нистской войны, войны между теми, кто владел рабами, и теми, кто сам
не владел, и другим не позволял владеть ими, то они едва терпимы в обществе,
будучи всегда  связаны с теми низшими занятиями, которых не захотел бы взять
на себя ни один американский гражданин. В теории они имеют все  права; но на
практике с ними обращаются, как  с полезными животными, от которых стараются
избавиться, когда они становятся опасными. Короткая расправа по закону Линча
признается повсюду  для них  совершенно достаточной.  При  первом  серьезном
преступлении  их расстреливают или  вешают. Статистика, знающая только часть
этих казней, зарегистрировала их 1100 только за последние семь лет.
     Это,  конечно,  темные  стороны картины.  Она  достаточно  ярка,  чтобы
сделать их незаметными. Если бы нужно было определить  одним словом различие
между  континентальной  Европой  и  Соединенными Штатами, то  можно  было бы
сказать,  что первая представляет максимум того,  что может дать официальная
регламентация, заменяющая личную инициативу; вторые же -- максимум того, что
может дать  личная инициатива,  совершенно  свободная от всякой  официальной
регламентации. Эти основные различия являются следствиями  характера.  Не на
почве суровой республики имеет шансы привиться европейский социализм. Будучи
последним выражением  тирании  государства,  он может  процветать  только  у
старых рас, подчинявшихся в продолжение веков режиму, отнявшему у них всякую
способность управлять самими собой.
     Мы  только  что  видели,  что  произвела в  одной  части  Америки раса,
обладающая известным  душевным складом, в котором преобладают настойчивость,
энергия и  воля. Нам остается  показать, что  стало  почти  с  той же  самой
страной  в руках другой расы, хотя очень развитой, но не обладающей ни одним
из тех качеств характера, о которых мне пришлось только что говорить.
     Южная Америка, с точки  зрения своих естественных  богатств, -- одна из
богатейших стран  на земном шаре. В два раза большая, чем Европа, и в десять
раз менее населенная,  она  не  знает недостатка  в земле и  находится,  так
сказать,  в распоряжении  каждого.  Ее преобладающее население -- испанского
происхождения  и  разделено на много  республик: Аргентинскую,  Бразильскую,
Чилийскую, Перуанскую, и т.д.  Все они заимствовали свой политический  строй
от Соединенных Штатов и живут, следовательно, под одинаковыми законами. И за
всем тем, в силу одного только расового различия, т.е. вследствие недостатка
тех основных качеств, какими обладает раса,  населяющая  Соединенные  Штаты,
все эти  республики  без единого  исключения  являются постоянными  жертвами
самой кровавой анархии, и, несмотря на удивительные богатства их почвы, одни
за другими впадают во всевозможные  хищения, банкротство и деспотизм.  Нужно
просмотреть    замечательный    и   беспристрастный   труд    Т.Чайльда   об
испаноамериканских республиках,  чтобы  оценить глубину их  падения. Причины
его коренятся  в душевном складе  расы, нс имеющей ни  энергии, ни воли,  ни
нравственности. В особенности отсутствие нравственности превосходит все, что
мы знаем худшего в Европе. Приводя в пример один из значительнейших городов,
Буэнос-Айрес, автор объявляет его совершенно невозможным для жительства тем,
кто сохранил еще хоть  малейшую  совестливость и нравственность.  По  поводу
одной из наименее  упавших южноамериканских республик, Аргентинской, тот  же
писатель прибавляет: "Изучите эту  республику с коммерческой точки зрения, и
вы будете поражены безнравственностью, которая здесь всюду  выставляет  себя
на показ".
     Что касается  учреждений,  то ни  один пример не  показывает лучше,  до
какой  степени они  --  продукт расового характера  и  насколько  невозможно
переносить их от одного народа к другому. Было бы очень интересно знать, чем
станут  столь либеральные учреждения Соединенных Штатов, будучи перенесены к
низшей расе?
     "Эти страны, -- замечает Чайльд, говоря о различных испано-американских
республиках, --  находятся под ферулой  президентов, пользующихся  столь  же
неограниченным   самодержавием,   как   и   турецкий  султан;   даже   более
неограниченным, поскольку они защищены от назойливости и влияния европейской
дипломатии. Административный персонал состоит только из их креатур..,
     граждане подают голос за то, что им  кажется хорошим, но он не обращает
никакого внимания на их голосования... Аргентинская республика -- республика
только  по  имени;  в действительности  это  олигархия людей,  сделавших  из
политики торговлю".
     Единственная  страна,   Бразилия,  несколько  избегла  этого  глубокого
падения, и то только благодаря монархическому режиму, ограждавшему власть от
соискательства. Слишком либеральный для этих рас  без энергии и без воли, он
в конце концов пал. Тотчас же страна впала в полную анархию, и за два или за
три года люди, стоящие у власти, до такой степени расхитили казну, что нужно
было увеличить налоги на 60%.
     Конечно,   падение   латинской   расы,   населяющей    Южную   Америку,
обнаруживается не только  в политике,  но  и  во всех элементах цивилизации.
Предоставленные самим себе, эти несчастные республики вернулись бы к чистому
варварству. Вся промышленность и вся торговля находятся в руках  иностранцев
-- англичан, американцев и немцев. Вальпараисо  сделался английским городом,
и в Чили  ничего бы не осталось, если  бы у него отняли  иностранцев. Только
благодаря им эти страны сохранили еще внешний лоск цивилизации, напоминающий
иногда  Европу.  Аргентинская  республика   насчитывает  4   миллиона  белых
испанского  происхождения;  не знаю,  можно  ли было бы назвать  из них хоть
одного,  помимо  иностранцев,   во   главе  какогонибудь   истинно  крупного
предприятия.
     Этот  страшный  упадок  латинской расы, предоставленной  самой  себе, в
сопоставлении  с процветанием английской расы в соседней  стране, составляет
один из  самых  печальных  и  вместе с тем самых  поучительных опытов, какие
можно привести для подтверждения изложенных мной психологических законов.
     Мы  видим из этих примеров, что народ  не может избавиться от того, что
вытекает как следствие из его душевного склада; и если ему это удается, то в
очень редкие моменты -- так песок, поднятый  бурей, кажется,  освободился на
время  от законов тяготения. По нашему мнению, верить, что формы правления и
конституции  имеют   определяющее  значение  в  судьбе   народа   --  значит
предаваться детским  мечтам. Только в нем  самом находится его судьба, но не
во внешних обстоятельствах.  Все, что можно  требовать  от правительства, --
это то, чтобы оно  было выразителем чувств и идей народа,  управлять которым
оно  призвано. По большей части в силу одного только того  факта, что то или
другое правительство существует, оно представляет точное отображение народа.
Нет ни форм правления, ни  учреждений,  относительно которых  можно было  бы
сказать,  что   они  абсолютно   хороши   или  абсолютно   дурны.  Правление
дагомейского  короля -- вероятно, превосходное правление для народа, которым
он призван был править; и самая искусная европейская конституция была бы для
этого же  самого народа  ниже выработанного им режима. Вот что, к несчастью,
игнорируют многие государственные  люди,  воображающие, что форма  правления
есть предмет  вывоза  и  что  колонии  могут  быть  управляемы  учреждениями
метрополии. Столь же резонно было бы стараться убедить рыб жить  на воздухе,
на  том  только  основании,  что  воздушным дыханием  пользуются  все высшие
животные. В  силу одного только  различия своего душевного склада, различные
народы  не  могут  долго  пребывать  под  одинаковым  режимом.  Ирландец   и
англичанин,  славянин и венгр,  араб  и француз могут быть  удерживаемы  под
одними законами  с величайшими трудностями  и ценой беспрерывных  революций.
Большие  империи,  состоящие  из  различных  народов,  всегда   осуждены  на
эфемерное существование. Если они существовали иногда продолжительное время,
как империя моголов, а потом англичане в Индии, то с одной стороны -- потому
что туземные расы были до такой сте пени многочисленны,  до того различны и,
следовательно, до  того  враждебны  друг другу, что они не  могли и думать о
том,  чтобы соединиться  против иностранцев; с другой стороны --  потому что
эти чужеземные властелины имели довольно верный политический инстинкт, чтобы
уважать   обычаи  покоренных  народов   и  предоставить  им  жить  по  своим
собственным законам.
     Нужно было бы написать много  книг и  даже  переделать  всю  историю  с
совершенно новой точки зрения, если бы исследователи задались целью показать
все следствия, вытекающие из психологического склада народов. Более глубокое
изучение его должно было бы стать  основанием для политики и для педагогики.
Можно  даже сказать, что это изучение избавило  бы  людей от бездны ошибок и
многих  переворотов,  если  бы  народы  вообще могли  избегнуть  злополучий,
вытекающих из  свойств их расы, если бы голос  разума  не заглушался  всегда
повелительным голосом предков.

Глава II.  РАЗЛИЧНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ  КАК ВНЕШНЕЕ  ПРОЯВЛЕНИЕ  ДУШИ НАРОДА

     Элементы,  из  которых   образуется  цивилизация,   составляют  внешние
проявления души создавших  их народов. -- Важность этих  различных элементов
разнообразится  от  одного  народа  к  другому.  --  Искусство,  литература,
учреждения и  т.д.  играют  у  разных  народов различную  роль. --  Примеры,
представляемые  в древности  египтянами, греками и  римлянами.  -- Различные
элементы цивилизации могут иметь эволюцию,  совершенно независимую от общего
хода  этой цивилизации. --  Примеры, представляемые  искусством. --  Что оно
передает.  -- Невозможность найти в какомнибудь  одном элементе  цивилизации
мерило  ее уровня.  -- Элементы, обеспечивающие превосходство  какому-нибудь
народу. -- Элементы, (; философской точки зрения,  очень низкие, могут  быть
очень важными с общественной точки зрения.
     Различные  элементы:  язык,  учреждения,  идеи,  верования,  искусство,
литература, из которых  образуется  цивилизация,  должны быть рассматриваемы
как внешнее  проявление  души создавших их людей.  Но,  смотря  по эпохам  и
расам, важность этих элементов как выражения души какого-нибудь народа очень
неодинакова.
     Трудно  в  настоящее время встретить  книгу,  посвященную произведениям
искусства, в которой бы не повторялось, что они верно передают мысль народов
и служат наиболее существенным выражением их цивилизации.
     Без сомнения, часто бывает и  так, но не достает  еще многого для того,
чтобы это правило было абсолютным и чтобы развитие искусства соответствовало
всегда  интеллектуальному  развитию  наций. Если  есть  народы,  для которых
произведения искусства составляют самое важное выражение их души, то есть, в
свою  очередь, другие,  очень  высоко стоящие  на  лестнице  цивилизации,  у
которых   искусство  играло  только   очень  второстепенную  роль.  Если  бы
предстояло написать историю цивилизации каждого народа, принимая во внимание
только  один ее  элемент, то этот элемент  должен был бы  разнообразиться от
одного народа  к другому.  Одни  народы давали  бы возможность лучше  узнать
искусство;  другие --  политические и  военные учреждения,  промышленность и
т.д.  Этот  пункт важно  установить с самого начала,  потому что он нам даст
возможность позже понять, почему различные элементы цивилизации, передаваясь
от одного народа к другому, претерпели очень неодинаковые изменения.
     Среди народов  древности  египтяне и римляне представляют  собой  очень
характерные  примеры  этого  неравенства  в   развитии  различных  элементов
цивилизации  и  даже  различных  отраслей,  из  которых образуется каждый из
названных элементов.
     Возьмем сперва  египтян.  У  них литература всегда  была  очень  слаба,
живопись -- очень посредственна.  Напротив,  архитектура  и скульптура имеют
шедевры. Их памятники  еще теперь  вызывают  наше удивление. Статуи, которые
они  нам оставили,  могут  служить  образцами и в настоящее  время, а грекам
нужен был только очень короткий период, чтобы успеть их превзойти.
     От  египтян  переходим к римлянам, которые играли такую  господствующую
роль в  истории.  У них не было недостатка ни в воспитателях, ни в образцах,
так как у них были уже предшественники в лице египтян и греков; и однако они
не успели  создать оригинального  искусства.  Никогда, может быть,  ни  один
народ  не   обнаружил   меньше   оригинальности   в   своих   художественных
произведениях. Римляне очень мало  заботились  об искусстве,  смотря на него
только с утилитарной точки зрения и видя  в нем только  своего рода  предмет
ввоза, подобный другим продуктам, например, металлы, благовонные  вещества и
пряности, которые  требовались ими от иностранных народов. Даже тогда, когда
они уже были властелинами мира, римляне  не имели национального искусства; и
даже в эпоху, когда всеобщий мир, богатство и потребности в роскоши  развили
немного их слабые  художественные чувства,  они только  из Греции выписывали
образцы и художников. История римской архитектуры и скульптуры есть не более
как дополнительная глава к истории греческой архитектуры и скульптуры.
     Но  этот великий римский народ, столь незначительный в своем искусстве,
поднял на недосягаемую высоту  три  других  элемента  цивилизации.  Он  имел
военную  организацию,  которая обеспечила  ему  мировое господство; затем --
политические  и  судебные  учреждения,  с которых  мы еще до  сих  пор берем
образцы, и наконец  --  литературу, которой  вдохновлялась  наша  в  течение
веков.
     Итак,  мы  поразительно ясно  видим  неравенство в  развитии  элементов
цивилизации у  двух  наций, высокая  ступень культуры которых не может  быть
оспариваема,  и  потому можно заранее предсказать  ошибки,  в  какие рискует
попасть тот, кто примет за масштаб только  один из этих элементов, например,
искусство.  Мы  только  что  нашли  у  египтян  чрезвычайно  оригинальное  и
замечательное  искусство,  за исключением  живописи, и  очень посредственную
литературу.  У римлян -- очень посредственное  искусство без малейшего следа
оригинальности,  но зато  блестящую литературу  и,  наконец,  перворазрядные
политические и военные учреждения.
     Сами  греки, один  из народов, обнаруживших свое  превосходство в самых
разнообразных отраслях,  могут быть также приведены в пример, чтобы показать
отсутствие  параллелизма  в  развитии  различных  элементов  цивилизации.  В
гомеровские  времена их  литература  уже  была очень блестяща. Еще  и теперь
песни  Гомера  рассматриваются  как  образцы,  на  которых  в  течение веков
воспитывается университетская молодежь Европы; и однако открытия современной
археологии показали,  что в  эпоху возникновения гомеровских песен греческая
архитектура  и  скульптура  были  грубо варварскими  и  состояли  только  из
безобразных подражаний египетской и ассирийской.
     Но  лучше всего показывают нам  эти  неравенства в  развитии  индусы. С
точки  зрения  архитектуры, найдется  очень  мало  народов,  которые  бы  их
превзошли. С точки  зрения философии, их  умозрения достигали такой глубины,
какой  европейская  мысль  достигла только  в  самое  недавнее  время.  Если
литература индусов стоит ниже греческой и римской, то все-таки она  дала нам
несколько замечательных  вещей. В области скулыпуры индусы,  напротив, очень
посредственны  и значительно ниже греков. В сфере наук и исторических знаний
они абсолютно ничтожны,  и можно  констатировать у них отсутствие  точности,
чего нельзя встретить  ни у одного народа на  подобной  ступени развития. Их
наука  --  только  ребяческие умозрения;  их  исторические  книги -- нелепые
легенды, не заключающие в себе ни одной хронологической даты и, вероятно, ни
одного точного события. Ясно, что изучение одного  только искусства было  бы
недостаточным для определения уровня цивилизации у этого народа.
     Много  других  примеров  можно  было  бы  привести  для   подтверждения
сказанного.  Существуют  расы,  которые,  никогда не  занимая очень высокого
положения,   успевали,  однако,   создать  себе   совершенно  индивидуальное
искусство, без видимой связи с предшествующими образцами. Таковы были арабы.
Менее  столетия после того, как их  поток  нахлынул  на старый греко-римский
мир, они прежде  всего изменили заимствованную  ими византийскую архитектуру
до  того, что невозможно было бы открыть, какими  образцами вдохновлялось их
творчество,  если  бы  мы  не  имели  пред глазами  целого  ряда  памятников
смешанного стиля.
     Впрочем,  даже тогда, когда какой-нибудь  народ не обладает никакими ни
художественными,  ни  литературными способностями, он  может  создать  очень
высокую цивилизацию. Таковы были финикийцы, не имевшие иного  превосходства,
кроме своих коммерческих  способностей. Только благодаря их посредничеству и
цивилизовался  древний мир, различные  части  которого были приведены ими  в
соприкосновение  друг с другом; но сами  они  почти  ничего не произвели,  и
история их цивилизации есть только история их торговли.
     Наконец, существуют  народы,  у которых  все  элементы цивилизации,  за
исключением  искусства,  остались  в  очень  низком  состоянии.  Таковы были
моголы.  Воздвигнутые ими в Индии памятники, стиль которых  не  заключает  в
себе почти ничего индусского, до такой степени великолепны, что некоторые из
них  признаются  со  стороны  компетентных  художников  самыми   прекрасными
произведениями  рук человеческих; однако никому не придет в голову поместить
моголов среди высших рас.
     Впрочем, можно  заметить,  что  даже  у  самых  цивилизованных  народов
искусство  достигало  высшей ступени развития  не  всегда в  кульминационную
эпоху их развития. У  египтян и индусов самые совершенные памятники вместе с
тем  и самые  древние;  в  Европе процветало  чудное  готическое  искусство,
удивительные произведения которого не  имели себе никогда ничего  равного  в
средние века, рассматриваемые как полуварварская эпоха.
     Итак, совершенно  невозможно  судить об  уровне развития  какого-нибудь
народа только  по развитию его  искусства. Оно, повторяю, составляет  только
один  из  элементов  его  цивилизации; и вовсе не доказано, что этот элемент
точно  так  же, как литература -- самый высокий. Часто, напротив, у народов,
стоящих  во  главе  цивилизации  (у  римлян  в  древности,  у американцев  в
настоящее  время) художественные произведения -- самые слабые. Часто  также,
как  мы  только   что   заметили,  народы  создавали  свои   литературные  и
художественные шедевры в полуварварские века.
     Итак,  можно  считать,  что период  индивидуальности  в искусстве  есть
расцвет его  детства  или его  юности,  но не его  зрелого возраста,  и если
принять во внимание, что в утилитарных заботах нового мира, зарю которого мы
только едва различаем, роль искусства едва  заметна, то можно предвидеть тот
день, когда  оно будет помещено если не среди низших, то по крайней  мере --
среди совершенно второстепенных проявлений цивилизации.
     Впрочем, очень много  доводов можно выставить против  того  мнения, что
искусство прогрессирует  одновременно с  остальными  элементами цивилизации:
оно имеет свою самостоятельную и специальную эволюцию. Возьмем ли
     Египет, Грецию или различные народы Европы, мы всегда  констатируем тот
общий закон, что  лишь  только искусство достигло  известного уровня, создав
известные  шедевры,  начинается немедленно  период  подражания,  за  которым
неизбежно  следует   период  упадка,   совершенно  независимый  от  движения
остальных элементов цивилизации. Этот период упадка продолжается до тех пор,
пока какая-нибудь политическая революция, нашествие, принятие  новой религии
или какой-нибудь другой фактор  не введут в искусство новых элементов. Таким
образом в средние века крестовые походы принесли з