жны иметь некоторые нетронутые природные места, что пойдет на пользу человеческому духу". Плотина в этом месте, по его мнению, будет способствовать превращению нашей страны в "банальное, неинтересное место, мало похожее на ту Америку, которую мы любим и которая придает нам вдохновение". В ответ на утверждение, что дамба и резервуар украсят памятник Динозавр, Хьюберт Хамфри от Миннесоты сказал, что "там, где некогда была красивая долина Хетч Хетчи, сейчас находится безжизненный резервуар О-Шогнесской плотины".
Сенатор Артур Уоткинс от Юты потребовал вернуться к сути проблемы, и в течение получаса вторил о преимуществах плотины с точки зрения ирригации, гидроэнергетики и затрат. Перед самым голосованием по поправке Нойбергера, сенатор Дуглас вновь поднялся на трибуну и выступил в защиту диких каньонов, "где человек может прочувствовать свою хрупкость в сравнении с великими произведениями природы". Нойбергер добавил, что если его предложение будет отклонено, то это будет поражением для идеи отдыха на природе и всей системы заповедных природных мест".
Сенаторы проголосовали против поправки Нойбергера, она не прошла, и колорадский проект вместе с плотиной в Эхо Парке получил одобрение Сената. Но тут стали сказываться аргументы защитников природы и давление общественного мнения. 8 июля 1955 г. в докладе Комитета нижней палаты по внутренним делам был подтвержден вариант проекта без этой дамбы. "Мы теряем ее с сожалением, - сказал Уильям Доусон от Юты, - оппозиция со стороны природоохранных организаций оказалась настолько сильной, что мы убедились в том, что соответствующий закон не будет принят, если мы не откажемся от дамбы". Также он добавил, что сторонники дамбы "не имеют ни денег, ни организации, которая позволила бы им конкурировать с природоохранниками".
И все же многие защитники природы чувствовали, что их победа далеко еще не упрочена. В подтверждение их страхов, 1 ноября конгрессмены и губернаторы бассейна Колорадо встретились, чтобы обсудить способы восстановления в проекте плотины. Узнав об этом, совет природоохранников за день до этого опубликовал открытое письмо во влиятельной газете, где говорилось о том, что если планы по строительству плотины не будут отменены бесповоротно, то сторонники дикой природы будут использовать все законные средства, чтобы блокировать весь проект. При этом в письме говорилось, что природозащитники "не имеют ничего против освоения новых земель и принципа использования воды на Западе". Оказавшись в неудобной позиции, денверские стратеги пообещали не пытаться восстановить плотину Эхо Парка. Вашингтонский оффис Говарда Занисера выполнил основную работу, окончательные же детали компромисса были завершены перед 84-м Конгрессом, собравшимся на свою вторую сессию. В результате в билле по колорадскому проекту появилось предложение, в котором заявлялось намерение Конгресса о "недопущении строительства какой-либо плотины или резервуара в пределах любого национального парка и памятника природы".
11 апреля 1956 г. новый билль стал законом, и американское природоохранное движение пережило свой звездный час. В основе его триумфа лежало развитие убедительного оправдания в пользу существования природных территорий, а также все увеличивающееся число американцев, поддерживающих защиту дикой природы. Но не менее важным был и рост политического значения природоохранного движения. Частично успех объяснялся широкой общественной поддержкой, которую конгрессмены, конечно же, игнорировать не могли. Кроме того, это было и результатом улучшения политического мастерства защитников природы, Природа Хетч Хетчи была погублена потому, что лоббисты из Сан Франциско эффективно выступили в Вашингтоне, природа же Динозавра осталась нетронутой благодаря успеху Занисера, Броуэра и их коллег, сумевших в Конгрессе преодолеть сопротивление оппонентов.
Успешная защита национального памятника Динозавр поощрила природоохранников к дальнейшим действиям по защите дикой природы Америки. Свое внимание они сфокусировали на возможности существования национальной системы участков дикой природы с полной законной поддержкой. Еще в 1921 г. Бентон МакКэй отстаивал идею национальной системы природных поясов вдоль горных гряд, и в 1930-ые гг. Р. Маршалл мечтал о федеральной политике земельного управления, благодаря которой дикая природа могла бы быть защищена навсегда. Концепцию природной системы поддержал в то время также и министр внутренних дел Гарольд Инес. Желая убедить Конгресс в том, что именно его Департамент, а не Департамент сельского хозяйства и Лесная служба, должен стать исключительным хранителем природы страны, Инес заявил о своей приверженности системной охране дикой природы. Придерживаясь этой своей линии, он в 1939 г. предложил назвать зарождающийся парк в регионе Кинг Каньона (Калифорнийская Съерра) "Национальный парк дикой природы Кинг Каньон". Законодатели не одобрили эту идею, но действия Инеса сыграли важнейшую роль в убеждении Лесной службы считаться с защитой дикой природы. В следующем году в Конгрессе был представлен билль о защите системы участков дикой природы, но в условиях растущей тревоги по поводу мировой войны о нем просто позабыли.
В конце 1940-х гг. директор Общества дикой природы Горвард Занисер возродил кампанию за создание закона о защите дикой природы. На первой Конференции дикой природы, устроенной Сьерра Клубом в 1949 г., Занисер открыл обсуждение этой идеи. В том же году библиотека Законодательной Справочной службы Конгресса опубликовала по предложению Занисера обширное исследование статуса американской дикой природы. Занисер желал видеть в этом прелюдию к действию. В 1951 г. Занисер на второй Конференции дикой природы Сьерра Клуба предложил организовать национальную систему защиты дикой природы. Он говорил о том, что Служба национальных парков, Лесная служба США и другие федеральные службы должны нести юридическую ответственность за сохранение дикой природы, находящейся " в их ведомстве". Лишь акт Конгресса или заявление Президента могли изменить характер такой территории.
Четыре года спустя Занисер повторил свои идеи на Национальной гражданской конференции по национальным паркам и открытым пространствам для американского народа и на четвертой Конференции дикой природы Сьерра Клуба. Участники последнего собрания вынесли свой вердикт в пользу необходимости федерального законодательства, касающегося защиты дикой природы.
При таком стечении обстоятельств победа в деле Эхо Парка дала надежду на то, что законодательная защита дикой природы может стать явью. Сразу же после "поражения" сторонников плотины в Эхо Парке, воодушевленный Занисер набросал проект плана Национальной системы дикой природы. Сперва он передал его брату Роберта Маршалла, Джорджу, а затем друзьям и коллегам по природоохранному движению. И, наконец, Занисер и другие защитники природы убедили сенатора Хьюберта Хамфри и конгрессмена Джона Сэйлора представить соответствующий билль на второй сессии 84 Конгресса. Написан он был в основном Занисером, и в нем говорилось, что намерением Конгресса является "обеспечение для американского народа всех поколений преимуществ вечного сохранения дикой природы". В нем перечислялись свыше 160 областей в национальных лесах, национальных парках и памятниках природы, заказниках и резервациях, которые должны были составить Национальную систему защиты дикой природы. Должен был быть создан Национальный Совет охраны дикой природы из федеральных администраторов и природоохранников с целью сбора информации, касающейся дикой природы и дачи рекомендаций по поддержанию и возможному расширению системы. Это первоначальное предложение было очень "большим" и смелым. Занисер решил ковать железо пока горячо, даже несмотря на возможность порождения оппозиции, которую менее амбициозные предложения наверняка бы не вызвали.
Концепция Национальной системы дикой природы была исключительным явлением в истории американского природоохранного движения. В первую очередь она выражала решимость перейти в наступление. Прежние друзья природы в основном были озабочены защитой ее от различных форм "развития". Но после дела Эхо Парка их настроение резко изменилось; они стали уверенными в себе, готовыми к смелым действиям. Во-вторых, система означала поддержку дикой природы в целом, а не какого-то отдельного района. В результате этого дебаты стали фокусироваться не на локальной экономической ситуации, а на теоретической ценности дикой природы вообще. И наконец, Национальная система дикой природы означала беспрецедентную степень защиты дикой природы. Раньше природоохранная политика в национальных лесах выражалась административным решением, на которое в любой момент мог повлиять персонал Лесной службы. Даже законы, создавшие национальные парки и памятники природы, сознательно оставляли открытой возможность сооружения дорог и туристических объектов. Однако, согласно этому биллю, какие-либо изменения в природных территориях в пределах этой системы являлись незаконными.
Биллю о дикой природе Конгресс посвятил больше времени и усилий, чем какой-либо иной мерой в истории американского природоохранного движения. Сам билль изменялся и переписывался 66 раз. Такая задержка с принятием решения частично объяснялась сильной оппозицией со стороны деревообрабатывающих, нефтяных, горнодобывающих кампаний, большинства профессиональных лесников, некоторых правительственных бюро и сторонников массового туризма. В основе их несогласия лежало предчувствие того, что система защиты дикой природы будет очень жесткой и негибкой. Так, по их мнению, общественные территории следовало использовать "на всю катушку", а не ограждать их в интересах небольшого числа любителей одиночества. Критики системы не противились самому принципу охраны дикой природы. В основном они согласились с Хагенштайном, исполнительным вице-президентом Ассоциации промышленного лесоводства в том, что дикая природа должна существовать."Нужно лишь определить, где и в каких масштабах. Придавать навсегда миллионам акров земли статус дикой природы еще до того, как в должной степени изучены их возможности, нельзя, и мы не можем это оправдывать никакой концепцией". Двусмысленность такого заявления вполне понятна в свете истории американского отношения к природе: восхищение дикой природой - относительно недавнее явление, и отрицать права цивилизации очень трудно.
Чтобы успокоить людей вроде Хагенштайна, защитники дикой природы заявили, что закон заключается не в ограждении земли от полезных целей, а в придании законных санкций территориям уже управляемым как охранные зоны. Они добавили, что в систему будет включено максимум 50 млн. акров или приблизительно 2% территории страны. Как сказал Дэвид Броуэр: "больше, чем мы имеем сейчас дикой природы, человек иметь уже никогда не будет". За последнее столетие произошли огромные перемены. "Если бы это был не 1957г., а 1857 г., - сказал один из сторонников законодательства, - я бы определенно высказался против". Но учитывая почти полное доминирование цивилизации, он был вынужден выступить на защиту остатков свободной земли. Вновь и вновь защитники дикой природы объясняли, что они пытались защитить право будущих поколений на обладание природой. На тот аргумент, что лишь меньшинство отдыхает в диких условиях, они отвечали, что для многих само осознание существования дикой природы имеет огромное значение. В ответ же на возражения, касающиеся всестороннего использования, сторонники дикой природы заявили об ошибочности того положения, что эта доктрина должна применяться к каждому акру. Концепция многостороннего использования, утверждали они, оправдана лишь по отношению ко всей общественной земле, допуская экономическое пользование одними участками, и определяя дикий природный статус для других.
Слушания в Конгрессе и описания билля в прессе свидетельствовали о знакомстве с историей американских природоохранных дебатов. Имена и идеи Торо, Мюира, Маршалла и особенно Леопольда, стали обиходными. Сенатор Клинтон П. Андерсон из Нью-Мексико, председатель Комитета по внутренним и особым делам, заявил, что систему дикой природы он решил поддерживать в результате своих встреч почти 40 лет назад с Леопольдом, служившим тогда в Лесной службе на Юго-Западе. В главном заявлении в поддержку этого закона, появившегося в "Таймс", Секретарь внутренних дел Стюарт Удалл писал об экологии, этике земли, а Леопольда называл вдохновителем современного природоохранного движения. На Сенатском слушании в 1961 г. Броуэр даже заявил, что "человек, читавший Леопольда на настоящему, не сможет выступить с чистой совестью против билля о дикой природе". Для других оправданием системы дикой природы могла быть философия Торо и Мюира, в особенности та идея, что здоровье и счастье человека зависят от сочетания цивилизованного существования с периодическими контактами с примитивной средой. И наконец, некоторые защищали дикую природу "в силу той центральной роли, которую дикая природа сыграла в нашей истории" и важности поддержания присуще американского национального характера. Во время слушания по данному биллю обнаружилось, какой значительной поддержкой пользовалась идея сбережения дикой природы. В ее защиту природоохранники не жалели никаких усилий. Говард Занисер посещал каждое слушание на эту тему, включая те, что проводились в западных штатах, последний раз появившись 28 апреля 1964 г., за неделю до своей смерти. Еще более удивительной, с точки зрения законодателей, была поддержка масс. Тысячи граждан, связанные с дикой природой не больше чем парой-тройкой рюкзачных походов или путешествий на каноэ, постарались выразить свое мнение либо лично, либо по почте. Напримар, во время сенатских слушаний, проводившихся в Орегоне, Калифорнии, Юте и Нью-Мексико в ноябре 1958 г., было получено 1003 письма в поддержку билля и только 129 против. И даже это разногласие фактически исчезло, когда в закон о дикой природе были внесены изменения, согласно которым был ликвидирован Национальный совет охраны дикой природы, временно из системы были исключены почти 54 территории (немного больше 9 млн. акров) национальных лесов и принято решение о том, что любое дополнение к системе будет зависеть от специального постановления Конгресса. Более того, в охраняемых территориях дикой природы разрешалось вести до 1 января 1984 г. геологическую разведку и добычу ископаемых. Даже после этой даты можно было разрабатывать определенные участки, и Президент сохранил право утверждать строительство плотин, электростанций и дорог в этих объектах, если посчитает это нужным. Это было классическим примером американской двусмысленности относительно ценностей дикой природы и цивилизации.
В этой пересмотренной форме закон о дикой природе и был принят в Сенате 10 апреля 1963 г. 73-мя голосами против 12-ти. В Нижней Палате 30 июля 1964 г. за него проголосовало 373, против 1. В августе 1964 г. была создана более либеральная сенатская версия, удовлетворяющая требования конгрессменов, и 3 сентября Президент Линдон Джонсон подписал указ, создавший Национальную систему дикой природы.
Защитники природы были разочарованы тем, насколько расходились содержание закона и их первоначальные концепции. Наиболее рьяные из них, вроде Г. Занисера надеялись включить в Систему все федеральные земли, управляемые как природные, а также так называемые де факто природные земли на общественной территории - в общем 60 млн. акров, вместо 9 млн. акров, одобренных законом. Но надеяться на лучшее позволяло то, что законом таки предусматривалось присоединение многих этих земель к Системе дикой природы по истечении обозначенного десятилетнего периода. Реалисты понимали, что эти дополнения не будут автоматическими. Отражая американскую демократию, этот закон сознательно создавал громоздкую систему обзоров силами правительственных бюро, местных общественных слушаний, дискуссий в комитетах Конгресса и, наконец, для каждого дополнения отдельное постановление Конгресса. Для упрочения Системы дикой природы необходимо было "совместное гражданское усилие", в особенности ввиду того, что многие федеральные администраторы (в первую очередь из Службы национальных парков) считали Систему дикой природы ненужной. И все же, несмотря на все, защитники природы были воодушевлены знанием того, что США формально выразило свое намерение сохранить часть своей земли в диком состоянии.
Разумеется, принятие в 1964 г. Закона о дикой природе не положило конец американским дебатам, касающимся значения и ценности природы. Празднования по поводу принятия закона еще не закончились, когда раздались предложения по созданию новых плотин на реке Колорадо, вызвавшие появление целого нового фронта защитников природы. На этот раз речь шла о самом Гранд Каньоне и поэтому многие наблюдатели считали этот момент критическим. 
Идея строительства плотин в Гранд Каньоне не была нова. Внимание инженеров давно привлекали два места: Каньон Мост и Каньон Мраморный, оба расположенные в Гранд Каньоне. В 1920-ые гг. оба эти места были объектом внимательного изучения, но, в конце концов, в качестве плотины выбрали Каньон Булыжник, находившийся ниже Гранд Каньона. В 1950 г. Сенат фактически принял закон о создании плотины Мост, но в Нижней Палате он был провален. Долгое время также муссировались планы, касающиеся переноса воды из резервуара в Каньоне Мроморный по 40-мильному туннелю по Каибабскому плато к гидроэлектростанции на Канадском ручье. 90% реки Колорадо оказалось бы отведенным от своего обычного русла по Гранд Каньону. Серьезные разговоры на эту тему стали возможными из-за того, что закон, создавший национальный парк Гранд Каньон (26 февраля 1919 г.), допускал определенные отклонения. "Несмотря на статус и задачи парка, - говорилось в нем, - Секретарь внутренних дел может позволить использование его территорий, которые могут оказаться необходимыми для развития и поддержания правительственных проектов по освоению земель". Явная непоследовательность в этом заявлении оставила открытой возможность совершенно различных интерпретаций законности плотин в Гранд Каньоне.
Дебаты начали разгораться в 1963 г., когда Секретарь Удалл сообщил о плане Бюро Освоения земель стоимостью в миллиард долларов. Размах его создателей был беспрецендентным. Чтобы решить водную проблему Юго-Запада, они предлагали отвести воду из богатого водой Северо-Запада, включая северную Калифорнию, и с помощью серии туннелей привести ее в бассейн засушливой нижней реки Колорадо. Для усиления мощи потока предусматривалось создание ряда новых дамб и других гидросооружений. Например, воду в промышленную область Феникс-Тускон должны были транспортировать по нижней Колорадо из запруды на озере Хавасу. С целью получения гидроэнергетической мощи, необходимой для подачи воды в центральную Аризону, предлагалось построить в Гранд Каньоне плотины (в каньонах Мост и Мраморный). По планам, плотина в Каньоне Мраморный должна была затопить 53 мили реки, а запруда за плотиной Каньона Мост могла быть 93 мили в длину. Покрытыми водой оказались бы 40 миль национального памятника природы Гранд Каньон и 30 миль национального парка. 
Бюро освоения земель предвидело оппозицию со стороны природоохранников и не обманулось в этом. Их сопротивление активизировалось после закрытия 21 января 1963 г. ворот плотины в Глен Каньоне. Глен Каньон был малоизвестным районом невероятной красоты дикой природы, простиравшийся на сто с лишним речных миль. Он не был национальным парком или памятником природы, и поэтому защитники природы не организовывали бойкота, когда в 1956 г. плотина была одобрена в качестве части Колорадского водохранилищного проекта. Основное их внимание было привлечено к плотине в Эхо-Парке в национальном памятнике Динозавр. Но после эйфории, вызванной спасением Динозавра, природоохранники внезапно обнаружили, что Глен Каньон также был достоин защиты. Сьерра Клуб возглавил запоздавший протест, выпустив книжку в своей богато иллюстрированной серии "Место, которое никто не знал: Глен Каньон на Колорадо" (1963). Фотографии Элиота Портера и редакция Дэвида Броуэра сделали мораль очень понятной: ненужный резервуар затопил одно из чудес Нового Света лишь потому, чт