и каждая из вас стала мне дороже
во  сто крат.  И раз мы выжили,  когда  остальные погибли, то мы в ответе за
наше дело... и нам даны силы, чтобы его исполнить. Но  я  потом расскажу вам
об этом. Прежде нужно кое-что  сделать.  - Проведя  пальцами по  ребрам, она
дала  им понять, что уши слышат и  глаза видят. - Скорбь  моя не о нас.  И я
хочу обдумать ее причины.
     Она  выискала  за  пузырями с  консервированным  мясом  темный уголок и
улеглась  лицом  к живой  стене  урукето,  заставив  тело недвижно  застыть.
Овладев собой, она вернулась к мыслям о Вейнте. К мыслям, что не должны были
нарушить внешнего покоя.
     Вейнте!  Полная ненависти. Теперь,  освободившись  от  привязанности  к
бывшей  эфенселе,  Энге поняла,  что  та  из себя представляла. Темная сила,
воплощение зла. Было ясно, что первые же действия этой силы будут направлены
против  Энге  и ее  спутниц.  Они  выжили,  когда  умерли  все  остальные. В
Икхалменетсе они не будут  молчать, и слова их будут не в  пользу Вейнте.  И
она попытается заставить их умолкнуть. Это было очевидно.
     Зная,  откуда  грозит опасность, - нетрудно  ее избежать.  Следует  все
продумать. Первым делом самое легкое. Надо выжить. Энге встала и направилась
к  подругам. Акел и  Эфен  еще не спали,  а Омал и Сатсат  уже погрузились в
коматозное  оцепенение, в  котором им предстояло пробыть  все время  долгого
путешествия в темном нутре урукето,
     -  Проснитесь,  прошу,  надо  поговорить,  -  произнесла  Энге.  Спящие
зашевелились. - Здесь  не место  для долгих  разговоров  -  я прошу помощи и
повиновения, Выполните ли вы мою просьбу?
     - Говори, Энге, - ответила Омал, остальные согласно зажестикулировали.
     - Значит, так.  Одна  из нас всегда должна бодрствовать, пока остальные
спят.  Нам грозит опасность. Если  очень захочется спать,  разбуди  подругу.
Будем караулить по очереди. Ну как? - Она взглянула на слушающих, те знаками
выразили  одобрение  и  согласие.  - Тогда  все  в порядке. А теперь  спите,
сестры, а я буду сторожить.
     Энге сидела все в той же позе,  когда Вейнте  спустилась вниз.  Заметив
внимательный взгляд Энге, она  задрожала от ненависти.  Та не отвечала, но и
не отворачивалась. Ее  спокойствие  так  взбесило Вейнте,  что  она улеглась
подальше, спиной к Дочерям.
     Путешествие  проходило  без  приключений,  подруги были  так  потрясены
гибелью  Алпеасака,   что  скрывались  от  кошмарных  воспоминаний  во  сне,
пробуждаясь, чтобы поесть, и засыпали  снова.  Но  одна  из  пятерых  всегда
бодрствовала и была настороже. Когда показалась земля, Энге спала.
     - Показались  деревья на  берегах  Энтобана,  - сказала  Сатсат, легким
движением разбудив Энге.
     Та  жестом  выразила удовлетворение  и стала дожидаться, когда Эрефнаис
останется наверху одна. Уловив такой момент, Энге поднялась, и они обе стали
молча смотреть на далекий берег, на котором высились зеленые джунгли.
     - Прошу покорно просветить, - начала Энге.
     Эрефнаис ответила жестом внимания. - Перед нами берег теплого и вечного
Энтобана. Но известно ли, в каком именно месте мы находимся?
     - Где-то здесь. - Эрефнаис держала карту  между большими пальцами одной
руки и показывала  пальцами другой. Энге внимательно следила. - Мы пойдем на
север  вдоль  берега,  -  сказала  Эрефнаис,  -  мимо  Йибейска  к  островам
Икхалменетса.
     -  Не сочти меня назойливой,  если я  попрошу сообщить, когда  мы будем
возле Йибейска.
     - Будет сделано.

     ...Через  два дня  они приблизились к  городу.  Вейнте тоже интересовал
Йибейск. Она стояла в заднем  конце плавника, Эрефнаис  и Энге были впереди.
Вскоре уже можно было  разглядеть высокие  деревья, золотые  пляжи, с  обеих
сторон  подходившие к городу, дальние  силуэты лодок, возвращавшихся домой с
дневным   уловом.   Энге   словно  и  не  обнаруживала   особого   интереса.
Полюбовавшись на берег, она поблагодарила Эрефнаис и спустилась вниз. Вейнте
бросила  ей вслед  взгляд, полный ненависти, и  вновь принялась разглядывать
берег.
     Утром она услышала разговор  Эрефнаис с  одной из членов экипажа и всем
телом затрепетала от гнева. Она должна была догадаться.
     - Они  исчезли,  Эрефнаис, все  пятеро. Проснувшись, я увидела,  что ни
одной нет на месте. Их нет ни внизу, ни наверху.
     - И ты ничего не заметила?
     - Ничего. Сегодня  я  проснулась первой,  чтобы заступить  на  вахту...
Просто уму непостижимо.
     - Вовсе нет!  - громко  выкрикнула Вейнте, и  говорившие вздрогнули.  -
Непостижимо то,  что я не догадалась об  этом. Им прекрасно известно, что  в
Икхалменетсе их  не ждет ничего  хорошего.  Они хотели укрыться  в Йибейске.
Поворачивай назад, Эрефнаис!
     Вейнте говорила  повелительным тоном, властно выпрямившись. Но Эрефнаис
и не подумала повиноваться, а лишь  неподвижно застыла. Словно  окаменели  и
члены  экипажа; каждая одним глазом наблюдала за говорившими. Вейнте знаками
выражала  срочную  необходимость,  требовала  повиновения,  грозила  гневом,
словно грозовая туча, возвышаясь над низенькой Эрефнаис.
     Это   сгорбленной-то,  приволакивающей  ногу  Эрефнаис  своевольничать?
Однако ее мало интересовал конфликт бывшей эйстаа и Дочерей Жизни. Энге была
добра  к  ней,  никогда  не  обижала...  Эрефнаис мало что слыхала о Дочерях
Жизни, и они не вызывали у нее беспокойства. Хватит крови, она  была уверена
в этом, а в каждом движении рассвирепевшей Вейнте сквозило желание убивать.
     - Следуем прежним курсом. Мы не повернем. Пассажир может быть свободен.
     Она повернулась и пошла прочь,  и только хромота не  давала ей в полной
мере выразить чувство удовольствия и торжества.
     Вейнте застыла  в отчаянии. Она здесь не распоряжалась, - как, впрочем,
нигде отныне, мрачно  напомнила память, -  не могла она прибегнуть и к силе.
Экипаж не допустит  этого. И она  замерла, пытаясь побороть  холодный  гнев.
Логика выше, сейчас не время для чувств. Деваться некуда - теперь она ничего
не могла сделать. Энге и ее подруги сумели скрыться... пока. Но это неважно.
Они  еще встретятся,  и возмездие будет  мгновенным. Об Эрефнаис  тоже  пока
придется забыть. Не стоит и думать о  пустяках. Она должна думать о Месекеи,
о  тех  больших  делах,  что ей придется  совершить.  Своих целей  она может
добиться  лишь тщательно спланировав действия, выбросив  из головы  ненужные
эмоции. Всю  жизнь  ей приходилось  сдерживать свои  чувства,  и  она только
удивлялась обретенной  силе. А все этот устузоу... Он подбил ее покой, обрек
ее на вечную ненависть. Это из-за Керрика и его родни она  стала  такой. Она
не забудет. И пока будет сдерживать гнев. И только однажды... Ненависть надо
таить в уголке сердца. Чтобы однажды предаться ей.
     Так думала  она  и постепенно успокаивалась; тело вновь  становилось ее
собственным. Оглядевшись, Вейнте  обнаружила,  что  осталась  в одиночестве.
Эрефнаис  с вахтенными была наверху, остальные  дремали.  Вейнте  посмотрела
туда, где еще вчера спали Энге и ее подруги, - и ничего не ощутила при этом.
Так и должно быть. Она  вновь владела и телом  своим,  и эмоциями. В темноте
кто-то пошевелился. Вейнте вспомнила об Акотолп и самце. Едва разглядев их в
темноте, она подошла поближе.
     - Помоги беспомощному самцу, великая  Вейнте,  - захныкал самец, тщетно
дергаясь в мертвой хватке Акотолп.
     -  Да, я помню тебя  по ханаке. -  Вейнте заинтересовал мяукающий голос
самца. - Ты и есть певец Эсетта, не так ли?
     - Вейнте, вечно первая, потому что  она помнит имена всех, от нижайшего
до  высочайшего.  Но  теперь  несчастному Эсетте не о  чем петь. Эта толстая
вытащила меня из ханане, волокла меня через вонючий туман,  мешавший дышать,
едва не утопила по  пути  к урукето, а теперь  больно стискивает мою руку. Я
пытался говорить, просил, чтобы она меня отпустила, пока не умерла.
     - А почему ты не умер? - грозно спросила Вейнте.
     Эсетта взвизгнул и отшатнулся.
     - О великая Вейнте, почему ты хочешь смерти ничтожнейшего?
     - Не хочу, но остальные ведь умерли. Храбрые иилане  Алпеасака. Умерли,
когда умер их город.
     И  тут Вейнте вдруг почувствовала страх. Они  умерли, а она? Почему она
осталась  жива? Верной Сталлан она сказала тогда, что они осталось живы лишь
из ненависти к устузоу. Так ли? Неужели  этого довольно, чтобы выжить, когда
умерли все? Она мрачно поглядела на Акотолп и только сейчас начала понимать,
в  каком  состоянии та находится.  Сомнение  в жизни,  сопротивление смерти.
Акотолп  случалось  работать  во  многих городах, и  она  не была всей душой
предана одному из них. Но она была ученой, а потомку знала, что смерть может
наступить в любой момент. Сейчас  в этом оцепеневшем теле шла борьба. Только
силой воли удерживала себя Акотолп среди живых.
     И когда  Вейнте  поняла это, в нее словно влились  новые силы. Если эта
толстуха может жить, если у нее хватает сил для этого, на что будет способна
она сама, обладающая  силой воли эйстаа... она может жить, она будет жить...
и снова править. Ей это по силам!
     И  Вейнте  в победном  жесте  подняла  обе  руки  и  полоснула  когтями
неподатливую  стенку.  Перепуганный  стон  проник   в  ее  сознание,  и  она
посмотрела вниз, на скрючившегося на полу Эсетту. Желание пришло мгновенно.
     Она нагнулась и сильной рукой разжала пальцы ученой. Он начал торопливо
благодарить, но она грубо возбудила его и уселась на него верхом.
     Акотолп продолжала сидеть в той  же позе, но  один глаз вдруг  медленно
повернулся и уставился на соединившуюся пару.
     После трудов  праведных Вейнте  решила поспать. Проснувшись, она  сразу
увидела жирную  Акотолп, которая  пыхтя  лезла  наверх,  в  плавник.  Вейнте
огляделась, самца  не было видно -  спрятался, должно  быть.  Она с усмешкой
шевельнулась при этой  мысли и  вдруг почувствовала, что от  мысли об Эсетте
сон оставил ее. Урукето качнулся на  высокой волне, и внутрь плавника проник
яркий  солнечный  луч.  Вейнте окончательно  проснулась  и встала,  зевая  и
потягиваясь. Свет  манил ее к себе, и она неторопливо поднялась наверх.  Там
стояла Акотолп, зрачки ее при ярком свете превратились в две узкие  щелочки.
Она поглядела  на  Вейнте  и  быстро  зажестикулировала, выражая  радость  и
благодарность.
     -  Грейся на  солнце,  добрая  Вейнте,  наслаждайся теплом,  а  я  буду
благодарить.
     Вейнте  знаком  выразила  согласие  и удовольствие.  Акотолп  переплела
большие пальцы в дружественном жесте и заговорила;
     -  Благодарю тебя, сильная Вейнте, ты спасла мне жизнь. Научная  логика
определяет мое существование, но я  знаю и про  важную роль тела, хоть оно и
подчиняется мозгу.  Я знаю, что по  приказу эйстаа  в организме любой иилане
могут начаться  метаболические  изменения, которые  заканчиваются смертью. И
когда  в  бедном  Алпеасаке все умерли, я  поняла, что причиной  тому смерть
города.   Осознав  это,  я  испугалась  за  себя,  ведь,  несмотря  на   мои
неограниченные  познания, этот удар  мог  сразить и  меня.  Помогло то,  что
остался  жив самец.  Раз  может  он, могу и я. И поэтому я так  держалась за
него, пока боролась за жизнь. А потом пришла ты и отобрала его, и я пришла в
себя,  возвратилось  и зрение.  Я увидела,  какая ты  живая,  великолепная и
прекрасная.  Это  придало  мне  силы,  и я  поняла,  что  смерть  отступила.
Благодарю  тебя, сильная Вейнте.  Моя жизнь в  твоем распоряжении.  Я - твоя
фарги, и жду повелений.
     В этот миг урукето покачнулся на волнах. Акотолп  потеряла равновесие и
упала бы, если бы Вейнте не схватила ее за  руки.  Она ответила  Акотолп как
равная равной.
     -  А теперь мой черед благодарить великую Акотолп. Мне многое  надлежит
сделать, и путь мой долог.  Потребуется помощь.  И я рада видеть в тебе свою
первую помощницу на этом долгом пути.
     Урукето снова качнуло. Они взглянули  на берег, и  Акотолп сделала жест
удовольствия-от-зрелища.
     Живое судно  проплывало мимо устья большой реки. Светло-зеленые джунгли
тянулись по обоим берегам. Там, где  воды  реки  встречались  с  океанскими,
вздымались и  пенились крутые валы. И повсюду  на  воде кормились  естекелы.
Опустив в воду длинные клювы, так что из нее  торчал лишь костяной выступ на
затылке,  они качались на волнах, сложив  крылья. Другие медленно  кружили в
небе, их тени быстро скользили  по волнам.  Птицеящеры хрипло кричали, гомон
становился сильнее - урукето нарушил покой стаи.
     - Посмотри,  посмотри, они поднимаются в воздух! - воскликнула Акотолп.
- Если  приглядеться,  можно  заметить,  что у них слишком короткие  ноги  и
чересчур длинные крылья - в другом месте они даже не смогли бы летать. Здесь
высокие волны,  и часто  они идут против  ветра. А  естекелы прямо  с гребня
волны взмывают в воздух. Чудесно!
     Вейнте  не  разделяла восхищения Акотолп пропахшими  рыбой  и покрытыми
коротким мехом летающими тварями. Они  ныряли, гадили и очень громко  орали.
Поэтому Вейнте  оставила Акотолп, спустилась вниз и,  не обращая внимания на
качку,  заснула.  Остаток  путешествия она провела в оцепенении и еще спала,
когда Эрефнаис прислала кого-то  из экипажа известить ее о том, что  урукето
близок к островам и скоро войдет в гавань Икхалменетса.
     Вейнте поднялась наверх и увидела  пустынный океан. Чтобы  добраться до
архипелага, им пришлось отойти  от  берегов Энтобана почти на день пути. Они
были возле большого острова, в середине которого высились горы... Их высокие
вершины были покрыты снегом. Шел дождь - мрачное напоминание о зиме.  Вейнте
показалось, что эти скалистые острова слишком уж  неприветливы и  мрачны, и,
поежившись  от холода, она уже подумала о том,  что в  самое ближайшее время
отсюда надо будет уехать.
     Уехать?  Они  приближались  к Икхалменетсу,  к его  зеленым джунглям  и
желтым песчаным  пляжам.  Пункт назначения был близок. Глядя  на заснеженные
горные вершины, Вейнте неподвижно застыла: в ее голове рождались новые идеи.
Быть может, и хорошо, что она оказалась именно в Икхалменетсе.



Глава третья

                                           Es et naudiz igo kaloi, thwot
                                           et fretnazmal.

                                           За двумя кроликами погонишься.
                                           ни одного не поймаешь.

                                                   Марбакская поговорка

     В полдень саску убили и разделали на пастбище оленя. Керрик нашел камни
и выложил  ими  круглое кострище перед  входом  в ханане,  затем натаскал  с
берега сухого плавника. Остановиться можно было в любом месте, но  он  хотел
быть поближе к оставшимся  в  живых иилане.  Хоть  охотники-саску  не  столь
быстры на расправу, как тану, он не мог доверить им самцов. Если  он утратит
бдительность, их сразу же убьют.
     Когда  охотники  вернулись,  Керрик   уже   развел  высокий  костер,  и
раскаленные  угли  для   мяса  были  готовы.  Проголодавшиеся  охотники,  не
дожидаясь,  пока  мясо  прожарится как следует,  хватали полусырые  куски  и
усердно  жевали.  Керрику  по  праву досталась печень,  и он  поделился ею с
Саноне.
     - Здесь много нового для нас, - сказал старик, облизывая пальцы, прежде
чем вытереть их о свою юбку. - И многие тайны нам надо понять. Есть ли здесь
мастодонты?
     - Нет, здесь живут одни только мургу, привезенные из-за океана.
     - Но ведь мы едим оленя, а не марага.
     - Они ловят оленей и держат здесь. Но в дальнем краю, откуда пришли те,
которых мы убили, живут одни лишь мургу.
     Саноне задумчиво жевал кусок печени.
     -  Мне не правятся  такие края, где бродят  одни мургу.  Но ведь Кадайр
сотворил и те земли за океаном,  когда  топнул ногою  и  разделил  скалы. Из
скалы  он создал все, что мы видим  и  знаем: и оленя,  и  мастодонта,  и...
мургу.  Всему есть причина.  И неспроста  мы явились сюда, н неспроста здесь
оказался  их  город.  Все надо запомнить до  тех пор, пока  не  придет время
понять.
     Когда Саноне говорил как мандукто, все в этом мире, и все по ту сторону
мира  приобретало особенное  значение.  Керрика же  интересовали  куда более
практические вопросы.  Как  покормить самцов в  ханане? И  что с ними делать
потом?  Почему он решил взвалить на себя заботу о них? Если он перестанет за
ними следить, их убьют -  в добровольцах недостатка  не будет. Он  не  хотел
смерти  простодушных созданий,  однако  этого было мало, чтобы сохранить  им
жизнь. Он  попытается  решить этот  вопрос позже.  А пока  их надо  кормить.
Жареное мясо самцы есть не станут - их пугал даже запах дыма. Керрик отрезал
несколько кусков мяса от передней ноги оленя и открыл дверь в ханане.  Трупы
уже начали  дурно  пахнуть.  Надо убрать их до темноты. Подойдя  к уцелевшей
части ханане,  он услышал пение,  хотя звуки  без  жестов  смысла не  имели.
Незамеченный, он стоял у входа и слушал хрипловатый голос  Имехеи.  Грустная
песня напомнила Керрику о том дне, когда Эсетта пел после смерти Алипола.

     Они свободны, а мы заперты.
     Они греются на солнце, а мы видим тусклый свет,
     Они посылают нас на пляжи, а сами туда не ходят...

     Заметив Керрика,  Имехеи умолк. Когда  он увидел  принесенное  Керриком
мясо,  его  ладони  окрасились  цветом радости. Они ели с жадностью,  мощные
челюсти и острые зубы легко справлялись с каждым куском.
     - Вы знали Эсетту? - спросил Керрик.
     - Это наш брат, - быстро ответил  Имехеи и поинтересовался:  - Еще мясо
будет?
     Керрик сделал отрицательный жест, добавил: "Не скоро" - и спросил:
     - Здесь жил еще самец Алипол - вы знали его? Он... был моим другом.
     - Имехеи недавно приехал из Энтобана,  - произнес  Надаске. -  Я  здесь
давно. Я был здесь, когда Алипол в первый раз ушел на пляж.
     - Алипол умел делать красивые вещи. Вы слыхали о них?
     - Мы все знаем о них, - вмешался  Имехеи. - Мы не так грубы, как самки,
и знаем, что такое красота.
     Он повернулся, отодвинул ковер на  стене: за ним оказалось  углубление.
Поднявшись  на  цыпочки,  он  пошарил в  нем, достал проволочную статуэтку и
подал ее Керрику.
     Это был ненитеск, быть может, тот самый, которого показывал ему Алипол.
Высокий костяной  воротник, грозные  острые  рога,  вместо  глаз  самоцветы.
Керрик  взял фигурку и повернулся к  солнцу; она засверкала. Он ощущал такое
же восхищение, как и в тот день, когда Алипол впервые показал ему статуэтку.
Но к радости  примешивалась и печаль, - ведь Алипола уже не было на свете. И
отправила  его  на  верную  смерть  Сталлан.  Теперь  она  мертва  -  и  это
справедливо.
     - Я возьму это, - заявил Керрик.
     Самцы  испуганно  зажестикулировали. У Имехеи хватило смелости  сделать
жест, означавший  самку. Керрик понял. Его считали самцом, об этом знал весь
город.  Но  сейчас он  вел себя  как  самка: дерзко  и  грубо.  Он попытался
поправить положение.
     -  Вы  меня не  поняли. Я  хотел  взять  этот красивый предмет,  но  он
останется в ханане,  для которого и сделал его  Алипол. Заботившаяся о вашем
ханане  эсекасак  мертва,  и  теперь  вы в ответе  за него.  Храните  его  и
берегите.
     Они не могли  скрыть свои мысли, даже не попытались. Они не были на это
способны, они, лишенные обязанностей затворники, с которыми обращались как с
бессловесными  фарги,  только  что  выбравшимися  из  океана.  И теперь  они
выслушали  новую  для  себя  мысль,  сначала  перепугались, а  затем ощутили
какую-то гордость. Заметив  это, Керрик начал понимать, зачем он сохранил им
жизнь. Не ради них, а ради себя. Он  был не только тану, но и иилане тоже. И
перед  самцами он был  готов признать это, не  стыдясь.  Когда он говорил  с
ними, в голову ему приходили мысли, которые принадлежали части его существа,
считавшей себя иилане. Их двое - Керрик-тану и Керрик-иилане.
     - Вода у вас есть, еду я принесу. Не выходите отсюда.
     Они  сделали  жесты понимания  и согласия. Он удивился  силе разделения
общества ии