ках программы ООН по окружающей среде, и член Совета кенийских национальных парков, рассказывает о том, как в его стране относились к экспорту природы. Будучи школьником в 1950-х гг. в Кении, он слышал от учителя, что парки и заказники являются игрушками белых людей, символами ненавистного колониализма. Всем казалось, что с приходом независимости будет положен конец и защите природы. Дикая природа мешала развитию страны, которое должно было происходить быстро и решительно. Но в начале 1960-х гг. большие самолеты с туристами на борту стали прибывать в Найроби. Белые люди, прилетавшие в них, не были колонистами или бизнесменами, жаждавшими эксплуатировать Африку. Многие из них не были даже охотниками. Они просто хотели видеть диких животных, и на удивление и к радости местных жителей, они были готовы за это немало платить. Олембо считает, что именно благодаря пониманию этого и были спасены в начале 1960-х гг. национальные парки. Туризм, который в течение этого десятилетия стал главнейшим источником валюты для многих африканских стран, явился причиной подписания Африканской конвенции за сбережение природы и природных ресурсов (1968). 38 глав африканских стран подписали этот документ, сменивший Лондонскую конвенцию 1933 г. Соглашение 1968 г. было настолько же "африканским продуктом", сколько соглашение 1933 г. было продуктом европейским. Экспортеры узнали то, что импортеры знали давно: бизнес дикой природы - это хороший бизнес. 
В качестве постскриптума к африканскому отношению к защите природы, можно привести комментарий Лоуренса Кинья, кенийского школьника (1974). Заключая эссе для клуба диких животных, написанное по заданию своих учителей, Кинья сочинил молитву: "Я бы хотел, чтобы всемогущий бог благословил наших животных большей плодовитостью с тем, чтобы тяга туристов к нашей процветающей стране стала еще большей". 
Но даже несмотря на расширение туризма, нельзя быть уверенным, что он сможет обеспечить сохранность дикой природы. Даже неохотничий туризм не всегда совместим с защитой природы. Импортерами природы в основном являются пожилые люди, неспособные самостоятельно преодолевать трудности на лоне природы. Им нужны отели, рестораны, дороги, автосредства, прислуга и все это должно быть расположено внутри национального парка. Такой комфортный туризм приносит экспортерам природы наибольшую экономическую прибыль. Любители рюкзачных походов тратят денег мало, предпочитают обходиться без различных услуг со стороны. Бездорожная природа не приносит много дохода, но именно ее некоторые импортеры природы и большинство ученых ценят больше всего. Если главная цель национального парка - получение прибыли, то ограничения на прибыльный туризм ожидать не приходится.
Второй аргумент против туризма, как опоры движения по охране дикой природы, касается окончательного распределения денег импортеров. Основная часть денег идет не на компенсацию местным жителям, а оседает в карманах бизнесменов из развитых стран. Яркими примерами этого являются круизные суда, такие как "Линдблод Трэвэл", заплывающие в различные природные уголки. Скромные суммы денег, которые пассажиры тратят на берегу, покупая сувениры и открытки, не составляют сильный аргумент в пользу защиты природы. Экономика наземных туров более выгодна местным жителям, но все равно, в первую очередь при этом наживаются зарубежные авиакампании и турагенства. Путешественники из Пенсильвании, отправляющиеся в 44-дневный поход стоимостью 3,600 долларов по дикой реке в Перу, даже не покупают в Перу пищу. Каждого участника этого маршрута сопровождает мешок с пищей из США. Пользование местными услугами ограничивается несколькими ночами, проведенными в отеле и перевозкой на грузовике до и после похода по реке. Гидростроители, желающие поставить на этой реке плотину, могут со всем основанием утверждать, что импорт природы не является ценной экономической альтернативой. Помимо этого, политические беспорядки, подобные тем, что имели место в Уганде, Кении и Танзании в конце 1970-х гг., могут совершенно лишить природу ее защиты, предоставляемой туризмом.
Альтернативой, а в итоге расширением импорта природы, является прямое владение, или по крайне мере, контроль над важнейшими природными областями. Хотя международные усилия в этом направлении нельзя назвать неоколониальными, их цель во многом остается той же, которой придерживались прежние создатели национальных парков в Южной Африке, Бельгийском Конго и Кении.
Главная концепция того, что можно считать международным парком, была выражена еще в 1834 г. в заявлении Эндрю Рида и Джеймса Нэтесона, касающимся одного из пейзажных чудес Северной Америки. "Ниагара, - писали эти туристы, - не принадлежит Канаде или Америке. Такие места следует считать собственностью цивилизованного человечества". Так как Ниагара в традиционном смысле все-таки "принадлежит" Канаде и США, логика подобных заявлений нуждается в объяснении. Рид и Нэтесон явно считали Ниагару сценическим ресурсом для всего человечества. Географически, этот водопад находится в Канаде и США, но это не дает этим странам права на его уничтожение. Каждый человек имеет право на подобные ценности и отдельные государства не должны самостоятельно решать их судьбу. Согласно такому ходу рассуждений, мировое общество может в случае необходимости вмешиваться в действия страны, уничтожающей такие ценности на своей территории. Институционализация этой идеи - дело очень непростое, так как она затрагивает крайне щекотливый вопрос суверенитета. Мортон Фривен, английский аристократ, "опередил" национальные парки, купив землю в Вайоминге, чтобы защитить ее от американских охотников и поселенцев. Мировой же контроль за природными ценностями нашего времени начался в 1956 г.: набеги масаев на национальный парк Серенгети и перспективы африканской независимости заставили любителей природы, таких как Гржимек, предложить купить или каким либо иным образом сделать Серенгети международной собственностью под эгидой ООН. Ничего из этого не вышло, но в следующем десятилетии Сьерра Клуб приступил к обсуждению перспектив, касающихся Земного Международного Парка, а Друзья Земли - к обсуждению Земного Национального парка. В 1971 г. "Wildlife Conservation international" получил от правительства Замбии разрешение на управление в течение 25 лет Замбийским Международным парком. Nature Conservancy с базой в Вирджинии, предпочитает полностью выкупать или каким-либо иным образом приобретать природные объекты, которым угрожает опасность. После двадцатилетнего фокусирования на США, "Nature Conservancy" в середине 1970-х гг. обратила свое внимание на земли в зарубежных странах. В 1975 г. "Сonservancy" получила от правительства Доминики в дар 950 акров девственных тропиков с целью организации на ней национального парка.
Другое международное собрание защитников природы в 1972 г. в Вайоминге было посвящено столетию Йеллоустоунского национального парка. Подобное событие было как бальзам на душу американцев, измученных вьетнамской войной и политическими убийствами. Делегаты всего мира встали со своих мест, чтобы засвидетельствовать свое почтение США, создавшим первый национальный парк. Правда, несколько выступавших добавили, что американский опыт по сбережению природы можно считать не только вдохновляющим, но и поучительно-предупреждающим. Отделение долины Хетч Хетчи от Йосемитского парка является примером того, что не следует делать. Но в целом участники собрания говорили лишь про вклад таких людей, как Корнелиус Хедж, Джон Мюир и Стефен Матер, предвидевших человеческие потребности в природе и немало сделавших для институционализации охраны природы. Задавшись великой целью, 400 делегатов из 80 стран решили, что во втором столетии существования национальных парков "следует способствовать проведению в жизнь концепции мировых парков". После этого было решено, что страны должны сделать из Антарктического континента и окружающих его морей первый мировой национальный парк. И управлять этим беспрецендентным местом будет Организация Объединенных Наций.
Рассел Трэйн, выступая с трибуны, предложил другую идею: опекунство мировым наследием. Объяснил это он как "международное расширение концепции национального парка". Некоторые природные элементы обладают такой выдающейся ценностью, что "она принадлежит наследию всего мира". В качестве примеров Трэйн приводил гору Эверест, Галапагосские острова, равнину Серенгети, Гранд Каньон, некоторые виды животных, вроде горной гориллы. Трэйн хотел, чтобы мировые финансовые, технические и менеджерские ресурсы стали служить делу защиты таких мест и жизненных форм. В рамках институционализации идеи о мировом наследии ЮНЕСКО был набросан проект соглашения (7 декабря 1973). Правда, к сентябрю 1978 г. лишь 11 стран объявили о создании на своей территории мест из "Списка Всемирного наследия". В США такими местами стали парки Йеллоустоун и Гранд Каньон. К настоящему моменту это соглашение ратифицировано сорока двумя странами и, разумеется, этот список будет пополнен, но степень защиты при этом большой назвать нельзя. Главная проблема состоит в том, что национальный суверенитет остался неизменным. Страны - участницы договора могут не согласиться с природоохранниками, и за этим не последует никакого наказания. Все, что страна делает с природой, находящейся на ее территории, является ее личным делом, о чем и было объявлено в 21 статье Декларации конференции ООН по окружающей среде, состоявшейся в 1972 г. в Стокгольме. И все же идея мирового наследия, больше чем какая-либо другая концепция, придает международное значение природной среде и международной ответственности за ее защиту.
Экономика, связанная с торговлей дикой природой, разумеется, не должна определять все наше отношение к окружающей среде. Природный мир следует защищать, исходя из других соображений, можно сказать "более высших", и менее развитые страны могут в итоге "развиться" до такого уровня, что охрана природы окажется большим, чем просто бизнесом. Ну а пока что охрана оставшейся дикой природы мира зависит, как и сто лет назад, от экспорта и импорта этого становящегося все более редким "товара". 
Глава XIV
Есть ли будущее у дикой природы?
Нет больше новых целинных земель,
мы должны их возродить здесь.
"Иглс", 1976 
Цивилизация, приводимая в движение все более и более извращенными технологиями, несомненно, продолжает определять и контролировать землю. Природа понесет урон или может быть уничтожена вообще. В течение десяти веков застраивались территории от 60 градусов северной широты до 60 градусов южной широты, что позволило миллионам жить комфортно. Идея прогулки по Луне была фантастической для людей 982 г. и даже 1950 г. Бурение морского дна и интенсивное сельское хозяйство разрушают остатки дикой природы. Возможность провести время после обеда в Детройте и порыбачить на Аляске может считаться само собой разумеющимся для спортсменов 21-го века. Становится понятным, что природа земли не будет больше существовать волей случая или по недосмотру. Дикие земли останутся дикими только в результате заранее обдуманного решения. Времена, когда дикая природа была никому не нужным пережитком, проходят.
Имеется две схемы размышлений об исчезновении дикой природы на земле. Одну можно назвать сценарием истощения земель. Он предвещает опустошение земли; пустынная и отравленная (вероятно, после мировой ядерной войны) она умирает. Этот кошмар ползучей урбанизации традиционно вызывал протесты любителей природы. Это все-таки могло иметь место, особенно с возрастанием технологических возможностей, и оставалось наибольшей угрозой интересам людей, жаждущих видеть дикую природу. Второй вариант также предлагает конец дикой природы, но скорее благодетельный, чем деструктивный. Рене Дюбо считал, что обильная, стабильная, прекрасная земля полностью будет видоизменена. У земли-сада плодородие почвы не только сохранится, но и повысится. Фруктовые деревья будут служить прибежищем для певчих птиц. Тщательно регулируемые водные потоки безупречно чисты. В саженых лесах - неисчерпаемые запасы древесины. Большие города остались в прошлом, люди рассредоточились в глубинке. Многие живут на самодостаточных семейных фермах. Животные защищены и полезны. Мягкое разнообразие технологий позволяет людям жить изящно и благодарно, как части природного сообщества. Минимум мостовых, коровьего помета на лугах, процветание демократии, дети с розовыми щеками. Корни этой привлекательной картины выходят из обожествления мелких фермеров, способных превратить землю в Эдем. Но дикая природа просто мертва, как в саду, так и в опустошенных загрязнением землях.
Мы можем заметить перспективу такого будущего в разных частях света, где большое количество людей пытается жить сельской жизнью. Мексика насыщена людьми, переполнившими нескончаемым потоком столицу. Бедность процветает. В Восточной Африке разрастающееся население напирает на границы национальных парков, вследствие чего они могут утратить свой защитный статус. В Индии большое количество людей вынуждено днями скитаться по лесам в поисках древесины для отопления. В Непале лес отступает все дальше в Гималаи под натиском людей. В каждой из этих стран люди живут децентрализованно, без особого потребления энергии и ресурсов, но у них или нет, или очень мало дикой природы. Проблема не в способе жизни, а в количестве живущих там.
Размышляя в планетарном масштабе, Ательстан Шпильхаус составил сценарий, в котором 25 млрд. человек (немногим более трехкратного увеличения от современного количества людей) смогут существовать. Ключ к этому в "разбросанных городах заданных размеров". Шпильхаус предпочитает общины в 250 ты. человек и размещает их от полюса до тропиков равномерно. Новые источники энергии, неведомые в 20 веке, смогут, дословно, превратить пустынные и арктические цветы в легендарные розы. По подсчетам Шпильхауса 15 млрд. человек смогут разместиться в 60 тыс. городов. Между ними будет 63 кв. мили открытых земель. Конечно, эти земли будут использоваться для производства питания. Сценарий охватывает полностью всю поверхность земли. Опять за счет дикой природы. Этим подразумевается, что люди, желающие увидеть природу на земле в будущем, должны больше уделять внимания традиционному для них контролю населения.
Пол Шепард предлагает иную перспективу. Он соглашается с предположениями, что человечество, по крайней мере, удвоится в обозримом будущем. Шепард также соглашается с греческим архитектором-планировщиком Уонстантиносом А. Доксиадисом в том, "что 50 тысяч - оптимальный размер человеческой общины". Но вместо разбрасывания городов по всей земле, Шепард предлагает упаковать всех их в пятимильную полосу по контурам континентов. Обширные внутренние регионы смогут быть, по Шепарду, истинно природными. Это значило, что "все путешествия в трех четвертях земной поверхности будут... пешими". Молодые члены идеального общества, по Шепарду, смогут охотиться и собирать плоды на природе на протяжении нескольких лет перед возвращением в цивилизацию.
Шепард оспаривает глубокие корни американского пристрастия, которое Лео Маркс называет "средним пейзажем". Этот пасторальный идеал славился в американском искусстве и литературе на протяжении трех веков, и Дюбо, и Берри, приверженцы земли-сада, продолжают прославление сегодня. Сельская обстановка представляется наилучшим вариантом для природы и цивилизации. В противовес Торо и другим современным философам-природолюбам этот вариант приводился как оптимальный способ жизни для многих людей, не как пасторализм сам по себе, а как альтернативный между природой и городом, Аляской и Фриско, Бостоном и заливом Гудзона, или, как сказал Гарри Снайдер, между лосем и компьютером. Сельский выбор на самом деле может быть хуже для обоих миров, нуждающихся как в лосе, так и в компьтере. Пол Шепард в любом случае не сомневается в этом: он ненавидит фермерство и скотоводство, и заключает: "Крестьянское существование - самый невыносимо скучный тип жизни, переживаемый человеком". Как альтернатива - возвращение назад к охоте и аналогичному типу жизни предков, или вперед, к благодетельным формам городской сверхконцентрации.
Управление является другой проблемой для людей, которые отводят смысловое место природе в будущем. Как уже говорилось, руководство природой противоречиво в определениях, но недостаток управления ведет к ухудшению проблем и, в конечном счете, к гибели дикой природы. Вопрос в том, чтобы руководить ненавязчиво, чтобы свобода и опыт природы сохранился вместе с самой природой и ее ресурсами.
Одна из идей будущей управленческой политики состоит в том, чтобы классифицировать или распределить по зонам дикую природу. Она берет на себя ответственность утверждать, что природа и опыт природы не монолитны. Брукс Рейндж на Аляске и Белые Горы Нью Хемпшира сильно отличаются размерами, физическими характеристиками и особенно ожиданиями посетителей. Это дает возможность руководить этими местностями по-разному. С тех пор, как чувства к дикой природе стали состоянием ума, варьирующимся от человека к человеку, почему бы не согласиться с тем, что существует много видов опыта дикой природы. Как в бейсболе, пользование дикой природой должно происходить так: из низшего уровня поднимаясь в главные лиги. Игроки, болельщики и судьи признают эти особенности; любители природы могут придерживаться того же.
Смысл в том, что месторасположение одной местности, назовем ее классом 1, может иметь высокие посетительские возможности и интенсивное управление в форме организации троп и мостов, походных хижин, надворных построек, частоты указателей и патрулей. Предназначенные для этого оборудование и электронные наблюдения должны быть безопасны для людей и животных. Вильям С. Лич предвидел результат такого опыта. Как Лич и подразумевал, многие посетители не чувствовали себя полностью на природе. Не вся еще дикая природа нуждается в столь интенсивном управлении. Некоторые территории могут предназначаться для более низкого уровня посещения и характеризоваться отсутствием наглядных пособий и удобств. Назначение класса 3 и 4 предназначается для местностей удаленных, потенциально опасных, относительно неуправляемых. Коммерческие принципы и оборудование должны быть запрещены в интересах максимализации доверия. Посетители природных угодий высшего класса могут чувствовать себя по меньшей мере исследователями. Конечно, возможность путешествия, относительно требований будущего, будет однажды в жизни. 
Пол Пейтцольд основал в 1965 г. Национальную школу руководства путешественниками и позднее Ассоциацию естественного образования, девизом которых стало: "Никому не позволено находиться среди дикой природы до тех пор, пока он не докажет, что экологически подготовлен".Действительно, Пейтцольд дошел в своей деятельности до предложения внести поправки в Закон о дикой природе от 1964 г. о том, что природа нуждается не только в защите от врагов, но и от друзей. 
Идея природного лицензирования остается за Гарретом Хардином, выдвинувшем предложение, что доступ к дикой природе нужно заслужить. Ведь действительно, чтобы стать охотником или водить автомобиль, нужно сдать определенный экзамен. Для посещения дикой природы также необходимо сдать экзамен. Критики такого подхода заявляют, что это ограничивает свободу человека. На что защитники лицензирования походов на природу отвечают: "Если мы допускаем существование экосистемы в ее дикой, природной красе, как ее право, то мы должны ограничить некоторые из наших прав. В конце-концов, свобода предполагает ответственность".