рочим: - Вы могли бы работать и моим помощником.
   Еще одно предложение. Вы мне льстите, господин Бойль! Будет  достаточно
и вашей ответной любезности. Лишь бы найти серебро.
   - Спасибо, Бойль,  но  у  меня  другие  перспективы.  А  пока  подождем
результатов розыска.
   С этими словами я откланиваюсь.


   Серебро нашли в тот же день к ночи, нашли именно там,  где  предполагал
Мартин. Ни один из ящиков не  был  выброшен  на  рынок,  и  охранявшие  их
четверо "пистолетников" сдались полицейским без выстрела. Мало  того,  они
назвали своего главаря и номинального хозяина хижины. Чек Пасква!
   Скупую информацию об этом я получил от инспектора  Кроша,  встретившего
меня рано утром по  дороге  в  сенатский  клуб.  Инспектор  передал  также
извинения Главного комиссара, которому срочные дела не позволяют увидеться
со мной лично, и просьбу не говорить пока никому о найденном серебре, дабы
не спугнуть еще оставшихся на свободе преступников.
   Придя в сенатский клуб, я  сразу  же  попросил  газеты.  Но  о  находке
серебра в них не было ни слова.
   Пресса молчала и на следующий день. Я сидел у себя в номере и рассеянно
листал "Сити ньюс", когда меня позвали к телефону. Звонил Уэнделл.
   - Приезжайте ко  мне,  Ано.  Вы  здесь  нужны.  Немедленно,  и  никаких
отговорок. Экипаж за вами выслан. Жду.
   Я выехал. Уэнделл жил в ампирной вилле. К дверям надо было  идти  через
сад, мимо окон хозяйского кабинета. Сквозь тюлевые прозрачные занавески  я
разглядел лысый затылок Бойля, сидевшего в кресле спиной к окну.  Зачем  я
понадобился? Или Бойль струсил и рассказал о  письме,  или  Уэнделл  решил
сдержать свое обещание относительно Пасквы.
   - Садитесь, Ано. Как вам уже, наверное, известно, серебро найдено, и не
без ваших усилий, - сказал Уэнделл. Я  взглянул  на  Бойля,  но  он  отвел
глаза, а Уэнделл усмехнулся и  продолжил:  -  Я  одобряю  и  понимаю  ваше
самоисключение из дела. Это вполне согласуется с вашими планами. Я сообщил
о них Бойлю  от  своего  имени,  как  вы  и  просили,  но  дело  несколько
осложняется: хижина,  оказывается,  принадлежит...  -  Он  не  закончил  и
повернулся к полицейскому комиссару: - Расскажите сами, Бойль.
   - Хижину,  ранее  принадлежавшую  Вудвилльскому  охотничьему  обществу,
купил через комиссионную контору "Гопкинс и сын" Чек  Пасква  за  тридцать
тысяч франков, - монотонно начал Бойль. -  Купил  незадолго  до  похищения
серебра с парохода и, видимо, с расчетом на это похищение. Более надежного
места для хранения слитков трудно найти. Но откуда  у  бродяги  с  большой
дороги такие деньги? Сначала он вообще отрицал эту покупку, но справкой из
конторы "Гопкинс и сын" мы приперли его к стенке. Сознался. А деньги, мол,
выиграл в карты в каком-то игорном доме, точно не  помнит.  Но  дома,  где
играют крупно, мы уже проверили - Паскву там не знают.  Мелкие  заведения,
вроде "Аполло", в  счет  не  идут.  Значит,  Пасква  только  расписался  в
договоре, а деньги внес кто-то другой.
   - Кто, мы догадываемся, - вставил Уэнделл.
   - Но у нас нет доказательств. Кассира комиссионной конторы  мы  еще  не
допрашивали, а Пасква не назвал ни одного имени. Мало  того,  он  даже  не
помнит, вносил ли деньги лично или кто-то сделал  это  по  его  поручению.
Выиграл, хвалился, пьян был, кто-то предложил  от  чьего-то  имени  купить
охотничий домик, ну и согласился, благо денег  много  на  руках  -  девать
некуда - и купил. Как купил - не  помнит.  Через  кого  купил  -  тоже  не
помнит.
   - А как он объясняет спрятанные в подвале хижины две  тонны  серебра  в
ящиках? - спросил я.
   - Никак. Говорит, что купил домик, а переехать туда не успел.  Дела.  О
серебре понятия не имеет. Знал бы, что оно в подвале, давно  бы  вывез.  А
гангстеры на очной ставке, увидев Паскву, сразу же отказались  признать  в
нем своего главаря, хотя на предварительном допросе в Вудвилле назвали его
имя. Был, мол, главарь, представился  как  Пасква,  нанял  их  для  охраны
лесного домика, только человек, которого они видят в  комнате,  совсем  не
тот, кто нанимал и платил. Никаких других признаний из них пока выжать  не
удалось, но есть все основания думать, что они были наняты не  только  для
охраны спрятанных в подвале слитков, но и  непосредственно  участвовали  в
налете на пароход. Старые уголовники, полиции давно  известные.  Расколоть
их, я полагаю, будет нетрудно. Нетрудно  и  отпустить  Паскву,  как  хочет
этого мсье Ано, и, вероятно, того "пришьют" свои как предателя. Но кого мы
будем судить?
   - Четырех "пистолетников", - сказал я,  сказал  не  для  Бойля,  а  для
Уэнделла, которого, видимо, еще больше волновал этот вопрос, я-то знал,  в
кого он целил. - Надеюсь, Бойль справится с ними, и они выдадут остальных.
   - Кроме хозяина, - уточнил Бойль, - а Пасква и так у нас.
   Бойль и Уэнделл колебались. "Пистолетники" могут и  не  знать  Мердока,
Пасква его не выдаст, а суд над Пасквой превратится в  спектакль,  который
разыграют нанятые Мердоком адвокаты.
   Мне нужно было выиграть мой "серебряный вариант", и  я  попробовал  это
сделать.
   - Если Паскву,  как  выразился  Бойль,  не  "пришьют"  сразу  же  после
устроенного ему побега, разве полиция не  сумеет  вернуть  его  в  камеру?
Шерифы всех кантонов знают его и очно  и  заочно.  Где  он  спрячется?  На
необжитых землях? Выдадут фермеры  или  охотники.  В  какой-нибудь  лесной
"берлоге"? Долго не просидит. Ему  нужны  выпивка,  карты  и  партнеры.  А
"хозяина" найти тоже можно. Ведь кто-то вел переговоры с конторой "Гопкинс
и сын", кто-то вносил  тридцать  тысяч  франков  в  ее  депозит  вместе  с
комиссионными. Явно не Пасква. Он даже писать не умеет.
   - А если подставная фигура?
   - Тогда и  ее  просветят  насквозь.  Кого-то  назовет,  что-то  скажет.
Потянется ниточка. Мердок не всесилен.
   Впервые было названо имя Мердока, но это уже  никого  не  удивило.  Все
знали или догадывались, кто стоял позади авантюры с серебром.
   - Нам нужно скомпрометировать Мердока до выборов, - сказал Уэнделл.
   - Успеем, - подтвердил я уверенно. - У  меня  достаточно  материала.  А
кое-что знает Бойль.  Например,  то,  что  у  гангстеров,  орудовавших  на
пароходе, были повязки из галуна. Пасква нам теперь не нужен. Ни до  суда,
ни на суде вы от него ничего не добьетесь.
   В конце концов можно пойти и на открытую  схватку  с  Мердоком.  Однако
Уэнделлу я этого не сказал.
   - Вы что-то не договариваете, Ано. - Уэнделл пристально посмотрел мне в
глаза.
   - Возможно. Но у меня  есть  шансы.  Пусть  Бойль  ведет  следствие,  я
подожду. Вам же невыгодно, чтобы меня пристрелили на улице. А  если  такое
случится до выборов, вы  получите  конверт  с  материалами,  достаточными,
чтобы сбросить Мердока с избирательного плацдарма, как пешку с доски.
   - Хорошо, - согласился Уэнделл. - Я вам верю.  А  Паскву  отпустите,  -
обратился он к Бойлю, - как-нибудь потише, чтобы не пронюхали газетчики.


   Как все произошло,  позже  рассказал  мне  Бойль.  Паскву  вывезли  без
наручников в тюремном фургоне  под  охраной  двух  полицейских.  Оба  были
проинструктированы и знали, что делать.
   - Куда вы меня везете? - осведомился Пасква, садясь в фургон.
   - Не разговаривать! - крикнул младший из полицейских.
   - Скажи ему. Бой, - вмешался старший, с нашивками сержанта, - с нас  же
не брали обязательств скрывать от него цель поездки.
   - В Вудвилль, - нехотя пробурчал младший.
   - Зачем? - удивился Пасква.
   - Судить тебя будут в Вудвилле.
   - Почему не здесь?
   - А там присяжные из окрестных фермеров. Их  не  купишь.  Да  и  вашего
брата они не любят.
   Разговор этот был обдуман Бойлем и отрепетирован заранее. И  он  вполне
удовлетворил Паскву. Тот хихикнул и полез в фургон. Почему  с  него  сняли
наручники, не спросил.
   Отъехав от  Города,  на  лесном  шоссе  тюремная  карета  остановилась.
Сержант открыл заднюю дверцу и сказал Паскве:
   - Можешь оправиться.
   - Где?
   - Пойди вон туда, к кустам.
   - Со мной пойдете?
   - Нет, - зевнул сержант. - Все одно бежать тебе некуда - везде поймаем.
   Но Пасква знал, как и когда бежать. Такого случая упустить он не мог, а
размышлять о причинах беззаботности охранников времени не было. Он  просто
укрылся за кустами и замер.  Потом  тихо-тихо  начал  удаляться  в  лесную
темноту.
   - Скоро ты? - окликнул младший из полицейских.
   Никто не ответил.
   - Должно, сбежал, - сказал старший громко, чтобы скрывшийся Пасква  его
услышал, - снимут теперь у меня сержантские нашивки.
   - Не искать же его в лесу, - ответил младший.
   Потом они сели на свои места в карете-фургоне и отбыли  для  подробного
доклада в Город. Все в  точности  соответствовало  приказу  начальства.  А
приказы не обсуждаются.
   В моей задаче "мат в два хода" первый ход был сделан. Оставался второй.



17. ВТОРОЙ ХОД

   Куда бежал Пасква? В Вудвилль? Нет, конечно. Слишком далеко.  В  лесную
глушь? Едва ли. Там можно встретить и голодного волка, и дикого кабана, да
и ночевка где-нибудь в земляной норе без еды и водки - не перспектива  для
Пасквы. К Реке? Тоже не резон. Нарвешься на  рыбаков,  охраняющих  сети  и
лодки, рыбацких или пастушьих собак. Ближе всего Город,  а  на  "дне"  его
всегда найдется  местечко,  где  встретят,  накормят,  напоят  и  спрячут.
Значит, к утру Пасква должен быть уже  в  Городе,  и,  следовательно,  мой
разговор с Мердоком можно отложить до утра.
   Вернувшись ночью от Бойля - похоже, эти ночные встречи  становятся  для
меня нормой, - я уже не ложусь спать - жду открытия бара,  чтобы  заказать
завтрак. Но заказывать его  не  приходится.  Появляется,  как  обычно  без
стука, Мартин с пачкой газет  под  мышкой  и  в  сопровождении  официанта,
несущего традиционный завтрак на двоих - бекон, яичницу и яблочный сок.
   Пока я просматриваю газеты, Мартин молчит,  ожидая  моей  реакции.  Все
газеты полны сообщениями о сенсационной находке двух тонн  серебра.  Почти
дословно повторялось  интервью  Бойля.  Корреспонденты  спрашивали,  Бойль
отвечал.
   "- Вы уверены, что это то самое серебро?
   - Конечно. В банке города проверили число слитков и общий их  вес.  Все
сходится. Вызванный нами представитель сильвервилльского казначейства тоже
опознал слитки и ящики. Именно их и погрузили  тогда  в  трюм  "Гекльберри
Финна".
   - И вывезли с построенной специально пристани в лесную хижину?
   - Несомненно.
   - Где находится хижина?
   - В нескольких десятках километров  от  Вудвилля,  в  глуши  прибрежных
лесов. Взгляните на карту. Хижина помечена крестиком. Вот она".
   Здесь газеты дали фотографию - сплошное черное пятно, белая нитка Реки,
кружочек с надписью "Вудвилль" и в трех сантиметрах от него белый крестик.
   "- Кому принадлежит хижина?
   - Выясняем. Она необитаема.
   - А что говорят окрестные фермеры?
   - Ничего. Они и не забирались в эти дебри.
   - Но кто-нибудь знал о ней?
   - Охотники. Один из них даже стучался в ворота, хотел переночевать,  но
никто ему не ответил. А перелезть через высокий бревенчатый  забор  он  не
решился.
   - Кто он? Назовите имя и адрес.
   - Пока не могу. Следствие не закончено.
   - Но каким образом вы догадались, что серебро находится именно там?
   - Мы искали долго - в Ойлере, Сильвервилле,  Вудвилле  и  в  прибрежных
фермерских и рыбацких поселках, перерыли все  городское  "дно".  Допросили
сотни людей и в конце концов пришли к такому выводу.
   - Значит, предстоит еще найти виновников кражи?
   - Сейчас этим занимаемся. А главное уже сделано. Серебро найдено -  все
целиком.
   - Общественность это оценит, мистер Бойль.
   - Благодарю вас, джентльмены".
   Нигде не называлось имя Пасквы: о преступлении в "Аполло" уже забыли, а
с серебром, найденным в лесной хижине, Бойль умышленно его не  связал.  Не
сообщил  он  и  о  ночном  побеге  Пасквы,  и  об   арестованных   четырех
"пистолетниках". Газеты только вскользь замечали, что следствие по делу  о
похищении  слитков  еще  продолжается  и  вскоре  все  преступники   будут
разоблачены и взяты под стражу. В сущности, газетные комментарии сводились
к панегирикам Бойлю - ему одному приписывались честь и  слава  победителя,
вернувшего Городу украденное у него богатство. Ни о нашем письме к  Стилу,
ни обо мне, передавшем это письмо комиссару, даже не упоминалось: Бойль  и
Уэнделл сдержали слово.
   - Паскву выпустили. Сегодня ночью, - говорю я.
   - Просто выпустили?
   - Без объяснений. Сейчас он, наверное, уже в Городе.
   Я рассказываю Мартину о своих беседах с Бойлем и Уэнделлом.
   - Большим человеком становишься, - иронически замечает он. - Что будешь
делать?
   - Для начала условлюсь о срочной встрече  с  Мердоком.  Поведаю  ему  о
Паскве все, как задумали.
   - А потом?
   - Будем ждать сообщения о судьбе Пасквы.  Прикончат  его  или  простят.
Угадал я или не угадал.
   - Думаешь зацепить Мердока? Ну а если он вспомнит, что мы тоже  были  в
его лесной "берлоге" в то время, когда загружали в подвал серебро?
   - Может, и вспомнит. Но возникнет вопрос: почему мы молчали два месяца?
Из страха? Он знает, что я его не боюсь. Из  выгоды  промолчать,  а  потом
напомнить, когда придет время?  Вот  оно  и  пришло,  а  мы  в  стороне  -
по-прежнему молчим. И никакой прибыли не получаем. Ни  тайной,  ни  явной.
Мердок  наверняка  узнал  бы  о  нашем  вмешательстве,  если  б  оно  было
вознаграждено. Но вознаградили-то Паскву! Это - во-первых, а во-вторых, мы
ничего не требуем от Мердока. Ни денег, ни постов. Тебе не нужна должность
редактора "Брэд энд баттер", да и я не  прошусь  в  советники  к  будущему
сенатору. Так кого же ему винить в полицейском налете на хижину? Паскву, и
только  Паскву.  Особенно  после  моего  сообщения.  А  продиктовано   оно
стремлением укрепить наши дружеские связи. Чеков у него не беру, но дружбу
закрепляю. Он, зная мою аполитичность, подумает, что я не прочь сблизиться
с  ассоциацией,  которая  может  получить   несколько   мест   в   сенате.
Предполагает он это? Предполагает. А вот получит ли? Этого,  Дон,  я  пока
тебе не скажу.
   - Из того, что я от тебя услышал,  -  задумчиво  рассуждает  Мартин,  -
делаю нехитрый вывод: Уэнделл и Бойль что-то замышляют против  Мердока.  И
до выборов.
   - Вероятно, скоро нам с тобой придется официально вспомнить о  повязках
из галуна на рукавах "пистолетников", спускавших нам лодку с палубы  "Гека
Финна".
   - Вспомним, если понадобится. Только не поторопились ли мы  с  Пасквой?
Может, целесообразнее было бы оставить его в тюрьме до суда?
   - В Городе нет смертной казни, а на суде  он  все  равно  не  выдал  бы
Мердока. Да и у других "пистолетников" на "Геке  Финне"  были  повязки  из
галуна. Стил тоже вспомнит, если ему подскажут.
   Вопрос решен, и я звоню от портье Мердоку.
   - Говорит Ано, - произношу я шепотком, чтобы за стойкой не  слышали.  -
Укажите место, где мы с вами могли бы встретиться. - Имени Мердока  я  при
этом не называю.
   - Когда? - спрашивает он.
   - Немедленно.
   - Так важно?
   - Да.
   - Приезжайте в кафе "Жюн"  на  улице  Старых  вязов.  Это  недалеко  от
театра.
   Я надеваю парадный сюртук, лиловый цилиндр.
   Мердок уже ждет в полутемном зале за столиком.
   - Что случилось, Ано?
   - Вы же читали газеты.
   - При чем здесь я? - Тон его холодеет.
   - Во-первых, серебро было спрятано в вашей хижине.
   - Хижина не моя, я в тот раз воспользовался ею случайно.
   - Известно, что хижина принадлежит Паскве, хотя он  и  отрицал  это  на
допросе.
   - Пасква назвал меня?
   - Нет, не назвал.
   - Тогда пусть в полиции проверяют, кем и у кого она куплена.
   - Я полагаю, уже проверили. Но не в этом главное.
   - В чем?
   - В том, что рассказал мне за  завтраком  в  сенатском  клубе  комиссар
Бойль, - сочиняю я. - В том, что он не поведал газетчикам.
   - А именно? - Тон Мердока совсем ледяной.
   - Что Пасква купил себе свободу за две тонны серебряных  слитков.  -  Я
внутренне торжествую, видя, как мертвенно бледнеет Мердок.
   - Бойль так и сказал?
   - Не совсем. Но я так понял. Пасква, мол, бежал  прошлой  ночью,  когда
его отправляли в вудвилльскую тюрьму в обычной тюремной карете под охраной
всего двух полицейских, причем без кандалов и наручников. Бежал где-то  за
Городом  на  лесной   дороге,   воспользовавшись   случайной   остановкой.
Удивленный, я спросил Бойля, почему была проявлена такая беззаботность  по
отношению к  опасному  преступнику.  Бойль  как-то  странно  усмехнулся  и
ответил: "Теперь он никому не опасен. Главное, что благодаря ему мы  нашли
серебро". Ну, я сделал свой вывод и, вернувшись в отель, тут  же  позвонил
вам.
   - Бегство Пасквы и дальнейшая судьба его  меня  не  интересуют,  но  за
любопытную информацию спасибо, - медленно, очень медленно, как  бы  нехотя
замечает  Мердок,  и  мне  кажется,  думает  он  примерно  о  том,  о  чем
предупреждал меня Мартин: взвешивает  все  "про"  и  "контра"  вероятности
нашего участия в удаче полиции. Но говорит Мердок о другом:  -  Мне  очень
жаль, что вы не взяли моего чека, Ано.
   - Я работаю на Стила, дружище, - напоминаю я.
   - Меня не интересует личность Стила, -  сердито  перебивает  Мердок,  -
меня интересует личность Уэнделла. Сейчас, во время предвыборной кампании,
возможны  всякие  маневры  конкурирующих  партий.   Любопытно,   например,
собираются ли ущемить меня популисты в связи с делом таинственно бежавшего
Пасквы?
   - Я не выдаю партийных секретов, Мердок.
   - Вы же не популист.
   - Тем более. Меня к секретам и не подпускают.
   - Но с вами достаточно откровенны.
   - Поверхностно, Мердок. По касательной.  Но  то,  что  мог  рассказать,
рассказал. Из чистой взаимоприязни. Пока, конечно.
   - Пока?
   - Разве можно заглянуть в будущее? Мало ли куда и когда разбросает  нас
жизнь. Обойдемся без чеков.
   Мердок встает. Мы прощаемся. Похоже, он мне поверил. Тогда все идет как
надо. Мат в два хода, и оба сделаны. Остается ждать конца Пасквы.


   Я узнаю о нем от Мартина в баре "Омона" через два дня.
   - Отойдем от стойки, - шепчет он, - есть новости.
   Мы отходим с пивными кружками к столику.
   - Сейчас  встретил  инспектора  привокзального  района.  Сегодня  утром
Паскву нашли мертвым у бильярдной, с тремя пулевыми ранениями, в  грудь  и
живот. Инспектор предполагает конкурентные счеты. Месть за Бидо. Но  мы-то
знаем.
   - Угадали, - говорю я.
   - Ты угадал и отомстил за Луи.
   - Это не месть, а возмездие.
   - Может, и так, - соглашается Мартин и почему-то спрашивает:  -  А  что
делает Пит?
   - Собирает материалы, теперь уже против Мердока.
   - У Жанвье?
   - Не только. В бильярдных и барах.
   - Рискуем и его жизнью, Юри.
   - Пит сам вызвался. А он человек осторожный. Ни во что не  вмешивается.
Лишь угощает и слушает.
   - Кажется, скоро Мердоку будет жарко.
   Я соглашаюсь с Мартином, не вдаваясь в подробности, - тороплюсь.  Нужно
повидаться с Бойлем, Уэнделлом и Стилом. Первых двух рассчитываю найти  на
бирже. О том, что Уэнделл поехал  туда,  сообщила  мне  его  секретарша  в
управлении заводов. Бойль, надо думать, воспользовался тем  же  источником
информации. Доложить Уэнделлу о  Паскве  он  должен  до  выпуска  вечерних
газет.
   В шестом кабинете фондовой биржи я вижу сразу  троих  -  Уэнделла,  его
маклера Кингстона  и  Бойля,  несколько  смущенного  моим  появлением.  Но
Уэнделл как будто даже обрадован.
   - Привет человеку, который всегда появляется вовремя. Мы только  что  о
вас вспоминали, - улыбается он и обращается к маклеру: -  Проверьте  ваших
брокеров, Кингстон, а мы тут обсудим одно дело.
   Кингстон, почтительно поклонившись, уходит в биржевой  зал,  а  Уэнделл
продолжает:
   - Конечно, вы уже знаете, мсье Ано.
   "Мсье" он добавляет для Бойля.
   - Знаю, мистер Уэнделл.
   - От кого, не секрет?
   - Не секрет. От репортера "Брэд энд баттер".
   - И в каком же духе будет сообщение в газете?
   - Полиция