наиболее четко конкретизируется в антиномии "труда  совместного"  и
"труда всеобщего". Предполагаю,  далее,  что  именно  эта  антиномия  играет
решающую роль в развитии  (и  соответственно  анализе)  единой  деятельности
"теоретика" Нового времени.
   (1990). Маркс - один из крупнейших мыслителей XIX века,  дающий  в  своих
произведениях  существенный  поворот  нововременного  мышления.   Именно   -
нововременного, но отнюдь не современного. Однако Маркс доводит это мышление
до  тех  пределов  (в  сфере  анализа  Практики),  за  которыми  открываются
возможности иных логических и социальных трансформаций, думается, совсем  не
тех, которые пророчил сам Маркс. В ином направлении, в  иной  сфере  выводит
нововременное мышление к последним пределам Кант, Гегель или  Тренделенбург.
Мне кажется, что наиболее существенный  выход  в  такие  точки  преображения
логики и бытия Нового времени Маркс осуществляет именно в своих определениях
"самоустремленности"  предметной  деятельности  и  в   (только   намеченной)
социально-логической экспозиции: "труд  всеобщий  -  труд  совместный".  Но,
конечно, выскочить за пределы нововременного мышления Маркс не мог.
   Вот наиболее острое марксово  противопоставление;  "...следует  различать
всеобщий труд и совместный труд. Тот и другой играют в процессе производства
свою роль, каждый из них переходит в другой, но между ними существует  также
и различие. Всеобщим трудом является всякий научный труд,  всякое  открытие,
всякое изобретение. Он  обусловливается  частью  кооперацией  современников,
частью использованием труда предшественников. Совместный  труд  предполагает
непосредственную кооперацию индивидуумов"59.
   Основное различие Маркс ведет здесь  по  линии  противопоставления  "типа
кооперации"  в  сфере  совместного  труда  и  труда  всеобщего.   Кооперация
совместного   (или   -   в    других    формулировках    -    "совокупного",
"комбинированного") труда  детально  рассмотрена  в  "Капитале"  в  связи  с
анализом разделения и сочетания трудовых функций в мануфактуре, на  фабрике,
в  машинизированной  промышленности  в  целом.  Это  и  понятно.  Разделение
совместного труда лежит в основе непосредственно материального  производства
Нового времени  и  задает  исходные  социальные  характеристики  для  работы
практика, совокупного производителя материальных благ.
   Кооперация в контексте всеобщего труда (то  есть  кооперация  в  процессе
"производства  теорий"  или  "производства   художественных   произведений")
Марксом  специально  в  "Капитале"  не  рассматривается,   поскольку   такая
социальность исчезает, сводится  на  нет  по  мере  включения  в  мегасоциум
совместного, мануфактурного и позднее - промышленного труда.
   Приведу в этой связи только два замечания Маркса. Первое.  Критикуя  идеи
Шторха о "духовном производстве", Маркс пишет: "В  духовном  производстве  в
качестве производительного выступает другой вид труда (речь  идет  именно  о
всеобщем труде. - В.Б.). Но Смит не рассматривает его (не рассматривает  его
специально и Маркс,  поскольку  этот  труд  включается  в  капиталистическое
производство только своим результатом, только для использования. -  В.Б.)...
Взаимодействие и внутренняя связь обоих видов производства тоже не входят  в
круг его рассмотрения..."60
   Второе. В тех же "Теориях прибавочной  стоимости",  говоря  о  проявлении
капитализма  в  области  нематериального  производства,   Маркс   определяет
невозможность широкого развития совместных форм  труда  и  капиталистических
форм организации производства  в  сфере  духовного  производства  "по  самой
природе вещей"61. Именно поэтому духовное производство, объясняет  Маркс,  и
не будет его специально интересовать. Таковы  пределы  Марксова  интереса  к
диалектике "совместного и всеобщего труда". И - пределы  Марксова  понимания
этой диалогики.
   В "Капитале" понятие всеобщего труда детально анализируется Марксом не  в
его противопоставленности труду совместному, но в  другом  контексте  -  как
противоположность и дополнение труда "частичного". В этом контексте всеобщий
труд есть полное, в пределах всего общества реализуемое (= существующее  как
предел, как идеализация), воплощение  труда  совместного.  "Совместность"  и
реализуется в своей всеобщности через  рынок,  через  социальное  разделение
труда; единый  продукт  такого  совокупного  производства  есть  "совокупный
продукт"  всего  общества,  а  стоимость  здесь  (ср.  III  том  "Капитала")
выступает как "цена производства".
   Осмысление  Марксом  понятия  "всеобщий  труд"  в  двух  контекстах  (как
противопоставление и "дополнение" труду совместному и как его -  совместного
труда - наиболее полная реализация) вовсе не  означает  какой-то  логической
неряшливости. Двузначность  понятия  воспроизводит  социальную  двузначность
всеобщего  труда  в  условиях  промышленной  цивилизации.   Если   в   сфере
непосредственного материального производства (которое в  XVII  -  начале  XX
века определяет всю  социальную  жизнь)  "всеобщий  труд"  ("накопленный"  в
истории  человечества)  реализуется   только   опосредованно,   как   предел
совместного труда, то в  процессе  научно-теоретического  и  художественного
творчества  (в  Новое  время  это  -  обочина  производства)  всеобщий  труд
необходимо существует и непосредственно "участвует"  в  развитии  творческой
личности, именно в его  противопоставленности  труду  совместному  и  в  его
сопряженности с ним.
   Современная  (XX  век)  научно-техническая  (шире   -   производственная)
революция заряжена потенцией превратить особую социальность, характерную для
всеобщего творческого труда,  социальность  самодеятельности  (деятельности,
направленной на изменение самого субъекта деятельности), в решающее, цельное
определение практики. Но силы "совместного труда" напряженно  сопротивляются
такому  превращению.  Тем  самым  научно-техническая  революция   превращает
старинную, теневую  антиномию  "совместности"  и  "всеобщности"  в  коренной
социальный конфликт века.
   И в свете этого конфликта, вырастающего в столкновение  двух  определений
(форм) всеобщности - всеобщности гигантского производственного  механизма  и
всеобщности (культурности) творческого индивида, - совсем иначе очерчивается
противостояние и дополнительность "всеобщего и совместного  труда"  в  Новое
время. Сейчас оказывается  возможным  понять  само  это  противостояние  как
конкретное, особенное определение всеобщего труда в XVII - XX веках.
   Во  времена  Маркса  наиболее  сильные  предположения  о  всеобщем  труде
приходилось  делать  в  абстрактной  форме,  проецируя  решающее  социальное
значение "всеобщего труда"  в  отдаленное  будущее,  когда  главной  основой
"производства и богатства выступает...  не  время,  в  течение  которого  он
(человек.  -  В.Б.)  работает,  а  присвоение   его   собственной   всеобщей
производительной силы..."62.  В  такой  проекции,  правда,  уже  становилось
ясным, что во всеобщем труде органически совпадают производство  продукта  и
производство собственной всеобщей творческой  силы  субъекта,  но  было  еще
невозможным  логически  представить  всю   органику   этого   совпадения   и
противопоставления    в    условиях    труда    совместного.    Ведь    само
противопоставление не получило еще вообще развитой формы.
   Сейчас это возможно. Для начала, опираясь на исходные идеи  Маркса  и  на
потенции   современного   производства,   наметим   общую    схему    такого
противопоставления "всеобщего и  совместного  труда"  (типичную  для  Нового
времени)63.
   А. Совместный труд (в XVII - начале XX  века  -  сфера  непосредственного
материального производства) есть труд, объединяющий  людей  на  одном  месте
деятельности, пространственно (мануфактура, фабрика  -  вообще  промышленное
предприятие). Разделение  труда,  здесь  возникающее,  определено  различным
распределением и соединением (кооперацией) людей,  сотрудников  в  различных
точках единого пространственного объема; временные  связи  постоянно  должны
проецироваться в одно квазиодновременное пространство - рабочие одновременно
совершают   последовательные   операции.    Каждый    работник    производит
полуфабрикат. В общественный оборот поступает только совокупный продукт.
   Совокупный эффект увеличения производительности труда, несводимый к сумме
усилий  отдельных  людей,  здесь  связан  именно  с  таким  пространственным
формированием  совокупного   (из   многих   орудий   составленного)   орудия
производства  и  совокупного  (из  многих  активных  "точек"  составленного)
работника производства. Труд  отдельной  "точки"  -  в  идеале  -  предельно
линеен, однозначен, не имеет никаких объемных характеристик.
   Б. Всеобщий труд (для XVII -  начала  XX  века  это  -  труд  в  науке  и
искусстве)  принципиально  не  требует  общего   места   деятельности.   Его
всеобщность  дана  культурно-исторически,  реализуется  на  основе  освоения
ученым или художником "своей  всеобщей  производительной  силы",  на  основе
переинтеграции всеобщей культуры мышления в  творческой  лаборатории  одного
человека,  личности64.  Без  такой  личностной,  творческой   переинтеграции
(всеобщего социального опыта и знаний) ни в науке, ни в искусстве  не  может
быть достигнут единственно мыслимый в этих сферах деятельности  результат  -
уникальное  научное  открытие65  или  эстетическое  изобретение  собственной
личности. Общность  имеет  здесь  смысл  только  как  момент  всеобщности  и
личностности труда66.
   (Конечно, мануфактурное разделение труда неизбежно и во все  возрастающих
масштабах проникает в интерьер научной деятельности, начиная, по  видимости,
определять ее структуру. И все же это лишь  видимая,  внешняя,  превращенная
структура научно-теоретического и научно-экспериментального  труда.  Мы  еще
убедимся, что такое проникновение не  может  изменить  исходных  определений
всеобщего труда, просто конфликт "совместного и всеобщего труда" переносится
вовнутрь творческой деятельности.)
   В процессе всеобщего труда развивается  "кооперация  способностей"  -  не
столько функциональная,  под  "одной  крышей",  в  пространстве,  сколько  в
историческом времени, между людьми разных эпох и современниками, живущими  и
работающими  раздельно,  но  соединенными  книгой,   беседой,   диалогом   -
культурой, которая столь же сближает, сколь отделяет, отстраняет людей  друг
от друга.
   Возникает особый социум - "социум культуры". В эпоху Нового времени  этот
"социум" развивается в контексте и на  обочине  "совместного  труда".  В  XX
веке... Впрочем, об этом - дальше.
   Перед отступлением в  сферу  определений  мы  остановились  на  том,  что
естественнонаучное  теоретизирование,  поскольку   его   результаты   должны
включиться в оборот "совместного труда" (использование  науки),  приобретает
особую логическую  форму.  В  чем  же  -  конкретнее  -  состоит  ориентация
естественнонаучного  знания,  определяющая  своеобразие   логической   формы
познания мира в Новое время)
   Во-первых, естественнонаучное знание ориентировано  "на  профанов",  или,
говоря  мягче,  на  возможность  и   необходимость   использования   знаний,
выработанных в одной  области,  представителями  других  профессий,  которые
могли бы применять эти знания, не разбираясь, в чем "суть дела", не вскрывая
упаковки знаний, не залезая "в брюхо игрушки",  не  любопытствуя,  "как  это
сделано".
   Естественнонаучная ориентированность теоретической мысли в идеале  делает
неважной, несущественной индивидуальность  не  столько  автора  (как  обычно
утверждается),  сколько  читателя,  адресата  теоретических  посланий.  Знай
формулу, вовремя применяй ее (тут уж какой-то уровень понимания и разумения,
конечно, необходим), а дальше результат вычислений или построений зависит не
от тебя.  Продукт  теоретического  труда  должен  выступить  на  "выходе"  и
включаться в общественный обмен  деятельностями  как  полуфабрикат  какой-то
полезной вещи, как  "аргумент"  труда  совместного,  как  составной  элемент
простого абстрактного труда, необходимого для производства вещи.
   Во-вторых,  естественнонаучное  знание   ориентировано   на   превращение
теоретического, идеализованного "бытия предметов" в "информацию о  предмете"
и, наконец, в "сигнал управления" какой-то работой, в приказ. Отношение "что
- о чем - как (как делать)" должно  постоянно  воспроизводиться,  захватывая
все новые предметы (в отличие от средневековых знаний-рецептов здесь  всегда
необходимо обращение "как делать" в "что", в предмет, взятый  вне  делания).
Таков механизм теоретизирования в Новое время, причем именно "механизм", так
как это лишь одна проекция, одно - естественнонаучное - отображение  цельной
теоретической деятельности.
   В-третьих, ориентация теоретической мысли на производство вещей  требует,
чтобы расчленение, отделение и сочетание "готовых" естественнонаучных знаний
(дисциплин) осуществлялись в контексте "совместного труда".
   Сие означает:
   а) "дифференциацию - специализацию - упрощение" как основное  направление
развития научных дисциплин и теоретических систем67;
   б)  проецирование  последовательных  во  времени  теоретических  движений
(идеализаций) в особое логическое пространство, в котором различные  научные
теории сосуществуют параллельно, размещаются рядом (этот  "ряд"  и  образует
систему  знания),  независимо  друг  от  друга.  Так,  механика   и   физика
функционируют не как различные ступени идеализации (а в этом - их творческий
смысл), но как самостоятельные параллельные дисциплины внутри единой науки;
   в)  отщепление  логических  основ  построения  и  организации  знаний  от
собственно  содержательного  движения  науки;  возможность  и  необходимость
самостоятельного осуществления  формы  знания  (и,  далее,  учения  об  этой
форме). Здесь  существует  своеобразная  пирамида.  В  ее  основании  -  два
процесса отщепления формы производительной деятельности  от  ее  содержания.
Начиная с XVII века  (развитие  мануфактуры  -  "кооперации,  основанной  на
разделении  труда  внутри  мастерской")  "духовная  потенция   производства"
(наука) отщепляется от непосредственно материального производства и вступает
с ним  в  отношения  типа  боровской  "дополнительности"  (это  формирование
современной науки исследовано Марксом в "Капитале").  И  другой  процесс.  С
того же XVII века (и на той же основе) форма организации  производства  (то,
что  Плеханов  называл   технологическими   производственными   отношениями)
отщепляется, с одной стороны, от технологии производства, а с  другой  -  от
социальных производственных отношений. Вершина  пирамиды  -  классическая  и
современная  формальная  логика,   которые   создают   логический   аппарат,
позволяющий  рационально  оперировать  с  "чистой"  формой  производительной
деятельности в любых ее сферах - и в науке, и в производстве.
   Но  связь  "основания"  и  "вершины"  Маркс  понимал  излишне  упрощенно:
дескать, "основание" (мануфактурное, а затем машинизированное  производство)
односторонне и чисто причинно определяет характер господствующей логики и ту
(отнюдь не нейтральную) форму, с которой логика оперирует ("вершину"). Связь
здесь двусторонняя, стрелки детерминации идут не  только  от  "основания"  к
"вершине", но и от "вершины" к "основанию". Означает это следующее.  Каждый,
самый  элементарный,  -  внутри   мастерской   или   внутри   рафинированной
математической мысли протекающий -  творческий  процесс  представляет  собой
подобную   "пирамиду",   имеет   свое   "основание"   и   свою    "вершину".
Усовершенствование любой производительной (машинообразной) операции и любого
специализирующего разделения труда диктуется -  потенциально  (сущностно)  -
определенной логикой, логическим идеалом,  целью  (отсепарировать  форму  от
содержания). Так же как  и  наоборот:  любое  усовершенствование  логических
процедур   актуально   (причинно)   диктуется   содержательным    основанием
производительного процесса (как процесса производства вещей).
   Таковы некоторые социально-логические определения теоретического мышления
Нового времени в его интенции  на  "изменение  обстоятельств",  в  контексте
совместного труда68.
   Но здесь начинается антиномия и собственный  предмет  наших  размышлений.
Начинается спор с Марксом.
   То же самое теоретизирование (в самих своих предметных,  даже  объектных,
устремлениях)  развивает  и  самоустремленные,   гуманитарные   определения,
оказывается, хотя это невозможно, формой самосознания.
   Прежде всего, уже те определения естественнонаучного  теоретизирования  в
его устремленности на "социум совместного трудами, которые были  только  что
очерчены, являются одновременно определениями особого типа самосознания.
   1. Даже  "установка  на  профанов"?  Конечно.  Открывая  нечто  новое  (и
прекрасно понимая всю его новизну), я должен вполне сознательно - на  выходе
- придать этому новому форму  старого  и  известного,  должен  преобразовать
"бытие предмета" в форму информации "о предмете".  Однако  такая  информация
должна (по самому замыслу) обладать способностью вновь трансформироваться  в
понятие предмета, то есть в определение чего-то  непонятного,  вне  меня  (и
моего знания) существующего. Я должен столь же отстраненно  рассматривать  и
себя самого как умного  в  своем  открытии  и  потенциального  "дурака"  при
восприятии чужого. Постоянная ирония восприятия и  делания  пронизывает  все
сознание исследователя.
   Ведь уже для того, чтобы "закодировать" свое открытие в целях социального
использования, я должен представить себя  "профаном",  дилетантом,  войти  в
чужую роль, должен, пусть на время, выйти из себя, "сойти со своего ума" (со
своей  точки  зрения),  не  становясь  сумасшедшим.  И  я  должен  постоянно
оставаться  собой,  сохранять  дистанцию   от   всех   своих   многообразных
воплощений, дабы, упаси боже, не  укорениться  в  какой-то  одной  из  своих
позиций.
   И это "должен" - отнюдь не произвол моей воли и не норма моего долга. Это
необходимый феномен самой  моей  деятельности,  самой  необходимости  частой
смены логических позиций; артист, периодически играющий и Гамлета, и Лира, и
Яго,  и...  Хлестакова,  должен  быть  над  своей  ролью,  должен   обладать
способностью  отстранения.  Иначе  -   трагедия   "невыговоренности"   своих
замыслов.
   2. Не менее  существенна  для  развития  парадоксов  самосознания  Нового
времени та узловая линия теоретических превращений,  которая  была  намечена
выше. Мы помним основные узлы этой линии: бытие вещей - информация  о  вещах
(выведенных куда-то за пределы моего бытия и мышления) - сигнал  и  алгоритм
действия на внешние предметы. Только пройдя весь  цикл,  знание  оказывается
фиксированным,  однозначным,  пригодным  для   функционирования   в   рамках
совместного труда. Но здесь  начинается  парадокс:  цельное  бытие  предмета
познается в той мере, в какой предмет выталкивается из  познания,  выступает
как нечто принципиально неопределенное, потустороннее. Познать  предмет  для
работы с ним означает познать не его, но нечто "о нем" и, далее,  о  приемах
действия "на него". Но это  вовсе  не  будет  средневековым  отождествлением
предмета познания с приемом, с субъектом. Наоборот, предмет должен все время
пониматься как нечто нетождественное  приему,  нетождественное  знанию;  как
объект, противопоставленный субъекту. "Истинная предметность" "вещей в себе"
существует  где-то  в  абсолютной  внеположности  субъекту  (то,  на  что  я
действую) и вместе с тем  где-то  "на  дне"  субъекта,  в  определениях  его
деятельности.
   Предположим, что производится "идея вещи" (теория) в  целях  производства
вещей.  Производится  "теория  полета".  В  этой  собственно   теоретической
деятельности "бытие полета" также переводится в  "информацию"  о  полете  и,
далее, в "алгоритм расчета". Но