то то, что  считалось им свободой, было только незнанием
причин, которым он покоряется, и  что в системе необходимостей,  которые  им
руководят,  естественное  положение  всех  существ  таково,  чтобы   быть  в
порабощении.  Он  заметил,  что природа  не  знает  того,  что  мы  называем
состраданием,  и  что  весь завоеванный прогресс  достигнут был только путем
безжалостного  подбора, ведущего беспрестанно  к подавлению слабых в  пользу
сильных.
     Все эти  ледяные  и холодные понятия, столь противоречащие всему  тому,
что говорили старые верования, очаровывавшие наших отцов,  вызвали тревожные
сомнения  в  душах  современных  поколений.  В  посредственных  головах  они
произвели  то   анархическое   состояние   идей,  которое  кажется  наиболее
характерным для современного  человека. У  молодого  поколения художников  и
образованных  людей  эти  внутренние  противоречия  привели  к  своего  рода
мрачному  равнодушию,   убийственному  для  всякой  воли,   к  замечательной
неспособности воодушевляться каким-нибудь  делом и к исключительному  культу
непосредственных и личных интересов.
     Комментируя очень верную  мысль де  Вогюэ,  что "чувство относительного
господствует  над  современной   мыслью",  министр   народного   просвещения
провозгласил  с   явным   удовольствием  в  недавней   речи,   что   "замена
относительных  идей  абстрактными  понятиями во всех областях  человеческого
знания составляет величайшее завоевание науки". Новая объявленная  победа  в
действительности  очень стара.  Уже  много  веков тому  назад  совершила  ее
индусская философия. Мы не можем особенно радоваться тому, что она стремится
и теперь  распространится. Настоящая  опасность для современной  цивилизации
заключается  как  раз  в  том,  что  люди потеряли всякую  веру в абсолютную
ценность принципов, на которых она держится.  Я не знаю, можно ли назвать от
начала мира хоть одну  цивилизацию, одно учреждение, одно верование, которые
сумели  сохраниться,  опираясь  на принципы,  рассматриваемые,  как  имеющие
только  относительную  ценность. И  если  будущее,  по-видимому, принадлежит
социалистическим доктринам, то именно потому что только  их апостолы говорят
во имя истин, которые они провозглашают  абсолютными. Массы всегда обратятся
к  тем,  которые  ему  будут  говорить   об   абсолютных  истинах  и  вполне
основательно  отвернутся  от других. Чтобы  быть государственным  человеком,
нужно  уметь  проникать  в душу толпы,  понять  ее  мечты и оставить для нее
философские  абстракции. Вещи сами по  себе не меняются.  Одни только  идеи,
которые составляются о них, могут сильно изменяться.  На эти-то идеи и нужно
уметь действовать.
     Конечно, мы  из  действительного  мира  можем  узнать  только  явления,
простые состояния сознания, ценность которых очевидно относительна. Но когда
мы  себя  ставим на  общественную точку зрения,  то можем  сказать, что  для
данного  века  и  для  данного  общества  существуют  условия существования,
моральные  законы,  учреждения,  имеющие абсолютную ценность,  так  как  это
общество без них не могло бы существовать. С тех пор, как стала оспариваться
ценность их и распространяться в умах сомнение, общество осуждено на  скорую
смерть.
     Вот  истины,  которые  можно  смело провозглашать,  ибо они не из  тех,
которые могла бы  оспаривать  какая-нибудь  наука. Противоположная  доктрина
может   производить   только   самые  гибельные   последствия.   Современные
государственные  люди  слишком много верят в  значение  учреждений и слишком
мало -- в значение идей. Наука показывает им, однако, что первые всегда дети
вторых и не могут
     существовать, не опираясь  на  них. Идеи  представляют  собой невидимые
пружины  вещей. Когда  они  исчезли,  то  и  скрытые подпорки  учреждений  и
цивилизаций поломаны. Для  народа всегда  был страшным  часом тот, когда его
старые идеи спускались в темные подземелья, где почивают мертвые боги.
     Оставляя  теперь в стороне причины, чтобы изучить результаты, мы должны
признать, что большинству великих  европейских наций серьезно угрожает явное
вырождение,   в  особенности  так  называемым  латинским  и   тем,   которые
принадлежат к ним если не по крови, то, по  крайней мере, по традициям  и по
воспитанию.  Они  теряют  с каждым днем свою инициативу, свою энергию,  свою
волю  и  свою  способность  действовать.  Удовлетворение постоянно  растущих
материальных потребностей стремится  стать  единственным  их  идеалом. Семья
разлагается, социальные  пружины  ослабляются.  Недовольство  и беспокойство
распространяются во  всех классах, как  самых богатых,  так  и самых бедных.
Подобно  кораблю, потерявшему свой компас и блуждающему наудачу по произволу
ветров,  современный  человек блуждает по произволу случая в  пространствах,
которые некогда населяли боги и которые трезвое знание сделало пустынными.
     Став   очень   впечатлительными   и  крайне  переменчивыми,  массы,  не
удерживаемые уже  никакими  преградами, по-видимому,  осуждены  беспрестанно
колебаться между самой бешенной  анархией  и самым  грубым деспотизмом.  Они
очень легко  поднимаются по одному слову,  и их  однодневные  божества скоро
становятся  их  жертвами.  Кажется, что  массы  жадно добиваются свободы;  в
действительности же  они  ее всегда отталкивают  и беспрестанно  требуют  от
государства,  чтобы  оно  ковало  для них  цепи. Они слепо  повинуются самым
темным   сектантам  и  самым  ограниченным  деспотам.   Краснобаи,  желающие
руководить массами и чаще всего следующие за ними,  возбуждают нетерпение  и
нервозность,  заставляя  беспрестанно менять  повелителей с настоящим  духом
независимости, отучая таким  образом от  повиновения какому  бы  то  ни было
повелителю. Государство, каков бы  ни  был  его  номинальный режим, является
божеством, к которому  обращаются все  партии. От него требуют с каждым днем
все более тяжелой регламентации и покровительства, облекающих малейшие  акты
жизни  в  самые  тиранические  формальности.  Молодежь  все  более  и  более
отказывается от карьер, требующих  понимания,  инициативы,  энергии,  личных
усилий  и  воли;  малейшая  ответственность  ее  пугает. Ограниченная  сфера
функций,   за   которые  получается  жалованье  от  государства,  ее  вполне
удовлетворяет.
     Энергия  и  деятельность  заменены  у   государственных  людей  страшно
бесплодными личными препирательствами, у масс -- восторгами и злобами дня, у
образованных   --    каким-то   плаксивым,   бессильным   и   неопределенным
сентиментализмом и бледными рассуждениями  о  горестях  жизни.  Безграничный
эгоизм  развивается всюду.  Каждый  в конце  концов  стал заниматься  только
собой.  Совесть становится  покладистой,  общая  нравственность понижается и
постепенно гаснет.  Человек  теряет  всякую  власть над собой. Он  не  умеет
больше  владеть собой;  а тот, кто  не умеет  владеть  собой, осужден  скоро
подпасть под власть других.
     Это  понижение  нравственности становится  очень  серьезным,  когда оно
наблюдается  в  таких  областях,  как  суд  и нотариат,  у  которых  некогда
честность  была  так  же  обычна,  как храбрость  у  военных.  Что  касается
нотариата, то нравственность его в  настоящее время  упала до  очень низкого
уровня. Те  же  симптомы глубокой  деморализации наблюдаются, к несчастью, у
всех латинских  народов. Скандал  итальянских  государственных  банков,  где
воровство  практиковалось  в широких  размерах наиболее  высокопоставленными
политическими  деятелями, несостоятельность  Португалии,  жалкое  финансовое
положение  Испании, финансы  которой  не  лучше  финансов  Италии,  глубокое
падение   латинских   республик   Америки   доказывают,   что   характер   и
нравственность известных народов страдает неизлечимой болезнью и что их роль
в мире близится к концу.
     Переменить все это  было бы трудным делом. Нужно было бы  прежде  всего
переменить  наше  плачевное  воспитание. Оно отнимает  всякую  инициативу  и
всякую энергию  даже  у  тех, кто  получил их по наследственности. Оно тушит
всякий  проблеск  интеллектуальной  самостоятельности,  давая  молодежи  как
единственный идеал  ненавистные конкурсы,  которые, не требуя  ничего  кроме
усилий памяти, приводят к тому, что  умственное развитие  начинает считаться
выше всего; но именно рабская  привычка  к подражанию делает  ее  совершенно
неспособной  к  проявлению индивидуальности и к личным усилиям. "Я  стараюсь
влить  железо  в душу  детей",  сказал  английский  педагог  министру  Гизо,
посетившему  школы  Великобритании.  Где  у  латинских  народов  педагоги  и
программы, которые могли бы осуществить подобную мечту?
     Это  общему понижению характера,  этой неспособности  граждан управлять
самими собой  и  их  эгоистическому  равнодушию обязана, главным образом, та
трудность, какую испытывают  большинство  европейских народов, --  жить  под
либеральными  законами,  одинаково  далекими  как  от  деспотизма, так  и от
анархии.
     Что подобные  законы мало  симпатичны  массам,  это легко  понять,  ибо
цезаризм обещает им если не свободу, о которой они очень мало заботятся, то,
по  крайней  мере,  очень  большое  равенство в  рабстве. Напротив, то,  что
республиканские  учреждения  могут  быть очень  охотно приняты просвещенными
классами,  не  трудно  будет  понять,  если оценить надлежащим образом  силу
влияний  предков.  Не  благодаря  ли  этим  учреждениям  имели  больше всего
возможностей проявиться всякие превосходства, и в особенности -- умственные?
Можно   даже   сказать,  что  единственный  действительный  недостаток  этих
учреждений для мечтателей об абсолютном равенстве заключается в том, что они
способствуют образованию  могущественных умственных аристократий.  Напротив,
самым притеснительным режимом как для характера, так и для ума является
     цезаризм в  его  различных  формах. Он  может только  легко привести  к
равенству в низости, к покорности в рабстве. Он очень приспособлен  к низким
потребностям вырождающихся народов, и поэтому, лишь только им представляется
возможность, они возвращаются к нему. Первый попавшийся султан какого-нибудь
генерала приводит их к нему. Когда какой-нибудь народ дошел до этого, то час
его пришел и время его завершилось.
     Он,  этот цезаризм  старых веков,  появление  которого  история  всегда
видела во всех цивилизациях при самом  первом их возникновении и при крайнем
их упадке, теперь претерпевает явную эволюцию...

Глава II. ОБЩИЕ ВЫВОДЫ

     Нам  пришлось  указать  во   введении   к  настоящему  труду,   что  он
представляет  собой  только   краткое  резюме,  своего  рода  синтез  томов,
посвященных нами истории цивилизаций. Каждая из составляющих его глав должна
быть  рассматриваема  как  вывод  из предшествовавших трудов. Поэтому  очень
трудно сжать идеи, и  без того уже очень сжатые. Я хочу,  однако, попытаться
для читателей,  которым  дорого  время,  представить в  виде  очень  кратких
положений основные принципы, составляющие философию настоящего труда.
     --   Раса  обладает  почти   столь  же   устойчивыми   психологическими
признаками,  как  и  ее анатомические  признаки. Как  и  анатомический  вид,
психологический изменяется только после многовековых накоплений.
     -- К  устойчивым и наследственным психологическим  признакам, сочетание
которых   образует  психический  склад   расы,  присоединяются,  как   и   у
анатомических  видов, побочные  элементы,  созданные  различными изменениями
среды. Беспрестанно  возобновляемые, они оставляют расе широкий  простор для
внешних изменений.
     --  Психический   склад  расы  представляет  собой  не  только   синтез
составляющих ее  живых существ, но в особенности  --  синтез  всех  предков,
способствовавших  ее образованию.  Не  только  живые, но  и  мертвые  играют
преобладающую роль в  современной жизни какого-нибудь народа. Они творцы его
морали и бессознательные двигатели его поведения.
     --  Очень   большие  анатомические   различия,  разделяющие   различные
человеческие  расы,  сопровождаются не менее  значительными психологическими
различиями. Когда сравниваешь между собой  средние каждой  расы, психические
различия кажутся часто  довольно слабыми.  Они  становятся громадными,  лишь
только  мы  распространяем  сравнение на высшие  элементы каждой расы. Тогда
можно заметить, что главным отличием высших народов от низших служит то, что
первые  выделяют из своей среды известное число очень развитых мозгов, тогда
как у вторых их нет.
     -- Индивиды,  составляющие  низшие  расы, имеют  между  собой очевидное
равенство.  По мере того  как  расы поднимаются по  лестнице цивилизации, их
члены стремятся  все больше  различаться  между  собой. Неизбежный результат
цивилизации  -- дифференциация индивидов и рас. Итак,  не к  равенству  идут
народы, но  к  большему  неравенству. --  Жизнь  какого-нибудь народа и  все
проявления его цивилизации  составляют простое  отражение его  души, видимые
знаки невидимой, но очень  реальной  вещи. Внешние  события  образуют только
видимую поверхность определяющей их скрытой ткани.
     -- Ни случай, ни внешние обстоятельства,  ни в особенности политические
учреждения не играют главной роли в истории какого-нибудь народа.
     -- Различные элементы  цивилизации какого-нибудь народа, будучи  только
внешними  знаками  его  психического  склада, выражением известных  способов
чувствования и мышления, свойственных данному народу, не  могут передаваться
без  изменений  народам  совершенно иного психического  склада. Передаваться
могут только внешние, поверхностные и не имеющие значения формы.
     -- Глубокие различия, существующие между  психическим складом различных
народов,  приводят  к  тому,  что  они  воспринимают  внешний мир совершенно
различно.  Из этого  вытекает то, что  они чувствуют, рассуждают и действуют
совершенно  различно  и  что  между  ними  существует  разногласие  по  всем
вопросам, когда они  приходят в соприкосновение друг с другом. Большая часть
войн, которыми полна история, возникала из этих разногласий. Завоевательные,
религиозные и династические  войны всегда  были в действительности  расовыми
войнами.
     --  Скоплению людей  различного происхождения удается  образовать расу,
т.е.  сформировать  в  себе  коллективную душу,  только тогда,  когда  путем
повторяющихся веками скрещиваний  и одинаковой жизнью  в тождественной среде
оно приобрело общие чувства, общие интересы, общие верования.
     --  У цивилизованных  народов  нет уже  естественных рас, а  существуют
только искусственные, созданные историческими условиями.
     -- Новая  среда, моральная  или физическая, действует глубоко только на
новые  расы,  т.е. на помеси  древних  рас,  скрещивания  которых  разложили
унаследованные от  предков черты.  Одна только  наследственность  достаточно
сильна, чтобы бороться с наследственностью. На  расы, у которых  скрещивания
еще не успели уничтожить устойчивости  признаков, влияния среды имеют только
чисто разрушительное  влияние.  Древняя раса скорее гибнет, чем подвергается
изменениям, которые требует приспособление к новой среде.
     --  Приобретение прочно сложенной коллективной души  представляет собой
для  известного народа апогей  его  величия. Разложение  этой души  означает
всегда час ее падения. Вмешательство чужеземных элементов составляет одно из
наиболее верных средств достигнуть этого разложения.
     -- Психологические  виды,  как и  анатомические,  подвергаются действию
времени.  Они  также  осуждены стареть  и  угасать.  Всегда  очень  медленно
образуясь, они, напротив, могут быстро исчезать. Достаточно глубоко нарушить
функционирование  их  органов,  чтобы  заставить  их  испытать  регрессивные
изменения,  результатом  которых бывает  часто  очень  быстрое  уничтожение.
Народам нужны многие века, чтобы приобрести определенный  психический склад,
и они его иногда теряют в  очень короткое время.  Восходящая дорога, которая
ведет их на высокую ступень цивилизации, всегда очень  длинна; покатость же,
ведущая их к падению, чаще всего бывает очень короткой.
     -- Рядом с характером нужно поставить идеи как один из главных факторов
эволюции какой-нибудь цивилизации. Они действуют только тогда,  когда  после
очень медленной эволюции преобразовались в чувства. Тогда  они  застрахованы
от  возражений,  и требуется очень долгое  время для их исчезновения. Каждая
цивилизация происходит из очень небольшого числа общепринятых основных идей.
     --  Среди наиболее  важных  руководящих  идей  какойнибудь  цивилизации
находятся   религиозные    идеи.    Из   изменений   религиозных   верований
непосредственно   вытекало   большинство   исторических   событий.   История
человечества  всегда  была  параллельна  истории его богов. Эти  дети  наших
мечтаний имеют столь сильную власть, что даже имя их не может измениться без
того,  чтобы  тотчас же  не  был потрясен мир. Рождение  новых богов  всегда
означало  зарю новой  цивилизации,  и  их  исчезновение  всегда  означало ее
падение. Мы живем в один из тех исторических периодов, когда на время небеса
остаются пустыми. В силу одного этого должен измениться мир.
     Книга II ПСИХОЛОГИЯ МАСС
     ПРЕДИСЛОВИЕ
     Мы  посвятили свою предшествующую работу описанию  души рас;  теперь же
займемся изучением души толпы.
     Общие черты, обусловливаемые наследственностью у всех индивидов одной и
той  же  расы, составляют душу этой  расы.  Но когда  известное  число  этих
индивидов образует действующую толпу,  наблюдение указывает, что результатом
такого сближения индивидов одной  расы являются новые психологические черты,
не только противополагающиеся характеру рас, но часто отличающиеся от него в
значительной степени.
     Организованная  толпа  всегда играла большую роль  в  жизни народов, но
роль эта еще никогда не имела такого важного значения, как  в данную минуту.
Главной  характерной чертой нашей  эпохи служит  именно  замена сознательной
деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы.
     Я  сделал  попытку  изучения   трудной   проблемы   толпы   посредством
исключительно  научных приемов,  т.е.  старался  отыскать метод, оставляя  в
стороне  мнения, теории и доктрины.  Я полагаю, что это единственный способ,
дающий  возможность раскрыть хоть частицу правды,  особенно в таком вопросе,
который так сильно волнует умы.
     Ученый, приступающий к изучению какого-нибудь явления,  не имеет  нужды
принимать во  внимание  интересы, которые могут  быть задеты его открытиями.
Недавно  один из выдающихся  современных мыслителей высказал замечание,  что
так как  я не принадлежу  ни  к одной из современных школ, то  весьма  часто
оказываюсь в  оппозиции  с выводами и заключениями всех  школ. Эта новая моя
работа, по всей  вероятности, вызовет подобные же замечания. Принадлежать  к
какой-нибудь  школе --  это  значит  необходимым  образом разделять  все  ее
предрассудки и предубеждения.
     Я должен, однако, объяснить читателям,  почему  в моих  исследованиях я
прихожу иногда к совершенно иным выводам,  чем  это  можно было бы ожидать с
первого  взгляда:  я  указываю, например, на  крайне низкую степень  толпы в
умственном отношении, включая сюда даже собрания избранных, и,  между тем, я
все-таки заявляю, что было бы опасно коснуться организации этих собраний.
     Внимательное  наблюдение  исторических фактов  заставило меня  прийти к
тому заключению,  что социальные организмы столь же  сложны, как и организмы
всех живых  существ, и не в нашей власти  вызывать в них глубокие изменения.
Природа действует иногда радикально, но никогда -- в том смысле, как  мы это
понимаем; вот почему мания великих реформ бывает  очень  пагубна для народа,
как бы ни казались хороши  эти реформы в теоретическом  отношении. Они могли
бы принести пользу лишь  в том случае, если бы можно было мгновенно изменить
душу наций, но таким могуществом облад