лишь от сознания того, что определенные места или виды находятся под защитой, в 1933 г. была далека от общепринятой.
Участники лондонской конвенции призвали также к защите животных и вне парков и заказников. Ими была предпринята попытка регулирования торговли животными и трофеями, и они согласились о необходимости запрета некоторых охотничьих приемов, таких как стрельба из автомобилей или аэропланов. Кроме этого были составлены списки животных, заслуживающих полной защиты, и список животных, которых следовало убивать, лишь имея на то особое разрешение. К сожалению, к требованиям этой конвенции на местах относились весьма "произвольно". Африканским властям было предоставлено право преступать через эти ограничения в силу целого ряда причин. Особой статьей разрешалась охота местных жителей в тех самых местах, где они охотились прежде. В конце концов резолюции, содержавшиеся в Лондонской конвенции, были не законом, а рекомендацией, которые и вовсе перестали обладать весом с приближением 2-ой мировой войны.
Появление второй волны интереса к международной защите природы имело место в 1940 г., когда европейская война уже обретала всемирный характер. 12 октября в округе Вашингтон собрались представители различных американских стран, заинтересованных в охране природы. Пан-американский документ подтвердил Лондонскую конвенцию за 1933 г., но оказался смелее в своем определении заповедных земель, которые пытались установить соответствующие правительства. В статьях этого договора, помимо национальных парков и так называемых "строгих заказников", предусматривалось установление национальных заказников, где могли бы сосуществовать ресурсная эксплуатация и природоохранные меры. Еще одна категория резерватов была жесче трех других тем, что в них совершенно запрещался туризм. 23 апреля 1941 г. США ратифицировали эти статьи. Затем наступила война.
Тенденция к международному объединению, имевшая место после 2-ой мировой войны, результатами которой стало создание ООН, подготовила благоприятную почву для возрождения мирового природоохранного движения. Импортеры природы вновь предприняли шаги по защите своих интересов в зарубежных странах. Все те же швейцарцы организовали 30 июня 1947 г. Конференцию защитников природы, на которой и возник временный Международный Союз по защите природы. 30 сентября следующего года Джулиан Хаксли, директор ЮНЕСКО и "образчик" импортера британской природы, организовал встречу во Фонтенбло (Франция), на которой присутствовали представители 18 правительств, 7 международных организаций и 109 национальных организаций по защите природы. 5 октября они завершили составление устава. В его приамбуле говорилось, что целью новой организации является не меньше чем "сбережение биотической среды всего мира". Во главу угла при этом ставилась зависимость человеческой цивилизации от возобновляемых природных ресурсов. И все же было ясно, что участники конференции в Фонтенбло имеют ввиду не только практические цели. Во втором параграфе устава приамбулы в качестве аксиомы было изложено следующее: "Природная красота является одним из высших знаменателей духовной жизни". Далее подчеркивалась ценность диких животных и природных мест, и желание отстаивать "национальные парки, заказники и природные убежища". В уставе утверждалось, что наряду с экономическими причинами защиты природы, имеются также и "общественные, образовательные и культурные причины".
Организация, после 1956 г. известная как Международный союз охраны природы и природных ресурсов (МСОП), пыталась использовать оба эти подхода. Свидетельство в пользу этого уклона МСОП проявилось сразу же в его внимании к исчезающим видам и национальным паркам. На конференции МСОП в 1949 г. у озера Успех (штат Нью Йорк) был создан комитет Службы Выживания. Его работа привела к появлению в 1966 г. первого издания Красной Книги, в которой перечислялись птицы, звери и позже растения всего мира, которым угрожает опасность исчезновения. Отрывные листы книги позволяют периодически вносить изменения в статус вида. С целью уменьшения возможности исчезновения вида в 1961 г. в Швейцарии был создан Международный фонд охраны природы. Хотя фонд и не был формально присоединен к МСОП, вся его деятельность была направлена на способствование функционированию МСОП. Его штаб-квартира также находилась в Швейцарии. Первый президент Фонда принц Бернард Нидерландский получил 10 млн. долларов от различных людей, отослав им за это эстамп с изображением лысого орла и приглашение совершить тур в Восточной Африке. Большинство этих "вкладчиков" стали интересоваться проблемами защиты природы как раз во время подобных путешествий. До того как стать президентом Фонда, принц Бернард совершил несколько охотничьих сафари в Африке в 1950 г. После каждого своего путешествия он отмечал, что число животных идет на убыль. "Там, где я видел тысячи, - вспоминал принц, - я встречал лишь несколько сотен, а затем всего лишь горстку". В результате подобного "опыта" принц вынужден был обратиться к защите своего удовольствия посредством Международного фонда диких животных. 
Второй главной задачей МСОП было создание и поддержание национальных парков и другого рода охраняемых территорий. На встрече в Афинах (1958) был создан Международный комитет по национальным паркам, который, в свою очередь, подготовил "Список национальных парков и равноценных заказников". Возглавили эти усилия американец Гарольд Кулидж и бельгиец Жан Поль Хэрроу, секретарь МСОП. Первая информация была готова уже к первой Всемирной конференции по национальным паркам, состоявшейся в Сиэтле 30 июля 1962 г. Тон собранию 145 делегатов из 63 стран был задан американским министром внутренних дел Стюартом Л. Удаллом, сразу же заговорившим о импорте и экспорте природы. Он рассказал о том, как его соотечественники сначала были недовольны тем, что им был отрезан доступ к ресурсам в национальных парках. Но позже они обнаружали, что "доход, получаемый от предоставления туристам своих услуг, в денежном выражении совершенно не уступает возможным доходам, которые могли быть получены в результате эксплуатации этих парковых ресурсов". Удалл предсказывал, что с установлением регулярного воздушного сообщения, народы Восточной Африки поймут, что "туристы могут способствовать их процветанию гораздо больше, чем любое иное использование этих земель". Позже целая секция конференции была посвящена рассмотрению вопросов, связанных с экономическими преимуществами сбережения дикой природы. Фактически, экономический аргумент является, по мнению представителей МСОП, одним из четырех "столпов" мирового движения за охрану природы. Остальными тремя видами идеологической поддержки считаются этические, эстетические и научные аргументы.
Международные природоохранные организации не обладают возможностью заставить суверенные государства защищать природу. Применять здесь следует более мягкие средства убеждения. Красная Книга, "Перечень национальных парков и равноценных заказников" и первая мировая конференция по национальным паркам пытались убедить страны в том, что обладание парками и заказниками является настоящей национальной гордостью. Уничтожение природы в глазах мирового сообщества получалось таким же бессмысленным, как и уничтожение, например, египетских пирамид. По настоящему цивилизованное общество защищает как свои культурные, так и природные сокровища. Если при этом удается заработать еще и деньги от туризма, тем лучше. Если людей из менее развитых стран не удасться убедить подобными аргументами, то шансы на создание здесь настоящей природоохранной системы, по мнению импортеров природы, будут очень хрупкими.
Африка стала главным полигоном для опробывания этих методов. До независимости черных африканских государств (начало 1960-х годов), охрана природы была заботой исключительно белых колонистов. В британской Восточной Африке такие белые "опекуны" диких животных, как Блэйни Персиваль и А. Ритчи, поддерживаемые Обществом сбережения фауны империи, пытались защитить нестабильные зказники с дикими животными. Лондонская Конвенция (1933) на какое-то время возродила надежды, но когда полковник Мервин Коуви вернулся в свой семейный дом недалеко от Найроби в 1936 г., то ситуация ему показалась безнадежной. Коренное население просто игнорировало заказники, да и большинству местных колониальных начальников до этого также не было дела. Природа вокруг Найроби быстро исчезала. Коуви стал проводить энергичную работу среди белых поселенцев и 24 декабря 1946 г. было объявлено о создании Найробского национального парка. После него возник целый ряд парков, самыми крупными из которых были Тсаво (1948), Гора Кения (1949) и Серенгети (1951). Коуви и его коллеги прекрасно знали, что эти парки были созданы белыми для белых. По словам Коуви, они являлись "игровыми площадками для цивилизованных людей". Коренные жители мало интересовались парками, и фактически первые национальные парки в Африке должны были защищать природу именно от местного населения. Поэтому перспектива передачи колоний автономным коренным правительствам пугала белых защитников природы вроде Коуви. "Совсем недавно, - говорил он в 1961 г., - предки этих самых людей, которые требуют свободы, торговались с моим отцом, чтобы выкупить у него и съесть его носильщиков". Коуви не верил в то, что парки смогут пережить независимость, поскольку прирост населения и созревание его "материальных амбиций" происходили очень быстрыми темпами.
Теми же самыми мыслями руководствовался и импортер природы Бернгард Гржимек. Выдающийся зоолог и директор франкфуртского зоопарка, Гржимек в 50-е гг. понял, что дикая природа Африки находится в опасности. Он решил обратить на это внимание мировой общественности, рассуждая в духе чуждом для политиков и коренного населения, но близком для импортеров природы, что "Африка принадлежит тем, кто считает, что на земле все еще существуют дикие звери и девственные территории". Хотя он и не был ведущей фигурой в этой деятельности, Гржимек прибегал к тем же метафорам, что WWF и МСОП, создавая силами заботливых людей ковчег, чтобы спасти в нем от наводнения людских помыслов диких животных.
11 декабря 1957 г. Гржимек и его сын вылетели из Фракфурта на одномоторном самолете, окрашенном под зебру, чтобы спасти то, что они полюбили во время своего первого путешествия по Африке 6 лет назад. Местом их "назначения" были долина Серенгети в Кении и Танзания с их огромными скоплениями травоядных и хищников. Серенгети был национальным парком, но существовал главным образом на бумаге. Карты и границы были очень ненадежными, и никто не знал, сколько животных в нем обитает или какими являются миграционные пути. Более того, как Алан Мурхэд написал во вступлении к описанию путешествия Гржимека, африканские власти "решили, что интересы людей являются высшими, и в случае конфликта людей с дикими животными, дикие животные должны уступить". Единственной надеждой, продолжал Мурхэд, была небольшая группа людей, "решившая наделать шума в последний раз перед тем, как Серенгети окажется безвозвратно потерянным". Если эти природные импортеры, "уверенные в том, что люди не являются единственными живыми существами, обладающими правами на этой земле", смогут "возбудить не только интерес, но и разбудить совесть" политиков, "то это течение можно будет, если не обратить вспять, то приостановить". Такой была миссия Гржимека. Он надеялся, что их деятельность сможет вызвать международный интерес и прилив денег в Восточную Африку. Эти путешествия отца с сыном, их книга "Серенгети не должен умереть", их фильмы, авиакатастрофа, в которой погиб сын Гржимека (10 января 1959), сделали Серенгети часто употребляемым словом в кругах ценителей природы. Кроме того, Бернард Гржимек основал исследовательский институт Серенгети с базой в парке, где группа, в основном неафриканских ученых, изучала местную природу. Телесериалы Гржимека были просмотрены 35 миллионами европейцев, что, разумеется, способствовало сбору больших сумм денег для института и международных природоохранных организаций, таких как Друзья Серенгети. Много денег стало "прямыми дарами" (Гржимек не колеблясь называл их взятками) правительствам африканских стран. Но, несмотря на свой успех в качестве ведущего природоохранника Европы, Гржимек оставался пессимистом. Он хотел надеяться, что в отношении природоохранного движения африканцы смогут выучиться "на наших ошибках и наших грехах". Однако, он понимал, что, как в Европе и в Америке, на этот образовательный процесс могут уйти многие десятилетия. Пока же Гржимека беспокоило то, что новые независимые африканцы уничтожат всю структуру защиты природы "одним росчерком пера". Гржимек прекрасно понимал, что туризм был самой крупной надеждой Африки. "Я привожу к вам туристов, - напоминал он кеннийцам, - В прошлом году в вашей стране побывало 60 тыс. немцев, и тем самым я помог многим тысячам марок задержаться у вас. Исчезновение диких зверей означало бы исчезновение туристов и марок". Никто, как объяснял Гржимек, не явится в Африку, чтобы смотреть на перенаселенные деревни и кофейные плантации. Дикие животные были залогом процветания.
Джулиан Хаксли разделял тревоги Гржимека относительно Африки. В его докладе за 1961 г. в классической форме было изложено кредо импортера природы: "Дикие звери Африки принадлежат не только местным жителям, но и всему миру, не только нынешнему, но и будущему человечеству". Хаксли говорил, что огромные африканские стада являются наиболее ценным мировым научным источником, но он также подчеркивал и их культурное значение. Уничтожение зверей Африки, по его мнению, можно сравнить с уничтожением Моны Лизы.
Прекрасно понимая, что экспорт и импорт являются важнейшими факторами защиты дикой природы, Хаксли объяснял, что главным рынком для африканской природы будут граждане промышленных стран. Все большее число американцев стремится "к отдыху от перенаселенных городов, от чрезмерного шума, от городской рутины, нехватки общения с природой и общей перенасыщенности механизацией" - писал он в 1961 г. Хаксли надеялся, что со временем африканцы склонятся к необходимости защиты природы, но пока, чувствовал он, защита природы будет лежать на плечах иностранцев. На языке местного народа свахили слово "ниама" означает и зверь, и мясо. Большинство африканцев в зверях не видят никакой другой ценности, кроме пищевой или трофейной. Хаксли также опасался того, что так как независимость в Восточную и Центральную Африку проникла совсем недавно, то местное население будет противиться концепции национального парка, которой присуща сильная аура колониализма. И их нельзя винить в том, что они видят в национальных парках и заказниках "игровые площадки" белых людей, которыми они всегда были. Хаксли часто слышал жалобы африканцев: "Вы, белые, поубивали всех своих волков и медведей, так почему вы хотите, чтобы мы берегли наших львов и слонов?" Тем самым африканцы оставляли за собой право индустриального выбора.
В ответ на это англичанин приводил краткую формулу: "Прибыль, протеин, престиж и гордость". Туристы обеспечивали первый пункт, нерасточительное обращение с дикими животными обеспечивает второй пункт. Две остальные, менее осязаемые причины, связаны с обладанием того, чем восхищается весь мир. В аргументацию Хаксли входил и стыд. Африканские страны жаждут к себе уважания со стороны других государств, и по словам Хаксли "страна без национального парка не может считаться цивилизованной. Если африканцы откажутся от своих парков, они произведут негативное впечатление и вызовут на себя упреки в варварстве и невежестве". Так как многие африканцы действительно этого боятся, этот аргумент представляется очень убедительным. Хаксли, правда, не добавил, что в его собственной стране первый национальный парк был создан лишь в 1949 г., столетие спустя после исчезновения ее дикой природы.
Как полагали Коув, Гржимек и Хаксли, в деле спасения природы Африки самым важным является "перевод чувства ответственности" с белых колонистов на черных лидеров. Именно этого и желали члены Международного союза охраны природы, создавшие в 1960 г. специальный африканский проект. Первым главным успехом была организация в 1961 г. "Симпозиума по охране природы и природных ресурсов в современных африканских государствах". Известное как "Конференция Аруша", названное так в честь города в Танганьике (позже Танзания), это собрание имело четкую задачу: импортеры природы хотели поощрить экспортеров природы. Увенчал эту конференцию Манифест Аруша, подписанный Юлиусом Ниерере, премьер-министром Танганьики. В нем говорилось, что африканцы проявляют интерес к диким зверям и к природным местам, как по эстетическим, так и по экономическим причинам. В конце манифеста отмечалось значение африканской природы для всего мира и выражалось пожелание в получении международной помощи в виде "специальных знаний, обученных специалистов и денег". 18 сентября 1963 г. президент Кении Джомо Кеньятта призвал "другие страны и любителей природы всего мира" помочь его правительству сдержать обещание сохранить дикую природу и диких животных. Это заявление заставило страны, импортирующие природу, переходить от слов к делу.
Помощь африканским природоохранникам была усилена. Примером этого может быть работа Организации диких животных Африки со штаб-квартирой в Вашингтоне. Созданная в 1961 г., сразу же после конференции в Аруше Расселом Трэйном, богатым американцем, любителем сафари и экологом, эта организация своей целью поставила "предоставление возможности для обучения "управлению" дикой жизнью тех людей, в руках которых оказалась ее судьба". Ее первым детищем было создание колледжа африканского природного менеджмента, расположенного у подножия горы Килиманджаро в Танзании. В нем африканские студенты стали изучать методику управления парками и экологию. Выпускники колледжа вскоре получили почти все ключевые посты и должности в парках Восточной Африки. Второй, "поддержанный заграницей" колледж в Камеруне обучение проводил на французском языке.
Некоторые африканцы обучаются методом защиты природы и за границей. Одним из таких людей является Перез Олиндо из Кении. Щедрость американских импортеров природы позволила Олиндо получить в Мичиганском университете диплом по зоологии и управлению дикой жизнью. В 1966 г. он даже заслужил звание Защитника природы года, определяемого Вашингтонским клубом Сафари. Олиндо прекрасно знал, что для охраны африканских животных нужны не только ученые степени и награды, но и финансовая и политическая помощь заграницы. В 1975 г., на конференции, посвященной заботе о Земле, состоявшейся в Нью-Йорке, он сказал, что американцы, которым не удалось создать национальный парк в Канзасе или Небраске, должны перенести свои усилия в Серенгети. Олиндо призывал свою американскую аудиторию покупать в Африке землю и отдавать ее паркам.
Хотя идея Олиндо и была сопряжена с немалыми политическими трудностями, американцы ответили на призыв телеведущего Америки Билла Баррада тем, что собрали деньги на покупку вертолета для задержания браконьеров в национальном кенийском парке. Барраду такая мысль пришла в голову в 1973 г., после разговора с Тедом Госсом, главным смотрителем этого парка. Госс сказал, что браконьеры прямо выметают из парка крупную дичь. В ответ на это Баррад создал фильм "Куда ушли все звери?", появившийся на американском и канадском телевидении в сопровождении призыва пожертвовать деньги на покупку вертолета, оснащенного прожектором для борьбы с браконьерами. Собрать удалось почти 100000 долларов, и в августе 1973 г. вертолет начал свои рейды. Большая часть денег поступила в виде мелких сумм. В записке, сопровождавшей одно 5-долларовое пожертвование, говорилось: "Слона отксерить нельзя".
Помощь на уровне государств также помогла африканским природоохранникам в период перехода от колонии к независимому государству. Одним из видов такой помощи было проведение службой национальных парков США "Международных кратких курсов". Организованная с 1975 г., эта программа проводила с "лидерами" парков из 70 стран изучение "парковой идеи", как в полевых, так и в классных условиях.
Рубен Олембо, ученый, работающий в рам