и  дети.  Народ  держал  себя  здесь  более  чем
непринужденно.   Шум,   крик,  давка,  звон  посуды  и  площадная  брань  не
прекращались ни на минуту. В трактире было жарко и душно. Табачный дым и пар
тяжелыми тучами носился над  головами посетителей.  Сквозь этот  туман  огни
висящих ламп  казались кроваво-красными.  Возбужденные потные лица,  бороды,
женские головы в  платочках,  кулаки,  бутылки и громадная стойка с брюхатым
буфетчиком вырисовывались неясно, точно в тумане.
     Рыжик,  впервые очутившись в подобной обстановке,  растерянно и пугливо
озирался по  сторонам,  не  зная,  на  чем  остановить свой блуждающий взор.
Спирька же,  наоборот,  чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Ему с нищими
не раз приходилось бывать в таких заведениях.
     Когда  половой в  двух  чайниках принес  им  кипяток с  чаем,  Спирька,
подражая купцам, выполоскал стаканы, а затем налил чай.
     - Пей и  не  робей!  -  сказал он Рыжику и  добавил,  понизив голос:  -
Шмыгни-ка глазами направо и погляди, какая компания сидит.
     Санька взглянул на  указанное место и  увидал за  длинным столом группу
детей, мальчиков и девочек. На столе, как и у них, стояли чайники, стаканы и
блюдечко с сахаром. Всех их было семеро: пятеро мальчиков и две девочки. Все
они были одеты немногим лучше Спирьки и Рыжика.
     - Кто они, по-твоему? - шепотом спросил у Рыжика Спирька.
     - Нищие, должно...
     - Нет, хватай выше! - не согласился Спирька.
     - Кто ж они?
     - А я так думаю: воры они, вот кто!
     - Да ну?!
     - Вот тебе и ну!
     - А почем ты знаешь?
     - Знаю, стало быть, коль говорю.
     В  ту  минуту,  когда  Спирька  говорил,  в  трактир вбежал  оборванный
мальчишка с быстрыми косыми глазами.  Вбежавший метнул взглядом по сторонам,
увидал компанию ребятишек за длинным столом и подскочил к ним.
     - Братцы, - задыхающимся голосом проговорил он, - сейчас Анюта и Петька
Чалый засыпались...
     - Где? - в один голос воскликнула компания.
     - Здесь, на Толкучке. Вот как было...
     Тут косоглазый мальчишка заговорил до того тихо, что ни Санька, ни Вьюн
не могли ни одного слова расслышать.
     В это время на другом конце трактира вспыхнул скандал.  Какой-то босяк,
здоровый,  с рослой фигурой и пьяной,  избитой физиономией, очень похожий на
Ваньку Ткача,  с силой ударил сидевшую с ним женщину.  Та вскрикнула и упала
со стула на пол. К буяну подскочили половые и потащили его к выходу. Но буян
оказался  человеком  сильным,   и  сладить  с  ним  было  нелегко.   Изрыгая
невозможные  ругательства,   он  ногами  опрокидывал  столы,  бил  посуду  и
несколько раз богатырскими взмахами отшвыривал державших его половых.
     Вся  эта  дикая,  безобразная сцена и  все ее  действующие лица точно в
тумане вырисовывались сквозь едкий табачный дым и горячий пар.
     Спирька с  Рыжиком во все глаза глядели на скандал,  испытывая какое-то
нехорошее, жуткое чувство.
     А  косоглазый мальчик как  ни  в  чем не  бывало продолжал таинственным
шепотом что-то рассказывать своим приятелям. Те слушали его, по-видимому, не
обращая никакого внимания на скандал,  который для них, по всей вероятности,
не являлся редкостью.


        "VIII"

        "ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ"

     После  долгой  и  трудной борьбы  половым удалось наконец пьяного буяна
вышвырнуть на  улицу.  Пострадавшую женщину они  подняли с  пола  и  куда-то
увели. Нарушенный порядок таким образом был восстановлен.
     Из  "чистой"  половины  трактира  раздались "медные"  звуки  машины,  а
посетители  "грязной"  половины,   оставшись  довольны   даровым   зрелищем,
вернулись к своим бутылкам в ожидании нового скандала.
     - Эй вы,  помещики,  не больно-то засиживайтесь за чаем!.. Вам здесь не
квартира и  не  клоповник!..*  -  крикнул  мальчишка-половой,  промчавшись с
горячими чайниками мимо стола, за которым сидели Спирька и Санька.
     ______________
     * Клоповник - ночлежный приют. (Примеч. автора.)

     Окрик  полового испугал и  смутил  приятелей.  Они  только  теперь ясно
поняли,  что им некуда деваться.  Для них, одиноких и бесприютных, огромный,
многолюдный и богатый город мог оказаться, в сущности, пустыней Аравийской.
     Рыжик совсем упал духом и  даже готов был заплакать,  но  Спирька,  как
более закаленный в  житейских боях,  постарался ободрить и утешить товарища,
хотя и у него на душе кошки скребли.
     - Ты погоди,  Санька,  горевать,  -  проговорил Вьюн, видя, что товарищ
намеревается плакать,  -  еще  не  поздно...  может,  мы  что-нибудь  успеем
раздобыть...
     - Куда  мы  пойдем,  Спиря?  -  жалобным тоном спросил Рыжик,  устремив
влажные глаза на товарища.
     - Сейчас... Не горюй! Дай подумать... - рассеянно ответил Спирька.
     У Спирьки в это время действительно стал зарождаться какой-то план.  Он
все время с большим интересом следил за теми маленькими оборванцами, которые
сидели неподалеку,  за большим столом.  Еще раньше, когда он только взглянул
на них,  он решил,  что они не кто иные, как мазурики, а с момента появления
косоглазого мальчика мнение это еще более укрепилось в Спирьке.
     "Что он там нашептывает?" -  мысленно спрашивал самого себя Спирька, не
спуская глаз с косоглазого оборвыша, который, наклонившись над столом, тихим
и  таинственным шепотом продолжал что-то  рассказывать.  Но  вот  косоглазый
кончил и выпрямился.
     - Иду домой, - сказал он и кое-кому из компании подал руку.
     - Посиди, куда тебе? - послышались голоса.
     - Нет уж, я пойду... Надо Косоручке все доложить...
     - Скажи ему,  что и  мы  скоро домой,  и  еще скажи,  что удачи нет нам
сегодня...
     - Ладно,  скажу...  Ох, не любит Косоручка, когда без фарта... - быстро
проговорил косоглазый и выбежал из трактира.
     - А  наплевать,  что не любит,  -  проворчал один из компании,  смуглый
чернокудрый мальчик.
     В это время Спирька,  ничего не сказав Рыжику, вдруг поднялся с места и
решительно подошел к компании оборвышей.  Семь пар глаз уставились на него с
любопытством и удивлением.
     - Тебе чего? - раньше чем Спирька успел открыть рот, строго спросил его
черноголовый кудрявый мальчик.
     Впоследствии Спирька узнал,  что мальчик этот -  еврей и  что его зовут
Мошка  Каракуль.  Прозвище свое  получил  он  за  волосы,  которые цветом  и
завитушками очень напоминали каракуль.
     - Нам ночевать надо...
     - Ну? - нетерпеливо перебил Мошка.
     - А не знаем, где... Вот я хочу спросить...
     - Где ночевать? - снова перебил Каракуль.
     - Да постой,  Мошка, не горячись! - вмешался в разговор другой мальчик,
лет четырнадцати,  с добродушным,  немного как будто опухшим, мягким лицом и
большими серыми глазами.  -  Дай поговорить...  Вы откуда сами? - перевел он
глаза на Спирьку.
     - Мы  сегодня из  Киева  приехали,  -  счел  почему-то  нужным  соврать
Спирька.
     - На чем приехали?
     - На товарной машине... В пустом вагоне...
     - Вот как! - удивились некоторые из компании.
     - Мы завсегда так ездим,  -  продолжал врать Спирька, почувствовав себя
смелее.
     На  Вьюна  стали  смотреть совсем иначе.  Даже  Мошка  и  тот  сделался
приветливей.
     - Садись сюда!  -  предложил он Спирьке, указывая ему на стул, стоявший
подле него.
     Спирька весело кивнул головой Рыжику,  как  бы  говоря ему:  "Не робей,
брат: дело на лад идет", - и сел рядом с Каракулем. А мальчик с добродушным,
мягким  лицом,  которого,  как  узнал  потом  Спирька,  звали  Ванька Немец,
продолжал между тем начатый допрос:
     - А тот, рыжий, кто такой?
     - Товарищ мой. Мы вместе разъезжаем.
     - Чем занимаетесь?
     - Мы фартовые ребята,  -  не моргнув глазом,  соврал Спирька,  который,
кстати сказать, недурно владел воровским жаргоном.
     Заявление Спирьки произвело прямо-таки сенсацию.
     - Так вы  вот кто!..  Так бы  ты  раньше и  сказал.  А  то сидят себе и
молчат! - воскликнул Ванька Немец и тут же добавил: - А вы сильные?
     - Я,  по правде сказать,  -  отвечал Спирька,  -  силен-то силен, но не
очень чтобы уж,  а так,  средственно...  Ну,  а вон тот,  приятель мой,  тот
действительно...
     - Очень? - заинтересовался Мошка.
     - То есть страсть какой сильный... Ведмедя уложит!..
     - Ну?! - хором воскликнули оборвыши.
     - Ей-богу! Только ловкости во мне больше. Я на кулачки хорошо дерусь, а
он бороться мастер.
     - Как его зовут?
     - Санька Рыжик.
     - А тебя?
     - Спирька Вьюн.
     - Ну,  вот  что,  Спирька,  -  сказал Немец,  -  позови-ка  сюда своего
приятеля, и мы потолкуем...
     Спирька не  дал  договорить Немцу:  он  сорвался с  места и  подбежал к
Рыжику.
     - Ну,  брат,  -  зашептал  он,  радостно  взволнованный,  -  дело  идет
хорошо... Мы на воров наскочили... Они, брат, настоящие... Пойдем к ним!..
     Рыжик нехотя поднялся и  последовал за  товарищем.  Сердце его трепетно
забилось, и ему чудилось, будто Спирька тащит его в пропасть, из которой ему
никогда не выбраться.
     Воришки  между  тем  внимательно и  критически разглядывали Рыжика.  Их
глаза бегали по его широким плечам,  по его крепкой,  массивной фигуре и  по
всклоченным рыжим,  давно  не  стриженным кудрям,  благодаря которым  голова
Саньки казалась вдвое больше.  А  когда Рыжик подошел к столу,  к нему разом
протянулось несколько рук для пожатия.
     - Вы,  стало быть,  ночевать не  имеете где?  -  обратился к  приятелям
Немец.
     - Нет, - ответил Спирька.
     - В  таком  разе,  идемте  с  нами,  мы  живем  на  Молдаванке,  отсюда
недалече...  Наш хозяин -  Федька Косоручка,  мошенник первой руки.  Он  вас
возьмет к себе... Не правда ли, ребята, - обернулся он ко всей компании.
     - Конечно, возьмет, - подтвердили и другие.
     - Еще  спасибо скажет,  -  добавила одна  из  двух девочек,  сероглазая
замарашка, закутанная в большой дырявый платок.
     - Уж не тебе ли он скажет? - заметил ей Мошка Каракуль.
     - Нет, тебе, клопу! - вспылила девочка.
     - Что?.. - Что ты сказала?.. Повтори!.. - вскочил с места Каракуль.
     - Манька,  брось! - вмешался в дело Ванька Немец, который, по-видимому,
играл среди компании роль старшего.  - Да и ты, Мошка, оставь!.. Как тебе не
стыдно с девчонкой связываться!..  Ну,  ребята,  пора домой,  - добавил он в
заключение и вышел из-за стола, пробираясь к выходу.
     Спустя  немного  маленькие  оборвыши  шагали  по   опустевшей  Базарной
площади, направляясь к Молдаванке.
     В то время Молдаванка была неблагоустроенной окраиной,  на которой даже
бедняки избегали селиться.  Ютился там народ темный,  безработный.  Улицы на
Молдаванке почти совсем не  освещались,  а  в  ненастное время они утопали в
грязи и  болоте.  Одесситы даже  днем  боялись бывать в  этой местности.  Не
проходило дня, чтобы на Молдаванке не произошло убийства или грабежа. Короче
говоря,  Молдаванка была местностью,  где  жило и  пряталось все преступное,
грязное и несчастное.  Вот почему не только Рыжик, но и Спирька, не на шутку
струсили,  когда  компания  оборвышей,  пройдя  площадь,  вошла  в  какую-то
длинную, темную и безлюдную улицу.
     Луна  еще  не  взошла.  На  темно-синем  небе  крупными алмазами горели
звезды.  Но их блеск не давал света земле, и Молдаванка утопала во мраке. На
улице,  по которой шла компания, было тихо и безлюдно. Слышно было, как ноги
оборвышей хлюпали по жидкой грязи.
     - Федька Косоручка,  брат, человек хороший, да только бог смерти ему не
дает,  -  вполголоса говорил Ванька Немец шедшему рядом с ним Спирьке. - Был
он  когда-то  конокрадом,  много раз сидел в  тюрьме,  а  как на  одном деле
попался да  как  избили его  -  он  и  сделался Косоручкой,  потому ему руку
выломали.  Теперь он  сам  не  ворует,  а  только перекупает да  еще мелкоту
обучает... Ну, понимаешь, на манер как бы школа у него...
     - А спать нам будет где?  - вдруг задал вопрос Спирька, который главным
образом беспокоился за ночлег.
     - Известное дело,  будет...  Да  мы  скоро придем...  Вон  там  огонек,
видишь?.. Как дойдем, так, значит, и дома.
     На конце улицы действительно мерцал огонек, как далекая звездочка.
     Рыжик  за  все  время не  проронил ни  слова.  Ему  не  нравились новые
знакомые.  Он их побаивался и очень жалел, что послушался Спирьку и пошел за
воришками.
     Саньке сделалось грустно. Совсем не того ожидал он от Одессы.
     Чудесные рассказы Полфунта об этом городе врезались в память Рыжика,  и
он стремился сюда,  полный наивных,  несбыточных надежд и мечтаний.  Надежды
эти,  как мы видим, не сбылись, и Санька затосковал. Он почти бессознательно
следовал за  компанией и  думал  о  своих  неудачах.  Давно ли  он  пустился
странствовать -  еще года нет, а уж сколько пришлось ему выстрадать, сколько
горя перенесть!..
     - Ну вот и  пришли,  -  перебил думы Рыжика Немец,  остановившись перед
каким-то невысоким деревянным забором.
     Это  было  на  самом конце улицы.  Дальше тянулась ровная незастроенная
местность, освещенная только что взошедшей луной.
     - Эй, новички, за мною лезьте! - скомандовал Немец и вскочил на забор.
     Маленькие оборвыши,  не исключая и  двух девочек,  с  ловкостью опытных
акробатов перескакивали один за  другим через забор и  мгновенно исчезали из
виду.  Спирька первый последовал за компанией,  а потом уже перелез и Рыжик.
По  ту  сторону забора  дожидался их  Ванька Немец,  а  от  остальных членов
компании и следа не осталось.
     - Теперь идите за мной, - сказал Немец, - я покажу вас хозяину.
     Спирька и  Рыжик молча последовали за ним.  Они шли по обширному двору,
огороженному со всех сторон деревянным забором. Лунный свет, проникший сюда,
озарял какую-то  странную постройку необычайной длины.  Здание это имело вид
навеса и тянулось от одного конца забора до другого.  Крыша была односкатная
и плоская.  Рыжик,  если бы захотел,  мог бы крышу достать рукой. Кроме этой
длинной и узкой постройки,  других зданий не было.  Во дворе было тихо. Луна
медленно плыла сквозь звездный строй и будто висела между землей и небом. Ее
тихий,  покойный свет падал на  плоскую крышу навесообразного дома и  на его
серый фасад,  испещренный множеством низеньких окон  и  дверей.  Под  ногами
мальчиков хрустел прошлогодний бурьян.
     - Ворота далече отсюда,  - объяснил Немец своим спутникам, - вон на той
стороне... Так вот мы через забор, чтобы, значит, ближе было...
     - А где те? - спросил Спирька.
     - Кто?
     - Да вот ребята, что сейчас с нами были.
     - Они,  брат,  по своим конурам разбежались.  Завтра всех увидишь...  А
теперь идемте к Косоручке... Что он скажет...
     - А ты как думаешь, что он скажет? - полюбопытствовал Спирька.
     - Думаю, что оставит вас... Ему ведь убытку не будет...
     В это время мальчики подошли к дому, и разговор прекратился. Перед ними
замелькали низенькие оконца и черные двери.  Окон и дверей было много.  Весь
дом,  как легко можно было догадаться,  был разбит на множество мелких жилых
помещений одинакового размера.
     - Стойте,  мы пришли, - сказал Немец, остановившись перед одной дверью.
- Шагайте за мной да глядите не стукнитесь о косяк.
     С  этими словами Немец толкнул дверь и  нырнул в темные сени.  Потом он
ощупал другую дверь  и  открыл ее.  Слабый свет  бледной полосой вырвался из
небольшой комнаты,  в  которой горела  жестяная лампочка,  прибитая к  стене
напротив дверей.  Ванька Немец первый вошел в  комнату,  а  за ним уже робко
последовали Спирька и Рыжик.
     Странный  вид  имела  эта  небольшая квадратная комнатка,  с  низким  и
совершенно черным  потолком,  с  единственным окошечком  и  кирпичным полом.
Стены не  были оштукатурены,  и  обнаженные большие камни,  из  которых было
сложено все здание, имели вид ящиков, поставленных друг на друга. В комнатке
пахло  гарью  и  сыростью.  На  полу,  вдоль стен,  лежала солома,  покрытая
тряпьем. Вся обстановка состояла из пары табуреток, одного некрашеного стола
и  круглой железной печурки.  На соломе спали люди.  Их серые фигуры темными
пятнами вырисовывались в полумраке плохо освещенной комнаты.  Только направо
от дверей,  в  самом углу,  сидела на груде тряпок какая-то старуха в  серой
длинной рубахе.  Лица женщины не  было видно:  она сидела с  низко опущенной
головой,  обхватив колени своими длинными костлявыми руками.  Седые космы ее
волос,  похожие на клочья шерсти,  упали ей на подол и чуть-чуть шевелились.
Старуха,  услыхав шаги, подняла голову, откинула назад волосы и взглянула на
пришедших.  Спирька и Рыжик, увидав лицо старухи, вздрогнули, вообразив, что
перед ними  сидит настоящая ведьма.  Красноватый огонек лампочки падал прямо
на  старуху и  хорошо  освещал ее  костлявую горбатую фигуру  и  морщинистое
желтое лицо  с  длинным хищным носом,  который почти прикасался к  острому и
задранному вверх  подбородку.  Мягкий беззубый рот  с  тонкими,  вдавленными
внутрь губами обозначался едва заметной узенькой черточкой.
     - Бабушка, а бабушка, - подошел к ней Немец, - где хозяин?
     - Ась?
     - Хозяин где? - возвысил голос Ванька.
     - Не знаю... Иди ищи его сам, ежели он тебе нужен, - ответила старуха.
     - У,  старая ведьма,  -  проворчал Немец,  а  затем  обернулся к  своим
спутникам: - Нету Косоручки, завтра увидим его, а теперь ложитесь спать... И
я с вами лягу. Вот сюда идите...
     Спустя немного они лежали на соломе и тихо разговаривали.
     - Все здесь квартирки такие,  -  шепотом рассказывал Немец,  -  сени да
комнатка.  Тут,  видишь ли, раньше были кузни, много кузниц; и потом кузнецы
ушли на Южную улицу,  а сюда переселился наш брат,  фартовый люд. Есть тут и
стрелки,  да мы с  ними компанию не ведем.  А наш хозяин,  Федька Косоручка,
пять квартир сымает... Тут еще у нас, брат, потаенные ходы сделаны...
     - Где? - заинтересовался Спирька.
     - А вон у той стены,  что к забору выходит. Там два камня вынимаются, и
какой хочешь человек пролезет.
     - Для чего этот ход?
     - Как -  для чего?..  А ежели полиция нагрянет аль обход?..  Вот тут мы
живым манером камни долой - и поминай как звали...
     Рыжик плохо слышал Немца: он был занят собственными думами.
     Положение,  в  котором они с  приятелем очутились,  сильно беспокоило и
пугало его. По мнению Саньки, они со Спирькой попали из огня да в полымя.
     "Отсюда надо подальше",  - мысленно решил Санька и стал обдумывать план
будущих действий.
     Спирька и  Немец давно уже  уснули.  Даже  старуха и  та  после долгого
сиденья упала на тряпье,  вытянулась и засвистела носом, а Рыжик все еще был
занят своими думами.
     Наконец в  лампочке керосин весь выгорел,  и огонь погас;  тогда только
Рыжик стал засыпать.


        "IX"

        "ШКОЛА ВОРОВ"

     Санька спал недолго: едва только занялась заря, уж он лежал с открытыми
глазами.  В комнате становилось светлее. Теперь Рыжик имел возможность лучше
разглядеть внутренность убогого  жилища.  Но  чем  дольше  он  вглядывался в
окружающую его  обстановку,  тем  хуже  становилось у  него на  душе.  Такой
нищеты,  такого  убожества Санька  никогда  еще  не  встречал.  Если  бы  не
маленькое окошечко со стеклами,  комнату,  в которой находился Рыжик,  можно
было бы принять за чулан,  за кладовую, за что угодно, но только не за жилое
помещение.
     А между тем здесь спали люди.  Санька насчитал семнадцать человек.  Все
они  лежали в  лохмотьях,  грязные,  жалкие,  где и  как попало.  Влажная от
сырости  солома  совершенно  измочалилась  и   не   шуршала,   когда  спящие
ворочались. Воздух в комнате был нестерпимый. Санька положительно задыхался.
Временами ему казалось,  что он лежит в каком-то большом мусорном ящике.  По
ноздреватым каменным стенам трущобы,  точно слезы,  крупными каплями стекала
вода, прячась в соломе, на которой спали люди. Рыжик взглянул на Спирьку.
     Тот  спал  сном праведника,  обняв,  как  родного брата,  Ваньку Немца.
Санька подивился на приятеля и немного даже подосадовал.