ь.  Голова его  работала безостановочно.  Он
вспоминал все  происшествия прожитого дня,  и  в  душу к  нему закрадывалось
какое-то  приятное и  в  то  же  время  жуткое  чувство.  Приятно  ему  было
сознавать,  что от  Катерины он больше не зависит и  что теперь он свободен,
как птица.  Пугала его только мысль о том, что незнакомец может его бросить,
и  он тогда останется один с бессловесным Мойпесом.  Потом Рыжик думал еще о
панычах, о Дуне, об Аксинье. Думал он о том, как он уйдет далеко-далеко, как
он вырастет, как он много денег заработает и как он тогда всех осчастливит и
обрадует.
     Детские наивные мечты усыпили Рыжика,  и  он  уснул спокойным,  крепким
сном.
     Мойпес,  растянувшись у  ног Саньки,  также уснул.  В лесу сделалось до
того  тихо,  что  малейший шорох,  малейший звук  явственно нарушали строгое
молчание ночи.
     - Эй, товарищ, вставай кушать! - услыхал Рыжик и проснулся.
     Возле  него  на  траве сидел фокусник и  перочинным ножиком резал хлеб.
Санька не совсем еще пришел в  себя и  с  удивлением поглядывал на него,  не
понимая, в чем дело.
     - Ты  что это на  меня свои колеса таращишь,  аль не узнал?  -  смеясь,
спросил незнакомец.
     Санька при  первых звуках его  голоса улыбнулся и  весело тряхнул рыжей
лохматой головой.
     - Ну, ступай к озеру, умойся, а потом садись завтракать.
     Рыжик бодро вскочил на ноги и побежал к озеру.  По обыкновению,  за ним
последовал и Мойпес.
     - Ну и  собака у тебя,  чтоб ей кошкой подавиться!  -  сказал фокусник,
когда Рыжик вернулся с озера.  -  Ни на шаг, четвероногий трубочист, от тебя
не отходит...
     Рыжик весело рассмеялся, погладил собаку и уселся подле незнакомца.
     - Ты где это взял? - спросил Санька.
     - Что?
     - Да вот хлеб, масло, лук, соль...
     - Ты  еще,  брат,  спал,  когда я  на промысел отправился...  Вон где я
был... Видишь церковь?
     - Вижу.
     - Ну, так вот я там был.
     Спустя немного,  когда путники наелись и  когда накормлен был и Мойпес,
фокусник стал готовиться в  путь-дорогу.  Он снял с себя башмаки и крылатку,
тщательно уложил их вместе с  остатками завтрака в  мешок,  а  затем,  найдя
рябину, стал вырезывать палку.
     Рыжик молча следил за  всеми движениями незнакомца и  со страхом ожидал
окончания этих приготовлений. Он боялся, что тот не возьмет его с собою.
     - Ну, брат, я готов, - сказал незнакомец, вернувшись с палкой.
     Он  подошел к  своему мешку,  бросил его себе на  плечи и,  сняв шляпу,
промолвил, обращаясь к Рыжику:
     - Прощай!..
     Но  не  успел он  договорить,  как Санька,  точно ужаленный,  вскочил с
места,  судорожно обнял его  и  так вскрикнул,  что у  того сердце сжалось в
груди.
     - О чем ты?  Что с тобой?.. Перестань же! - заговорил фокусник ласковым
голосом. - Ну и спутника нашел я себе, - добавил он и улыбнулся. - Ну, брат,
сядем, поговорим.
     Рыжик,   успокоившись  немного,   снова  опустился  на  траву  рядом  с
фокусником.
     - Ты  выслушай меня внимательно,  -  начал незнакомец,  -  а  потом уже
скажи,  пойдешь ли  ты  за  мной или  нет.  Я  еще вчера тебе сказал,  что я
бродяга.  Кроме того, у меня еще и паспорта нет. Когда-то я был гимназистом,
а теперь я пьяница.  Характер у меня такой, что с людьми я жить не могу. Вот
почему я  всю  жизнь  брожу без  цели,  без  пользы.  Жизнь моя  не  всякому
понравится. Часто, очень часто я голодаю, а осенью провожу ночи под открытым
небом.  В душе я великий артист.  Я так много понимаю и чувствую, что самому
себе иногда удивляюсь.  Но это все в душе у меня.  На самом же деле я никуда
не гожусь,  и цена мне грош. Вот почему я сделался не артистом, а фокусником
и клоуном. Зимою я работаю в цирках и балаганах и все, что получаю, пропиваю
до последней копейки... Летом я брожу... Теперь подумай, что ждет тебя, если
ты пойдешь со мною. Что могу я, балаганный клоун, тебе дать?
     - Мне  ничего не  надо!  -  живо  воскликнул Рыжик и  добавил,  скорчив
жалостную мину:  -  Дяденька,  добрый,  хороший,  возьми меня!.. Я тоже хочу
клоуном быть.
     - Довольно клянчить!  -  остановил Саньку фокусник.  -  Я вижу,  что ты
рожден быть бродягой,  а потому я беру тебя.  Но только помни: ежели ты хоть
раз мне скажешь: "Дяденька, домой хочу!" или реветь станешь - только ты меня
и  видел.  Как щенка,  брошу я  тебя на дороге.  Затем надо тебе с  Мойпесом
расстаться. Он нам не нужен. Мы не на охоту вышли...
     - Он не уйдет... - сказал Рыжик, и голос у него дрогнул.
     - А мы вот что сделаем: выйдем на большую дорогу, привяжем его к дереву
- у меня ремешок есть,  -  а сами и уйдем. Пока он ремешок перекусит, мы уже
будем далеко.  Он поищет-поищет нас,  а потом домой убежит...  Там ему лучше
будет. Согласен?
     - Ладно, - тихо ответил Рыжик.
     - В таком случае,  мы пошли...  Ах да, забыл сказать: меня дяденькой ты
не зови,  терпеть не могу.  Меня зовут Иван Раздольев,  а клоуны да акробаты
прозвали меня за мой маленький рост и легкость в весе Полфунта.  Можешь и ты
меня, если хочешь, так называть.
     Полфунта первый встал,  а  за ним уже Рыжик и Мойпес.  Выйдя на дорогу,
Полфунта достал из кармана длинный кожаный ремешок и передал его Рыжику.
     - Вот к этому дереву привяжи его,  -  сказал фокусник Саньке, подойдя к
одному из тополей, росших по обеим сторонам дороги.
     Рыжик  дрожащими руками обвязал ремешком шею  Мойпеса,  а  затем другой
конец  ремня  прикрепил к  толстой нижней  ветке  тополя.  Мойпес все  время
доверчиво смотрел на  своего хозяина и  тихо  вилял  хвостом.  Когда  Рыжик,
привязав собаку, поднял голову, Полфунта увидал слезы на его глазах.
     - Э,  брат,  ты плачешь!..  Так я один пойду,  - полушутя, полусерьезно
заметил фокусник.
     - Ишь ты,  чай,  жалко мне его!..  - насильно улыбаясь, сказал Рыжик, и
крупная слеза, точно хрустальный шарик, упала с ресниц и покатилась по щеке.
     - А мне вот ремешка жалко:  десять лет служил мне... Ну, пойдем, нечего
тут стоять.
     Путники поспешно ушли.
     Рыжик долго не оглядывался.  Ему было и грустно и больно.  Больше всего
жалел он Мойпеса.
     Когда  было  пройдено  порядочное  расстояние,   Рыжик  не  вытерпел  и
оглянулся. Ни поля, ни дороги, ни Мойпеса мальчик уже не видал. Только вдали
зеленым  треугольником выступал  сосновый  бор.  Лохматые вершины  деревьев,
качаемые ветром,  кланялись,  и Рыжику казалось, что лес шлет ему прощальный
привет.


        "XIV"

        "ПРИКЛЮЧЕНИЯ РЫЖИКА НАЧИНАЮТСЯ"

     На седьмой день Полфунта и Рыжик подошли к Киеву.
     Путешественники имели бодрый,  здоровый вид. Бродячая жизнь понравилась
Саньке,  и он чувствовал себя прекрасно.  Все время стояла чудная погода,  и
путники отлично проводили дни и ночи под открытым небом. Во время пути Рыжик
не  переставал восхищаться всем,  что только не  попадалось ему на глаза.  К
Раздольеву он привязался всем пылом детской души и  не отходил от него ни на
шаг.  Полфунта оказался очень знающим человеком.  На  все  вопросы Рыжика он
отвечал так  интересно и  понятно,  что  мальчик готов был  его  слушать без
конца. Полфунта держал себя по отношению к Саньке как добрый товарищ и делил
с  ним  поровну каждый кусок.  Если  он  замечал,  что  Рыжик  задумался или
грустит,  он  тотчас начинал шутить и  выкидывать такие штуки,  что  мальчик
покатывался со смеху и мгновенно забывал о своем горе.
     Несомненно,  что  этот  странный и  никому не  ведомый человек искренне
привязался к Рыжику и сердечно полюбил его.
     - Из тебя,  брат,  человек выйдет,  -  сказал он ему как-то раз,  -  ты
мальчик способный... До балагана я тебя не допущу, а определю в такое место,
что потом спасибо скажешь.  Дай только до Одессы добраться.  Жаль вот, что у
тебя метрики нет... Ну, да мы вытребуем и это.
     Рыжик на  все  был согласен.  Слушая Полфунта,  он  млел от  восторга и
заранее строил в уме грандиозные планы.
     И  вот  наконец они дошли до  Киева.  Благодаря тому,  что они пришли в
город  вечером,  древний  Киев  произвел не  особенно сильное впечатление на
Рыжика.  Помимо этого,  Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все
какими-то закоулками да проулками.  К девяти часам они пришли на вокзал. Вот
здесь  Рыжик насмотрелся диковин!  Прежде всего его  поразила громадная зала
третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и
женщины,  и  солдаты,  и  дети,  и  купцы -  все смешалось в  одну шумливую,
беспокойную толпу,  на скамьях,  на широких подоконниках - всюду, где только
возможно было,  лежали сундуки,  мешки,  узлы  и  чемоданы.  Люди беспокойно
сновали взад и вперед,  о чем-то кричали,  с кем-то переругивались;  грудные
дети оглашали громадную залу резкими криками.
     Санька,  попав в  эту кашу,  до  того растерялся,  что в  первую минуту
потерял даже способность соображать.  В  глазах у  него зарябило,  и  голова
закружилась.
     - Что здесь? - спросил он у Полфунта, который взял его за руку.
     - Здесь вокзал.
     - Что это значит?
     - А это значит,  что отсюда народ уезжает по железной дороге,  куда ему
нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.
     - А где дорога?
     - Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.
     Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:
     - Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи...
     - А ты? - обеспокоился Санька.
     - А я пойду с кондукторами поговорю.  Мы зайцами поедем,  -  добавил он
шепотом.
     - Как это - зайцами? - воскликнул Рыжик.
     - Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.
     - Ай-ай!  Глянь-кось,  что летит!  -  вдруг закричал Рыжик, увидавший в
окно промчавшийся мимо паровоз.
     - Вот это и есть машина, которая нас повезет.
     - А как она летит?
     - Паром.
     - А лошадь где?
     - Ах,  боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не
уходи отсюда, - сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.
     Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то,  что делалось
на  полотне дороги.  Там,  по мнению Саньки,  происходило нечто невероятное.
Громадные фонари,  как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги.
Рельсы,  сверкая сталью,  длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то
расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По
платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа
в  фуражках с  красными донышками и  разный другой люд.  Но  не это занимало
Рыжика.  Его  вниманием всецело овладел подходивший к  платформе поезд.  Два
чудовищных  глаза  у   паровоза  и  длинные  движущиеся  дома,   наполненные
пассажирами,  до того его поразили,  что он рот разинул от изумления и  даже
немного струсил.
     - Ну что, как ты тут? - услыхал Рыжик голос Полфунта.
     - Ай,  что там делается! - воскликнул мальчик. - Ты посмотри, народу-то
сколько!.. Куда это они бегут?
     - Выходят из вагонов. Приехали, ну и выходят. Не ночевать же им.
     - И мы так поедем?
     - Поедем.
     - Когда?
     - Через полчаса.  Только слушай:  я тебя (тут Полфунта понизил голос до
шепота) положу под скамейку.  Ты лежи смирно и не шевелись.  Я буду около. А
как приедем, я тебе скажу, и ты вылезешь. Понял?
     - Понял. Только бы поскорей.
     - Успеешь, еще надоест тебе.
     - А долго ехать мы будем?
     - Долго, говорю - надоест.
     В  это  время  раздался звонок,  и  толпа,  точно обезумев,  ринулась к
выходу.  Поднялась невообразимая давка.  Рыжику  и  Полфунту удалось первыми
проскользнуть на платформу. Первыми они попали и в вагон.
     - Скорее лезь! - прошептал Полфунта Рыжику и сам помог ему.
     Санька  мгновенно  исполнил  приказание.   Затаив  дыхание,  он  улегся
комочком и закрыл даже глаза.
     - Лежишь? - нагнулся к нему Полфунта.
     - Лежу, - прошептал Санька.
     - Ну и лежи знай! Я скажу тебе, когда вылезать. Кушать не хочешь?
     - Хочу, - живо ответил мальчик, обладавший волчьим аппетитом.
     - Хорошо! Погоди немного: пусть народ войдет; я побегу за булкой...
     - Ты  с  кем  это  там?  -  вдруг раздался над  головой Полфунта чей-то
хриплый бас.
     Он  вздрогнул и  поднял голову.  Перед ним  с  чемоданом в  руке  стоял
толстый купчина, с лопатообразной светлой бородой и хитрыми, но добродушными
глазами.
     - Двуногого зайца везешь, а? - усмехнулся купец.
     - Братишка мой... Платить нечем, я его и того... - начал было Полфунта,
но купец перебил его:
     - Дорога не моя:  вези сколько хочешь...  Только гляди,  чтобы воришкой
зайчик не оказался.
     - Что вы, что вы!.. Ведь я тут буду...
     - А у тебя билет есть?
     - У  меня...  Скажу правду,  и  у  меня нет.  Было у  меня два  рубля -
кондуктору отдал... Уж вы пожалуйста!
     - Да чего ради просишь! Сказывал я, что не моя дорога.
     Вагон  наполнился народом.  Перед  глазами Рыжика замелькали ноги.  Под
скамейкой сделалось темно.
     Раздался второй звонок.  Полфунта вспомнил,  что обещал Рыжику булку, и
стремглав бросился вон из  вагона.  Толкая встречных,  он  побежал к  буфету
третьего класса. Там он схватил булку и бросил буфетчику двугривенный.
     - Скорее,  пожалуйста, сдачи, а не то я опоздаю, - дрожа от нетерпения,
проговорил Полфунта, обращаясь к буфетчику.
     Тот,  не  торопясь,  внимательно  осмотрел  монету,  бросил  взгляд  на
покупателя и сквозь зубы процедил:
     - Все едино опоздал.
     С этими словами он подал клоуну сдачу.
     - Как  -  опоздал?!  -  не  своим  голосом  воскликнул Полфунта  и  как
сумасшедший бросился на платформу.
     Там,  к ужасу его,  поезда уже не было. Оказалось, что третий звонок он
принял за второй, когда побежал в буфет.
     С фокусником чуть дурно не сделалось.
     - Что я наделал? Что теперь будет с мальчиком!.. - в отчаянии прошептал
он и прислонился к холодной каменной стене вокзала.



        " * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * "


        "I"

        "НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ"

     Рыжик  лежал под  скамейкой и  долго прислушивался к  монотонному стуку
колес.  Этот  стук  в  конце концов убаюкал его.  Привыкший ко  всякого рода
постелям, Санька и под скамейкой вагона уснул крепким, сладким сном.
     Ночью  кондуктора закрыли окна,  и  в  вагоне сделалось душно и  жарко.
Пассажиры,  кто лежа, кто сидя, боролись с дремотой, настойчиво овладевавшей
ими.  Лучше и  покойнее всех  спал бородатый купец,  с  которым разговаривал
Полфунта. Он лежал на скамье лицом вверх и храпел на весь вагон.
     Толстые стеариновые свечи трепетно горели в  двух висевших над  дверьми
фонарях.  Освещение было  слабое,  и  в  вагоне  царил  полумрак.  Движение,
хлопанье  дверьми  и   разговоры  давно  уже  прекратились,   и  все  вокруг
успокоилось,  умолкло и притихло.  Только сам поезд, не боясь темной ночи, с
грохотом и  свистом мчался вперед и,  точно звезды,  разбрасывал по сторонам
красные, быстро гаснущие искры...
     Рыжик спал и  видел какой-то  чрезвычайно интересный сон,  как вдруг он
почувствовал,  что его кто-то тянет за ноги.  Рыжик проснулся. Забыв, где он
находится,  он  хотел было вскочить на  ноги,  но  при первой же попытке так
ударился головой о скамейку, что окончательно потерял соображение.
     Вытаскивал Рыжика из-под скамейки младший кондуктор,  сухопарый мужчина
высокого роста,  с  черными тонкими усами,  опущенными вниз,  как у китайца.
Помощник действовал по приказанию обер-кондуктора, стоявшего тут же, рядом с
контролером.  Случилось так, что контролер, проверяя билеты, нечаянно уронил
щипцы возле скамейки,  под которой лежал Рыжик.  Контролер нагнулся и увидел
ноги мальчика.
     - Это что такое? - строго спросил контролер у обера.
     - Что-с?
     - А вот то-с!..  Ноги чьи?.. А ну-ка, опусти фонарь! - строго обратился
контролер к младшему кондуктору.
     Помощник немедленно исполнил приказание.  Ручной фонарик,  поставленный
на  пол,  бросил яркую  полосу света  и  осветил грязные босые ноги  Рыжика,
торчавшие из-под скамейки.
     - Тащи его! - коротко скомандовал контролер.
     Младший кондуктор стал вытаскивать Саньку.
     - Ишь,  брыкается!  -  проворчал кондуктор. - Шалишь, брат, у меня живо
вылезешь...
     Саньку вытащили и поставили посередине вагона.
     - Ты  кто такой?  -  строгим голосом спросил у  Рыжика обер-кондуктор и
навел на него фонарь.
     Яркий, сильный свет ударил мальчику в лицо, и он невольно закрыл глаза.
     Обер-кондуктор отлично знал,  откуда  взялся Рыжик,  потому что  он  от
Полфунта недаром получил два рубля.  Но об этом не должен знать контролер. И
вот,   чтобы  снять  с  себя  всякое  подозрение,   обер  напустил  на  себя
необыкновенную строгость.
     - Этакий клоп,  а  уже зайцем разъезжает!  -  воскликнул обер и опустил
фонарь.
     - Откуда ты взялся? - спросил, в свою очередь, контролер.
     Рыжик упорно молчал.  Он не мог говорить:  страх сковал его, и он стоял
перед кондукторами в каком-то оцепенении.  Мысли его спутались,  и он не мог
даже ясно понять, что, собственно, с ним случилось. Обстановка, в которой он
очутился,  пуще всего пугала его.  Этот качающийся,  плохо освещенный вагон,
эти  спящие  пассажиры,  усатые кондуктора и,  главное,  отсутствие Полфунта
совершенно ошеломили и уничтожили Рыжика. Горе мальчика было так велико, что
он не только говорить, но даже плакать не был в состоянии.
     - Его спустить надо... - не получив от Рыжика ответа, сказал контролер.
     - На полустанке прикажете? - спросил обер.
     - Конечно!  Не  в  Одессу же  везти его  без билета!  Пусть погуляет по
степи...
     Контролер повернулся к выходу. За ним последовал обер-кондуктор.
     - Ты его на первой остановке спустишь,  -  прежде чем уйти, сказал обер
младшему кондуктору.
     - Слушаю-с! - ответил тот и взял Рыжика за плечо.
     Санька был ни жив ни мертв.  Он плохо понял, о чем говорили кондуктора,
но  какое-то предчувствие подсказывало ему,  что с  ним сейчас сделают нечто
ужасное.
     - А,  зайца поймали!  -  вдруг пробасил проснувшийся купец.  - А где же
тот, в крылатке который?
     Рыжик бросил робкий взгляд на  купца,  на  его  лопатообразную бороду и
низко опустил голову. Младший кондуктор крепко держал его за плечо, точно он
боялся, чтобы Санька не убежал.
     Пассажиры,  разбуженные  поднятым  кондукторами шумом,  с  любопытством
стали следить за всем,  что происходило в вагоне.  Некоторые из них вставали
со  своих  мест,  подходили  к  Саньке  и  заговаривали  с  ним.  Но  Рыжик,
перепуганный и растерянный, не проронил ни звука.
     - Откуда он  взялся?..  Куда  он  едет?  -  спрашивали пассажиры друг у
друга.
     - Он из Киева едет,  -  громко заговорил купец. - Тут был с ним один, в
крылатке...
     - Где же он?  - спросила какая-то женщина с ребенком на руках, сидевшая
напротив купца.
     - А кто его знает!..  Втолкнул под скамейку мальца, а сам побежал... за
булкой,  сказывал;  а,  одначе,  нет его... Мазурики они... - закончил купец
таким тоном,  будто он имел неопровержимое доказательство, что те, о ком шла
речь, были мазурики.
     - Вот они какие!..  - протянула женщина и, глядя на Рыжика, укоризненно
закачала головой.
     В это время поезд замедлил ход. Кондуктор потащил Рыжика к дверям.
     - Послушайте,  куда вы мальчика тащите? Нельзя так ребенка вышвыривать!
- запротестовал кто-то из пассажиров.
     - Вот уж ироды!  Ночью мальчика выбрасывают...  - послышался еще чей-то
голос.
     Кондуктор на  мгновение остановился,  посмотрел в  ту  сторону,  откуда
раздавались голоса, а затем широко раскрыл дверь и вышел вместе с Рыжиком из
вагона.  Поезд с  каждой секундой замедлял ход.  Ночь была теплая,  душная и
темная.   Чувствовалось  приближение  грозы.   Рыжика  залихорадило.   Страх
окончательно овладел мальчиком.
     Поезд  между тем  стал  останавливаться.  Раздался свисток,  протяжный,
унылый...  Вагоны запрыгали,  переходя с одних рельсов на другие.  Мелькнули
два-три зеленых огонька. Поезд