пектра находится сельская или пасторальная среда (пахота), которая представляет собой баланс сил природы и человека. На один пункт ближе к полюсу дикой природы человеческое влияние встречается реже. В этой части спектра цивилизация существует, как внешний пограничный пост. С другой стороны - степень человеческого воздействия возрастает.
Необходимость обнаружения водораздела, где нетронутость становится цивилизованностью, становится менее давящей. К тому же идея спектра может позволить сделать различия между дикой природой и такими концепциями, как загородная местность, пограничье и сельская местность.
В зависимости от контекста, например, "природа" может быть синонимом дикой природы, либо может подразумевать городской парк. Масштаб также важен для определения дикой природы. Земля в этой категории доминировала бы, как среда без человека, место диких зверей. Наличие чего-то вроде жестянок из-под пива или даже дороги не дисквалифицировало бы местность, а передвигало бы ее по направлению к полюсу цивилизованности. Обширные, практически не модифицированные регионы были бы очень близки к абсолютной дикой природе. Северо-Американский континент - в первую очередь может служить примером. Его огромные пространства и живущие там индейцы рассматривались, как форма "wildeor" и чья дикость не противоречила характеру дикой местности. Новый Свет также был дикой природой ко времени его открытия, потому что европейцы считали его таковым. Они считали, что контроль и порядок, насаждаемые ими природе, отсутствовал и человек был враждебен...
Глава II
Отношение к дикой природе в ранние и средние века
Европейцы открыватели и поселенцы Нового Света были знакомы с дикой природой даже до того, как они пересекли Атлантику. Некоторые первые знакомства относятся к позднему средневековью, когда на континенте все еще существовали дикие пространства. Однако, более важным было значение "дикой природы", как концепции западной мысли. Под ней инстинктивно воспринималось нечто враждебное человеку - опасная и некомфортабельная среда, против которой цивилизация вела непрерывную борьбу. Европейцы знали обитателей леса, как важную часть их фольклора и мифологии. Его темные и загадочные качества сделали его декорациями, куда донаучное выражение поместило рой демонов и духов. К тому же дикой природой и фактом, и символом проникнут еврейско-христианский традиционализм. Все, кто проходил курс Библии, знакомы с понятием "дикая земля". Как результат, первые эмигранты осваивали Северную Америку с массой предвзятых идей о дикой природе. Это интеллектуальное наследие Старого Света Новому не только не помогло дать первоначальный ответ, но и оставило глубокий след в американской мысли.
Система ценностей примитивного человека состояла из категорий выживания. Он ценил то, что способствовало его благополучному существованию и боялся того, чего не понимал или не мог контролировать. "Лучшими" были деревья, которые давали пищу и укрытие. "Лучшей" была плодородная и хорошо орошенная земля, служившая к тому же обителью. Среди наиболее желанных условий жизни была простота и безопасность, так как природа, считалось, была призвана служить интересам человека. Практически все ранние культуры имели такую концепцию земного рая. Не суть важно, где они воображали себе его местонахождение и как бы они не называли его, в представлении всех он имел щедрую, обильную и благотворительную природу и в переводе, например с персидского назывался - роскошный сад. Превалировал мягкий климат. Спелые плоды падали с каждой ветви и не было шипов, ранящих протянутые руки. Животные в раю жили в гармонии с человеком. Страха в этом идеальном порядке природы не было, ибо он был нежелательным.
Если рай был наибольшим добром раннего человека - дикая природа, как его антипод, была его наибольшим злом. С одной стороны - среда, подобная саду, потакающая каждому его желанию. С другой - опасная и всегда неподвластная его контролю. И фактически, именно с последним условием вынужден был бороться примитивный человек. В то время, когда не было иной альтернативы - существование в дикой природе было запрещаемым. Безопасность, счастье и прогресс, казалось, зависили от отрыва от дикой природы. Это стало сущностью достижения контроля над природой. Огонь был первым шагом; приручение некоторых диких животных - следующим. Постепенно человек учился контролировать землю и выращивать урожай. В лесах стали появляться просеки. Это наступление на дикую природу определило человеческое продвижение к цивилизации. Но прогресс был медленным. Веками природа сопротивлялась слабому наступлению. Люди мечтали о жизни без дикой природы. Примечательно то, что многие верования "размещали" рай на острове. Но раем дикие участки, окружавшие первые поселения, не воспринимались. В мифах не было места для дикой природы. 
Природа оставалась отвратительной даже в таких благосклонных к ней цивилизациях, как греческая и римская. Чествование природы, воспетое в классической литературе, ограничивалось разнообразием культивированных, пасторальных сюжетов. Красота природы была привязана к плодородию, иначе говоря, к полезности. Римский поэт первого века до н.э. Лукреций говорил о своем времени в поэме "О природе вещей", наблюдая серьезный дефект в том, что "так много земли неоправдано занято горами и лесами с дикими животными". Еще Лукреций выражал надежду, что "в нашей власти избегать эти места".
Обращаясь к истории, Лукреций рисовал мрачный портрет доцивилизованной жизни в дикой природе. Люди жили ужасным существованием, встречая опасности на каждом шагу и выживая согласно древнему закону - либо съел, либо съеден сам. С очевидным удовлетворением Лукреций констатировал, как люди избавили себя от этих условий, введя в обиход одежду, металлы и вероятно, "корабли, агрокультуру, городские стены, законы, оружие, дороги". Это помогло человеку контролировать природу и достичь безопасности. Культурное очищение и все очарование жизни последовало за освобождением от дикой природы.
Когда Лукреций и Виргилий и их последователи сознавались в своей любви к природе, выражая желание оставить города для того, чтобы вести естественную жизнь - они имели в виду пасторальную сельскую среду. Лукреций восхвалял усилия первых фермеров, чей труд "заставил леса все дальше отступать в горы". Это давало пространство таким желанным культивированным пейзажам. Они "являли собой поля, пастбища, виноградники и серо-зеленые оливковые рощи, переполненные прекрасными плодами". Если это был идеал, то дикая природа только и могла быть запрещаемой и отвратительной. В то время, как невозможность контролировать или использовать дикую природу была основным фактором человеческой враждебности - "террор" природы также имел свои корни. Фольклорная традиция многих культур имела тенденцию ассоциировать дикую природу c ужасом и чрезвычайностью. Было что-то таинственное в дикой природе, особенно ночью и это будило воображение. Испуганному глазу кроны деревьев казались чем-то гротескным, какими-то поражающими фигурами, а ветер - жутким криком. Дикий лес казался живым. Казалось, какие-то фантастические творения притаились в глубине. Лесов боялись, пытаясь умилостивить жертвоприношениями божества, либо дьяволов.
В классической мифологии был целый зверинец маленьких божков и демонов, которые, как полагали, жили в диких местах. Пан - бог лесов изображался с ногами, ушами и хвостом козла, а телом - человека. В нем сочетались чувствительность и безграничная сила. Греки, которым надо было пройти через леса или горы, ужасались от возможности встретиться с Паном. Очевидно, что слово "панический" возникло из глубокого страха, который сопутствовал путешественникам, слышавшим странные крики в дикой природе и считавшим их доказательством влияния Пана. Сородичами Пана было племя сатиров - людей-козлов, обладавших демоническим характером и любящих вино, пляски и распутство. Считалось, что они появляются только ночью и исключительно в самых темных уголках леса. Согласно греческому фольклору, сатиры обольщали женщин и воровали детей, которые рисковали вторгаться в их лесные логовища. Кентавры дополняли греческое сборище лесных духов. Эти монстры имели человеческую голову и торс, а тело и ноги - козла или лошади. В римской мифологии существа, подобные сатирам, были представлены фавнами, обитавшими также в лесистой местности.
В раннем фольклоре дикая природа центральной и средней Европы также кишела фантастическими существами. Некоторые из них были почитаемыми, но вобщем их наделяли устрашающими характеристиками. Все прочие классифицировались как демоны и когорта дьяволов. В скандинавских странах, например, предполагалось, что когда Люцифер и его приспешники были изгнаны из рая, некоторые из них приземлились в лесах и стали лесными духами или троллями. Многие средневековые европейские монстры были прямыми потомками человекоподобных мистических творений классической мифологии. В русском, чешском и словацком фольклорах присутствуют создания, жившие в лесах и горах, с лицом женщины, телом свиньи и ногами лошади.
В Германии, когда ураган проносился по лесу, полагали, что это проносится со своей сворой лающих псов похожий на приведение Дикий Охотник, убивающий все на своем пути. Людоеды-великаны и коварные человеко-волки также отождествлялись с дикими, нетронутыми местностями. Если при определенных обстоятельствах лесные обитатели, вроде эльфов, могли быть полезными людям, все же большинство из них считалось ужасными, и их добавляли к отвратительности дикой природы.
"Беовулф" - эпическая поэма восьмого столетия вобрала в себя многие из этих легенд. Суть истории состоит в конфликте между двумя гигантами вампирами и племенем, к которому принадлежал Беовулф. По мере развития сюжета, становится ясным, что дикая природа была концепцией со своим значением для раннего средневековья. На протяжении всей поэмы необитаемые регионы изображаются в самом наихудшем свете - там сыро, холодно и мрачно. Гиганты вампиры жили "на нехоженых землях, среди волчьих холмов, открытых ветру скал и опасных болотистых топей". Бравый Беовулф отправился в эту дикую природу - "мрачную рощу горных деревьев" мстить монстрам. 
Наиболее важным вымышленным обитателем дикой природы средневековой Европы был человекоподобный Дикарь (или Дикарка). Его нагая фигура "вся покрытая редкой шерстью" появляется и в искусстве, литературе и в драмах того периода. Невообразимо сильный, он часто изображался в традициях кентавров - среди выкорчеванных деревьев. Согласно традициям, этот Дикарь жил в сердце леса, как можно дальше от цивилизации. Считалось, что он был кем-то вроде великана-людоеда, воровавшего детей и совращавшего девиц. Его характер в разных местах описывали по разному. В Австрийском Тироле и Баварских Альпах Дикарку воображали жутких размеров, с жесткой щетиной, с огромной отвисшей грудью и уродливым ртом - от уха до уха. Дальше на Север Германии ее воображали меньших размеров и менее жуткой наружности. Ее главным преступлением была подмена человеческих детей своими собственными отпрысками. Вместе с другими лесными демонами Дикари составляли основу мрачной, устрашающей и трудно рассеиваемой жуткости дикой природы.
Иудейско-христианская традиция сформировала иную мифологию в отношение дикой природы, нежели европейцы, которые колонизировали Новый Свет. Создатели Библии отвели дикой природе центральное место в своих повествованиях и описательно, и как символической концепции. Это словосочетание появляется 245 раз в Старом Завете переработанной версии и 35 раз - в Новом. К тому же, несколько сот раз использовались слова вроде "пустыня" и "пустошь" с тем же значением, что и дикая природа, и в некоторых случаях с идентичными староеврейскими и греческими корнями. Согласно древним географам Ближнего Востока, за год на необитаемую землю выпадало менее 4 унций осадков. Эта территория включала в себя полосу земли западнее Иерусалима вдоль реки Иордан и Мертвого моря. Отсюда пустыня простиралась на Синайский полуостров и в Аравию. Без передовых технологий люди не могли выжить в этой неблагоприятной среде. В качестве отличия этой земли от "хорошей", которая благоприятствовала урожаю и скотоводству, евреи использовали множество терминов, которые передавались словами "дикая природа".
Даже в местах, где осадков выпадало более 4 унций, существование было рискованным. Необычайно засушливый сезон мог уничтожить урожай и превратить пахотные земли в пустыню. В этих обстоятельствах люди действительно ненавидели и опасались дикой природы. Более того, поскольку количество осадков было выше человеческого контроля и понимания, поэтому естественным было дать этому различные религиозные объяснения. Засуха и ее последствия в дикой природе использовались богословами для подтверждения могущественности проклятия высших сил, последствием которых воспринимали эти явления. С другой стороны, одобрение богов значило изобилие жизненно важной воды. Например, климат и география Ближнего Востока сделали многозначительным обряд крещения.
Содержание Старого Завета свидетельствует о том, что евреи считали дикую природу проклятой землей и связывали это с недостатком воды. Когда Бог из Старого Завета хотел покарать грешных людей, он счел условия дикой природы своим наимощнейшим оружием: "Я поверну реки и иссушу их русла... Я прикажу облакам не давать дождя". Города Содом и Гомора были опустошены и превращены в пустоши с колючими кустарниками в наказание за грехи их граждан.
И наоборот, когда Бог хотел выразить свое удовлетворение, его наибольшим благословением было превращение дикой природы в рай. "Земля, вроде Эдемского Сада была перед ними, - писал автор, - а за ними была отчаянная дикая природа". История о Саде и его утрате внесла в сознание Запада идею о том, что дикая природа и рай были физической и духовной противоположностями.
История израильтян добавила иное в иудейско-христианское понимание дикой природы. После исхода из египетской неволи около 1225 г. до н.э., евреи под руководством Моисея странствовали в пустыне Синайского полуострова около 40 лет. В Старом Завете делается ударение на невзгодах, которые встречались в этой "ужасающей пустыне", к тому же все пережитое в пустыне было жизненно важно для израильских племен. В течение трех лет Бог, почитаемый их отцами, как Яхве, обещал быть их специальным защитником. В сердце пустыни на горе Синай Моисей получил десять заповедей, на которых возникло соглашение между Яхве и Израилем. После того Бог чудотворным снабжением водой и пищей продемонстрировал свою защитную силу. Он также обещал, что если израильтяне останутся верными соглашению, он позволит им выйти из пустыни и войти в обетованную землю молока и меда.
Опыт 40-летних скитаний израильтян наполнили дикую природу несколькими значениями. Во-первых, она воспринималась, как убежище от грешного и преследуемого общества. Во-вторых, дикая земля обозначала среду для поиска и приближения к Богу. Это было связано со значением проверочного рубежа, где избранные люди должны были усилиться, очиститься и подготовиться войти в землю обетованную. Дикая природа никогда не теряла своего сурового и запретного характера. И именно из-за этого она была незаселенной и могла бы являться убежищем настолько, насколько им может быть дисциплинарное учреждение. Парадоксально восприятие дикой природы, как средство очищения и доставки в райскую землю обетованную. Но расположенности к самой по себе дикой природе в еврейской традиции не было. 
Опыт исхода выработал традицию обращения к дикой природе за свободой и очищением веры. Когда общество стало самодовольным и ненабожным, религиозные лидеры стали смотреть на дикую природу, как на место переосмысления и как на убежище. Когда Илья искал вдохновения и руководства божьего, он отправился в дикую природу и через сорок символических дней получил их, как Моисей на пустынной горе. Иногда целые группы оставляли обжитые части Израиля и уходили в дикую природу с намерением достичь определенной степени чистоты и простоты, чтобы таким образом подготовить путь для прихода Мессии. Наиболее известным таким апокалиптическим сообществом были ессеи, которые жили в пещерах недалеко от Мертвого моря во 2 ст. до н.э. Они надеялись на то, что их пребывание, как пример их предков в Синайской пустыне, приведет к иной и лучшей земле обетованной. 
Важность дикой природы, как убежища, была увековечена в христианстве. Иоан в Новом Завете был коллегой Моисея, Ильи и ессеев. Он искал дикую долину на реке Иордан для оживления веры и подготовки к приходу Мессии. Когда Иисус пришел к Иоану в Иудейской пустыне, пророчества были исполнены. Сразу же после этого Христос был направлен в пустыню Духом для искушения его дьяволом. Это, вместе с 40 днями поста, ассоциируется с испытанием Израиля во время исхода. И дикая природа сохраняла значение, как среды зла и испытаний, где происходило очищение. Иисус появлялся из дикой природы подготовленным обращаться к Богу.
В раннем и средневековом христианстве дикая природа сохраняла свое значение земного царства сил зла, с которым церковь должна была бороться. К этому сводились усилия миссионеров в Северной Европе. Христиане считали свою работу успешной, когда они вырубали дикие леса и рощи, где язычники правили свои обряды. В более фигуральном смысле, дикая природа представляла христианскую концепцию ситуации, которую человек встретил на земле. Это была смесь его природной склонности к греху, искушения суетного мира и самих сил зла. В этом мировом хаосе он был потерянным, захваченным христианством в надежде достичь земли обетованной, которая располагалась в раю, на небесах.
Вместе с тем христианство имело идею о том, что дикая природа могла быть местом убежища и религиозной чистоты. Известен успех христиан-монахов в познании уединенности дикой природы, проводя время в медитации, духовном осознании и моральном совершенствовании. Классическим примером был св. Антоний, который в 3 веке уединился в пустыне между Нилом и Красным морем. Впоследствии, монашество стало процветать, и многочисленные ревнители-фанатики искали уединенных убежищ. В 4 веке св. Василий Великий организовал монастырь в пустошах к югу от Черного моря и с гордостью повествовал: "Я живу... где есть Бог". Описание Василием лесистых гор, где он жил, предполагает даже узнаваемую красоту в дикой природе. Вобщем, монахи видели ценность дикой природы только в возможности избежать испорченности общества. Она была местом, где они надеялись разжечь пламя, которое должно было преобразить дикую природу в божественный рай.
Традиция стремления в необитаемые края, где можно достичь свободы поклонения сохранилась в средние века. Позднее, в 12 веке, например, Питер Вальдо, купец из Лиона, стал пропагандировать форму христианского аскетизма, который включал в себя отказ от всех мирских удовольствий и богатств. Церковь неодобрительно смотрела на намеки Вальдо на ее материализм. В 1184 г. последовало отлучение Вальдо от церкви, и он и его последователи были провозглашены еретиками. Отказываясь отречься и принимать смерть от инквизиции, несколько тысяч вальденианцев решили скрыться в Альпах, на границе между Францией и Италией. В пещерах и укрытых долинах дикой природы они нашли убежище от религиозного преследования в среде, способствующей их философии и самоотречению. 
Среди средневековых христиан св. Франциск из Ассизи был исключением, подтверждающим правило. Он жил в покорности перед миром природы. Предполагая, что птицы, волки и другие создания имеют душу, св. Франциск проповедовал им, как равным. Этот вызов идее о возвышенности человека над природой должен был изменить превалировавшую концепцию дикой природы. Но церковь заклеймила последователей св. Франциска как еретиков. Ставка христианства была слишком велика в понятии о том, что Бог поставил человека доминировать над остальной природой (Генезис 1:28), чтобы отказаться от нее с легкостью.
Вера в то, что хорошие христиане должны поддерживать отчужденность от мирских удовольствий, помогает определить отношение к дикой природе. Идеальным фокусом для средневекового христианина было достижение небесных красот, а не наслаждение земными. Такой подх