слуги и стражники?
   - Не знаю, милорд. Может быть, потому, что мы деремся  с  ним  во  дворе,
рядом с кухней.
   Джим понял, что  большего  от  Мэй  не  добиться.  Внезапно  он  вспомнил
подслушанный разговор  между  Николасом  и  Бартоломью.  Только  сейчас  его
осенило, что солдаты делали ставки на  исход  драки  между  Томом  и  Мэй  и
обсуждали свои шансы на выигрыш. Да разве Мэй признается, что на них с Томом
ставили?
   На всякий случай Джим поинтересовался:
   - Может быть, среди слуг или стражников есть такие, кто  заинтересован  в
исходе ваших драк с Томом?
   Мэй побледнела. На нее было жалко смотреть.
   - Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, -  покладисто  сказал  Джим,
подымаясь со стула. - А сейчас постарайся уснуть.
   - Милорд, я хочу  кое  о  чем  рассказать  тебе!  -  выпалила  неожиданно
девочка.
   Джим удивленно взглянул на нее и снова опустился на стул.
   Мэй отвела глаза в сторону и приступила к рассказу:
   - Ты должен знать, милорд! И миледи тоже! Мы с Томом  с  раннего  детства
были как близнецы: одного возраста, одного роста, одной внешности.  Мы  враз
попали сюда на работу и были рады, что станем жить под одной крышей.
   Мэй замолчала и взглянула на Джима сияющими глазами.
   - Я понятно рассказываю, милорд?
   - Вполне, - одобрительным тоном ответил Джим. Мэй опять  отвела  глаза  в
сторону.
   - Но потом вышло так,  что  я  стала  перегонять  Тома  в  росте.  -  Мэй
взглянула на Джима. - Ты же знаешь, милорд, как это бывает с девочками?
   Джим кивнул.
   - Поначалу мы дрались с Томом на равных, - продолжила  Мэй,  -  а  потом,
когда я стала сильней и выше его,  победа  всякий  раз  доставалась  мне.  Я
попросила Тома не задираться, а он все лез и лез на рожон, стараясь доказать
свою силу, да все понапрасну. На Тома стали косо посматривать.
   - Ты хочешь сказать, что слуги стали над ним посмеиваться?
   - Хуже того, милорд. Его стали дразнить. А один стражник  бросил  Тому  в
лицо, что ему ни в жизнь не стать настоящим мужчиной, а когда Том  предложил
этому типу подраться, тот ответил,  что  не  станет  марать  руки  о  парня,
которому не по силам побить девчонку.
   Мэй судорожно вздохнула, на мгновение замолчала, а затем, взглянув  Джиму
в глаза, твердо произнесла:
   - Мы с Томом собираемся пожениться, милорд. Ему не найти лучшей  жены,  а
мне - лучшего мужа.
   - И поэтому ты сегодня позволила Тому победить тебя?
   Мэй стремительно села в постели и, сверкнув глазами, воскликнула:
   - Я не поддалась! Я никому не уступаю, милорд! Даже Тому.
   - Извини, Мэй, я не хотел обидеть тебя, - промямлил Джим.
   - Том победил честно! - добавила девчонка, дрожа от волнения.
   - Я верю тебе. Ляг.
   Мэй опустила голову на подушку.
   - Том победил честно, - тихо повторила она. - Он стал настоящим  мужчиной
и теперь надает любому, кто вздумает потешаться над ним. Мы поженимся, когда
поспеет урожай яблок.
   Джим взглянул на девочку со смешанным чувством  жалости  и  уважения.  По
существу, Мэй и Том были еще детьми. Однако время диктовало им  вступить  во
взрослую жизнь, и они не страшились ее.
   Джим встал со стула и потянулся рукой к кожаному  кошельку,  висевшему  у
него на поясе. Он вынул оттуда монету и протянул ее девочке со словами:
   - Тебе на свадьбу.
   Мэй машинально взяла монету и во все глаза уставилась на кружок.
   - Целый золотой леопард, милорд? - удивилась она.
   Леопард равнялся трем шиллингам, а одного шиллинга хватало рыцарю,  чтобы
вместе с оруженосцем снарядиться в поход. Но хотя Мэй  и  правильно  оценила
достоинство подаренной ей монеты, Джим готов был поклясться, что она впервые
держит деньги в руках. Мэй осторожно сжимала монету пальцами, словно  боясь,
что та рассыплется в прах, если нажать на нее сильнее.
   - Свадебный  подарок,  -  повторил  Джим.  -  А  теперь  спи.  Тебе  надо
восстановить силы.
   Мэй послушно закрыла глаза.
   Джим вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой, и  медленно  побрел  по
проходу. Внезапно мысли его потекли по новому направлению. Черт  его  дернул
дать Мэй леопард! Теперь каждый,  кому  не  лень,  постарается  под  удобным
предлогом выудить у него деньги. Он дал Мэй слишком много. За глаза и за уши
ей хватило бы и гроута, серебряной монеты, равной четырем пенсам.
   Расчувствовался, отдал Мэй единственный леопард, который у  него  был,  а
если Энджи узнает об этом... Джим поморщился: о последствиях лучше  было  не
думать. Что сделано, то сделано. Может быть, леопард принесет Мэй счастье...
   Джим остановился. Новая мысль пришла ему в голову.  А  что  если  Мэй  не
заснула? С нее станет попытаться проглотить леопард,  чтобы  понадежней  его
припрятать. Монета слишком большая - Мэй может поперхнуться и умереть.
   Джим быстрым шагом пошел обратно. Должно быть,  еще  не  поздно  поменять
леопард на гроут, сославшись  на  собственную  рассеянность.  Он  подошел  к
полуоткрытой двери и заглянул в комнату. Мэй лежала в  постели  с  закрытыми
глазами, положив на грудь сжатую в кулак руку. Две слезы  скатывались  с  ее
щек. Нечего было и думать, чтобы заменить леопард на гроут.
   Джим открыл дверь пошире, чтобы убедиться в  том,  что  Мэй  спит.  Дверь
скрипнула, Мэй открыла глаза. Джим отпрянул от двери.
   - Милорд! - послышался голос девочки. - Прошу тебя, зайди  в  комнату.  Я
хочу сказать тебе кое-что.
   Джим тяжело вздохнул и вошел.
   Мэй  сидела  в  постели,  вытянув  вперед  руку.  На  раскрытой   ладони,
поблескивая  под  солнечными  лучами,  пробивающимися  сквозь  окно,   лежал
леопард.
   - Прошу тебя, милорд, - тихо сказала Мэй, - забери его обратно.
   - Почему? - удивился Джим. По лицу Мэй снова потекли слезы.
   - Я боюсь, что леопард принесет мне несчастье.
   - Чепуха! - отрезал Джим, почувствовав, что теперь ни за что  не  возьмет
монету назад. - О каком несчастье ты говоришь? Ничего  плохого  с  тобой  не
случится. Поверь мне. Ты же знаешь, я - маг.
   - А вы с миледи не покинете нас?
   - Конечно, мы .. - Джим запнулся, запутавшись в собственных мыслях. -  Да
нет, а почему ты спрашиваешь об этом?
   - Мы не хотим, чтобы вы оставили нас. Не только мы с Томом, но  и  все  в
замке.
   - Но почему?
   - Потому что мы любим вас, и тебя, и миледи. Никто в  замке  не  может  и
помыслить о других господах. Если  вы  уедете,  все  пойдет  прахом.  Вы  не
оставите нас, милорд?
   Джим поежился: на глазах Мэй опять показались слезы.
   - Нет, - ответил он хриплым голосом. А что другое он мог  сказать?  Разве
Энджи оставит здесь Роберта? Никогда. А представить себе,  что  она  заберет
ребенка с собой, оторвав от мира, в котором он появился на  свет  и  который
сулит ему безбедную жизнь, было также немыслимо.
   - С чего ты взяла, что мы собираемся вас покинуть? - спросил Джим.
   - Вас все любят. Таких хозяев больше нет во всей  Англии.  Все  стараются
вам угодить. Однако ты, милорд, в последнее время никого не жалуешь. Вот  мы
и решили, что ты с миледи собираешься нас оставить. Люди в замке  думают  не
только о себе, но и своих детях. У нас с Томом тоже будут дети, а они смогут
чего-то добиться в жизни лишь в том случае,  если  ты  и  миледи  останетесь
вместе с  нами.  Пожалуйста,  милорд,  забери  леопард  обратно  -  я  тогда
успокоюсь и буду думать, что все сложится хорошо.
   Джим потянулся к Мэй и тихонько пожал ей пальцы.
   - Оставь себе леопард, - твердым голосом сказал он. - Обещаю тебе, что мы
с миледи вас не покинем. А если случится что-нибудь непредвиденное, даю тебе
слово мага и рыцаря, что люди в замке не станут терпеть нужды и  лишений  до
конца дней своих. Теперь ты довольна?
   Мэй пристально посмотрела на Джима и разрыдалась.
   - Да, милорд, - прошептала она сквозь слезы, сжимая в руке леопард.
   - Вот и хорошо, - сказал Джим и быстрым шагом вышел из комнаты.

Глава 41

   Джим шел в Большой зал, охваченный восторгом и счастьем, хотя  в  глубине
души и ощущал груз ответственности за данное им слово  не  оставлять  своими
заботами людей Маленконтри. Отступать от данного слова было не принято. Джим
нисколько не сомневался, что весть о его  обещании  разлетится  по  замку  с
быстротой молнии.
   Он привык думать о своих людях как об отдельных личностях,  индивидуумах.
До разговора с Мэй ему не приходило в  голову,  что  они  являются  и  неким
сообществом, объединением лиц, имеющих одни стремления  и  общие  цели.  Это
сообщество пополнялось - рождались дети, хотя об их появлении на свет  слуги
умалчивали. В замке даже была скрытая от хозяйских глаз детская,  в  которой
мамаши ходили за новорожденными. Молчаливое согласие  господ  на  воспитание
детей в замке, который давал  младенцам  и  стол,  и  кров,  в  полной  мере
устраивало обитателей Маленконтри.
   Неудивительно, что Мэй Хизер связывала судьбу своего будущего потомства с
Анджелой и Джимом. И все-таки суть была не  в  расчете  слуг  на  доброту  и
снисходительность хозяев. Джим ощутил с  полной  несомненностью,  что  слуги
любят его. Он ускорил шаг: его так  и  подмывало  рассказать  жене  о  своем
открытии.
   В буфетной на Джима не обратили никакого  внимания  -  слуги  разогревали
пищу к столу. В Большом зале его встретил голос Энджи:
   - Джим, посмотри, кто у нас!
   Слева от Анджелы сидела Кинетете, на следующем стуле устроился Каролинус.
Маг был бледен, однако глаза его лукаво поблескивали. Зато Кинетете  окинула
Джима проницательным взглядом. По его спине пробежал холодок.
   - Кинетете, я пытался  связаться  с  тобой,  но  ты  не  откликнулась,  -
пролепетал Джим. - Ты не уделишь мне пару минут? Я хочу поговорить  с  тобой
наедине.
   - Нашел время  секретничать!  -  ответила  Кинетете,  -  Может  быть,  ты
разделишь нашу компанию? Садись  рядом  с  Каролинусом,  только  не  докучай
своему учителю.
   Джим поплелся к столу. Брайена, Геронды и Дэффида все еще не было, зато к
Джону Чендосу присоединились  молодые  рыцари  из  его  свиты.  Они  усердно
налегали на еду, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что сидят за  одним
столом с двумя магами самого высокого ранга.
   Джим подсел к Каролинусу. Ответив кивком на его приветствие, маг  перевел
взгляд  на  Анджелу  и,  продолжая  разговор,  начатый  до  прихода   Джима,
мечтательно произнес:
   - Собираюсь вернуться в свой домик. Отдохну в тиши, без сумятицы, в кругу
книг и милых сердцу вещей.
   - Это так понятно... - в полной мере посочувствовать Каролинусу Энджи  не
успела: над ее ухом склонился  слуга.  Выслушав  сообщение,  Анджела  обвела
глазами гостей, извинилась и торопливо пошла в буфетную.
   Джим даже не проводил  ее  взглядом.  Слова  Каролинуса  повергли  его  в
смущение. Он вспомнил о чаше, изъятой из домика мага.
   Джим помялся, вздохнул и сказал с тоской в голосе:
   - Каролинус, когда я был в королевском дворце, мне понадобился магический
кристалл, а в Святой Земле я видел, как один маг смотрел  в  чашу  с  водой,
чтобы  получить  нужные  ему  сведения.  У  меня  не  оказалось  под   рукой
подходящего сосуда, и я воспользовался твоей  чашей,  которую  переправил  с
помощью магии из твоего домика во дворец.
   Каролинус задвигал бровями вверх и вниз и хмуро спросил:
   - Какой чашей?
   - Да совсем невзрачной на вид. Я был уверен, что ты не станешь...
   - Какую чашу ты забрал без спросу из моего домика. - " громыхнул маг.
   - Глиняную, зеленоватую...
   - Мою китайскую чашу цвета морской волны! Да знаешь ли ты, что этой  чаше
три тысячи лет? Ее изготовили во времена Иньского царства. Где она?
   Джим оторопел. Он опустил глаза и тихо пробормотал:
   - Я точно не помню.
   - Не помнишь? - взревел Каролинус.
   - Я тогда закрутился, у меня было много дел,  -  пролепетал  Джим,  затем
неожиданно встрепенулся, поднял голову и громко проговорил:
   - Гоб, если ты слышишь меня, скажи, не знаешь ли ты, где чаша  из  домика
Каролинуса.
   - Прошу прощения, милорд, - раздался тоненький голосок.
   Из камина выплыла струйка дыма. На ней сидел гоблин. Он подлетел к Джиму,
спрыгнул со струйки и уселся на стол, держа за спиной руки.
   - Прошу  прощения,  милорд,  -  повторил  Гоб.  -  Ты  оставил  чашу  без
присмотра, а я.., ой! - Гоблин прикрыл рот ладошкой, заметив сердитый взгляд
Каролинуса.
   - Ты потерял мою чашу? - вскричал маг, повернувшись к Джиму.
   - Не беспокойся, милорд Каролинус, - прощебетал гоблин. - Я подумал,  что
твоя чаша понравится детям, которых я катаю на струйке дыма,  и,  когда  она
попалась мне на глаза, я припрятал ее. Вот она! - Гоблин вытащил из-за спины
руку, в которой держал глиняную посудину. - С ней вовсе ничего не случилось.
Возьми ее, милорд маг.
   - Она вся в саже, - недовольно проворчал Каролинус, рассматривая чашу  со
всех сторон.
   - Я отчищу ее, - пискнул гоблин.
   - А заодно поцарапаешь, - буркнул маг. - Все! Она уже чистая.
   Чаша заблестела как новенькая.
   - И стоило волноваться из-за такой  ерунды,  Каролинус!  -  подала  голос
Кинетете. - Ты не бережешь себя. Повеселились и хватит.
   Оба мага исчезли и через мгновение появились снова.
   - Нет мы останемся! - воскликнул Каролинус.
   - Ты что, хочешь убить себя?
   - Я хочу провести этот вечер здесь, со своими друзьями.
   - Если ты еще раз распалишься, то доконаешь себя, -  поучительно  сказала
Кинетете. - Ладно, оставайся, но только с одним условием: из Маленкон-три мы
отправимся вместе ко мне домой, и ты останешься у  меня  до  тех  пор,  пока
полностью не поправишься. Иначе я умываю руки.
   - Из Маленконтри я отправлюсь в свой домик, - упрямо ответил маг.
   Кинетете испытующе посмотрела на Каролинуса и нехотя согласилась:
   - Пусть будет по-твоему.
   - Вот и прекрасно, - просиял маг. - Но раз ты так  обо  мне  печешься,  я
могу поначалу нанести тебе короткий визит.
   - А сегодня, здесь, ты больше не разбушуешься?
   - Можешь не беспокоиться.
   - Ты даешь слово?
   - Если ты того хочешь... - Каролинус замялся, затем  глубоко  вздохнул  и
решительно произнес:
   - Хорошо. Я даю слово.
   Кинетете удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Джима.
   - А у тебя, Джеймс, оказывается, короткая память, -  сказала  она.  -  Ты
совсем забыл, что сделал чашу невидимой и повелел ей следовать за тобой.
   - А как она оказалась у Гоба? - смущенно спросил Джим.
   - Я думаю, Гоб сам расскажет об этом. - Киненете  поощрительно  взглянула
на гоблина.
   - Милорд, эта чаша сама мелькнула перед моими глазами, - защебетал Гоб. -
Там, в подземелье, как раз перед тем, как Хилл начал драться со своим дядей.
Чаша падала сверху на пол, милорд. Я побоялся, что она разобьется, поймал ее
и сунул под войлок. - Гоблин потупился и жалобно произнес:
   - Я подвел тебя?
   - Наоборот, Гоб, - ответил Джим. - Ты меня выручил.
   Личико гоблина расплылось в улыбке. Джим повернулся к магу.
   - Извини, Каролинус, - сказал он, - если бы я знал, что эта чаша так тебе
дорога...
   Маг не слушал, он умильно смотрел на чашу и любовно ее  поглаживал.  Джим
поднялся на ноги.
   - Прошу прощения, - громко сказал он, обводя глазами гостей, - я  оставлю
вас ненадолго. Мне надо поговорить с миледи.
   Джима все еще подмывало рассказать жене о своем разговоре с Мэй Хизер. Он
торопливо пошел в буфетную и в  дверях  чуть  не  налетел  на  Анджелу.  Она
удивленно подняла на мужа глаза и отступила на шаг.
   - Пришлось взглянуть на пудинг, - сказала Энджи. Заметив, что Джим  сияет
от радости, она спросила:
   - Ты улыбаешься, как чеширский кот. Что случилось?
   Джим обвел глазами буфетную. Комната была  полна  слуг,  а  над  пудингом
хлопотала сама Гвинет Плайсет, вставшая на время из-за праздничного стола.
   - Выйдем на лестницу, - шепнул Джим жене. На площадке у ступенек винтовой
лестницы можно было не опасаться посторонних ушей.
   - Зачем ты взял без спросу у Каролинуса чашу? - спросила Анджела.
   - Расскажу тебе после, - ответил Джим. - Дело не в этом. Как мне было  ни
трудно, я дал слово Мэй Хизер. А Каролинус за столом тоже дал слово.
   - О чем ты толкуешь? - удивилась Энджи.
   - Мне надо о многом рассказать тебе, но не сейчас и не здесь, -  смущенно
ответил Джим. - Дело в том, что я дал слово Мэй Хизер  обеспечить  безбедное
будущее всем нашим людям в том случае, если мы с тобой их покинем.
   - С чего ты взял, что мы их покинем? - возмутилась Энджи.
   - Я не исключал такую  возможность.  Мы  могли  бы  оставить  Маленконтри
Брайену и Геронде. Но это не самое главное.
   - Да разве Маленконтри для нас не главное? - воскликнула Энджи и, немного
помедлив, спросила:
   - Когда ты успел поговорить с Мэй?
   - Я зашел к ней по пути в Большой зал. Подумал, что ты  захочешь  узнать,
как она себя чувствует.
   - И как она?
   - Ничего страшного, отделалась синяками. Энджи, я поговорил с Мэй, как ты
советовала. Оказалось, что я ошибался. Слуги не испытывают к нам  неприязни.
Они любят нас и не мыслят жизни с другими хозяевами. Так сказала Мэй. - Лицо
Джима разрумянилось, глаза сияли.
   Энджи еле сдерживала улыбку. Она видела, что  Джим  счастлив,  а  значит,
была счастлива и сама.
   - Я же говорила тебе, - сказала Энджи. Джим обнял жену и поцеловал.