она.
     - Она  постоянно  так  ходит,   сударыня!  -  заметил  дворник,  искоса
поглядывая на Леночку.
     Николай малодушно конфузится за Леночку перед дворником. "Настоящая она
провинциалка!" -  думает он, значительно взглядывая на свою подругу, так что
она и в самом деле думает, что сделала неловкость.
     Николай стал торговаться и кончил тем,  что нанял квартиру за восемьсот
пятьдесят рублей, отдавши тут же задаток.
     - Ведь это, Коля, очень дорогая квартира! - замечает Леночка, когда они
выходят на улицу.
     - А ты думала, что в Петербурге, как в вашем уездном городе?
     - Я не об этом думала, Коля. Мне кажется, что наши средства...
     - Ты опять за свое,  Лена!  - останавливает ее Николай с несдерживаемым
раздражением. - Средства... средства... Я знаю, что делаю! Уж предоставь мне
позаботиться о  средствах и  поверь,  что я сумею заработать по крайней мере
настолько, чтобы не жить в конуре и не питаться медом и акридами!
     Леночка чувствует себя виноватой. О, она нисколько не сомневается в его
силах,  и  если заговорила о средствах,  то потому только,  что ему же будет
трудно,  особенно первое время,  пока Коля -  в чем она не сомневается -  не
приобретет известности.
     Эти  слова,   произнесенные  с   чувством  сознания  своей  вины  и   с
трогательной  искренностью  ослепления  влюбленной  женщины,  производят  на
Николая  смягчающее действие.  Он  ласково  улыбается,  великодушно пожимает
Леночкину руку,  и  таким образом вопрос о  средствах,  остающийся de facto*
открытым, порешен и в любящем сердце Леночки, и в воображении Николая.
     ______________
     * фактически (лат.).

     Такое же поражение потерпела Леночка и по другим вопросам их хозяйства.
Мебель  для  гостиной,  крытая  бараканом{388},  которая  показалась Ленечке
весьма хорошей и  была уже приторгована ею  в  Апраксином рынке за семьдесят
пять рублей, была решительно забракована Николаем, когда Леночка привела его
в  лавку показать свой выбор.  Он оглядел вещи таким презрительным взглядом,
что  Леночка подумала,  будто  и  в  самом  деле  она  дала  слишком дорого.
Приказчик,  однако,  счел  обязанностью,  при  виде  неудовольствия молодого
господина, ткнуть всей пятерней по дивану и воскликнуть:
     - Волос! Чистый волос! По случаю от одной кокотки-с!
     Николай нашел,  что мебель никуда не годится,  уродлива и вместо волоса
набита песком.
     - У нас,  сударь,  песку не полагается! - обиженно заметил приказчик. -
По цене -  настоящий прибор. Не нравится - извольте подороже выбрать. У нас,
слава богу!
     Николай отправился наверх и выбрал наконец прибор для гостиной,  мебель
для столовой и  для спальни.  Вещи были недурны,  и  Николай тут же объяснил
Леночке,  что  гораздо  практичнее покупать хорошие вещи,  чем  дрянные.  По
крайней мере продержатся дольше.
     - Это точно-с!  Вещь вещи рознь.  Эта мебель и та мебель!  Одна починка
чего стоит!
     Когда был написан счет, оказалось, что куплено на шестьсот рублей.
     К  этой  мебели  понадобилась,   разумеется,   и  остальная  подходящая
обстановка.  Леночка только про себя вздыхала,  когда Николай накупал ковры,
лампы, цветы, посуду и прочее.
     Наконец  все  куплено.  Мебель  установлена,  картины развешаны,  цветы
поставлены у  окон.  Николай сам наблюдал за всем и,  когда накануне свадьбы
квартира была готова, повел мать и Леночку посмотреть.
     - Не  правда  ли,  недурно?  -  спрашивал он,  показывая им  комнату за
комнатой. - И ведь недорого?
     Марья Степановна и Леночка нашли,  что все очень мило и со вкусом,  но,
по мнению Николая,  Леночка как будто недостаточно выказала восторгов, и это
было ему неприятно.  А  Леночка в  самом деле находила,  что уж  слишком все
хорошо,  а главное,  предчувствовала, что Николай истратил много денег и что
ему же, бедному, придется хлопотать.
     - Ты, кажется, Лена, недовольна? - спросил Николай, вводя ее в спальню,
разделенную перегородкой на две половины. - Вот твой уголок. Разве не хорош?
     - Отлично,   отлично,  Коля!  Слишком  даже  хорошо!  -  говорила  она,
оглядывая хорошенький уголок с мягкой мебелью,  цветами и изящным письменным
столом. - Но только зачем мне эта роскошь?
     - Уж  не разделяешь ли ты Васиных вкусов к  студенческой обстановке?  -
засмеялся Николай.  - Ну, так я в тебе разовью более изящные вкусы, Леночка!
- прибавил он и  в  доказательство,  что разовьет,  обнял ее и поцеловал так
нежно, что Леночка окончательно осталась довольна своим уютным уголком.
     - А  дорого ты  за  все заплатил,  Коля?  -  спросила Марья Степановна,
показываясь в дверях.
     В голосе ее послышалась некоторая тревога.
     - Нет, мама. Все обошлось в тысячу двести рублей.
     - Однако,  голубчик,  недешево!  - вздохнула Марья Степановна. - Ты как
думаешь, Леночка?
     Леночка  вполне  сочувствовала матери,  но  ответила с  дипломатической
тонкостью:
     - Вещей, мама, много. И наконец обстановка делается раз.
     Недешево!  Положительно женщины не понимают толка в  вещах.  И без того
Николай как-то  нечаянно уменьшил цифру на  пятьсот рублей,  не желая пугать
мать, а она все еще находит, что недешево.
     - Что ты, мама! Даром вещей не отдают!
     - А ты бы не торопился!  Ты,  Коля, любишь мотать деньги. Ну, да теперь
Леночка  тебя  попридержит.   Женишься  -  переменишься!..  Ты  не  сердись,
голубчик, что я это говорю.
     И Марья Степановна, как бы в извинение, прибавила:
     - Мы бы и рады были тебе помочь лучше устроиться,  но дела наши,  Коля,
неважные. Доходы плохие.
     - Что ты, мама! Я и так ваш должник.
     - Я не к тому,  милый.  Выдумал -  должник! Считаться, что ли, вздумал!
Экий  ты  самолюбивый  мальчик.  Сейчас  и  загорелся!  -  улыбнулась  Марья
Степановна,  обнимая сына. - Я по дружбе тебе говорю. Ты ведь считать деньги
не любишь,  а считать их надо.  Ведь мы,  родной,  и хотели бы,  да...  руки
коротки! - грустно улыбнулась Марья Степановна.
     - Полно,  полно!  Я,  слава богу,  и сам на ногах.  Подожди,  и с тобой
поделюсь!
     На  другой же  день после свадьбы Николай,  отдавая жене двести рублей,
проговорил:
     - Вот, Лена, хозяйственная касса. Остатки от двух тысяч. Немного, а? Но
ты не беспокойся! Скоро получим из редакции! Теперь ты покажи свое искусство
хозяйничать, мудрец экономии, но, смотри, не очень тесни меня котлетами.
     Николай  засмеялся,  подошел  к  Леночке  и,  целуя  ее  оголенную шею,
проговорил:
     - И какая же ты хорошенькая женщина в капоте и чепчике,  Леночка!  Тебе
идет чепчик. Так ты гораздо лучше, чем в своем коричневом мундире, в котором
бегаешь на лекции!
     - Ты  глупости  говоришь,  Коля!  -  проронила  Леночка,  вспыхивая  от
замечания мужа.
     - Так не будешь обижать меня котлетками?
     - Не бойся, не буду обижать! Ты только говори мне, что не любишь.
     - И ты сердиться не станешь?
     - Я? Сердиться?
     Она  порывисто  прижалась к  нему  и  заглянула в  его  лицо,  веселая,
радостная,  свежая.  Она  была  так  счастлива в  этот день в  своем гнезде,
которое свил  ей  Николай,  она  в  эту  минуту так  светло глядела в  глаза
будущему,  веря в себя,  переполненная благоговейной любовью к Николаю,  она
так была счастлива мыслью,  что теперь они будут вместе с Николаем, что она,
не  стесняясь,  может назвать его  своим мужем,  другом и  любовником -  она
что-нибудь да значит для него,  -  что ей казалось, будто она не заслуживает
такого  счастья.  Тихие,  радостные  слезы  блеснули  в  ее  глазах,  и  она
проговорила задушевным шепотом:
     - Если бы ты только знал, как я тебя люблю и как я счастлива!


        "XX"

     С  свойственной  ей  энергией,  она  вся  отдалась  заботам  о  любимом
человеке.  И с каким чисто женским уменьем она находила время и хозяйничать,
и  аккуратно посещать лекции,  и бегать на Васильевский остров давать уроки.
Все это она,  по  обыкновению,  делала весело,  словно бы  шутя,  никогда не
жалуясь на усталость, с скромностью человека, никогда не занимающегося самим
собой,  гордясь попечениями о любимом человеке.  Он не должен знать домашних
забот.  Это не его дело.  Она так убеждена была в превосходстве Николая, что
удивилась бы искренно,  если бы ей сказали, что Николай не стоит ее мизинца.
Каждое одобрение его  радовало ее;  насмешка его  или порицание огорчали ее.
Она  волновалась,  когда он  был не  в  духе.  Эгоизм самолюбивой тщеславной
натуры Николая,  скрывавшийся под  привлекательной,  изящной оболочкой,  она
принимала за раздражительность неоцененного таланта и,  слишком любящая,  не
замечала в его отношениях снисходительно-покровительственной нотки человека,
позволяющего любить себя и преклоняться перед собой.
     А  Николай был  действительно в  ее  глазах  божком.  Избалованный,  он
принимал поклонение,  как нечто должное,  и втайне думал,  что, женившись на
Леночке,  он некоторым образом приносил себя в жертву -  и не такая скромная
женщина достойна была  связать с  ним  судьбу!  -  и  что  она  должна  быть
счастлива, сделавшись его женой.
     Прошло несколько месяцев, и он стал скучать. Он, конечно, уверял и себя
и  Леночку,  что любит ее,  но  по  вечерам убегал из  дому,  если к  ним не
приходили гости.  С  женой  сидеть  вдвоем было  скучно.  Очень  простая она
женщина, эта Леночка, и не представляла ему интереса. Ее требования от жизни
были очень уж скромные,  и она, думал он, не могла вполне оценить его и быть
ему товарищем.  Он  бывал доволен,  когда приходил Вася и  приносил с  собою
какую-нибудь книгу. Пусть просвещаются и мечтают о переустройстве мира, а он
поедет в театр или куда-нибудь в гости. Ему надо видеть людей.
     Как  все мелкие самолюбивые душонки,  он  нередко вымещал на  преданном
существе свои  кажущиеся неудачи и  с  небрежностью эгоистической натуры  не
замечал, сколько горя и обид он наносил Леночке. Обыкновенно он первый после
сцен просил извинения,  уверенный, что достаточно его ласки, нежного слова и
все должно,  быть забыто. Ведь она его так любит!.. И она забывала обиды. Он
так горячо целовал ее, а в любящем сердце так много места для оправдания!
     Его грызло дьявольское самолюбие. Его литературные труды не обращают на
себя никакого внимания.  Его адвокатская деятельность, несмотря на несколько
блестящих речей,  не  сделала ему имени.  Он  тщательно старался скрыть свои
претензии непризнанного таланта,  но  зато доставалось Леночке.  Полосами он
сильно работал,  много читал и  работал над статьями,  но они были заурядны,
особенным талантом или оригинальностью взглядов не  блистали;  ему говорили,
что  он  может быть небесполезным работником,  и  это  его  бесило.  Мало ли
небесполезных  работников!..   Он  воображает  себя  талантом,   мечтает  об
известности,  о славе,  а ему говорят: небесполезный работник!.. Неужели так
пройдет вся жизнь в борьбе за кусок хлеба?  Деятельность скромного работника
разве  могла  удовлетворить такую  самолюбивую,  тщеславную натуру?  Успеха,
блеска,  известности,  -  вот о  чем он мечтал постоянно,  вот что неустанно
точило его,  подымая по временам со дна души зависть, желчь и озлобление. Он
добьется успеха,  если не в литературе, то на адвокатском поприще. Он иногда
мечтал о  нем с  какою-то болезненной страстностью помешанного и думал,  что
судьба к нему несправедлива.  Вдобавок дела его были плохи.  Он делал долги,
рассчитывая,  что все должно вдруг перемениться,  и в один прекрасный день у
него явятся и слава и деньги. Слава без средств в его глазах была полуслава.
А  пока надо было ходить ежедневно в  редакцию делать черную работу,  писать
наскоро передовые статьи и  изредка произносить в  суде речи по каким-нибудь
делам,  не  обращающим  внимания  публики!..  Ослепленная страстью,  Леночка
верила в  звезду своего избранника.  Она верила в его большой талант,  в его
силы, преувеличивая их размеры в своей любящей душе. Несчастные эти женщины,
которым выпадает на долю связать свою судьбу с непризнанными гениями!..  Она
ухаживала за ним с преданностью няньки и благоговением низшего существа.  Он
должен был творить в  своем кабинете,  а  она должна была заботиться,  чтобы
ничто  его  не  волновало,  чтобы в  тиши  кабинета он  был  вдали от  дрязг
обыденной жизни.  На ее скромную долю - черная работа домашней жизни; на его
- высокие  наслаждения  талантливой  натуры.  Он  даже  и  не  замечал  всей
деликатной нежности Леночкиных забот;  не  замечала и  она этого невнимания,
забывая о себе ради любимого человека.
     Николай еще спит, поздно вернувшись домой, а Леночка уже давно на ногах
и  повторяет тетрадки.  В  десятом часу она с  кухаркой идет на рынок:  надо
ухитриться сделать на маленькие средства обед, который бы понравился Коле. У
него,   у  бедного,   катар  желудка,  ему  нельзя  есть  то,  что  может  с
удовольствием есть она.  Надо купить для него вырезку или рябчик.  Он  любит
рябчики.  И к кофе надо свежего масла,  самого свежего.  У него такой нежный
вкус,  он не может переносить ни малейшей горечи в  масле.  Она возвращается
домой,  и ей жалко будить мужа.  Пусть он поспит еще, а она подождет. Однако
пора,  -  надо  будить.  Они  пьют  вместе  кофе.  Николай читает  газеты  и
рассказывает, где вчера был (иногда, впрочем, не вполне достоверно). Ей пора
бежать на лекции.  Она обнимает его,  звонко целует и,  веселая,  радостная,
уходит.
     "Счастливая эта Леночка! - снисходительно думает Николай: - как мало ей
нужно от жизни!" Он направляется в кабинет,  рассчитывая сесть за работу. Он
ходит по комнате,  обдумывая передовую статью. Незаметно мысли его принимают
другое направление.  Он  начинает фантазировать.  Мечты его уносят далеко от
действительности.  Он успел уже написать замечательную книгу,  обратившую на
себя внимание.  О нем говорят.  Книга читается нарасхват.  Он получил за нее
хорошие деньги и уплатил все долги.  Лучший журнал предлагает ему постоянное
сотрудничество.  Он  получает письма со  всех сторон.  Его портрет помещен в
"Иллюстрации"{393}.  Он  пользуется популярностью.  Книга его  необыкновенно
талантлива. В ней высказаны оригинальные и честные идеи. Успех его ободряет.
Он еще больше работает и уже не стеснен заботами о насущном куске хлеба.  Он
пишет не  спеша,  когда хочет.  Ему вдруг приходит в  голову,  что он должен
попробовать написать беллетристическую вещь. Он уже написал несколько вещей,
но никому их не показывал. Он недоволен ими... В голове его неясными чертами
носится содержание повести,  но  главное не  в  содержании -  это  после,  -
главное в том, что она имеет громадный успех.
     Он  ходит по комнате до изнеможения,  поглядывая на приготовленный лист
бумаги.  Однако  уже  двенадцатый час!..  Пора  садиться пока  за  передовую
статью.  Он обещал непременно сегодня ее доставить. Нужно. Он недоволен, что
нужно заниматься такой работой, и находится еще некоторое время под влиянием
самолюбивых фантазий...  Наконец он обрывает свои мечты и садится за работу,
недовольный,  с  натянутыми  нервами.  Он  спешит,  рвет  бумагу,  сердится,
начинает снова...  А  время идет.  У него делается нечто вроде лихорадочного
состояния,  и  он  за  один присест исписывает две страницы бумаги,  читает,
недовольно покачивает головой,  торопливо выходит и  едет в редакцию газеты.
Николай застает редактора в его кабинете, по обыкновению мрачным.
     - Передовая готова? - спрашивает его редактор.
     - Вот она!
     - Поздненько, Николай Иванович... Типография и то жалуется. О чем?
     - О народном образовании.
     Редактор едва заметно морщится.
     - Надо читать?
     - Нет, кажется!..
     - Уж вы, пожалуйста, Николай Иванович, не подведите... Сами знаете!.. -
говорит редактор, посылая рукопись в типографию. - На нас и то косо смотрят.
     - А как подписка?.. Идет?
     Николай  задевает самое  больное  место.  Сперва  раздается подавленный
вздох. На мрачное лицо редактора налегают тени.
     - Плохо!..  - говорит он. - Уж я и не знаю, чего им надобно... Кажется,
мы ведем газету порядочно, а между тем...
     Николай уже  раскаялся,  что  как-то  машинально предложил этот вопрос.
Пришлось выслушать длинные сетования и  излияния желчи на колоссальный успех
"Правдивого".  Шесть тысяч одной розничной продажи!.. Публика на направление
не  очень-то  обращает внимание!..  Редактор,  однако,  во  всяком случае не
опустит рук... Честная газета должна существовать. Он как-то глухо упомянул,
что издание обеспечено до конца года,  а там,  быть может, и подписка пойдет
лучше...
     - Только уж вы,  господа,  оживите газету... помогите мне, и не слишком
того... Помягче тон, помягче. Надо сообразоваться с условиями... Вон на днях
Кривцов принес статью...  Право,  можно было подумать,  что  он  из  Аркадии
приехал...  И еще удивляется,  что нельзя поместить... Эх, Николай Иванович,
плохо,  батюшка,  плохо!  -  снова вздыхает редактор,  довольный,  что нашел
жертву, которой он может излить жалобы.
     Скверные дела  "Пользы" наводили уныние на  редактора,  а  он,  в  свою
очередь,  наводил  уныние  на  сотрудников.  Николай  поспешил  улизнуть  из
кабинета в редакционную комнату.


        "XXI"

     За длинным большим столом,  покрытым зеленым сукном, с разбросанными на
нем  ворохами газет,  сидели сотрудники...  Николай обменялся рукопожатиями,
собрал газеты,  вооружился ножницами и  стал  пробегать внутренние известия,
вырезывая подходящие.
     - Что,  много выудили?  - обратился к Николаю сосед его справа, нервный
господин с  живыми  бегающими глазами,  отодвигая от  себя  газету и  бросая
быстрый взгляд  на  господина в  очках,  сидящего напротив и  углубленного в
чтение оригинала.
     - Нет... ничего особенного...
     - Интересная  статья   в   "Nature"{395}...   хотите   прочесть?   Опыт
Шарко{395}... Прочтите-ка вот это место.
     Он  подсунул тотчас же  Николаю "Nature",  но,  не  дожидаясь,  пока он
начнет, стал сам рассказывать об опытах, увлекся, перешел к другим опытам и,
"волнуясь  и  спеша"{395},   уже  излагал  свое  собственное  изобретение  -
усовершенствование микрофона{395}.  Он говорил громко, с азартом, в то время
как  Николай  наклеивал вырезки и  надписывал сверху  пером:  "По  известиям
такой-то   газеты"  или  "Такая-то  газета  сообщает".   Николай  слышал  об
изобретении уже  в  десятый раз и  потому не  особенно внимательно следил за
речью соседа и,  улыбаясь,  посматривал изредка на господина в очках, ожидая
обычной  сцены.  Аккуратный,  педантичный,  необыкновенно  упрямый  редактор
иностранного отдела несколько раз  уже  взглядывал на  рассказчика.  На  его
обыкновенно спокойном и  сдержанном лице  появлялись едва  заметные движения
нетерпения и беспокойства.  Он взглядывал на часы и морщился.  Наконец он не
выдержал и тихим голосом произнес:
     - Григорий Васильевич! Вы, конечно, кончили перевод?
     - Сейчас кончу... Мне немного!..
     - Типография ждет, Григорий Васильевич... Мы тут будем разговаривать, а
газета  опоздает...  Ведь  это,  согласитесь,  немножко  неудобно,  Григорий
Васильевич.  Я  не  спорю  -  гораздо  приятнее  говорить о  микрофоне,  чем
переводить, но ведь типография, Григорий Васильевич, без материала... Уж вы,
пожалуйста,  Григорий Васильевич...  Я дожидаюсь.  О микрофоне в другой раз,
Григорий Васильевич!
     Он не говорил, а тянул скрипучим голосом.
     Изобретатель  улучшения   по   микрофону,   превосходный  переводчик  и
образованный научный хроникер,  славный малый  и  отчаянный болтун,  наскоро
доканчивает  изложение  теории  микрофона  и  принимается  за  перевод  речи
Гамбетты{396}.  Случается, он, недовольный речью Гамбетты, нарочно сокращает
ее,  иногда исправляет речи  других ораторов,  если  они,  как  он  говорит,
слишком  завираются  и  разводят  канитель,   которая  может  быть  на  руку
отечественным либералам.  Однако за  это  его не  хвалит господин в  очках и
ядовито иногда советует ехать  в