдром
безумного глаза" сняли? Ну тогда  держитесь,  господа  морские  пехотинцы!
Теперь он покажет вам, как нужно стрелять!
   Эта мысль окончательно успокоила Тони, и с его языка градом  посыпались
вопросы.
   - Это ведь "Сала-Аль-Дин", да? - осведомился он. - А  Иван  Ягудин  уже
заходил меня проведать? А Самия Цин?
   Ягудин был его лучший друг и сосед  по  каюте  корабля  "Сала-Аль-Дин".
Инженер, ответственный за жилища для персонала Флота. Именно он должен был
заняться созданием материальной базы для расселения оккупационных  сил.  С
того дня, как открыли Синдикат, Флот принялся основательно окапываться  на
новой территории,  так  что  спецы  вроде  Ивана  пользовались  повышенным
спросом... Странно, если Ягудин, узнав о том, что на борту  раненый  друг,
даже не справился о его самочувствии.
   А Самия... Это было довольно смелое предположение. Хотя она  ему  давно
нравилась и знала об этом. Так почему бы не спросить?
   - Как ты сказал? "Сала-Аль-Дин"? - удивленно протянул  хриплый  мужской
голос. - Нет, парень, это судно называется "Кардифф". Мы  оказались  ближе
всех к месту, куда тебя выбросило взрывом, за теневой стороной Бейнбриджа.
   - А-а... - протянул Тони, не сумев скрыть разочарования.
   А он-то обрадовался, что оказался на родном корабле среди друзей. Ну  и
врагов, конечно, тоже, но и этих ведь он знал как облупленных.  Сразу  все
стало бы ясно - распорядок дня,  обязанности.  Хотя,  может,  и  не  стоит
особенно расстраиваться. Возможно, "Кардифф" будет пролетать неподалеку от
"Сала-Аль-Дина",  и  как  только   Тони   достаточно   оклемается,   чтобы
передвигаться самостоятельно, его переправят к товарищам.
   Хотя, если быть реалистом, черта с два такое произойдет. "Сала-Аль-Дин"
сейчас  висит  на  синхронной  орбите,  над  самым   крупным   континентом
Бейнбриджа, где запланировано построить завод. А такие задачи - Тони  знал
это наверняка - поручают всегда  одному  крейсеру.  Значит,  у  "Кардиффа"
совсем другая миссия и другой курс полета.
   - Да, кстати, - сказал хриплый голос. - Меня  зовут  Алекс  Шурр.  Твой
сосед по палате. Временно. Офицер артиллерии.
   - А ты как здесь оказался? - спросил Тони, хотя ответ  его  не  слишком
интересовал.
   - Не поверишь. Наступил на пустую бутылку  и  порвал  коленные  связки.
Странное дело: кости они склеивают - раз плюнуть, а со связками  ни  черта
не могут сделать. Считается - это не повод поднимать на  уши  медицину.  Я
тоже так подумал бы, если бы это случилось не со мной. Но знаешь -  болит,
сволочь.
   Тони  не  смог  сдержать  усмешки.  По  крайней  мере  его  ранило  при
исполнении. Отвечая откровенностью на  откровенность.  Тони  представился,
ожидая  от  Алекса  известных  подначек:  я,  мол,  боевой  офицер,  а  ты
тыловичок. Но вышло наоборот - Шурр даже заинтересовался.
   - Ни разу до сих пор  не  видел  живого  специалиста  по  оккупации,  -
дружелюбно прохрипел он. - Вы  -  что-то  типа  разведчиков,  да,  парень?
Слушай, а что там за дела на Бейнбридже? Говорят, аборигены  не  из  самых
гуманных. Как думаешь, удастся вам подготовить их к  соседству  с  Флотом?
Если получится, это будет обалденная база, правда?
   - Да ну, - пробурчал Тони. - О чем  тут  рассказывать?  Скукотища.  Для
боевого офицера...
   Алекс от души расхохотался.
   - Какая бы ни была скукотища, все веселее, чем просто валяться на койке
и пялиться на ржавые переборки... Они мне совсем  не  дают  обезболивающих
таблеток. Зато с утра до ночи крутят самый паршивый омнидиск из хит-парада
этого месяца. Не поверишь, но  за  два  дня  я  узнал  о  жизненном  цикле
лирианских летающих хищников столько, что меня уже воротит от этих тварей.
   Тони  почувствовал,  что  его  неприязнь  к  Алексу  начала  потихоньку
рассеиваться. Такого дружелюбного  артиллериста  ему  еще  не  приходилось
встречать... Стоп, а ведь это отличный шанс проверить одну теорию!
   Тони Лукка в глубине души всегда был  уверен,  что,  если  ему  удастся
заарканить одного из  этих  воображал-фронтовиков  и  заставить  выслушать
себя, он запросто сумеет убедить его, что работа оккупационщика  -  отнюдь
не богадельня для инвалидов. Знание и образование  производят  безотказное
впечатление  на  аборигенов,  а  товарищи  по  оружию  в  этом  смысле  от
аборигенов мало отличаются. К тому же  Шурр  был  идеальным  объектом  для
эксперимента - он, судя по  всему,  обладал  лучшими  из  качеств  боевого
офицера: открытый, доверчивый  парень,  готовый  уже  через  минуту  после
знакомства считать тебя своим лучшим другом.
   - А что тебе известно о Бейнбридже? - начал Тони. - Хотя бы  о  местном
населении?
   - Почти ничего, - ответил Алекс. - Мое дело -  в  них  стрелять,  а  не
изучать их обычаи.
   Тони, как  мог,  боролся  с  одолевающей  его  дремотой  -  как  только
накатывал сон, тут же одолевало головокружение. Он  подвинулся  повыше  на
плотной, хрустящей подушке и попытался собраться с мыслями.
   - Бейнбридж, - начал он,  словно  завзятый  лектор,  -  входил  в  зону
владения хорьков. Местные жители были миролюбивы, держать их в повиновении
не составляло особого труда. Это была  отличная  позиция  для  налетов  на
территории Альянса.