Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Абрамов Александр. Всадники ниоткуда 1-3 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  -
не в умении, а в желании, господин адмирал. - Вы хотите сказать, что у вас этого желания нет? - Вы угадали, сэр. - Сколько вы хотите, Анохин? Сто? Двести? - Ни цента. Я не получаю жалованья в экспедиции, господин адмирал. - Все равно. Вы подчиняетесь приказам начальника. - В распорядке дня, господин адмирал. Я снимаю, что считаю нужным, и предоставляю вам копию позитива. Кстати, в обязанности кинооператора не входит умение прыгать с парашютом. Томпсон снова пожевал губами и спросил: - Может, кто-нибудь другой? - Я прыгал только в Парке культуры и отдыха, - сказал по-русски Дьячук, укоризненно взглянув на меня, - но могу рискнуть. - Я тоже, - присоединилась Ирина. - Не лезь поперек батьки в пекло, - оборвал я ее. - Операция не для девушек. - И не для трусов. - О чем разговор? - поинтересовался терпеливо пережидавший нашу перепалку адмирал Томпсон. Я предупредил ответ Ирины: - О формировании специального отряда, господин адмирал. Будут прыгать двое - Дьячук и Анохин. Командир отряда Анохин. Все. - Я не ошибся в вас, - улыбнулся адмирал. - Человек с характером - именно то, что нужно. О'кей. Самолет поведет Мартин. - Он оглядел присутствовавших. - Вы свободны, господа. Ирина поднялась и, уже выходя, обернулась: - Ты не только трус, но и провокатор. - Спасибо. Я не хотел ссориться, но не уступать же ей, может быть, новое Сен-Дизье. Перед полетом нас проинструктировали: - Самолет подымется до двух тысяч метров, зайдет с северо-востока и снизится к цели до двухсот метров над выходом. Опасности никакой: под ногами только воздушная пробка. Пробьете ее - и готово. Мартин не мерз и дышал свободно. Ну а там как Бог даст. Адмирал оглядел каждого из нас и, словно в чем-то усомнившись, прибавил: - А боитесь - можете отказаться. Я не настаиваю. Я взглянул на Тольку. Тот на меня. - Психует, - сказал по-русски Толька, - уже снимает с себя ответственность. Ты как? - А ты? - Железно. Адмирал молча ждал, вслушиваясь в звучание незнакомого языка. - Обменялись впечатлениями, - сухо пояснил я. - К полету готовы. Самолет взмыл с ледяного плато, набрал высоту и пошел на восток, огибая пульсирующие протуберанцы. Потом, развернувшись, круто рванул назад, все время снижаясь. Внизу опасливо голубело море бушующего, но не греющего огня. Фиолетовый "вход" был уже отлично виден - лиловая заплата на голубой парче - и казался плоским и твердым, как земля. На минутку стало чуточку страшновато: уж очень низко приходится прыгать - костей не соберешь. - Не робейте, - посочувствовал Мартин. - Не расшибетесь. Что-то вроде пивной пены, чем-то подкрашенной. Мы прыгнули. Первым Толька, за ним я. Оба парашюта раскрылись в полном порядке, Толькин - разноцветной бабочкой подо мной. Я видел, как он вошел в фиолетовый кратер и словно провалился в болото - сначала Толька, потом его цветной зонт. На мгновение опять стало страшно. А что там, за мутной газовой заслонкой, - лед, тьма, смерть от удара или удушья? Я не успел угадать, с головой погрузившись во что-то темное, не очень ощутимое, не имеющее ни температуры, ни запаха. Только лиловый цвет стал знакомо красным. С неощутимостью среды утратились и ощущения тела, я уже не видел его, словно растворившись в этом текучем газе. Казалось, не тело, а только сознание, мысль плавали в этой непонятной багровой пене. Ни парашюта, ни строп, ни тела - ничего не было, и меня не было. И вдруг, как удар в глаза, голубое небо и город внизу, сначала неясный, едва различимый в туманной сетке, потом она разошлась, и город приблизился, видимый все более отчетливо. Почему Мартин назвал его Нью-Йорком? Я не был там, не видел его с самолета, но по некоторым признакам представлял себе, как он выглядит. Этот выглядел иначе: не было тех знакомых по фотографиям примет - ни статуи Свободы, ни Эмпайр-Билдинг, ни ущелий с обрывами небоскребов, куда, как в бездну, проваливались улицы с разноцветными бусинами автомобилей. Нет, это был не Багдад-над-Подземкой, воспетый О'Генри, и не Город Желтого Дьявола, проклятый Горьким, и не есенинский Железный Миргород, а совсем другой город, гораздо более знакомый и близкий мне, и я, еще не узнавая его, уже знал, что вот-вот узнаю, сию минуту, сейчас! И узнал. Подо мной, как гигантская буква "А", построенная в трехмерном пространстве, подымалась ажурная башня Эйфеля. Мимо нее вправо и влево загибалась кривой дугой зеленоватая лента Сены - смесь искристого серебра с зеленью подстриженного газона на солнце. Впрочем, зеленый прямоугольник Тюильрийского парка тут же показал мне, что такое настоящая, а не иллюзорная зелень. Для многих с высоты птичьего полета все реки выглядят голубыми, даже синими, для меня - зелеными. И эта зеленая Сена загибалась вправо к Иври и влево к Булони. Взгляд сразу нащупал Лувр и вилку реки, зажавшую остров Ситэ. Дворец юстиции и Нотр-Дам показались мне сверху двумя каменными кубиками с темным кружевом контуров, но я узнал их. Узнал и Триумфальную арку на знаменитой площади, от которой тоненькими лучиками расходился добрый десяток улиц. "Почему так ошибся Мартин?" - спрашивал я себя. Я не знаток Парижа, видел его только раз с высоты самолета, но всматривался долго, пока мы кружили над городом, а потом шли на посадку. А в тот же день расшифровывал виденное уже на земле, во время нашей прогулки с Ириной. Мы успели обойти и увидеть не так уж много, но смотрел я усердно и запоминал крепко. "А вдруг Мартин вовсе не ошибся?" - мелькнула мысль. Он видел Нью-Йорк, я - Париж. И в том и в другом случае - гипномираж, как сказал Томпсон. Но зачем пришельцам внушать нам разные галлюцинации? По месту рождения, особенно крепко засевшему в памяти человека? Но я уроженец не Парижа, а Москвы, однако вижу Эйфелеву башню, а не Василия Блаженного. Может быть, "облака" выбрали то, что запомнилось совсем недавно, но Мартин, по его словам, не был в Нью-Йорке добрый десяток лет. Какая логика заставляла демонстрировать нам совсем разные видовые фильмы? и снова сомнения: а может быть, все-таки не фильм, не мираж и не галлюцинации? Вдруг в этой гигантской лаборатории действительно воспроизводятся города, чем-то поразившие наших гостей. И как воспроизводятся - материально или умозрительно? И с какой целью? Постичь город как структурную форму нашего общежития? Как социальную ячейку нашего общества? Или просто как живой, многогранный, трепещущий кусок земной жизни? - Бред, - сказал Толька. Я оглянулся и увидел его, висевшего рядом в двух метрах на туго натянутых стропах своего парашюта. Именно висевшего, а не падавшего, не плывущего и влекомого ветром, а неподвижно застывшего в таком же странном неподвижном воздухе. Ни дуновения ветерка, ни единого облачка. Только чистый ультрамарин неба, знакомый город внизу да мы с Толькой, подвешенные на полукилометровой высоте на твердых, как палка, стропах непонятно каким образом закрепленного парашюта. Я все-таки говорю: в воздухе, потому что дышалось свободно и легко, как где-нибудь в Приюте одиннадцати у вершины Эльбруса. - Соврал Мартин, - прибавил Толька. - Нет, - сказал я. - Не соврал. - Значит, ошибся. - Не думаю. - А что ты видишь? - вдруг забеспокоился Толька. - А ты? - Что я, серый? Эйфелевой башни не знаю? Значит, Толька видел Париж. Гипотеза о гипногаллюцинации, специально рассчитанной на испытуемого субъекта, отпадала. - А все-таки это не Париж. Федот, да не тот, - сказал Толька. - Глупости. - А где горы в Париже? Пиренеи далеко, Альпы тоже. А это что? Я взглянул направо и увидел цепь лесистых склонов, увенчанных каменными рыжими пиками в снежных шапках. - Может быть, это здешние, гренландские? - предположил я. - Мы внутри купола. Никаких гор кругом. А потом, где ты видел снежные шапки? Их по всей Земле теперь не найдешь. Я еще раз взглянул на горы. Между ними и куполом тянулась синяя полоска воды. Озеро или море? - Как эта игра называется? - вдруг спросил Толька. - Какая игра? - Ну, когда из кусочков что-то клеят. Вроде конструктора. - Джиг-со. - Сколько одной прислуги в отеле, не считая постояльцев? - размышлял Толька. - Человек тридцать. Разве все парижане? Кто-нибудь наверняка из Гренобля. Или откуда-нибудь с горами и морем. У каждого свой Париж пополам с Пошехоньем. Если все это склеить, модели не будет. Не тот Федот. Он повторил предположение Зернова, но я все еще сомневался. Значит, игра в кубики? Сегодня построим, завтра сломаем. Сегодня Нью-Йорк, завтра Париж. Сегодня Париж с Монбланом, завтра с Фудзиямой. А почему бы нет? Разве то, что создано на Земле природой и человеком, - это предел совершенства? Разве повторное его сотворение не допускает его улучшения? А может быть, в этой лаборатории идут поиски типического в нашей земной жизни? Может быть, это типическое здесь выверяется и уточняется? Может быть, "не тот Федот" для них именно тот, которого ищут? В конце концов я запутался. А зонт парашюта висел надо мной, как крыша уличного кафе. Не хватало только столиков с бокалами лимонада в такую жару. Только сейчас я заметил, как здесь жарко. Солнца нет, а пекло как в Сухуми. - А почему мы не падаем? - вдруг спросил Толька. - Ты, между прочим, кончил семилетку или выгнали из пятого? - Не трепись. Я же по делу. - И я по делу. Тебе знакомо явление невесомости? - В невесомости плаваешь. А я двинуться не могу. И парашют как деревянный. Что-то держит. - Не "что-то", а кто-то. - Для чего? - Из любезности. Гостеприимные хозяева дают урок вежливости незваным гостям. - А Париж зачем? - Может быть, им нравится его география? - Ну, если они разумны... - взорвался Толька. - Мне нравится это "если". - Не остри. Должна же быть у них какая-то цель. - Должна. Они записывают наши реакции. Вероятно, и этот наш разговор. - Чушь зеленая, - заключил Толька и замолчал, потому что нас вдруг сорвало, как внезапно налетевшим порывом ветра, и понесло над Парижем. Сначала мы снизились метров на двести. Город еще приблизился и стал отчетливее. Заклубились черные с проседью дымки над фабричными трубами. Самоходные баржи на Сене стали отличимы от пестрых катерков, как обувные коробки от сигаретных пачек. Червячок, медленно ползущий вдоль Сены, превратился в поезд на подъездных путях к Лионскому вокзалу, а рассыпанная крупа на улицах - в цветную мозаику летних костюмов и платьев. Потом нас швырнуло вверх, и город опять стал удаляться и таять. Толька взлетел выше и сразу исчез вместе с парашютом в сиреневой пробке. Через две-три секунды исчез в ней и я, а затем мы оба, как дельфины, подпрыгнули над гранями голубого купола, причем ни один из парашютов не изменил своей формы, словно их все время поддували неощутимые воздушные струи, и нас понесло вниз, к белому полотну ледника. Мы приземлились медленнее, чем при обычном прыжке с парашютом, но Толька все же упал, и его поволокло по льду. Пока я освободился от строп и поспешил помочь ему, к нам уже бежали из лагеря, пропустив вперед Томпсона. В расстегнутой куртке, без шапки, с подстриженным ежиком седины, он напоминал старого тренера - таких я видел на зимней Олимпиаде в Гренобле. - Ну как? - спросил он с привычной повелительностью манеры и тона. И, как всегда, меня эта повелительность разозлила. - Нормально, - сказал я. - Мартин уже сигнализировал, что вы оба благополучно вышли из пробки. Я молча пожал плечами. Зачем они держали в воздухе Мартина? Чем бы он нам помог, если б мы _неблагополучно_ вышли из пробки? - Что там? - наконец спросил Томпсон. - Где? "Потерпишь, милый, потерпишь". - Вы прекрасно знаете где. - Знаю. - Ну? - Джиг-со. 30. ПАРЫ Мы возвращались в Уманак. Мы - это наша антарктическая компания плюс научно-технический персонал экспедиции плюс два вездехода, где мы все размещались, плюс санный караван с экспедиционным имуществом. Вертолет еще раньше был возвращен на полярную базу в Туле, а командир наш с аппаратурой, которую можно было погрузить на самолет, вылетел в Копенгаген. Там и состоялась его последняя пресс-конференция, на которой он опроверг все свои официальные и частные заявления о каких бы то ни было удачах экспедиции. Эту мрачную перекличку вопросов и ответов мы слушали в трансляции из Копенгагена в радиорубке вездехода и сохранили для потомства в магнитофонной записи. Все возгласы, шум и смех и несущественные возгласы с места мы вырезали, оставив только вопросно-ответный костяк. "- Может быть, командор в качестве преамбулы сделает сначала официальное заявление? - Оно будет кратким. Экспедиция не удалась. Не удалось поставить или довести до конца ни один научный эксперимент. Мне не удалось определить ни физико-химическую природу голубого свечения, ни явлений за его пределами - я имею в виду пространство, ограниченное протуберанцами. - Почему? - Силовое поле, окружающее площадь свечения, оказалось непроницаемым для нашей техники. - Вы говорите о технике экспедиции, но проницаемо ли оно вообще, учитывая все возможности земной науки? - Не знаю. - В печать, однако, проникли сведения о его проницаемости. - Что вы имеете в виду? - "Фиолетовое пятно". - Мы видели несколько таких "пятен". Они действительно не защищены силовым полем. - Только видели или пытались пройти? - Пытались. И даже прошли. В первом случае - направленная взрывная волна, во втором - сверхскоростная струя водомета. - Какие же результаты? - Никаких. - А гибель одного из участников взрыва? - Элементарный несчастный случай. Мы учитывали возможность отраженной волны и предупреждали Хентера. К сожалению, он не воспользовался убежищем. - Нам известно о том, что летчику экспедиции удалось проникнуть внутрь купола. Это верно? - Верно. - Почему же он отказывается давать интервью? Откройте тайну. - Никакой тайны нет. Просто я запретил разглашение сведений о нашей работе. - Не понимаем причин. Объясните. - Пока экспедиция не распущена, я один отвечаю за всю информацию. - Кто, кроме Мартина, сумел проникнуть за пределы голубого свечения? - Двое русских. Кинооператор и метеоролог. - Каким образом? - На парашютах. - А обратно? - Тоже. - С парашютом прыгают, а не взлетают. Может быть, они воспользовались помощью с вертолета? - Они не воспользовались помощью с вертолета. Их остановило, выбросило и приземлило силовое поле. - Что они видели? - Спросите у них, когда экспедиция будет распущена. Я думаю, что все виденное ими - внушенный мираж. - С какой целью? - Смутить и напугать человечество. Внушить ему мысль о всемогуществе их науки и техники. Меня, в известной степени, убедило выступление Зернова на парижском конгрессе. Весь их супергипноз - это контакт, но контакт будущих колонизаторов с дикарями-рабами. - А то, что видели летчик и парашютисты, их тоже смутило и напугало? - Не убежден. Парни крепкие. - А они согласны с вашим мнением? - Я им его не навязывал. - Нам известно, что летчик видел Нью-Йорк, а русские - Париж. Кое-кто предполагает, что это действительная модель, как и Сэнд-Сити. - Мое мнение вы уже слышали. А кроме того, площадь голубого свечения все же не столь велика, чтобы построить на ней два таких города, как Нью-Йорк и Париж". КОММЕНТАРИИ ЗЕРНОВА. Адмирал передергивает. Имеется в виду не постройка, а воспроизведение зрительных образов, какие пришельцам удалось записать. Как в монтажной съемочной группе. Что-то отбирается, просматривается и подгоняется. А нашим ребятам и Мартину просто повезло: пустили в монтажную с "черного хода". Так мы коротали часы по дороге в Уманак, самой удивительной дороге в мире. Нет таких машин, чтобы создать столь идеальную плоскость. Но вездеход все-таки стал. Отказала гусеница или что-то заело в моторе, Вано не объяснил. Только буркнул: "Говорил - наплачемся". Прошел час, давно уже ушли вперед и наш коллега-вездеход, и его санный хвост, а мы все чинились. Впрочем, никто не винил Вано и не плакал. Лишь я шагал как неприкаянный, всем мешая. Ирина писала корреспонденцию для "Советской женщины"; Толька вычерчивал какие-то одному ему понятные карты воздушных течений, обусловленных потеплением; Зернов, как он сам признался, готовил материал для научной работы, может быть, для новой диссертации. - Второй докторской? - удивился я. - Зачем? - Почему - докторской? Кандидатской, конечно. Я подумал, что он шутит. - Очередной розыгрыш? Он посмотрел на меня с сожалением: хороший педагог всегда жалеет болванов. - Моя наука, - терпеливо пояснил он, - отвергнута настоящим, а будущего ждать долго. Не доживу. Я все еще не понимал. - Почему? Пройдет зима, другая - в Заполярье снег опять смерзнется. А там и лед. - Процесс льдообразования, - перебил он меня, - знаком каждому школьнику. А меня интересует тысячелетний материковый лед. Скажешь, будут похолодания и он образуется? Будут. За последние полмиллиона лет были по меньшей мере три таких ледяных нашествия, последнее двадцать тысяч лет назад. Ждать следующего прикажешь? И откуда ждать? На отклонение земной оси надеяться не приходится. Нет, голубок, тут финти не верти, а специальность менять придется. - На какую? Он засмеялся: - Далеко от "всадников" не уйду. Скажешь: мало экспериментального, много гипотетического? Много. Но, как говорят кибернетики, почти для всех задач можно найти почти оптимальное решение. - Взгляд его постепенно скучнел, даже добрые преподаватели устают с "почемучками". - Ты бы пошел, поснимал что-нибудь. Твоя специальность еще котируется. Я вышел с камерой - что там снимать, кроме последнего льда на Земле? - но все-таки вышел. Вано с предохранительным щитком на лице сваривал лопнувшие звенья гусеницы. Сноп белых искр даже не позволял ему помешать. Я посмотрел назад, вперед и вдруг заинтересовался. Примерно на расстоянии километра перед нами посреди безупречного ледяного шоссе торчало что-то большое и ярко-красное, похожее на поджавшего ноги мамонта, если бы здесь водились мамонты, да еще с такой красной шкурой. А может быть, рыжий цвет издали, подсвеченный висящим у горизонта солнцем, приобретает для глаза такую окраску? Может быть, это был попросту очень крупный ярко-рыжий олень? Я все же рискнул подойти к Вано. - Будь другом, генацвале, посмотри на дорогу. Он посмотрел. - А на что смотреть? На рыжий камень? - Он не рыжий, а красный. - Здесь все камни красные. - А почему посреди дороги? - Не посреди, а сбоку. Когда лед срезали, камень оставили. - Сюда ехали, его не было. Вано посмотрел дольше и внимательнее. - Может, и не было. Поедем - увидим. Издали камень казался неподвижным, и чем больше я смотрел на него, тем больше он походил именно на камень, а не на притаившегося зверя. Я еще со школьной скамьи знал, что в Гренландии крупного зверя нет. Олень? А чем будет питаться олень на глетчерном леднике, да еще наполовину срезанном? Вано снова занялся своей сваркой, не обращая больше внимания ни на меня, ни на камень. Я решил подойти ближе: какая-то смутная догадка таилась в сознании, я еще не мог ска

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору