Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Абрамов Александр. Всадники ниоткуда 1-3 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  -
не смог: рука встретила уплотненный, как дерево, воздух. - Страшно знать свой конец и не иметь возможности ему помешать, - сказал визави Зернова. - Я все-таки человек, а не биомасса. Ужасно хочется жить... Жуткая тишина придавила зал. Кто-то астматически тяжело дышал. Кто-то прикрыл глаза рукой. Адмирал Томпсон снял очки. Я зажмурился. Рука Мартина, лежавшая у меня на колене, вздрогнула. - Люк ап! - вскрикнул он. Я взглянул вверх и обмер: с потолка к сидевшему неподвижно Зернову в зеленом свитере спускалась лиловая пульсирующая труба. Ее граммофонный раструб расширялся и пенился, неспешно и прочно, как пустой колпак, прикрывая оказавшегося под ним человека. Минуту спустя мы увидели нечто вроде желеобразного фиолетового сталактита, соединившегося с поднявшимся навстречу ему сталагмитом. Основание сталагмита покоилось на трибуне у столика, сталактит же вытекал из потолка сквозь крышу и слежавшийся на ней почти трехметровый слой снега. Еще через полминуты пенистый край трубы начал загибаться наружу, и в открывшейся всем ее розовой пустоте мы не увидели ни стула, ни человека. Еще минута - и лиловая пена ушла сквозь потолок как нечто нематериальное, не повредив ни пластика, ни его тепловой изоляции. - Все, - сказал Зернов, подымаясь. - Финис, как говорили древние римляне. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СОТВОРЕНИЕ МИРА 9. "ГИБЕЛЬ "ТИТАНИКА" В Москве мне не повезло: перенести лютую антарктическую зиму, ни разу не чихнуть в шестидесятиградусные морозы и простудиться в осенней московской слякоти, когда даже ночью синий столбик в термометре за окном не опускался ниже нуля. Правда, в ближайший вторник медицина обещала мне полное выздоровление, но в воскресенье утром я еще лежал с горчичниками на спине, лишенный возможности даже спуститься к почтовому ящику за газетами. Впрочем, газеты принес мне Толька Дьячук, мой первый визитер в это воскресное утро. И хотя по приезде из Мирного он сразу же вернулся к себе в Институт прогнозов, к своим картам ветров и циклонов, и в нашей возне с розовыми "облаками" не участвовал, я искренне обрадовался его приходу. Слишком близко и тревожно было все пережитое вместе месяц назад, да и визитером Толька был покладистым и удобным. В его присутствии можно было сколько угодно молчать и думать о своем, не рискуя обидеть гостя, а его шуточки и "поливы", или, попросту говоря, вранье, не обижали хозяина. В общем, гость уютно сидел в кресле у окна и мурлыкал под гитару что-то им же сочиненное, а хозяин лежал, терпел укусы горчичников и почему-то вспоминал свой последний день в Мирном, когда мы вместе с Костей Ожогиным опробовали новый, только что полученный из Москвы вертолет. Ожогин прибыл в Мирный с новой партией зимовщиков и о розовых "облаках" узнал, что называется, из десятых рук. Знакомство его со мной началось со страстной просьбы показать хотя бы несколько кадриков из моего фильма. Я показал ему целую часть. В ответ он предложил мне опробовать вместе с ним над океаном у берега его новый скоростной вертолет. А наутро - мое последнее утро в Мирном - зашел за мной и "по секрету" сообщил о какой-то "очень странной штуковине". Вертолет его всю ночь простоял на льду, метрах в пятидесяти от кромки, где пришвартовалась "Обь". Вечером Ожогин, по его словам, отпраздновал приезд с ребятами: "Выпил чуток, а перед тем как заснуть, сгонял на лед взглянуть на машину. Смотрю: не один вертолет, а два рядышком. Я решил, что новый выгрузили, повернулся и пошел спать. А утром гляжу: опять один стоит. Спрашиваю у инженера-механика, где же второй, а он смеется. У тебя, говорит, в глазах двоилось, глотнул, наверно. А сколько я глотнул? Полтораста, не больше". Я сразу заподозрил истинных виновников этого раздвоения, но о своих соображениях по поводу "странной штуковины" ничего не сказал, только Прихватил с собой камеру: чуяло сердце, что пригодится. Так и случилось. Мы шли примерно на трехсотметровой высоте над океаном, у самой кромки ледяного припая. Отчетливо виднелись выгруженные с теплохода ящики и машины, мелкое ледяное крошево у берега и голубые айсберги в чистой воде. Самый крупный из них высился в нескольких километрах от берега, он даже не плыл, не покачивался на волнах, а прочно сидел в воде, цепляясь гигантской подводной частью за дно. Мы прозвали его "Гибель "Титаника", в память знаменитого пассажирского лайнера, погибшего в начале века от столкновения с подобным ледяным колоссом. Но этот, наверное, был еще крупнее. Наши гляциологи подсчитали его площадь: примерно три тысячи квадратных километров. К нему и направлялись, вытянувшись цепочкой по небу, так хорошо знакомые мне "диснеевские поросята". Я сразу начал снимать, не дожидаясь непосредственной встречи или сближения. Летели они на одной с нами высоте, розовые, без единого пятнышка, похожие на дирижабли только в хвосте колонны. Впереди они напоминали бумеранги или стреловидные крылья самолетов. "Уходить будем? - почему-то шепотом спросил Ожогин. - Можно повысить скорость". - "Зачем? - усмехнулся я. - От них все равно не уйдешь". Даже не касаясь Ожогина, я чувствовал, как напряжены его мышцы, только не знал - от страха или от возбуждения. "Раздваивать начнут?" - опять спросил он, "Не начнут". - "Откуда ты знаешь?" - "Они ночью твой вертолет раздвоили, сам же видел", - сказал я. Он замолчал. А колонна уже подошла к айсбергу. Три розовых "дирижабля" повисли в воздухе, покраснели, раскрылись чашечками знакомых бесстебельных маков, застыв по углам огромного треугольника над ледяным островом, а стреловидные "бумеранги" рванулись вниз. Они ушли под воду, как рыбы, без брызг и плеска, только белые взрывы пара кольцом обвили айсберг: слишком резкой, вероятно, была разница температур непонятного вещества и воды. Потом все успокоилось: "маки" цвели над островом, "бумеранги" исчезли. Я терпеливо ждал, пока вертолет медленно кружил над айсбергом чуть ниже повисших в воздухе "маков". "Что же дальше будет? - хрипло спросил Ожогин. - Не гробанемся?" - "Не думаю", - осторожно ответил я. Прошло, должно быть, минут десять. Ледяная гора внизу вдруг всколыхнулась и начала медленно подыматься из воды. "Отвали!" - крикнул я Косте. Он понял и рванул вертолет в сторону от опасной орбиты. А сверкавшая на солнце подсиненная глыба льда уже поднялась над водой. Она была так велика, что даже трудно было подыскать сравнение. Представьте себе большую гору, срезанную у основания и поднимающуюся в воздух, как детский воздушный шарик. При этом вся она блистала и переливалась миллиардами расплавленных и разлитых по ней сапфиров и изумрудов. Все операторы мира продали бы душу дьяволу за такую съемку. Но королем был я. Только мы с Ожогиным да астрономы Мирного видели это ни с чем не сравнимое зрелище. Как ледяное чудо-юдо поднялось из воды, как застыло оно над тремя алыми "маками", как понеслось вместе с ними в бездонную небесную даль. А "бумеранги", вынырнув из воды в струях пара, свернули своим кавалерийским строем на материк. Клубящиеся кучевые облака были их дорогой. Они галопировали по ней, как всадники. Всадники! Это сравнение было придумано позже, и придумано не мной, а сейчас я услышал его от бренчавшего на гитаре Тольки. - Нравится? - спросил он. - Что нравится? - не понял я. - "Что, что"... Песня, конечно. - Какая? - Я все еще не понимал его. - Не слышал, значит, - вздохнул он. - Я так и думал. Придется повторить, я не гордый. И он запел протяжным песенным говорком, как безголосые шансонье, не расстающиеся с микрофоном. Тогда я еще не знал, какая завидная судьба ожидает это творение нечаянной знаменитости. - Всадники ниоткуда - что это? Сон ли? Миф?.. Вдруг в ожидании чуда... замер безмолвно мир. И над ритмичным гудом, пульсом моей Земли, всадники ниоткуда строем своим прошли... Право, сюжет не новый... Стержень трагедии прост: Гамлет решает снова... вечный, как мир, вопрос. Кто они? Люди? Боги? Медленно тает снег... Снова Земля в тревоге и передышки нет... Он сделал паузу и продолжал чуть-чуть мажорнее: - Кто ими будет познан? Сможем ли их понять? Поздно, приятель, поздно, не на кого пенять... Только поверить трудно: видишь - опять вдали... Всадники ниоткуда строем своим прошли... Он вздохнул и посмотрел на меня в ожидании приговора. - Ничего, - сказал я. - Поется. Только... - Что - только? - насторожился он. - Откуда у хлопца испанская грусть? Пессимизм откуда? "Поздно, приятель, поздно, - передразнил я его, - не на кого пенять"... А что, собственно, поздно? И почему поздно? И на что пенять? Тебе льда жалко? Или двойников? Сними-ка лучше горчичники, уже не жгут. Толька содрал с моей измученной спины уже высохшие горчичники и сказал: - Между прочим, их и в Арктике видели. - Горчичники? - Не остри. Не смешно. - Вероятно, страшно. Всадники ниоткуда... - Может, и страшно. В Гренландии тоже лед срезают. Есть телеграммы. - Ну и что? Теплее будет. - А если весь лед Земли? И в Арктике, и в Антарктике, и в горах, и в океанах? - Тебе лучше знать - ты же климатолог. В Белом море будем сардинку ловить, а в Гренландии апельсины посадим. - В теории, - вздохнул Толька. - Кто может предсказать, что произойдет в действительности? Никто. Да и не во льдах суть. Ты выступление нашего Томпсона почитай. ТАСС его полностью передал. - Он указал на пачку газет. - А что, паникует? - Еще как! - Он и в Мирном паниковал. Помнишь? - Трудный дядька. Много крови испортит. И не только нам. Кстати, он и словечко наше использовал. С подачи Лисовского: хорзмен фром ноуэр. - "Всадники ниоткуда". А ведь это ты придумал, - вспомнил я. - А кто размножил? Спецкор "Известий" Лисовский, возвращавшийся вместе с нами из Мирного, был автором статьи о розовых "облаках", обошедшей всю мировую печать. Он так и назвал ее - "Всадники ниоткуда". А название действительно придумал Толька. Это он закричал тогда, увидев их из окна самолета: "Всадники! Ей-богу, всадники". - "Откуда?" - спросил кто-то. "А я знаю? Ниоткуда". И тут же Лисовский повторил вслух: "Всадники ниоткуда. Неплохо для заголовка". Вспомнив об этом, мы с Толькой переглянулись. Так оно и было. 10. САМОЛЕТ-ПРИЗРАК А что, собственно, было? Наш реактивный лайнер летел с ледяного аэродрома Мирного к берегам Южной Африки. Под нами клубилась облачная белесая муть, похожая на снежное поле близ узловой железнодорожной станции: снег, заштрихованный паровозной копотью. Иногда облака расходились, муть прорывалась окнами, и в окнах глубоко-глубоко внизу открывалась стальная доска океана. В кабине собрались все привыкшие друг к другу за зиму - геологи, летчики, гляциологи, астрономы, аэрологи. Из гостей присутствовали только несколько газетных корреспондентов, но о том, что они гости, скоро забыли, да и сами гости постепенно растворились в однородней среде вчерашних зимовщиков. Говорили, конечно, о розовых "облаках", но не серьезно, по-домашнему, с подкусом и шуточками, - словом, шел привычный веселый каюткомпанейский треп. Розовые "бумеранги" появились неожиданно на облачной белесой дорожке, подскакивая и зарываясь в ней, как всадники в ковыльной степи. Тогда и родилось сравнение со всадниками, хотя сравнивать их, конечно, можно было с чем угодно: форму свою, как я уже видел, они меняли мгновенно, часто и по неведомым нам причинам. Так произошло и на этот раз. Шесть или семь из них - уже не помню точно - поднялись нам навстречу, растеклись розовыми блинами, потемнели и обвили самолет непроницаемым багровым коконом. К чести нашего пилота, он не дрогнул, а продолжал вести самолет, как будто бы ничего не случилось: в коконе так в коконе! В кабине наступила зловещая тишина. Все ждали чего-то, опасливо переглядываясь и не решаясь заговорить. Красный туман уже просачивался сквозь стены. Как это происходило, никто не понимал. Казалось, для него не было материальных препятствий или он сам был нематериальным, иллюзорным, существовавшим только в нашем воображении. Но вскоре он заполнил кабину, и только странные багровые затемнения выдавали сидевших впереди и позади меня пассажиров. "Вы что-нибудь понимаете?" - спросил меня голос Лисовского, сидевшего через проход от меня. "А вам не кажется, что кто-то заглядывает вам в мозг, просматривает вас насквозь?" - ответил я вопросом на вопрос. Он помолчал, должно быть соображая, не сошел ли я с ума от страха, потом проговорил, запинаясь: "Н-нет, не кажется, а что?" - "Просто туман, ничего не кажется", - сказал кто-то рядом. И мне не казалось. То, что происходило в самолете, ничуть не напоминало по ощущениям случившееся в снегоходе и в палатке. В первом случае кто-то или что-то просматривало, неощутимо прощупывало меня, словно подсчитывая и определяя порядок расположения частиц, образующих мою биосущность, и таким образом создавая мою будущую модель, во втором - процесс остановился на полпути, словно создатель модели понял, что по моему образцу модель была уже создана раньше. А сейчас меня окружал просто разлитый в кабине туман, как подкрашенный кармином воздух, непрозрачный, как мутная вода в банке, не холодный и не теплый, не режущий глаза и не щекочущий ноздри - неощутимый. Он обтекал меня, казалось совсем не касаясь кожи, и понемногу таял или выветривался. Скоро стали видны руки, одежда, обивка кресел и сидевшие рядом. Я услышал позади чей-то вопрос: "Сколько прошло? Вы не засекли время?" - "Нет, не засек, не знаю". Я тоже не знал, может быть, три, может быть, десять минут. И тут мы увидели нечто еще более странное. Попробуйте прищуриться, сильно сжимая веки, и вам покажется, что предмет, на который вы смотрите, начинает двоиться: от него как бы отделяется копия и уплывает куда-то в сторону. То же произошло и со всей обстановкой самолета, со всем тем, что было в поле нашего зрения. Я не смутно, а вполне отчетливо видел - а потом узнал, что и каждый видел, - как от нашей кабины со всем ее содержимым начал отделяться ее дубликат с полом, окнами, креслами и пассажирами, отделился, поднялся на полметра и поплыл в сторону. Я увидел себя самого, Тольку с гитарой, Лисовского, увидел, как Лисовский попытался схватить свое уплывающее повторение - и схватил только воздух; увидел уже не внутренность нашей кабины, а ее наружную стенку и то, как эта стенка прошла сквозь действительную стенку, как последовало за ней крыло, скользнувшее сквозь нас, как гигантская тень самолета, и как все это исчезло, словно испарилось в воздухе. И все-таки не исчезло, не испарилось. Мы бросились к окнам и увидели такой же самолет, летевший рядом, абсолютно точную, словно серийную копию, и при этом совсем не иллюзорную, потому что оказавшийся расторопнее всех Лисовский все-таки успел сделать снимок, а на снимке этом, впоследствии повсюду опубликованном, был четко зафиксирован дубликат нашего воздушного лайнера, снятый с десятиметрового расстояния в воздухе. К сожалению, то, что произошло позже, никто снять не успел. У Лисовского кончилась пленка, а я вспомнил о камере слишком поздно, да к тому же она была в футляре и подготовить ее к съемке я бы все равно не успел, настолько быстро, почти молниеносно, завершилось это воздушное чудо. Именно чудо: создателей его мы даже не видели. Просто в воздухе вокруг самолета-двойника возник знакомый малиновый кокон, вытянулся, побагровел, из багрового превратился в лиловый и растаял. Ничего не осталось - ни самолета, ни кокона. Только клубилась внизу по-прежнему облачная белая муть. Помню, из пилотской кабины вышел наш шеф-пилот и робко спросил: "Может быть, кто из товарищей объяснит нам, что случилось?" Никто не отозвался, шеф подождал, потом сказал с обидной для нас усмешкой: "Что же получается, товарищи ученые? Необъяснимый феномен? Чудо? Чудес-то ведь не бывает". - "Значит, бывает", - ответил кто-то. Все засмеялись. Тогда спросил Лисовский: "Может быть, товарищ Зернов объяснит?" - "Я не Бог и не дельфийский оракул, - буркнул в ответ Зернов. - "Облака" создали самолет-двойник - все видели. А как и зачем, я знаю не больше вас". - "Значит, так и написать?" - съязвил Лисовский. "Так и напишите", - отрезал Зернов и замолчал. Заговорил он со мной об этом после посадки в Карачи, когда нам обоим удалось пробиться сквозь толпу встречавших самолет журналистов: оказывается, наш радист еще в пути послал радиограмму о происшедшем. Пока газетчики с фото- и кинокамерами атаковали команду самолета, мы с Зерновым незаметно проскользнули в ресторанный буфет и с наслаждением заказали прохладительное. Помню, я о чем-то спросил его, он не ответил. Потом, словно отвечая не мне, а каким-то тревожившим его думам, сказал: - Другой метод моделирования. Совершенно другой. - Вы о "всадниках"? - спросил я. - Привилось словечко, - усмехнулся он. - Повсюду привьется. И у нас, и на Западе - вот увидите. А смоделировано было все по-другому, - прибавил он. Я не понял: - Самолет? - Не думаю. Самолет, наверное, смоделировали полностью. И тем же способом. Сначала нематериально, иллюзорно, потом вещественно - вся атомная структура в точности. А людей - по-другому: только внешняя форма, оболочка, функция пассажира. Что делает пассажир? Сидит в кресле, смотрит в окно, пьет боржом, листает книгу. Едва ли воссоздавалась психическая жизнь человека во всей ее сложности. Да это и не нужно. Требовалась живая, действующая модель самолета с живыми, действующими пассажирами. Впрочем, это только предположение. - Зачем же было уничтожать эту модель? - А зачем уничтожать двойников? - спросил он в ответ. - Помните прощание моего близнеца? Я до сих пор этого забыть не могу. Он замолчал и перестал отвечать на вопросы. Только по выходе из ресторана, когда мы прошли мимо Лисовского, окруженного по меньшей мере десятком иностранных корреспондентов, Зернов засмеялся и сказал: - Обязательно подкинет им "всадников". А те подхватят. И Апокалипсис приплетут. Будет и конь бледный, и конь вороной, и всадники, смерть несущие, - все будет. Читали Библию? Нет? Тогда прочтите и сравните, когда время придет. Все предсказанное Зерновым сбылось в точности. Я чуть не подскочил на постели, когда вместе с телеграммами о появлении розовых "облаков" на Аляске и в Гималаях Дьячук прочел мне перевод статьи адмирала Томпсона из нью-йоркской газеты. Даже высмеянная Зерновым терминология полностью совпадала с адмиральской. "Кто-то метко назвал их всадниками, - писал адмирал, - и все же не попал в яблочко. Это не просто всадники. Это всадники из Апокалипсиса - к такому сравнению я прихожу не случайно. Вспомним слова пророка: "...и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над землей - умерщвлять мечом, и голодом, и мором". Да простят мне американцы, что я прибегаю к терминологии, более приличествующей кардиналу католической церкви, чем отставному военному моряку. Но я вынужден сделать это: слишком уж беззаботно встречает человечество своих незваных гостей". Адмирала не интересовало, откуда явились они - с Сириуса или с альфы Центав

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору