еня  башка  от  моего  следствия
раскалывается.
   - И поэтому я тебя не волную? - удивилась Шмелева. Она не могла  себе
представить, как ее молодой человек при виде столь редкостных  прелестей
может думать о чем-то постороннем. - Может, ты другую завел?
   - Никого я не завел! - огрызнулся  Слава.  -  Убийство  распутать  не
могу.
   Скоро крыша поедет. Поэтому и член как тряпка...  Я  к  вдове  каждый
день таскаюсь, и все равно мрак.
   - Сколько же лет этой вдове? - насторожилась Лена.
   -  Гражданке  Барановой  двадцать  шесть  лет,  -  отчеканил  старший
лейтенант.
   - Тогда понятно, почему у тебя он как тряпка, - предположила  Шмелева
и облачилась в халат.
   - Дура ты, Ленка! Эта Машка Баранова - рыба-рыбой. Я не знаю, как  ее
покойный писатель трахал. Надувную куклу, мне кажется, и то приятнее.
   Шмелева пристально посмотрела в глаза друга и звонко расхохоталась.
   - Черт с тобой, малыш. Пойдем куда-нибудь  прошвырнемся.  Предков  из
дома по вечерам неделями не выпихнешь, а сегодня  сами  поплыли.  Жалко,
конечно...
   Таблетку зря вложила...
   - Куда вложила? - не понял Слава.
   - Не твое дело. Или хочешь, я тебе  кофе  по-турецки  сварю?  У  папы
научилась.
   Синицын предпочел кофе. Он натянул брюки, и они отправились на кухню.
   - Понимаешь, Ленка, ну ни одной зацепки,  -  продолжал  о  наболевшем
старший лейтенант Синицын.
   Лена колдовала у плиты и была увлечена процессом. Слова друга  летели
мимо нее.
   - Врагов у него вроде нет, - продолжал жаловаться Слава. -  Непохоже,
что и друзья водились. Каребин по жизни не был тусовщиком...
   - Ты все о своем поешь, - выключив газ, поняла молодая хозяйка.  Кофе
она не прозевала, а потому теперь могла вернуть свое  внимание  к  речам
кавалера.
   - Ну сама подумай, миллионером он не был. На  счету  в  банке  восемь
тысяч баксов. Не курил, водки терпеть не мог. Тратил на еду и Машку.
   - А что вдова говорит? - спросила Лена,  разливая  кофе.  Детективные
истории друга ее занимали мало, но совсем игнорировать его интересы  она
считала хамством.
   - Баранова? Да ничего, - раздраженно сообщил Слава. - Говорю  тебе  -
рыба.
   - Она что,  его  не  любила?  -  Романтическая  тема  Лену  волновала
значительно больше, поэтому ее голос заметно оживился.
   - Может, и любила, только у рыб этого не заметишь, плавают  и  пузыри
пускают. Так и она  -  молчит,  виновато  улыбается  и  на  все  вопросы
отвечает: "Не знаю".
   - А чем эта Баранова занимается? Учится? Работает? - Загадочная вдова
начала вызывать у Лены любопытство.
   - Ничем. До брака училась в Литературном  институте.  Зачем  училась,
по-моему, и сама не знает. Писать не пишет, читать не читает.  Я  думаю,
что ее родители прилично заплатили, чтобы чадо поступило в институт. Вот
она там и отбывала. Выйдя замуж, учиться бросила. Сидела дома,  смотрела
телек.
   - Даже книг мужа не читала? - изумилась Шмелева.
   - Ни одной. - Славу это и самого удивляло. Он  попытался  выяснить  у
вдовы, над чем  работал  в  последнее  время  Олег  Иванович,  но  ответ
оказался тот Же: "Не знаю".
   - Да, занятная баба... - задумчиво озвучила свой  вывод  Лена.  -  Ты
попроси  у  нее  разрешения  порыться  в  его  письменном  столе,  вдруг
чего-нибудь найдешь.
   - Рылся. У него все в компьютере. Там есть один длинный незаконченный
роман, но он, как и все его вещи, исторический. Я пролог  прочитал.  Там
пишет о  каком-то  гипнотизере,  который  в  тридцать  седьмом  году  от
чекистов убежал.
   -  А  ты  с  ней  поласковее  попробуй.  Может,  вспомнит   чего,   -
посоветовала Лена и зевнула.
   Слава поглядел на свою засыпающую подругу и неожиданно понял, что его
мужское уныние вовсе не так безнадежно. Он подошел к девушке, поднял  ее
за локти со стула, поставил на пол и жадно поцеловал в губы. Левая  рука
его при этом расстегнула халатик, а правая крепко  прихватила  маленькую
напряженную сиську.
   - Дозрел? - улыбнулась Лена.
   - Еще как, - прорычал Слава и услышал,  как  в  замке  входной  двери
повернулся ключ.
   - Предки приплыли... - разочарованно протянула Шмелева  и  застегнула
халат.

***

   Купец Самарин гнал по замерзшей Волге обоз с рыбой. Огромные  осетры,
замерзшие и  твердые,  как  стволы  березы,  лежали  на  санях,  укрытые
мешковиной. Из пятерых возниц только двое были русскими.  Трех  калмыков
Самарин нанял для экономии. Калмыкам можно платить поменьше, а дело  они
знают и лошаденки у них повыносливее. Обычно Самарин нанимал двоих-троих
в запас, но в этот  раз  пожмотничал  и  рискнул  нанять  по  одному  на
подводу, поскольку вынужден был лично сопровождать  обоз.  Пришло  время
выправлять бумаги, а для этого  необходимо  наведаться  в  столицу.  Сам
купец ехал в легком санном возке,  укрытый  медвежьей  шубой.  По  Волге
гулял ветер, и Самарин мерз. Поравнявшись с первыми санями,  он  спросил
возницу Алексея:
   - Долго ли еще по реке?
   - Верст пятьдесят осталось, хозяин, а там свернем к Твери,  и  дорога
пойдет лесом. В лесу потише, - ответил возница и щелкнул кнутом мерина.
   - Потише-то потише... - пробурчал Самарин. - Только  в  лесу  того  и
гляди грабанут.
   Он держал наготове  два  пистолета  и  военную  новинку  иноземцев  -
"наган", но арсенал слабо успокаивал. Разбойники нападают внезапно.
   - Может, и грабанут...  -  безразлично  констатировал  Алексей.  -  В
прошлый раз Бог миловал, авось и в этот пронесет.
   - А если не пронесет? Сможем отбиться? поинтересовался Самарин.
   - Биться нельзя. Убьют.  С  ними  лучше  миром  разойтись.  Рыбы  еще
наловим, а голова одна...
   Резонное замечание возницы  Самарина  не  успокоило.  Он  раздраженно
натянул на себя шубу и велел притормозить. Санки хозяина пропустили обоз
и поплелись сзади. Короткий  зимний  день  клонился  к  вечеру.  Красное
солнце быстро падало к горизонту, а селений на  берегу  не  было  видно.
Самарин выскочил из саней и, припрыгивая, зашагал рядом.
   - Разминаетесь? - усмехнулся кучер Степан.
   Степана Самарин не без основания считал самым  надежным  человеком  в
обозе.
   С ним он ездил не первый год, попадая в разные переделки. Пока  мужик
стоит на ногах, ему сам черт не брат. Редкий силач мог похвастаться, что
уложил Степана своим кулаком. Победить его могла только водка,  а  такие
победы, к сожалению Самарина, случались довольно часто.
   - Не правильно согреваетесь, - словно прочитав  мысли  купца,  заявил
Степан, - не ноги - душа согрева требует.
   - Встанем на постой - налью, - пробурчал Самарин и уселся в сани.
   - На постое и печка согреет, а тут в поле  на  морозе  душа  особенно
требует, убежденно возразил Степан.
   - У тебя не душа, а пустая бочка. Она всегда требует,  -  ухмыльнулся
Самарин и отвернулся.
   - Хозяин, я слыхал, покороче дорога есть.
   - Что еще за дорога? - недоверчиво проворчал купец.
   - Мне сказывали, что татары, когда соль в столицу  везут,  за  Черным
мысом сворачивают.
   - Боязно на незнакомый путь...  -  почесал  затылок  Самарин.  -  Еще
заплутаем.
   - Однако подумал, что не грех бы спрятаться от ветра.
   - Один из твоих возниц ту дорогу знает, - сообщил Степан.
   - Из калмыков? - поинтересовался Самарин.
   - Ты его за калмыка принял, а он гур.
   - А мне все одно - хоть гур, хоть калмык. Туземец, он туземец и есть.
   Верить туземцу  нельзя.  Обманет,  шельма,  -  заключил  Самарин,  но
возницей заинтересовался.
   - Его Сабсаном звать.  Он  третьими  санями  правит.  Гур  -  человек
бывалый, нутром чую, - добавил Степан и, стегнув  лошадь,  мигом  нагнал
третий возок.
   Поравнявшись, некоторое время ехали молча. Самарин хотел  рассмотреть
гура, но тот надвинул шапку, и лица его не было видно.
   - Скажи, милый человек, тебя, кажется, Сабсаном звать, верно ли,  что
ты другую дорогу знаешь, не тверскую?
   Возница повернул  к  Самарину  загорелое  лицо,  освещенное  закатным
солнцем, и купец удивился его красоте. И  вправду,  возница  на  калмыка
походил мало. Только чуть  удлиненный  разрез  глаз  говорил  о  наличии
восточной крови, смуглость его кожи скорее происходила от загара, чем от
природного цвета.
   - Есть тут солевой путь. Он верст на двести короче тверского.  Только
наезжен плохо, - спокойно ответил возница.
   Самарин почувствовал,  что  ни  голосом,  ни  лицом  гур  не  выказал
никакого смущения, он держался с хозяином как равный с равным.
   - Наезжен плохо - не беда. Мы не на скачках. Сани кое-как пройдут,  а
то, что короче, это в радость... Но как насчет разбоя? - поинтересовался
купец.
   - Это как везде, - отозвался возница.
   - А ты без боязни, - упрекнул Самарин. -  Тебе-то  терять  нечего,  я
свое не один год наживал, В рыбицу немалые  деньги  вложил.  Мне  разбой
страшен.
   - Решать вам. - Гур отвернулся, давая  понять,  что  данную  тему  он
обсуждать не желает.
   - Ладно, сворачивай на новую дорогу. Поведешь обоз. Дойдем без  блуда
- с меня червонец. Вставай вперед обоза.
   Через две версты Сабсан свернул обоз с Волги, и они  въехали  в  лес.
Дорога заметной просекой тянулась вглубь.
   Часа через три въехали в  небольшое  сельцо.  Крестьяне  спали,  злые
лохматые псы обступили обоз и с громким лаем пытались цапнуть возниц  за
ноги. Когда собаки совсем разошлись, Сабсан спрыгнул на  снег  и  поднял
руку. Собаки вмиг смолкли и, поджав хвосты, разбежались по дворам.
   - Ты что, собачий язык знаешь?  -  удивился  Самарин.  -  Что  ты  им
сказал?
   - Успокоил, и все, - пояснил возница.
   В избушках начали  зажигать  лучины  и  свечи.  Наконец  появились  и
жители.
   Самарин сторговался о постое. Возницы распрягли  лошадей,  задали  им
сена и овса.
   Купец и Степан договорились спать в одной избе, принадлежащей крепкой
бабе  Матрене.  Оставшись  вдовой  с  тремя  детьми,  Матрена  содержала
хозяйство в чистоте и порядке.
   Баба   растопила   печь.   Рубленная   топором    мерзлая    осетрина
распространяла по избе аппетитный запах вьюжки.  Самарин  полез  было  в
свой походный сундучок за крепкой настойкой,  но  хозяйка  поставила  на
стол полную четверть прозрачного первачка. Степан нетерпеливо поглядывал
на свою, пока пустую, кружку, когда в избу тихо вошел  Сабсан  и  знаком
позвал Самарина в сени.
   - Пока не захмелели, хочу кое-что сказать, - шепнул гур купцу.
   - Что приключилось? насторожился Самарин.
   - Пока ничего, но подумай сам: шесть  дворов,  и  везде  вдовы,  а  в
сараях свежевыделанные шкуры. Конюшни с конским духом,  а  лошадок  нет.
Боюсь, что . наши гостеприимные вдовушки напоят нас,  положат  спать,  а
там, глядишь, их мужья и воскреснут. Уж не  в  разбойничий  ли  скит  мы
стали на постой?
   - Что же делать? - испугался купец.
   - Вина не пить. Быстро поужинать и в дорогу, - шепнул Сабсан и вышел.
   Огорченный Степан тяжело попрощался с  возможностью  "согреть  душу",
но,  поняв  серьезность  положения,   вздохнул   и   пошел   по   дворам
предупреждать возниц.
   Быстро отужинав, не притрагиваясь к чаркам, обозники запрягли коней и
ночью тронулись в путь. Молча, неодобрительными взглядами  провожали  их
хозяйки, хотя Самарин за постой расплатился сполна.
   Версты три тихо ехали лесом. Самарин  дал  пистолет  Степану,  а  сам
сжимал иноземный  наган.  Но  постепенно  чувство  опасности  стихало  и
появилось сомнение, не зря ли гур сорвал их с теплой ночевки. Причем эти
сомнения тем больше росли, чем дальше отходил обоз  от  деревушки.  Сани
хозяин на всякий случай пустил в центре обоза и теперь на  узкой  лесной
дороге  мог  двигаться  с  той  же  скоростью,  что  и  остальные.   Его
отдохнувший  вороной  нервно  перебирал  ногами,  тоскуя  от  неволи   и
медленности своего шага.
   Темный  лес  обступал  со  всех  сторон.  Ветви   иных   елей   почти
дотрагивались до шапок возниц. Сабсан хорошо видел в темноте,  а  потому
лежащее поперек дороги дерево заметил  издалека.  Он  остановил  обоз  и
велел возницам вооружиться, кто чем может. Ватага разбойников  выскочила
на дорогу из леса. Маленькие лошадки под  лихими  людьми  ржали  и  били
копытами. Самарин начал палить из нагана. Степан свалил  одного  плетью.
Двое других прыгнули ему на спину. Пока он стаскивал их,  третий  ударил
ножом. Степан вскрикнул и осел на снег. Но тут подоспел Сабсан и  голыми
руками раскидал разбойников. Самарин не мог понять, что делает гур.
   Казалось, тот еле прикасался к нападавшему, а лиходей сразу  падал  и
больше уже на ноги не поднимался. Не прошло и нескольких минут, как  все
разбойники оказались на снегу. Кто-то из них стонал, кто-то  не  подавал
признаков жизни.
   Степана подняли, перевязали. Нож пробил легкое, но сердца, видать, не
задел.
   Пока возницы убирали лежащее на дороге дерево,  Сабсан  обнаружил  за
елками сани, запряженные мохнатым жеребцом.  В  них  хранились  ружья  и
веревки. Сабсан вывел жеребца на дорогу, перенес ружья и веревки в возок
Самарина, погрузил в сани стонущие тела разбойников  и  сильно  хлыстнул
жеребца.  Тот  поволок  тяжелые  сани  в  сторону  деревни.  Поверженных
оказалось девять. Ровно по числу изб.
   А обоз двинулся дальше в путь. Самарин правил сам. На хозяйском месте
дремал раненый Степан. Самарин ехал и думал, как ему наградить Сабсана.
   Червонец теперь дать точно придется, но, пожалуй,  этого  мало.  Одни
трофеи стоили куда дороже. "Одарю его собольей шапкой,  и  еще  медвежью
шубу отдам. Она уже свое пожила, а гуру еще  послужит.  Больно  куцый  у
него зипун", - решил Самарин и, радуясь своей доброте и  удачному  концу
баталии, незаметно задремал.
   Конь покорно тащил сани в середине обоза. Деваться ему было некуда...
   До Петербурга караван добрался без приключений. Гур получил обещанный
червонец и наградную шапку. Медвежью шубу купец пожалел.
   Закончив дело, Сабсан заглянул в  трактир  на  Сенной.  Трактир  этот
посещали извозчики, и гур подсел к  трем  бородатым  мужикам.  Извозчики
оглядели его с ног до головы, и тот, что был постарше, спросил:
   - Татарин?
   - Гур, - улыбнулся Сабсан.
   - Про таких мы и не слыхивали, - удивился мужик.
   - Гур - это почти китаец, - пояснил  Сабсан.  -  Что,  и  китайцев  в
городе белого царя нет?
   - Китайцы есть, - обрадовались бородачи.
   К концу трапезы  Сабсан  знал  адреса  всех  китайцев  Петербурга  и,
расплатившись, тут же двинул к одному из них.

***

   Ван Си Кин в коротком шелковом халате медленно обходил свою  вотчину,
вглядываясь в клубы пара, не ленится  ли  кто-нибудь  из  его  работниц.
Хозяин небольшой китайской прачечной жил в столице империи пятый  год  и
берег репутацию  своего  заведения.  Тщательно  проверив  ход  дела,  он
вернулся в кабинет, отделенный от работниц прозрачной шелковой ширмой, и
уселся  на  ковер  возле  маленького  инкрустированного  темным  деревом
столика для игры в нарды. Ван Си Кин играл сам с  собой,  сосредоточенно
передвигая фишки и подбрасывая игральные кости. Результат  каждого  хода
он старательно  записывал  на  специальном  листе  розовой  тушью.  Этот
человек во всем любил порядок, и досуг не был исключением.
   Склоненная в почтительном поклоне, Ан  Сан  Хи  отвлекла  хозяина  от
игры.
   Молодая  миниатюрная  китаянка  ждала,  когда  хозяин   позволит   ей
заговорить. Эта женщина исполняла в  заведении  множество  обязанностей.
Правая рука хозяина, она принимала заказы  от  прислуги  богатых  домов,
аккуратно записывала имена и адреса  владельцев,  всегда  присутствовала
при упаковке чистого белья и сама выходила с поклоном к извозчику, когда
белье забирали. Кроме этого, она следила  за  работницами  не  только  в
самой прачечной, но и после работы. Женщины не имели права на  случайные
знакомства  с  белыми  и  иноземцами.  Нравственное  поведение   нанятых
оговаривалось в контракте, и за этим строго присматривали.
   АН Сан Хи склонилась в почтительном поклоне и сообщила Вану, что  его
спрашивает незнакомый человек.
   - Кто он? - недовольно отвлекаясь от игры, поинтересовался Ван.
   - Говорит по-китайски, но, по-моему, гур.
   - Что нужно гуру в городе белого царя? - спросил сам себя Ван  и  дал
женщине знак привести гостя.
   Сан Хи с поклоном  удалилась  и  через  минуту  вернулась  с  высоким
мужчиной, еще не старым, но со следами прожитых лет на смуглом  красивом
лице.
   Гость почтительно,  но  без  подобострастия  поклонился  и  застыл  в
ожидании реакции. Ван Си Кин  приветливо  улыбнулся,  но  его  маленькие
настороженные глазки не улыбались, а внимательно изучали пришельца.  Под
зипуном того виднелся не слишком чистый халат, а обувь говорила  о  том,
что он проделал долгий и нелегкий путь.  Но  дорогая  соболья  шапка  не
могла согревать голову бедняка.
   Сделав вывод, что перед ним не нищий, Ван Си -Кин гостеприимно указал
на ковер. Мужчина снял зипун, шапку и ловко уселся напротив хозяина. Ван
позвонил в колокольчик и попросил Сан  Хи  принести  им  чай.  Отпив  из
деревянной лаковой чашки, гость поблагодарил хозяина.
   - Ты прекрасно говоришь по-китайски, хотя больше  похож  на  гура,  -
удивился Ван.
   - Отец мой гур, но родители погибли при монгольской смуте.  Я  рос  в
горах в китайской семье, недалеко от Ланчжоу-фу и убежал от маньчжурских
чиновных коршунов. Они разорили  мою  семью.  Чиновники  белого  царя  -
телята ламы по сравнению с ними. Маньчжурская  династия  погубит  Китай.
Английские хищники развратили народ опиумом, и им все дозволено. Я  тоже
ищу место под луной. Если у тебя найдется для меня дело, я стану хорошим
работником.
   - У меня есть место истопника больших чанов. Пять рублей  в  месяц  -
хорошее жалованье, - вкрадчиво предложил Ван.
   - Согласен.
   - Но два рубля тебе придется платить за жилье и дрова. В этом  городе
на болотах дрова недешевы... - масленым голосом добавил Ван.
   - Согласен.
   - Тогда по рукам.
   - По рукам, - улыбнулся гость.
   - Я не знаю твоего имени. Нехорошо иметь безымянного работника.
   - Отец назвал меня Сабсаном, а в китайской семье меня звали Ли Саном.
   Называй как тебе удобнее.
   - Я буду звать тебя  Ли  Сабсаном,  -  заявил  хозяин  и  позвонил  в
колокольчик.
   АН Сан Хи выросла словно из-под земли.
   - Мы будем ужинать. Принеси нам свинину с луком и рис.  И  не  забудь
рисовой  водки.  Мы  должны  отпраздновать  появление  нового  истопника
большого чана.
   Когда Сан Хи вышла, Ван предупредил, что у него кончается соя.
   - Караваны из Китая зимой приходят редко, - пожаловался Ван.
   Сабсан развернул  увесистый  узел  плотного  шелка  и  протянул  Вану
глиняную бутылку. Ван вынул пробку, понюхал и защелкал языком.
   - Настоящая сучунская соя! Как тебе удалось сохранить ее столько дней
пути?
   - Я рад, что угодил, - улыбнулся Сабсан.
   Сан Хи принесла поднос с дымящимися горшочками и две пиалы  с  рисом.
Ван протянул Сабсану пиалу и подал палочки из сандалового дерева.
   Сабсан принял пиалу и, разглядывая палочки, похвалил работу:
   - Рука пекинского мастера.
   - Руку ты угадал, но сделаны они тут. Мой приятель, банкир  Сянь-Цзы,
режет дерево, когда думает о деньгах.
   Хозяин и гость помолились и принялись за еду. Выпив по глотку рисовой
водки и немного помолчав, Сабсан спросил у хозяина:
   - Сколько у тебя работников?
   - Работниц, - поправил Ван. - И любая, кроме Дн Сан Хи,  может  стать
твоей, только не в ущерб работе, - цокнул языком Ван.
   - Право на женщину еще надо заработать, - усмехнулся Сабсан.
   - Ты разумный человек.  Пойдем,  я  покажу  тебе  твою  комнату.  Это
наверху, недалеко от моих покоев.
   - Я люблю гулять по неизвестным местам. Иногда брожу по ночам. Мне бы
хотелось иметь жилье, чтобы не мешать никому моими прогулками, - выразил
пожелание Сабсан.
   - Конечно, ты человек бывалый, но в этом городе  я  не  советовал  бы
тебе гулять по ночам в одиночку. Беглые каторжники и другие  лихие  люди
здесь не редкость.
   - Я обучен защите, - успокоил хозяина Сабсан. - За меня не бойся.
   Ван покачал головой и повел Са