н бывший чекист не работал
на работе не по специальности. Полковник Ушаков, начальник розыскного отдела
Дальстроя, переживший Берзина  вполне благополучно,  был осужден на три года
за превышение власти по сто  десятой статье.  Ушаков  кончил срок через год,
остался  на службе  у Берзина и  вместе  с Берзиным  уехал строить Колыму. И
немало   людей  сидело   "за   Ушаковым",   в  качестве  меры  пресечения  -
предварительный  арест...  Ушаков,  правда, не "политик". Его дело - розыск,
розыск  беглецов. Был Ушаков и  начальником режимных  отделов  на Колыме же,
подписывал даже "Права з/к з/к" или, вернее, правила содержания заключенных,
которые  состояли  из  двух  частей:  1.  Обязанности:  заключенный  должен,
заключенный  не  должен.  2.  Права: право жаловаться,  право писать письма,
право немного спать, право немного есть.
     А в молодости Ушаков был агентом московского уголовного розыска, сделал
ошибку, получил трехлетний срок и уехал на Вишеру.
     Жигалов,  Успенский,  Песнякевич  вели  большое  лагерное  дело  против
начальника третьего отделения (Березники). Дело это - о взятках, о приписках
- кончилось ничем  из-за  твердости  нескольких заключенных, просидевших под
следствием, под угрозами по три-четыре месяца в лагерных изоляторах-тюрьмах.
     Дополнительный  срок  был не  редкость на Вишере. Такой  срок  получили
Лазаренко, Глухарев.
     За побег  тогда  сроки не  давали,  полагался  изолятор трехмесячный  с
железным полом, что для раздетых, в белье, смертельно зимой.
     Я там  арестовывался  органами  местными дважды,  дважды отправлялся со
спецконвоем из Березников на Вижаиху, дважды прошел следствия, допросы.
     Этот  изолятор  был  страшен  для  опытных.  Беглецы,  блатари  умоляли
коменданта первого отделения Нестерова не  сажать в изолятор. Они никогда не
будут, никогда  не побегут. И комендант Нестеров, показывая волосатый кулак,
говорил:
     - Ну, выбирай, плеска или в изолятор!
     - Плеска! - жалобно отвечал беглец.
     Нестеров взмахивал рукой, и беглец падал с ног, залитый кровью.
     В  нашем  этапе в апреле  1929  года конвой  напоил зубную  врачиху Зою
Васильевну, осужденную по пятьдесят восьмой статье по делу "Тихого Дона",  и
каждую  ночь насиловал  ее коллективно.  В том  же  этапе был  сектант Заяц.
Отказывался  вставать на поверку. Его избивал ногами конвоир каждую поверку.
Я вышел из рядов,  протестовал и  той же ночью был  выведен на мороз, раздет
догола и стоял  на  снегу столько,  сколько  захотелось  конвою. Это  было в
апреле 1929 года.
     Летом тридцатого года в  лагере на Березниках скопилось человек  триста
заключенных, актированных по четыреста пятьдесят восьмой статье - на свободу
из-за болезней. Это были исключительно люди Севера - с черно-синими пятнами,
с  контрактурами  от цинги,  с культями  отморожений. Саморубов по четыреста
пятьдесят восьмой статье не освобождали, и до конца  срока или до  случайной
смерти саморубы жили в лагерях.
     Начальник лагерного отделения  Стуков  распорядился было прогуливать  в
целях лечения, но все транзитники отказались от прогулки - еще выздоровеешь,
пожалуй, и снова попадешь на Север.
     Да, Севером пугали  Покровского не напрасно.  Летом  1929 года я первый
раз увидел этап с Севера  - большую пыльную змею, сползавшую с горы и видную
далеко.  Потом  сквозь пыль  засверкали  штыки,  потом глаза.  Зубы  там  не
сверкали,   выпали   от    цинги.   Растрескавшиеся,   сухие   рты,    серые
шапки-соловчанки,  суконные  ушанки,  суконные бушлаты, суконные брюки. Этот
этап запомнился на всю жизнь.
     Разве все это было не при Берзине, у стремени которого трепетал инженер
Покровский?
     Это  страшная  черта русского  характера  -  унизительное  раболепство,
благоговение перед каждым  лагерным начальником. Инженер Покровский - только
один из тысяч, готовых молиться, лизать руку большому начальнику.
     Инженер - интеллигент - спина его не стала гнуться меньше.
     - Что вам так понравилось на Вижаихе?
     - Как же.  Нам  дали постирать белье в реке. После тюрьмы,  после этапа
это большое  дело. К тому же доверие. Удивительное доверие. Стирали прямо на
реке, на берегу, и бойцы охраны видели и не стреляли! Видели и не стреляли!
     -  Река,  где  вы  купались,  -  в  зоне  охраны,  в  кольцевой опояске
караульных вышек, расположенных в тайге. Какой же  риск  для  Берзина давать
вам  стирать белье?  А  за  кольцом вышек  другое кольцо таежных  секретов -
патрулей,  оперативников. Да еще  летучие контрольные патрули проверяют друг
друга.
     - Да-а-а...
     -  А знаете, какая последняя  фраза,  с которой меня  провожала Вишера,
ваша и  моя, когда я освободился осенью тридцать первого года?  Вы тогда уже
стирали свое белье в речке.
     - Какая?
     - "Прощайте. Пожили на маленькой командировке, поживете на большой".
     Легенда  о Берзине  из-за  его  экзотического для  обывателя  начала  -
"заговор  Локкарта",  Ленин,  Дзержинский! - и трагического конца  -  Берзин
расстрелян  Ежовым и Сталиным  в тридцать восьмом году - разрастается пышным
цветом преувеличений.
     В локкартовском деле всем людям России надо было сделать выбор, бросить
монету  - орел  или  решка. Берзин  решил  выдать,  продать Локкарта.  Такие
поступки диктуются часто  случай-ностью -  плохо спал,  и духовой  оркестр в
саду играл слишком громко. Или у локкартовского эмиссара было что-то в лице,
внушающее  отвращение. Или  в своем  поступке царский  офицер  видел  веское
свидетельство своей преданности еще не родившейся власти?
     Берзин   был   самым   обыкновенным  лагерным   начальником,   усердным
исполнителем воли пославшего. Берзин держал у себя на  колымской службе всех
деятелей ленинградского  ОГПУ  времен кировского дела. Туда, на Колыму, люди
эти были просто переведены на службу - сохраняли стаж, надбавки и так далее.
Ф.   Медведь,  начальник  ленинградского  отделения  ОГПУ,   был  на  Колыме
начальником  Южного горнопромышленного  управления  и  по  берзинскому  делу
расстрелян, вслед за  Берзиным, которого  вызвали в Москву и сняли  с поезда
под Александровом.
     Ни  Медведь,  ни Берзин,  ни  Ежов,  ни Берман,  ни  Прокофьев не  были
сколько-нибудь способными, сколько-нибудь замечательными людьми.
     Славу им дал мундир, звание, военная форма, должность.
     Берзин также убивал  по  приказу свыше  в 1936 году. Газета  "Советская
Колыма" полна  извещений, статей о процессах, полна призывов к бдительности,
покаянных речей, призывов к жестокости и беспощадности.
     В  течение тридцать шестого  года  и тридцать  седьмого с  этими речами
выступал  сам  Берзин - постоянно, старательно,  боясь  что-нибудь упустить,
недосмотреть.  Расстрелы  врагов народа на  Колыме  шли и в  тридцать шестом
году.
     Одним из главных принципов убийств сталинского времени было уничтожение
одним рядом партийных деятелей  другого. А эти,  в  свою  очередь, гибли  от
новых - из третьего ряда убийц.
     Я  не  знаю,  кому  тут  везло  и  в чьем  поведении была  уверенность,
закономерность. Да и так ли это важно.
     Берзина  арестовали в декабре 1937  года. Он погиб, убивая  для того же
Сталина.
     Легенду о Берзине развеять нетрудно, стоит только просмотреть колымские
газеты того времени - тридцать шестого!  тридцать  шестого  года! И тридцать
седьмого, конечно.  "Серпантинная",  следственная тюрьма  Северного  горного
управления, где велись массовые расстрелы полковником Гараниным в 1938 году,
- эта командировка открыта в берзинское время.
     Труднее понять  другое.  Почему  талант  не  находит в себе достаточных
внутренних  сил,   нравственной   стойкости  для  того,  чтобы  с  уважением
относиться к самому себе и не благоговеть перед мундиром, перед чином?
     Почему способный  скульптор с  упоением, отдачей и благоговением  лепит
какого-то начальника  ГУЛАГа?  Что так  повелительно привлекает художника  в
начальнике ГУЛАГа? Правда, и Овидий Назон был начальником ГУЛАГа. Но ведь не
работой в лагерях прославлен Овидий Назон.
     Ну, скажем, художник, скульптор, поэт, композитор может быть вдохновлен
иллюзией, подхвачен и унесен эмоциональным порывом и творит любую  симфонию,
интересуясь только потоком красок, потоком звуков. Почему  все же этот поток
вызван фигурой начальника ГУЛАГа?
     Почему ученый чертит формулы на доске перед тем же начальником ГУЛАГа и
вдохновляется в своих материальных инженерных поисках именно  этой  фигурой?
Почему  ученый  испытывает то  же  благоговение к  какому-нибудь  начальнику
лагерного ОЛПа? Потому только, что тот начальник.
     Ученые,  инженеры и  писатели, интеллигенты, попавшие на  цепь,  готовы
раболепствовать перед любым полуграмотным дураком.
     "Не  погубите, гражданин  начальник",  -  в  моем  присутствии  говорил
местному уполномоченному ОГПУ в тридцатом году арестованный завхоз лагерного
отделения.  Фамилия завхоза была Осипенко. А до  семнадцатого года  Осипенко
был  секретарем  митрополита   Питирима,  принимал  участие  в  распутинских
кутежах.
     Да  что Осипенко! Все эти Рамзины,  Очкины, Бояршиновы  вели  себя  так
же...
     Был Майсурадзе, киномеханик по "воле", около Берзина сделавший лагерную
карьеру и дослужившийся до должности начальника УРО. Майсурадзе понимал, что
стоит "у стремени".
     - Да, мы в аду, - говорил Майсурадзе.- Мы на том свете. На воле мы были
последними. А здесь  мы  будем первыми. И  любому Ивану Ивановичу придется с
этим считаться.
     "Иван Иванович" - это кличка интеллигента на блатном языке.
     Я думал  много  лет,  что все это  только "Расея"  - немыслимая глубина
русской души.
     Но из мемуаров Гровса об атомной бомбе я увидел, что это подобострастие
в общении с Генералом свойственно миру ученых, миру науки не меньше.
     Что такое искусство?  Наука? Облагораживает ли она человека? Нет, нет и
нет. Не из искусства,  не  из  науки приобретает человек  те ничтожно  малые
положительные  качества. Что-нибудь другое дает им нравственную силу, но  не
их профессия, не талант.
     Всю   жизнь  я  наблюдаю  раболепство,  пресмыкательство,  самоунижение
интеллигенции, а о других слоях общества и говорить нечего.
     В ранней молодости каждому подлецу я  говорил в лицо, что он подлец.  В
зрелые  я  видел то  же самое.  Ничто  не  изменилось после  моих проклятий.
Изменился только сам я, стал осторожнее, трусливей. Я знаю секрет этой тайны
людей, стоящих "у стремени". Это одна  из тайн, которую я унесу в  могилу. Я
не расскажу. Знаю - и не расскажу.

     На Колыме у меня был  хороший друг, Моисей Моисеевич Кузнецов. Друг  не
друг - дружбы там  не  бывает,  - а просто человек, к которому я относился с
уважением. Кузнец лагерный. Я у него  работал молотобойцем. Он мне рассказал
белорусскую притчу о том, как три пана  - еще при Николае, конечно, - пороли
три дня  и  три ночи без отдыха белорусского мужика-бедолагу. Мужик плакал и
кричал: "А как же я не евши".
     К чему эта притча? Да ни к чему. Притча - и все.

     1967

ХАН-ГИРЕЙ

     Александр Александрович Тамарин-Мерецкий был не Тамарин и  не Мерецкий.
Он  был  татарский князь  Хан-Гирей,  генерал  из  свиты  Николая  II. Когда
Корнилов летом семнадцатого года шел на Петроград, Хан-Гирей был начальником
штаба Дикой дивизии - особо верных царю кавказских воинских частей. Корнилов
не  дошел до Петрограда, и Хан-Гирей остался  не у  дел.  Позднее по призыву
Брусилова,  известному испытанию  офицерской  совести,  Хан-Гирей  вступил в
Красную  Армию  и  обратил  свое  оружие против  своих бывших друзей.  Здесь
Хан-Гирей  исчез,   а  явился  кавалерийский   командир   Тамарин,  командир
кавалерийского корпуса -  три ромба  по сравнительной  шкале  военных званий
того времени. Тамарин участвовал в этом чине в гражданской войне, а к  концу
гражданской  самостоятельно командовал  операциями  против басмачей,  против
Энвера-паши.  Басмачи  были разбиты,  рассеяны, но Энвер-паша  выскользнул в
песках Средней  Азии из  рук  красных кавалеристов, исчез  где-то в Бухаре и
снова  появился на советских границах - с тем чтобы быть  убитым в случайной
перестрелке  патрулей.  Так   кончилась  жизнь   Энвера-паши,   талантливого
военачальника, политика,  объявившего  когда-то  газават,  священную  войну,
Советской России.
     Тамарин  командовал   операцией   по  уничтожению  басмачей,   и  когда
выяснилось, что Энвер-паша  бежал, ускользнул,  исчез, началось следствие по
делу  Тамарина. Тамарин  доказывал свою  правоту,  объяснял  неудачу  поимки
Энвера.  Но  Энвер  был слишком  видной  фигурой. Тамарина демобилизовали, и
князь  остался  без будущего, без настоящего. Жена Тамарина  умерла, но была
жива  и  здорова   старуха  мать,  была  жива  сестра.  Тамарин,  поверивший
Брусилову, чувствовал ответственность за семью.
     Всегдашний интерес  Тамарина  к литературе - к современной поэзии даже,
интерес  и вкус  дал бывшему  генералу возможность заработка по литературной
части.  Александр   Александро-вич  напечатал  несколько   статей-обзоров  в
"Комсомольской правде". Подпись: А. А. Мерецкий.
     Половодье  входит  в  берега.  Но   где-то  шелестят  анкетами,  где-то
вскрывают пакеты и, не подшивая к делу, несут бумажку на доклад.
     Тамарин арестован. Новое следствие  ведется  уже вполне официально. Три
года концентрационных лагерей за нераскаяние. Сознание смягчило бы вину.
     В 1928  году  был  только  один концлагерь в  России - УСЛОН. Четвертое
отделение  Солове-цких  лагерей  особого  назначения  открылось  позднее   в
верховьях  Вишеры,  в  ста километрах  от Соликамска,  близ деревни Вижаиха.
Тамарин едет в этапе на Урал в "столыпинском" арестантском вагоне, обдумывая
один  план, очень  важный, далеко рассчитанный  план. Вагон, в котором везут
Александра  Александровича  на север, - "столыпинский"  вагон из  последних.
Огромная  нагрузка на вагонный парк, плохой ремонт - все привело к тому, что
"столыпин-ские"  стали вымирать,  рассыпаться. Соскочил где-то с колеи, стал
жилищем  железнодорожных  ремонтников,  одряхлел,  его актировали,  и  вагон
исчез.  Вовсе  не  в  интересах нового  правительства  было обновлять именно
"столыпинский" вагонный парк.
     Был "столыпинский" галстук-виселица. Столыпинские хутора.  Столыпинская
земельная реформа вошла  в историю. Но о  "столыпинских" вагонах говорят все
по простоте душевной, что это - арестантский вагон  с решетками, специальный
вагон для перевозок арестантов.
     На  самом же  деле  последние  "столыпинские"  вагоны,  изобретенные  в
девятьсот  пятом году, государство  донашивало во  время гражданской  войны.
"Столыпинских" вагонов давно нет. Сейчас  любой вагон с  решетками  называют
"столыпинским".
     Настоящий же "столыпинский"  вагон  модели  1905 года был  теплушкой  с
маленькой щелью в центре стены, густо перекрещенной железом, с глухой дверью
и  узким коридорчиком для конвоя с трех сторон вагона. Но что "столыпинский"
вагон арестанту Тамарину.
     Александр  Александрович   Тамарин  не  только  кавалерийский  генерал.
Тамарин был садовод, цветовод. Да, Тамарин мечтал:  он будет выращивать розы
-  как  Гораций, как Суворов. Седой  генерал с садовыми ножницами  в  руках,
срезающий  гостям благоухающий букет "Звезды  Тамарина" - особой породы роз,
отмеченной первой премией на  международной выставке в Гааге. Или еще сорт -
"Гибрид Тамарина", северная красавица, петербургская Венера.
     Эта  мечта владела Тамариным с детства:  выращивать розы - классическая
мечта  всех военных  на  пенсии, всех президентов, всех министров в  мировой
истории.
     В  кадетском корпусе,  перед  отходом ко сну,  Хан-Гирей видел себя  то
Суворовым, переходящим Чертов  мост, то Суворовым с садовыми ножницами среди
сада в селе Кончанском. Впрочем, нет. Кончанское - опала Суворова. Хан-Гирей
же, утомленный подвигами  во славу Марса, выращивает розы просто потому, что
пришло время, исполнились сроки. После роз - никакого Марса.
     Эта робкая мечта все разгоралась и разгоралась, пока не стала страстью.
А когда стала страстью - Тамарин понял, что для выращивания роз нужно знание
земли,  а  не только  стихов Вергилия. Цветовод незаметно стал огородником и
садоводом.  Хан-Гирей  поглощал  эти  знания  быстро, учился  шутя.  Никогда
Тамарин не жалел времени на любой  цветоводный опыт. Не жалел времени, чтобы
прочесть лишний учебник по растениеводству, по огородничеству.
     Да, цветы и стихи! Серебряная латынь звала к стихам современных поэтов.
Но  главное  -  Вергилий и розы. Но,  может быть,  не  Вергилий,  а Гораций.
Вергилий почему-то выбран  Данте в  проводники  сквозь ад. Хороший  это  или
плохой символ? Поэт сельских радостей - надежный ли проводник по аду?
     Ответ на этот вопрос Тамарин успел получить.
     Раньше выращивания роз  пришла революция -  февральская, Дикая дивизия,
гражданская  война,  концлагерь на Северном Урале.  Тамарин  решил поставить
новую ставку в своей жизни-игре.
     Цветы, выращенные Тамариным  в концлагере, в Вишерском сельхозе, возили
на выставки  в Свердловск  с большим успехом. Тамарин  понял,  что  цветы на
Севере  -  путь  к  его свободе.  С этого времени  чисто  выбритый  старик в
заплатанном чекмене ставил  на стол директора Вишхимза, начальника Вишерских
лагерей Эдуарда Петровича Берзина, свежую розу ежедневно.
     Берзин тоже кое-что  слышал о Горации,  о выращивании роз. Классическая
гимназия  эти  знания  давала. А  главное  -  Берзин  вполне доверял  вкусам
Александра   Александровича  Тамарина.  Старый  царский  генерал,  ежедневно
ставящий свежую розу на письменный стол  молодого чекиста. Это было неплохо.
И требовало благодарности.
     Берзин, сам царский офицер, в свое время 24 лет от роду в локкартовском
деле поставил жизнь-ставку на советскую власть. Берзин понимал Тамарина. Это
была  не жалость, а общность судеб, связавшая обоих надолго. Берзин понимал,
что лишь  по  воле  случая он - в кабинете директора  Дальстроя, а Тамарин с
лопатой  на  лагерном  огороде.  Это  были  люди  одного  воспитания,  одной
катастрофы. Никакой разведки и контрразведки не  было в жизни Берзина,  пока
не возник Локкарт и необходимость выбора.
     В  двадцать четыре года жизнь кажется бесконечной.  Человек не верит  в
смерть.  Недавно  на  кибернетических   машинах  вычислили  средний  возраст
предателей в мировой истории  от  Гамильтона до Валленрода. Этот  возраст  -
двадцать  четыре  года. Стало  быть,  и  тут  Берзин  был  человеком  своего
времени... Полковой адъютант, прапорщик  Берзин... Любитель-художник, знаток
барбизонской  школы. Эстет, как все чекисты тех времен. Впрочем,  он еще  не
был  чекистом.  Дело  Локкарта  было  ценой  за  это  звание,  вступительным
партийным взносом Берзина.
     Я приехал в апреле, а летом пришел к Тамарину,  переправился через реку
по  особому  пропуску.  Тамарин жил  при оранжерее.  Комнатка со  стеклянной
парниковой  крышей,  томный,   тяжелый  запах  цветов,  запах  сырой  земли,
парниковые огурцы и  рассада, рассада...  Александр Александрович соскучился
по  собеседнику.  Отличать  акмеистов  от   имажинистов  не   умел  ни  один
тамаринский сосед по нарам, ни один помощник и начальник.
     Вскоре  началась эпидемия "перековки". Исправдома были переданы ОГПУ, и
новые  начальники  по новым законам поехали  на все  четыре  стороны  света,
открывая все новые и новые лагерные отделения. Страна покрылась густой сетью
концлагерей,     которые     к     этому     времени     переименовали     в
"исправительно-трудовые".
     Помню большой митинг заключенных летом 1929 года в управлении УВЛОН, на
Вишере.  После  доклада  заместителя  Берзина -  штрафного чекиста Теплова о
новых  планах советской власти, о новых рубежах  в лагерном деле, был  задан
вопрос Петром Пешиным, каким-то партийным лектором из Свердловска:
     - Скажите,  гражданин начальник,  чем отличаются исправительно-трудовые
лагеря от концентраци