она разделяла обожание к молодому человеку,  чуть-чуть побаивалась
его,  считала его неизмеримо выше себя по уму и  развитию и нередко плакала,
когда нетерпеливый учитель был  недоволен своей усердной ученицей и  называл
ее  глупой девчонкой.  Но  "глупая девчонка" тотчас же  улыбалась счастливой
улыбкой,  когда Николай,  после вспышки,  с  своей привлекательной простотой
просил у Леночки прощения и называл ее умной девушкой. В его извинениях было
столько  искренности,  столько сознания своей  вины,  что  Леночка не  могла
сердиться и  еще  усерднее  занималась книгами,  которые  давал  ей  молодой
товарищ и учитель.
     Оба  они  были  слишком  юны,  слишком  близкие товарищи,  чтобы  между
учителем и  ученицей могло возникнуть что-нибудь,  похожее на чувство любви.
По  крайней мере  Николай в  этом отношении не  обращал никакого внимания на
молодую девушку,  и  в  то время ему никогда не приходило в  голову спросить
себя:  хороша или  дурна Леночка?  В  его  глазах она по-прежнему оставалась
"перепелкой",  славной, доброй девочкой, которую нужно развить, вот и все. И
когда кто-то при нем сказал,  что Леночка обещает быть очень хорошенькой, то
Николай даже рассмеялся и  иронически поздравил с  этим мнением Леночку,  не
замечая,  как в  ответ на его слова Леночка побледнела и  отвернулась,  чтоб
скрыть навернувшиеся слезы.
     "Что в  ней хорошего,  в  этой перепелке?" По мнению Николая,  бедняжку
Леночку природа не  наделила красотой.  Она была и  мала ростом,  и  слишком
румяна,  и фигура ее напоминала кубышку. Она славная, хорошая, неглупая, эта
Леночка, но какая она хорошенькая?
     А теперь?
     Теперь перед  Николаем стояла как  будто совсем другая Леночка,  не  та
почтительная его ученица, которую он оставил два года тому назад.
     Хорошо сложенная,  стройная, вовсе не напоминавшая прежнюю перепелочку,
девушка сияла  привлекательной красотой,  пышно  развившейся на  деревенском
приволье.  От нее словно веяло прелестью полевых цветов и здоровой свежестью
раннего летнего утра.  Что-то  бодрое,  смелое,  располагающее было  в  этой
крепкой,  ширококостной,  энергичной фигуре с маленькой головкой,  откинутой
немного назад. Загорелое и румяное лицо с большим прекрасным лбом, чуть-чуть
приподнятым носом,  полными щеками с родинками на них,  дышало искренностью,
оживляясь приветливой улыбкой,  скользившей по  алым  губам и  светившейся в
спокойном,  твердом взгляде синих прекрасных глаз.  Глядя на Леночку, как-то
невольно хотелось сказать:  "Что за славная девушка!"  -  и крепко пожать ее
маленькую,  твердую  руку.  В  ее  свободных,  простых  манерах было  что-то
напоминающее молодых англичанок девушек и русских студенток.
     "Так вот  она,  Леночка!"  -  невольно подумал Николай,  любуясь бывшей
своей  подругой  детства  и  чувствуя в  то  же  время  некоторое досадливое
изумление,  какое часто бывает, когда в прежнем ребенке встречаешь взрослого
человека. Она закидывала его вопросами, а он слушал, едва поспевая отвечать,
грудной с низкими нотами голос молодой девушки (этот голос удивительно к ней
шел) и  несколько дивился,  что она говорит с ним не с прежней благоговейной
почтительностью,  а как равная с равным;  не боится, видно, что он станет ее
по-прежнему распекать,  и  рассуждает,  как  показалось Николаю,  "очень  уж
солидно  для  своих  лет".   В   ее   встрече  ясно  проглядывало  дружеское
расположение,  но  Николай  сразу  почувствовал,  что  прежняя  товарищеская
короткость теперь невозможна.  В  нем инстинктивно сказался молодой мужчина,
любующийся уже не товарищем, а красивой девушкой.
     Прежняя Леночка исчезала в воспоминаниях детства и отрочества.
     Николай был даже несколько сконфужен при виде этой перемены.  Он  никак
не ожидал встретить такую Леночку.
     - Однако вы переменились-таки, Елена Ивановна, в эти два года. Вас и не
узнать! - невольно воскликнул Николай.
     - Переменилась? К лучшему или худшему?
     - По  праву  старого  приятеля  откровенно скажу,  что  вы  удивительно
похорошели, это во-первых...
     - А  во-вторых?  -  нетерпеливо перебила Елена,  краснея и нахмуривая с
серьезным видом брови.
     - А во-вторых,  как погляжу,  вы стали совсем солидным человеком. В эти
два года вы,  как видно, порешили все вопросы, над которыми - помните? - мы,
бывало, оба ломали себе головы?
     - И  за которые мне доставалось от вас.  Как не помнить!  -  с чувством
проговорила Елена.
     - Кто старое вспомянет, тому глаз вон! Забыли эту пословицу?
     - Да  ведь  я  это  старое добром поминаю!  -  горячо возразила молодая
девушка.  -  Я даже удивляюсь вашей доброте и терпению,  с которыми вы тогда
возились со мной. Только ничего не вышло! - добродушно прибавила она.
     - Как ничего не вышло?
     - Да так...  я хотела сказать,  что не то вышло, на что, быть может, вы
рассчитывали. Помните, я вам даже писала об этом.
     Николай  вспомнил,  что  вскоре  после  разлуки  с  Леночкой получил  в
Петербурге несколько писем от молодой девушки,  и  теперь ему стало досадно,
что он не отвечал на них.
     - Вы не сердитесь, что я не отвечал вам?
     - Что вы!  За что сердиться?  И  что было отвечать?  Теперь,  в эти два
года,  я стала, как вы говорите, солидным человеком, хоть и не порешила всех
вопросов.  И куда мне решать их! Да и некогда было! На руках хозяйство отца,
и скоро... вы, конечно, слышали? - прибавила тихо Елена.
     - Простите. Я и забыл вас поздравить! - спохватился Николай. - Искренно
желаю вам всего хорошего!
     Он горячо пожал руку молодой девушки.  А в то же время какая-то жалость
сжала его сердце при мысли,  что Леночка выходит замуж за  Лаврентьева.  Ему
казалось,  что этим шагом она ставит точку в  своей жизни.  "Дети,  пеленки,
хозяйство!" - промелькнуло в его голове, и он с каким-то сожалением взглянул
на Леночку.
     Елена, казалось, заметила этот взгляд и сказала:
     - Вы не знакомы с моим женихом?
     - Нет. Слышал много, но не знаком.
     - Так я вас непременно познакомлю. Он тоже много о вас слышал.
     - Хорошего или дурного?
     - И того и другого! - смеясь отвечала молодая девушка.
     - И превосходно: значит, не разочаруется.
     - Как вы?.. - обронила Леночка.
     - Вот тебе,  Леночка, и другой шафер есть! - заметила Марья Степановна,
подходя к молодым людям.
     - Да, может быть, Николай Иванович не захочет?
     - Выдумала: не захочет! Отчего ему не хотеть?
     - Конечно, захочу. Я никогда не бывал шафером.
     - Разве вы останетесь здесь до сентября? - с живостью подхватила Елена.
     - Останусь.
     - Не соскучитесь?
     - Вот и мама о том же спрашивает.  Мне даже это несколько обидно! Точно
я  должен в  деревне скучать.  У меня будет работа,  буду с папой на земских
собраниях...  стану изучать деревню...  На  этот  счет  ваш  жених просветит
меня...  И времени для скуки не будет! Наконец познакомлюсь с соседями, буду
у Смирновых, стану ходить на охоту...
     Елена улыбнулась своей добродушной улыбкой и промолвила:
     - Люди здесь все обыкновенные... Разве вот Смирновы?
     - Да разве мне необыкновенные нужны?
     - Оригинальные! - поправилась Елена. - Ведь вы слишком требовательны...
В Петербурге избаловались людьми, ну, а здесь... выбирать нечего.
     Николай укорительно покачал головой и спросил:
     - А вы, Елена Ивановна, знаете Смирновых?
     - Нет,  не знаю.  Слышала,  что она умная женщина и  у  нее хорошенькие
дочери...  Одну  я  видела:  действительно красавица...  только мне  она  не
нравится...
     - Отчего?
     - Да  так...  не  нравится,  и  все тут...  Впрочем,  быть может,  я  и
ошибаюсь. Трудно судить о человеке с первого раза...
     - Герцогиню валяет! - проговорил Вася, подымаясь с кресла.
     - Наконец-то заговорил!  -  засмеялся Иван Андреевич.  - Ты-то их почем
знаешь?
     - Видел.
     - Видеть,  брат,  не значит знать!..  Ну, пойдемте, господа, обедать...
Вон и  Дарья идет докладывать,  что суп на столе...  Пойдем-ка,  Николай!  -
прибавил старик,  обхватывая своего любимца за талию.  - Давно мы с тобой не
сидели за столом, голубчик мой!
     За обедом, весьма обильным и вкусным, - Марья Степановна просила повара
постараться и  нарочно  заказала любимые Николаем блюда,  -  Николай говорил
почти один.  Он  был  особенно в  ударе и  говорил хорошо.  Общее внимание и
присутствие Леночки еще более возбуждали его. Он рассказывал о петербургской
жизни,  вспоминал профессоров,  живо передал, какое впечатление произвели на
него  два  известные писателя,  с  которыми он  познакомился благодаря своей
статье, обратившей внимание, и очаровал всех своей образной речью и меткими,
полными ума,  характеристиками. Когда зашла речь о будущей его деятельности,
он  еще  более одушевился.  Искренностью и  горячим,  бьющим ключом чувством
звучали  его  слова,  когда  он  говорил  об  обязанностях честного человека
служить своему  народу.  Его  до  глубины сердца  возмущала всякая подлость,
лицемерие и  неправда.  Глаза  его  в  это  время зажигались ярким огоньком,
придавая его привлекательной физиономии еще большую привлекательность.
     Старик слушал сына,  тихо  улыбаясь,  умиленный и  радостный.  "В  Коле
положительно ораторские способности!  -  мелькнуло у него в голове. - Он так
превосходно говорит!" Мать восторженно любовалась сыном,  сияя своей кроткой
улыбкой.  Елена  жадно слушала,  поднимая по  временам глаза на  оживленное,
открытое лицо  молодого человека,  и  даже  Вася как-то  замер под  обаянием
горячих речей брата.
     Обед  тянулся долго.  Когда наконец Дарья принесла бутылку шампанского,
старик  сам  откупорил ее,  разлил искристую влагу  по  бокалам,  поднялся и
несколько торжественно проговорил:
     - Ну,  господа,  поздравим нашего  дорогого гостя  с  окончанием курса!
Пожелаем ему остаться навсегда верным идеалам добра и  гуманности,  горячим,
честным бойцом за  правду.  Я  надеюсь,  что ему не  придется краснеть перед
собой никогда!
     Взволнованный Николай  подошел к  отцу.  Слезы  навернулись у  него  на
глазах. Он горячо поцеловал старика и проговорил:
     - Если кто научил меня любить правду, так это ты, папа!
     - Будь же счастлив, мой мальчик! Будь счастлив, дорогой мой! - повторил
старик дрожащим от волнения и чувства голосом.
     Все горячо поздравили Николая.
     Марья  Степановна  прослезилась от  умиления.  Вася  подошел  к  брату,
поцеловался с ним и как-то восторженно,  немного конфузясь, прошептал тихим,
нежным голосом:
     - Славный ты, Коля!..
     А  Леночка не  сказала никакого приветствия.  Она  только крепко пожала
руку молодому человеку, чокаясь бокалом, и после этого вся притихла.
     Счастливый,  радостный, умиленный, принимал Николай горячие приветствия
своих близких. Лицо его горело смелой уверенностью молодости. Ему было в эти
минуты так хорошо, что хотелось всех обнять и расцеловать. Все люди казались
ему  славными и  добрыми,  а  сам он,  переполненный надежд и  веры в  себя,
чувствовал тот избыток молодой силы,  который в  молодости заставляет высоко
поднимать голову и  горячо верить,  что  для  нее  в  жизни нет препятствий,
которых бы нельзя преодолеть.  Стоит только захотеть -  и можно горы двинуть
во имя правды и добра.  В эту минуту никакой подвиг не казался ему страшным.
Он готов был совершить его тотчас же.
     - А что же няни нет? Надо, чтобы и она выпила! - заметил Николай.
     Он налил бокал и пошел к няне.
     Старуха  сидела  в  своей  крошечной комнатке за  чулком,  когда  вошел
молодой человек.
     - Няня... выпей... поздравь меня...
     - Родной, и меня вспомнил!
     Она взяла дрожащей,  иссохшей рукой бокал из  рук Николая,  осушила его
залпом и проговорила:
     - Будь здоров, Коля. Да хранит тебя царица небесная, моего голубчика!
     Молодой человек расцеловал старушку.  Заметив в  коридоре повара Петра,
тоже  желавшего  поздравить  барина,  он  подошел  к  нему  и,  в  ответ  на
приветствие Петра,  к  некоторому его  изумлению,  крепко  пожал  не  совсем
опрятную руку и возвратился в столовую.
     Чай подали на террасу в сад.  Все долго сидели за чаем, не замечая, как
идет время...


        "VI"

     Под вечер пошли гулять.
     - Прежде осмотрим наши владения,  Николай.  Ведь ты  два  года здесь не
был! - проговорил Иван Андреевич.
     - Осмотрим наши владения,  папа! Осматривать их, я думаю, недолго. Наши
владения не велики!
     - Не очень обширны! - засмеялся отец.
     Николай весело заглянул в пустой амбар;  побывал в людской,  где старая
стряпуха с  слезящимися глазами и  седой косицей,  вылезавшей из-под платка,
радушно приветствовала господ;  потрепал на конюшне старого "Ваську",  выпил
стакан молока на скотном дворе и познакомился на мельнице с новым мельником.
Он с  удовольствием осматривал знакомые родные уголки,  где протекла большая
часть его жизни;  все привлекало его, все как будто получало новую прелесть.
Полной  грудью,  чувствуя себя  необыкновенно счастливым,  вдыхал он  чудный
воздух деревни и  внимательно слушал,  когда  отец  пустился было  объяснять
сыну,  как идет хозяйство.  Старик,  впрочем,  часто путался.  Николай очень
хорошо видел,  что  отец за  эти  два  года не  изменился и  так же  плох по
хозяйству,  как и  прежде.  Марья Степановна подоспела на выручку и  толково
объяснила,  сколько у  них  под  запашкой земли,  сколько накашивается сена,
сколько скота и т.п.
     - Мама по-старому хозяйничает?
     - Мама!  Она у  нас молодец на все руки.  Если б не мать,  то совсем бы
скверно. Я, ты знаешь, плохой хозяин! - проговорил Иван Андреевич.
     - Некогда тебе этими мелочами заниматься! - вставила Марья Степановна.
     Старик весело подмигнул Николаю и засмеялся.
     - Хороши "мелочи"!..  Она у нас с зари на ногах.  Просто не способный я
для хозяйства человек...  Так только посматриваю себе,  а мать,  спасибо ей,
всю эту обузу на себе несет!
     Оказалось,  что дела идут неважно, несмотря на энергию и старания Марьи
Степановны. Имение не дает почти никакого дохода. Приходится трогать лес или
проживать небольшой капитал, бывший у Вязниковых.
     - Почти весь и прожили! - угрюмо проговорил Иван Андреевич.
     - У всех,  Коля,  плохо дела идут!  -  как бы оправдывалась мать. - Все
жалуются. Жизнь дорога.
     - Только и хорошо,  Коля,  тем,  кто совести не знает,  - прибавил Иван
Андреевич.  -  Оно,  пожалуй,  можно мужикам землю сдать по  хорошей цене  -
мужики дадут! - усмехнулся отец. - Вот у Кривошейнова доходы большие!
     Николай с каким-то восторгом взглядывал то на отца, то на мать.
     "Какие они у меня хорошие!" - думалось ему.
     - Ничего, проживем! - весело воскликнул Николай. - Теперь и я на ногах!
     С мельницы повернули в деревню.  Деревня была с виду неказиста.  Тесным
рядом ютились одна подле другой почерневшие избы по бокам широкой улицы.  На
улице  возились в  грязных  рубашонках чумазые ребятишки.  У  завалин сидели
старухи, греясь, как черепахи, на солнышке. Народ не возвращался еще с поля.
Иван  Андреевич с  Николаем зашли в  одну избу.  Их  так  и  обдало спертым,
прокислым запахом.  На  скамье совсем ветхий старик плел лапоть.  При  входе
гостей он  пристально взглянул старыми слезящимися глазами и  не сразу узнал
господ.
     - Здорово,  Парфен Афанасьевич!..  -  проговорил Иван Андреевич.  - Вот
сына старшего привел. Сегодня только приехал.
     Николай подошел к старику и протянул ему руку.
     - Не узнаешь разве, Парфен Афанасьевич?
     - Как не узнать!.. Здравствуй, Николай Иванович, здравствуй! Бог тебе в
помочь.   Ничего...   парень  славный,   чистый  парень!   -  прошамкал  он,
присматриваясь к молодому человеку.
     - Как здоровье? - спрашивал Иван Андреевич. - Ты, слышал я, хворал?
     - Еще земля носит,  Иван Андреевич, носит еще!.. Ноги вот одолели... не
могу владать ногами, а то слава тебе господи. Спасибо барышне - мазью мажет.
Быдто и легче. Не забывает больного.
     С минуту они побыли в избе и вышли.
     - Бедность, как посмотрю! - проговорил Николай.
     - Неурожаи все были!..
     - Плохо живут, по-старому?..
     - Скверно.
     - И все на бога надеются?..
     Старик промолчал.
     - Какая это барышня к старику ходит?
     - Леночка... Она у нас тут за доктора. Неутомимая!
     - Вот она какая! - протянул Николай.
     Из  деревни  прошли  в  поле.  По  дороге  встречались мужики  и  бабы,
возвращавшиеся с  работы.  Все приветливо раскланивались с Вязниковыми.  Все
мужики и  бабы казались Николаю сегодня особенно хорошими.  Он  был в  самом
идиллическом настроении.  Все его восхищало,  ко  всему он относился тепло и
сочувственно.
     Уже смерклось, когда вся компания возвращалась домой.
     - Елена Ивановна!..  -  проговорил Вася,  до  того молча шедший рядом с
Еленой.  -  Вы,  верно,  забыли?  Мне  сказывал Григорий Николаевич,  что он
сегодня зайдет к вам!
     - Спасибо, Вася, что напомнили! - вспыхнула Елена. - Знаете ли, о чем я
попрошу вас? Сходите к нам и скажите, что я останусь здесь!
     - Остаетесь? - прошептал юноша упавшим голосом.
     Елене  показалось,  что  в  голосе  его  дрожала  скорбная  нотка.  Она
вспыхнула.
     - Да, остаюсь. Что же тут удивительного?
     Она засмеялась, но смех ее был какой-то ненатуральный.
     - Вы,  Вася,  скажите Григорию Николаевичу... Впрочем, нет... ничего не
говорите. Просто скажите, что я сегодня не буду дома!
     - Я скажу... Я ничего... Я так!.. - пролепетал Вася, смущаясь еще более
и  как-то неловко ступая своими длинными ногами.  -  Вы не сердитесь,  Елена
Ивановна, пожалуйста!
     - За  что  сердиться?  -  с  живостью возразила Леночка.  -  Вы  просто
глупости говорите.
     - Это  правильно!  -  добродушно промолвил Вася.  -  Глупости!  Это  вы
верно... А мне показалось...
     Он что-то еще хотел сказать, но слова, видно, не слушались его и засели
в  горле.  Он  улыбался кроткой улыбкой и  счел  долгом еще  раз  повторить:
"Пожалуйста,  не  сердитесь!  -  причем это извинение у  него выходило такое
комичное, что Леночка улыбнулась.
     - Я сейчас же иду, Елена Ивановна!
     С этими словами он повернул назад и быстро зашагал по дороге.
     - Ты куда это, Вася? - окликнул Николай.
     - К Лаврентьеву.
     - Приходи скорей, Васюк!
     - Ладно.
     - Странный этот Вася! - невольно вырвалось у Елены.
     Ей  вдруг почему-то  захотелось вернуть его и  идти домой,  где ждал ее
жених.  Она  колебалась,  медлила и...  тихо подвигалась вперед.  Она решила
остаться.  С  Лаврентьевым она  увидится завтра  и  объяснит ему,  почему не
пришла.  Она так долго не видела старого товарища детства,  она так давно не
слыхала  горячих,   волнующих  речей,   полных  какой-то   неопределенной  и
заманчивой прелести.  Среди  будничных забот эти  речи  казались праздничным
колоколом,  зовущим куда-то вдаль, где жизнь, мнилось, получала высший смысл
и значение.
     "Какой он стал красавец!"  -  неожиданно вспомнила Елена и вслед за тем
почувствовала,  что  краска стыда разлилась по  ее  лицу,  охватила ее  шею,
охватила все существо. Она старалась отогнать от себя эти мысли, но какой-то
голос шептал ей:  "Красавец,  красавец!" Все шептало об этом: и тихий вечер,
спустившийся на  землю,  и  ярко  мерцавшие  звезды,  и  таинственный шелест
наливавшихся колосьев, и дивный воздух, полный благоухания и прелести.
     "Красавец, красавец!" Эти слова точно носились в воздухе.
     Когда вошли в  столовую,  где на столе уже тихо шипел самовар,  Николай
заметил,  что Леночка вдруг сделалась необыкновенно серьезна и сдержанна; ее
синие  глаза  смотрели строго,  и  брови  сурово сдвинулись;  она  так  сухо
ответила на  шутливый вопрос  Николая:  "Отчего  так  задумчива ты?"  -  что
Николай оставил ее  в  покое  и  с  аппетитом принялся пить  чай  с  густыми
сливками, заедая домашней сдобной булкой и похваливая и чай и булку.
     Отец с  сыном окончили вторую партию в шах