мывался о смысле собственной жизни. Ну, ест, спит, работает... Приносит пользу государству, стоит на страже его безопасности. Как будто общее направление верное. Солдат должен выполнять приказы. Но, с другой стороны, ведь он живой человек, а не автомат. Приказ вроде бы снимает моральную ответственность... Но снимает ли? Да, перед законом он чист. Но как быть с собственной совестью? В конце концов, может ли он сам себе сказать, что живет правильно? Хороший ли он человек или так себе, дрянцо? Ведь невинных арестовывает. Взять хотя бы этого Томиловского. Шахов внимательно ознакомился с делом бывшего царского полковника. Какой он террорист? Старик, доживающий последние дни и мечтающий лишь об одном: чтобы его оставили в покое. Конечно, встречаются всякие, есть и откровенные враги, но таковых меньшинство. Значительно больше все же безвинных, перемалываемых безжалостной мясорубкой государства. А он - один из тех, кто приводит в движение эту мясорубку. По сути, он - самый настоящий опричник. И что самое страшное, до последнего времени исполнял эту роль с удовольствием. Почему так случилось? Рос в интеллигентной семье, читал правильные книжки, верил в идеалы, ненавидел насилие. И вдруг все изменилось. В чем причина? Можно, конечно, списать все на обстоятельства. Гибель родителей, революция... Он еще, по сути, мальчишкой прилепился к этому Латышеву, нахватался матросских словечек и повадок. Потянуло на романтику. Простительно по молодости. Но ведь и тогда прекрасно видел: романтика замешена на крови. Весь суд, правый иль не правый, заключался в двух словах: "именем революции!", а вместо точки - пуля. Куда же, с позволения сказать, пропали идеалы? А может, и идеалов никаких не имелось? А на самом деле хотелось власти. И он эту власть получил. Причем неограниченную. Временами, безусловно, делалось не по себе. Но тут спасали исторические параллели: якобинцы, Робеспьер... Однако революционная романтика довольно быстро сменилась обычной рутиной. Вот тогда бы остановиться, оглянуться... Но нет. Не хватило решимости? Какое там.. Даже не возникло подобного желания. Он упивался своей ролью карающего меча революции. И только теперь... - В показаниях Гриценко имели место высказывания на тот счет, что в механослужбе цеха засели вредители... - продолжал монотонно излагать Федоров.
     Шахов машинально кивнул. Голос лейтенанта вновь превратился в невнятный гул. Шахов вернулся к своим мыслям.
     Почему только сейчас он стал задумываться над своей жизнью? Трудно сказать. Возможно, причиной тому одиночество. Еще месяц назад, когда семья находилась рядом, не хватало времени даже на общение с сыном, тут уж не до глупого самокопания. Теперь пустота начала наполняться химерами. Что все-таки послужило толчком для смятения в душе? Не отношения ли с гражданкой Авдеевой? Ее покорность и одновременно упрямство. Мол, готова на все, но твоей никогда не буду. Так, значит, просто оскорбленное мужское самолюбие говорит в нем? Неужели столь примитивно? Не то все, не то... Девица тут ни при чем. Его, конечно, тянет к ней, но ведь не юнец же он, чтобы потерять голову. Тут другое, другое...
     Но что?
     В последнее время его мучит один и тот же кошмарный сон. Какое-то подземелье... мертвец не то в гробу, не то в саркофаге. Черное, словно обугленное лицо. Полное отсутствие волос на голове... Мертвец неожиданно поднимается и, растопырив руки, пытается поймать его. Саша мечется по подземелью в поисках выхода, бросается из стороны в сторону, словно загнанная крыса. Дурацкий, конечно, сон, но ведь эти образы чем-то порождены? Помнится, в отрочестве имело место нечто подобное. Археологические раскопки, которые вел довольно странный господин... Как там его имя?.. Забыл, все забыл! Он, помнится, показывал нечто подобное...
     - Теперь об американце, - неожиданно для себя услышал Шахов и встрепенулся.
     - Что там?
     - В настоящее время находится в календарном отпуске, - стал докладывать Федоров. - Несколько дней провел за городом в обществе этой девицы Авдеевой.
     Шахова будто ударили под дых. Он судорожно вздохнул, помял ладонью лицо.
     - Дальше? - Федоров пожал плечами. - Ничего противоправного не замечено. Милуются парень с девкой...- Он хмыкнул. - Дело молодое.
     Шахову послышалась в голосе лейтенанта скрытая ирония. Ведь наверняка знает, что Шахов встречался с Авдеевой в гостиничном номере. Он взглянул в лицо Федорову. Оно выглядело глуповато-невозмутимым.
     - Авдееву я привлек к сотрудничеству, - сообщил Шахов подчиненному, словно оправдываясь, и сам удивился, зачем он это сказал.
     Федоров понимающе кивнул.
     - Во всяком случае, даже если этот Смит ни в чем не замешан, за ним все равно нужен пригляд.
     - Это уж точно, - подтвердил лейтенант. - Теперь последнее...
     - Что еще?
     - Непонятные дела творятся на Шанхае.
     - А именно?
     - Помните смерть мальчика? Его еще как будто укусила змея.
     - Весьма смутно.
     - Так вот. Именно умерший мальчик, его фамилия Скворцов, стал причиной волнений.
     - Волнений?! Это как же понимать?
     - Возможно, волнений - слишком сильно сказано. Тут больше подходят определения: темнота, мракобесие. Одним словом, несколько шанхайских стариков раскопали могилу мальчика.
     - Зачем?!
     - Якобы мальчик вовсе не умер.
     - То есть как?
     - Я же говорю: мракобесы. Раскопали, забили в труп кол. А потом, собрав толпу, отправились к дому покойного и сожгли его.
     - Ничего себе!
     - И не просто сожгли. Сгорели и обитатели дома - семейство Скворцовых.
     - А милиция-то куда смотрит?
     - И тут тоже имеется странность. Участковый Хохлов пропал.
     - Это какой Хохлов? Из бывших чоновцев? Шебутной такой?
     - Вот-вот.
     - А зачинщики поджога известны?
     - Конечно. Три старика. Заняться расследованием?
     - Вообще-то это дело милиции. Тем более исчез их сотрудник. Хотя ситуацию в Шанхае нужно держать под контролем. Место неблагополучное, скопление всякого сброда. Там вполне могли окопаться контрреволюционные элементы. Они и мутят народ, пользуясь его темнотой и подбрасывая реакционные суеверия. Так что, Федоров, поскольку ты начальник оперативного отдела, уж, пожалуйста, разберись.
     - Слушаюсь!
     - И еще. Американца тоже пока рано сбрасывать со счетов. Поэтому мне необходимо встретиться с Авдеевой и дать ей соответствующие инструкции.
     - В гостинице?
     Шахов бросил быстрый взгляд на лейтенанта. На лице того читалась служебная почтительность и деловитость.
     - Нет, на этот раз не в гостинице. Слишком людно. Сегодня в семь вечера пускай ждет меня возле звукового кинотеатра. Хотя там еще больше народу. А, ничего! Я подъеду на служебном автомобиле, она сядет... Почему бы и нет? Могу я в свободное время покатать красивую девушку? Ведь она красива, ты как считаешь?
     - Ничего, так... Хотя, на мой вкус, культурки маловато. Деревня отчетливо проступает. Физия курноса, да и скулы эти... Поволжье - одно слово.
     "Сам ты - физия! - подумал про себя Шахов. - Идиот!"
     Одним из главных очагов прогресса, или, как писали местные газеты, "центром массового отдыха трудящихся в Соцгороде" являлся кинотеатр "Магнит", именовавшийся в народе попросту "звуковым". Это было вместительное, напоминавшее огромный барак, капитальное здание с тремя кинозалами, двумя буфетами и просторным фойе, в котором время от времени устраивали танцы. Ежедневно на нескольких сеансах, в основном во второй половине дня, демонстрировалась одна кинокартина, обычно шедшая неделю, а то и две подряд. Кроме звуковых фильмов, крутили и старые немые ленты в сопровождении оркестра. Возле кинотеатра, особенно по вечерам, было многолюдно. Здесь назначались любовные свидания и деловые встречи, сновали бойкие подростки, спекулировавшие билетами, сюда приходили просто пообщаться или отыскать нужного человека.
     Шахов подъехал к кинотеатру ровно в семь, поставил свой "ГАЗ-А" в конце здания, подальше от центрального входа, и отправился искать Аню. Девушку он увидел сразу же. Она беспокойно озиралась по сторонам, явно нервничая. Одета Аня была точно так же, как и в первый раз: синенькое в белый горошек платьице и черные туфельки на низком каблуке. Аня тоже заметила Шахова, и легкая растерянность на ее лице мгновенно сменилась агрессивной веселостью. Однако Александр Кириллович был не очень хорошим физиономистом и не заметил разительной перемены. Он властно взмахнул ладонью, призывая девушку следовать за собой, и, не оглядываясь, двинулся к машине, абсолютно уверенный, что она семенит следом. Он опустился на сиденье, открыл соседнюю дверцу, дождался, пока Аня усядется рядом, и только тогда холодно поздоровался. Машина покатила вперед, миновала стадион, на котором резвились футболисты, потом здание цирка и, натужно гудя, двинулась в гору. Оба молчали. Шахов не смотрел на свою спутницу, с сосредоточенным, мрачным лицом вел автомобиль, который преодолевал многочисленные ухабы.
     - Что скажешь? - наконец процедил он.
     - О чем?
     - Ну, вообще... Как живешь, с кем встречаешься?
     - Да так, ничего особенного. Живу... Сессию вот сдала... теперь каникулы.
     - Молодец. Рад за тебя. Дружок твой как? Американец?
     - Джоник? То есть Смит? Сейчас в отпуске. В настоящее время уехал в Свердловск.
     - Любопытно, зачем?
     - Сказал, что хочет посмотреть город, строящийся завод.
     - Вот как! Интересуется, значит, стройками социализма. Так-так...- Шахов в первый раз повернул голову к Ане.
     Это "так-так" прозвучало весьма многозначительно. Девушка всем корпусом подалась к Шахову.
     - Что вы от него хотите?
     - Да ничего, собственно, не хотим. Просто приглядываемся. Служба у нас такая. Бдительность прежде всего. Или газет не читаешь? Враг умеет ловко маскироваться.
     - Он не враг!
     - Я и не говорю, что враг. Но плохими мы были бы чекистами, если бы доверяли исключительно эмоциям или словам типа "хороший - плохой". Проверять нужно, контролировать. Мало ли что - не враг. Ведь он не дурак, чтобы на каждом шагу открыто демонстрировать свою враждебность. Я не конкретно про Смита Про любого человека.
     - А куда мы едем?
     - Просто катаемся. Ты любишь кататься на автомобиле?
     - Я готова любить все, что вы прикажете, - с иронией заметила Аня. - Мне просто выбора не остается. Я же понимаю, что вы можете сделать со мной, моей семьей и Джоником.
     - Ты его любишь?
     - Не знаю. Он другой. Не похож на остальных парней.
     - Спишь с ним?
     - А если и сплю?..
     - Я просто так спросил. Аня засмеялась:
     - Неужели просто так? Вы же на меня глаз положили. Думаете, не вижу? Еще с самой первой встречи. И если бы начали как положено ухаживать за девушкой, водить ее в театр... А то вызвал в кабинет "Все про папу-маму знаю, такие-сякие, беглые..." В кино бы хоть пригласили. В звуковом идет "Частная жизнь Петра Виноградова".
     Шахов был несколько ошарашен словами Ани. Опять она перехватила инициативу.
     - Может, думаете, набиваюсь? - по-своему восприняла его молчание девушка. - Охмурить пытаюсь высокий чин? Или что я - бикса? Готова лечь под кого угодно? Ошибаетесь, гражданин начальник.
     -Ты мне, конечно, нравишься...
     - Ах, нет, нет! Не то я говорю, не то! - Аня закрыла лицо руками.
     - Успокойся. - Шахов положил правую руку на колено девушки. - Может, действительно на спектакль сходим. В ДИТРе гастролирует московский Театр революции. Астангов приехал, другие знаменитости. Можно посмотреть "Недоросля" или "Доходное место". Мне больше Островский нравится. Я, знаешь ли, получил классическое образование и очень люблю русскую драму.
     - Странный вы человек, - заметила Аня. - То о бдительности и скрытых врагах толкуете, то на спектакли приглашаете. Так кто я для вас? Сексот, девушка на одну ночь или и то и другое одновременно? Сочетаете приятное с полезным, тем более женушка уехала
     - Откуда про жену знаешь?
     -У нас не город, а большая деревня. Всем про всех известно.
     - Если бы просто хотел с тобой переспать, то мог бы это сделать в гостинице.
     -То совсем другое. Вроде как с проституткой. Вам ведь не это нужно. - А что?
     - Вам чувства подавай. Чтобы я... по доброй воле. На шею бросилась.
     -А вообще, я тебе нравлюсь?
     Аня вновь повернулась к Шахову.
     - Вы мужчина интересный. Только я от вас завишу. Подойди вы ко мне просто так, на улице, скажем, попытайся познакомиться, тогда бы другой коленкор, а так...
     - Да оставь ты эту зависимость. Ничего плохого я тебе делать не собирался и не собираюсь.
     - Как же не собирался? А в гостинице? "Раздевайся, ложись..." Разве так с девушками обращаются!
     - Кто тебе нравится больше? Я или американец?
     - Ну вот опять: кто лучше, кто хуже. Вы совсем разные. Он на русских мужиков вовсе не похож. С первой же встречи охальничать не начинает. Воспитанный мужчина.
     - А я, значит, невоспитанный?
     - И все-то вы переспрашиваете. Или уверенности в себе не хватает? Словно в вас два разных человечка сидят. Один - жесткий и упрямый, а второй так, слабачок. Ждет, что его похвалят, приголубят, к сердцу прижмут...
     - К черту пошлют, - закончил Шахов. - Ты, я вижу, психолог.
     - Психолог не психолог, а в людях немного разбираюсь. - Аня замолчала и уставилась в окно. - Куда же мы все-таки едем?
     - Я же сказал: катаемся. Может, у тебя есть пожелания?
     - По такой жаре было бы неплохо искупаться.
     - Отлично, отправляемся на речку.
     Автомобиль выехал из города, запетлял по проселку. Кругом раскинулись огороды - клочки земли, обнесенные всякой металлической рухлядью: ржавой проволокой, покореженными спинками кроватей, кусками жести. Подавляющее большинство населения Соцгорода, не надеясь на торговлю, сажало картошку, а наиболее терпеливые и предприимчивые умудрялись выращивать еще и капусту, морковь и огурцы.
     - Мелкобуржуазная зараза, - заметил Шахов, кивая на посадки. - Сначала огород, потом свой домик, а там и общественные интересы побоку. Быт заедает. Страшная, между прочим, вещь - этот самый быт.
     - А как же выживать? Ведь не все спецпайки получают да по две тысячи зарабатывают.
     - Поэтому и разрешили огородики. Но, думаю, через пару лет жизнь наладится, всего будет вдосталь, и эту чересполосицу ликвидируем
     - Думаете, лучше будет?
     - Неужели сомневаешься? А еще комсомолка! Ты посмотри на Кировский район, только что мимо проехали. Дома-то какие понастроили! Даже с ванными комнатами. В баню ходить не нужно. И весь город таким будет. Это тебе не бараки и землянки. Но, заметь, социалистические дома! Не отгороженные друг от друга заборами.
     - И сейчас не все живут в бараках. Вон начальство в Американке... Кстати, там заборы высоченные, простого работягу и близко не подпускают.
     Шахов пожал плечами, но промолчал. Сам он жил в обычном щитовом доме, и обитатели Американки тоже вызывали у него неприязнь.
     Огородцы кончились, и машина понеслась по степи. Вечерело, небеса понемногу начали темнеть и из бледно-голубых стали лазоревыми. Редкие перистые облачка порозовели и вскоре зажглись чистым алым цветом. Заливались жаворонки. Из-под колес вспархивали перепела, а однажды дорогу машине перебежал всклокоченный, облезлый заяц. Было совершенно безлюдно.
     Автомобиль выскочил на косогор, и справа открылось извилистое мелководное русло реки, заросшее по берегам непролазным ивняком. Шахов осторожно съехал с дороги и стал спускаться вниз. Машина медленно пробиралась вдоль полосы кустарника. Заметив прогалину, Шахов свернул в нее и заглушил мотор.
     - Приехали, - сообщил он, - можешь идти купаться.
     Аня недоуменно огляделась:
     - Да где же тут купаться? Дебри какие-то. Нужно на открытое место выбраться.
     - Пойдем, поищем проход.
     Едва заметная тропка уходила в глубь кустарника. Она и вывела на пологий, с полоской намытого песка, берег. Аня неуверенно взглянула на Шахова:
     - А вы купаться будете?
     - Не знаю, нет, наверное. Костюм, подходящий случаю, не взял.
     - И я не взяла. Если в белье, потом не высохнет. Можно я отойду в сторонку? Уж извините.
     - Конечно, конечно.
     Аня разулась и медленно побрела по кромке воды, оставляя на песке маленькие четкие следы.
     Шахов присел на поваленный, ощетинившийся молодыми побегами ствол тополя и стал смотреть на реку. Тонкие плети водорослей, точно зеленые русалочьи волосы, медленно колыхались в направлении течения. На песчаном дне резвились стайки пескарей, в омутке у противоположного берега плеснула крупная рыба, над самой водой стремительно пронеслась пара стрижей. На душе у Шахова неожиданно стало светло и радостно. Суета повседневности растворилась в вечном покое природы. Вспомнилось детство, бездумные, наполненные непрерывным праздником дни на даче в Сестрорецке. Легкая грусть коснулась сердца. Какой простой тогда казалась жизнь! Но все безвозвратно кануло в Лету.
     Где-то за кустами послышался плеск, потом приглушенный вскрик.
     Шахов вскочил и почти бегом бросился на голос. Аня стояла на берегу на одной ноге и, задрав вторую, рассматривала ступню. Она обернулась на шум, увидела Шахова и в испуге присела, прикрывая голую грудь.
     - Нельзя, нельзя!..
     - Что случилось? - испуганно спросил Шахов, невольно отворачиваясь
     - Порезалась вот... О ракушку.
     - Сильно?
     - Да не очень. Но кровь идет.
     - Значит, нужно перевязать. - Шахов достал из кармана брюк носовой платок. - Возьми. Он совершенно чистый. Давай я сам перевяжу!
     - Я же голая!
     Но Шахов уже повернулся и направился к девушке.
     - Садись, - властно приказал он, указав на зеленую траву.
     -Можно я сначала оденусь?
     - Без разговоров. Нечего стесняться. Я тебя уже созерцал, или забыла? Речь идет о жизни и смерти.
     - Ну конечно! - засмеялась Аня. - Сейчас прямо тут ноги протяну. Давайте платок, я сама...
     - Садись, я сказал! Ты же недавно толковала, что готова выполнить любой мой приказ. Вот и сиди. Ногу покажи!
     На верхней части ступни зияла довольно большая рана с ровными, словно от разреза бритвой, краями. Кровь еще вытекала из раны, темными каплями падая
     на песок. Шахов туго перевязал ногу платком и взглянул на девушку.
     - Инвалидность не грозит, товарищ доктор? - спросила та. Глаза ее смеялись. Шахов неожиданно для себя поцеловал ступню.
     - Какая ножка у тебя маленькая да изящная, - заметил он.
     - Я вся изящная. Ну что, товарищ доктор, операция закончена? Я буду жить, товарищ доктор? Не хотелось бы в столь юном возрасте прощаться с белым светом. Есть надежда? Эй-эй, товарищ доктор, вы применяете неверную методику лечения. Зачем вы меня целуете? Вследствие поцелуев возможны осложнения. Еще занесете инфекцию, а тогда мне грозит ампутация. Как же мне, девчонке молодой, скакать на одной ноге, или деревянную приделаете, а, товарищ доктор? Деревянную так же страстно будете лобызать?
     - Ты можешь помолчать?
     - Как же я могу молчать, товарищ доктор, когда ваше лечение носит столь интенсивный характер. Мне же больно, товарищ доктор, у меня пожар в сердце. Я вся горю, болезнь явно прогрессирует. Ой, не надо бы этого делать, товарищ... док...то... оооо!!!... гражданин... началь... Ох... умираю!
     Миг, и все кончилось. Хрустальный пузырь наслаждения лопнул с мелодичным звоном, и мир вновь пришел в движение. Шелестела осока, плескалась на мелководье мелкая рыбешка, стрижи все так же чертили густой ароматный воздух. Шахов поднялся и стал приводить себя в порядок.
     - Замарались немножко, - услышал он. - Рубашка вон травой перепачкана и брюки... Да и вообще вид слегка помятый. Может, сполоснетесь?
     Шахов поднял глаза на девушку. Она стояла на берегу и насмешливо смотрела на него. Обнаженная фигура Ани, освещенная закатным солнцем, выглядела столь эффектно, что искорка желания вновь зажглась в паху у Шахова. Он шагнул к девушке.
     - Нет-нет, миленочек! На сегодня достаточно. - Она проворно отпрыгнула в сторону. - А то насытишься и разлюбишь.
     - Почему ты так со мной говоришь?
     -