лиль в октябре
направился в Нижний-Новгород, где занимался астрономическими наблюдениями
и разысканием карт. 29 декабря 1740 года, после десятимесячного отсутствия
Делиль со всеми своими спутниками прибыл в Петербург.
  Брат Иосифа Делиля, как его именовали, Лакройер, принял участие в
экспедиции с самого начала; исколесив Сибирь по разным направлениям,
побывав во всех ее центрах и не принеся сколько-нибудь существенной пользы
науке, во вторую половину экспедиции он в конце августа 1739 года
отправился вниз по Лене и через месяц прибыл в Сиктах. Отсюда в декабре он
выехал к устью Оленека и производил там, в течение около трех месяцев,
астрономические и геодезические наблюдения, результаты которых,
повидимому, были также сомнительны. С Оленека Лакройер возвратился в
Сиктах, на реку Вилюй и затем обратно в Якутск, куда и прибыл в ноябре
того же года. В Охотск, вместе с Берингом, чтобы принять участие в
путешествии в Америку, он отправился летом 1740 года. Возвратившись из
тяжелого путешествия в Охотск, он здесь же и скончался.
  Уже под конец экспедиции в 1740 году Академия Наук командировала в Сибирь
для участия в Великой Северной экспедиции еще двух ученых немцев, о
которых мы упоминали выше, - профессора истории и этнографии Иоганна
Эбергардта Фишера и Георга Вильгельма Стеллера; первому было 30 лет, а
второму - 33 года.
  И по способностям и по трудолюбию Фишер много уступал своему знаменитому
соратнику Миллеру. Фишер больше собирал материал, чем строил на основании
его заключения и делал выводы. Одухотворить этот материал было делом уже
Миллера. "Историко-этнографи-ческим трудам, совершенным в эту экспедицию
Миллером и Фишером при помощи других сотрудников, - говорит Карл Бер, -
обязаны мы всем, что нам известно о прежних отношениях сибирских народов,
о прежних путешествиях русских на восток от Новой Земли, о завоевании и
колонизации Сибири. Если бы тогда не было собрано выписок из всех
сибирских архивов, эти сведения, вероятно, погибли бы для нас навсегда".
  Стеллер же посмертную громкую известность приобрел благодаря своему
путешествию с Берингом в Америку и последующему пребыванию на острове
Беринга. Ниже мы подробно ознакомимся с ним как натуралистом.
  Сам Беринг так доносил о нем: "... ныне обретаетца здесь (т.-е. в Якутске.
Б.О.) присланный из Санкт-Питербурха адъюнкт истории натуральной Штеллер,
который писменно объявил, что он в сыскании и в пробовани металов и
минералов надлежащее искусство имеет, чего ради капитан-командор со
экспедицкими офицерами определили его, Штеллера, взеть с собою в вояж, к
тому же он, Штеллер, объявил же, что в том вояже сверх того чинить будет
по своей должности разные наблюдения, касающиеся до истории натуральной и
народов и до состояния земли и протчаго, и ежели какие руды и найдутца, то
оным адъюнктом Штеллером опробованы будут*".

  ПУТЕШЕСТВИЕ ШПАНГБЕРГА И ВАЛЬТОНА В ЯПОНИЮ

  Загадочная страна. - Неудачная попытка европейцев проникнуть в Японию. -
"3олотая легенда". - Экспедиция де-Фриза. - Мотивы для посылки в Японию
русской экспедиции. - Первое плавание Шпангберга и Вальтона в Японию. -
Второе путешествие в Японию. - Шпангберг о японцах и их судах. - Встреча с
айносами. - Новые планы Шпангберга. - Возвращение. - Плавание корабля
Вальтона. - Свидание Шпангберга с Берингом в Охотске. - Зловредная карта.
- Шпангберг получает распоряжение в третий раз отправиться в Японию. -
Подготовка к походу. - Неудачное плавание.

  Загадочная, малоизученная Япония рисовалась баснословно богатой и издавна
привлекала внимание и возбуждала величайшее любопытство.
  Попытки европейцев проникнуть в эту отдаленную страну неизменно терпели
полную неудачу. В давние времена правители Японии старались совершенно
изолировать своих подданных от соприкосновения с другими народами,
опасаясь, чтобы знакомство их с нравами и обычаями иностранцев не
подорвало основ существующего в стране порядка. Для этой цели
предусмотрительно был принят ряд мероприятий. Так, в начале XVII столетия
запрещено выезжать гражданам Японии в другие страны, запрещена постройка
более или менее крупных кораблей и, наконец, изгнаны из страны все
иностранцы.
  В 1638 году, под угрозой мучительной смертной казни, был запрещен въезд в
Японию португальским морякам, принесшим в Европу первые сведения о японцах
и их стране. Одновременно все португальцы были высланы из страны. Так
закончилось первое знакомство европейцев с японцами.
  Исключение было сделано лишь для голландцев, и то после многих их усилий,
хитростей и долгих переговоров. Они остались единственными представителями
цивилизованного мира и единственными купцами, в чьих руках сосредоточилась
вся вывозная торговля японцев. Однако голландцы добились для себя права
торговли на самых унизительных началах. Во-первых, им не разрешалось
покидать отведенного им небольшого островка Десима близ Нагасаки, где они
имели факторию и жили не лучше пленников. Затем пришедшие из Голландии
корабли с товарами сдавались японским властям, все священные книги
офицеров и матросов отбирались и лишь по отходе корабля возвращались, и,
наконец, за всей процедурой по разгрузке и нагрузке корабля, выполнявшихся
японцами, разрешалось наблюдать лишь одному голландскому представителю.
  Такой порядок, без всяких послаблений продолжавшийся годы и десятилетия,
разумеется, сильно не нравился голландцам. В поисках выхода, в поисках
открытых дверей в замкнутую, но богатую страну Голландия принимала разные
меры и прежде всего всячески старалась склонить и заинтересовать Америку и
Россию для совместного давления на японское правительство. Слухи же о
естественных богатствах заморской страны все более и более волновали всех
предприимчивых моряков. Падкое до всяких небылиц человеческое воображение
снова воскресило легенду о мифических островах золота и серебра. Детище
глубокой древности, эта фантазия, еще со времен похода Александра
Македонского в Индию, выплывала при случае от времени до времени, тревожа
горячие головы и постоянно меняя место, форму и размеры в зависимости от
эпохи, в которую занимались этими чудесными вымыслами.
  Не имея возможности выходить за пределы нашей темы, мы не станем излагать,
к каким следствиям повела на протяжении веков эта "золотая легенда",
скажем лишь, что погоня за "золотым руном" представляет собой одну из
замечательнейших страниц в истории географических исследований и открытий.
Крайне любопытно отметить, что легенда иногда понималась буквально, т.-е.
были убеждены, что не только есть золотоносные земли и острова, но что
есть острова, целиком состоящие из золота.
  С полной верой в успех, не раз снаряжались экспедиции в поиски золотых
островов. Существование одной из таких земель к западу от острова Суматры
даже в новое время для многих представлялось фактом неоспоримым. Софус Руж
в своей "Истории эпохи открытий" приводит любопытное письмо, адресованное
саксонскому курфюрсту Августу (1553-1586), из которого видно, что даже в
такой чуждой мореплаванию стране, как Саксония, интересовались золотыми
островами: "На этих днях из Испании пришли достоверные известия,- пишет
курфюрсту неведомый корреспондент, - о том, что король нашел новый остров
Сериеф, на котором нет ничего, кроме чистого золота". Далее сообщается,
как король велел перебить всех жителей на острове, ибо иначе не было
никакой возможности заполучить золотой остров и т. д. Письмо это,
напоминающее нам отрывок из приключений барона Мюнхгаузена, представляет
тем не менее достоверный исторический факт.
  Последним прибежищем золотой легенды в новое время сделалась Япония.
Предполагали, что здесь под 37ё 30' северной широты расположены золотые и
серебряные острова. Инициаторами этих слухов явились, конечно,
португальцы. Когда они были с позором изгнаны из Японии, оставшиеся там
голландцы получили от них в наследство и эти "сказочные страны". Они также
узнали от них, что некий португальский путешественник Жуан де-Гама открыл
на северо-восток от Японии уже известную нам из предыдущего изложения
сереброносную Компанейскую землю. Не забота ли об этих островах заставляла
голландцев так упорно цепляться за Японию, идя при этом на всякие унижения?
  Экспедиция, снаряженная в 1639 году к берегам Японии для отыскания золотых
земель под начальством Коста и Тасмана, не принесла никаких результатов,
так как не дошла до берегов Японии. Затем отправился туда же в 1643 году
известный в ту пору голландский мореплаватель Маартен Геритц де Фриз. Если
бы де Фризу поручалось только разыскание золотых островов, наука немного
выиграла бы от этого плавания. К счастью, он имел и другие, более
реального характера задания. Ему надлежало исследовать берега лежащей на
север от Японии страны Иессо, область Татарию и некоторые гавани Китая. И
вот эти-то дополнительные поручения и сделали экспедицию де Фриза крайне
ценной для расширения сведений о Японии. Путешественник обогатил науку
открытием большой части северного японского архипелага, впервые столкнулся
с древнейшими обитателями Японии - айнами, затем посетил Охотское море и
открыл Сахалин, не приметив впрочем его островного характера: он полагал,
что Сахалин является продолжением Иессо. Несмотря на самые тщательные
поиски на восток от Японии, куда он прошел (Тихий океан) на 460 миль,
золотых и серебряных островов он нигде не обнаружил. Легенда казалась
погребенной навеки.
  Но велика сила предрассудка, и в старое время живучесть его не так и
удивительна. На время золотые и серебряные острова были забыты, но вот в
начале XVIII столетия о них снова начинают толковать, успехи мореплавания,
казалось, делают возможным повторить путешествие в эти малодоступные
отдаленные воды восточного моря. Как мы видели выше, заинтересовывается
Компанейской землей с ее серебристым песком и Петр I, его любопытство еще
более подогревается сообщением Козыревского, видевшего, как японцы с
одного из необитаемых Курильских островов таинственно вывозят какой-то
минерал.
  В более или менее широких кругах Петербурга Японией особенно
заинтересовались после того, как были доставлены в столицу двое из пленных
японцев, захваченных с принесенного бурей к берегам Камчаткиьяпонского
рыбачьего судна. Большинство рыбаков с потерпевшего аварию корабля наши
"добры молодцы" перебили, а двоих для забавы решили отправить в Петербург
"обучать русского языка, и их язык списывать, дабы с их народом к будущему
обхождению через то удобность иметь". Оказавшиеся очень способными, быстро
овладевшие русским языком, японцы рассказали много интересных вещей о
своей стране. А тут еще несколько крупных петербуркских торговых людей
подали в сенат заявление с ходатайством о разрешении им наладить торговые
связи с отдаленной заморской страной.
  Все это вместе взятое и послужило поводом для организации путешествия в
Японию, включенного в комплекс работ Великой Северной экспедиции.
Официальной целью экспедиции выставлялась попытка завести торговые
сношения с тихоокеанскими соседями. Но выше мы видели, что задания и
интересы русского правительства были значительно более широкими и в
большинстве не подлежали оглашению.
  Плавание лейтенантов Шпангберга и Вальтона вдоль цепи Курильских островов
к берегам Японии оказалось значительно более продолжительным и сложным,
чем это предполагалось вначале. После бесконечных сборов, осложняемых
непрерывными ссорами лиц начальствующего состава, 18 июня 1738 года
эскадра из трех кораблей под общим командованием капитана ИГпангберга,
наконец, отправилась в путь из устья реки Охоты. В состав эскадры входили:
бригантина* "Архангел Михаил" под командой самого Шпангберга; в числе,
экипажа находились также штурман Петров, пробирных дел мастер Гардеболь,
лекарь, иеромонах и пр., всего 63 человека. Затем шла дубельшлюпка
"Надежда" с лейтенантом Вальтоном и штурманом Казимеровым и, наконец, бот
"Св. Гавриил" под начальством мичмана Шельтинга и его помощника
подштурмана Верещагина; на обоих последних судах было по 44 человека
команды.
  Появление на горизонте японских берегов ожидалось всеми участниками
экспедиции с огромным все возраставшим нетерпением. От Японии ожидали
многого, но прежде всего новых открытий. За долгие годы подготовки к этой
трудной экспедиции воображение и доходившие о дальней стране слухи
приучили рисовать эту землю баснословно богатой, изобильной ценными
металлами и прочими дарами природы. Внимание и любознательность были
возбуждены до чрезвычайности. Сама страна казалась почему-то интереснее
всего виденного до сих пор. Словом Япония была для наших путешественников
вполне "обетованной землею".
  Лишь несколько наиболее близких к Камчатке Курильских островов были тогда
достоверно известны, а далее тянулась загадочная Япония, мифическая земля
Компании, огромный остров Штатов и пр. Но никто окончательно, как казалось
нашим морякам, не подтвердил реального существования снова выплывших
земель, так как давно уже никто не посещал этих мест. Сенат приказал:
"Идти на морских судах для проведывания новых земель, лежащих между
Америкою и Камчаткою, а также островов, идущих от Камчатского Носа и
Японии, для установления торгов, наложения ясака на народы, никому не
подвластные; только того накрепко остерегаться, чтобы не зайти в такие
американские и азиатские места, которые уже находятся под влиянием
европейских государей или китайского богдыхана и японского хана, чтоб не
возбудить подозрения и не открыть своим приездом пути к камчатским
берегам, у которых при нынешнем тамошнем малолюдстве они могут занять
нужные пристани**".
  Вот еще обнаруженный нами ценный факт для суждения о мотивах засекречения
всей Великой экспедиции в целом. С одной стороны - экономика, ожидание
открытий ценных благородных металлов - золота и серебра, для чего в
экспедицию предусмотрительно был взят даже пробирных дел мастер Гардеболь;
с другой же стороны вполне несомненен политический момент - тщательная
забота об охране берегов Восточного океана: "Чтоб не возбудить подозрения
и не открыть своим приездом пути к камчатским берегам".
  Едва путешественники наши вышли в море, как грянул шторм, разбросавший
корабли и разлучивший их на время. В разных числах июля поодиночке
подходили они к Большерецкому устью на Камчатке, откуда и должно было
по-настоящему начаться путешествие. Здесь взяли еще несколько участников
экспедиции, в том числе подштурмана Родичева, геодезиста Свистунова и
переводчиков, а также полностью догрузили провиант. Море тем временем
успокоилось, наступили тихие, но туманные дни. 15 июля, взяв направление
на Курильские острова, вышли в море. Но корабли упорно не хотели держаться
один другого, и уже не по стихийным причинам: в душах подчиненных
Шпангбергу моряков бушевала стихия иного рода, - стихия ненависти к своему
не в меру заносчивому и грубому начальнику. Ненавидевший Шпангберга
самолюбивый англичанин Вальтон, чтобы отстать от флагмана и тем
ускользнуть хотя на время от его грозных взоров, прибегал к всевозможным
уловкам. Дело под конец дошло до того, что Шпангберг прибегнул к
неслыханному в истории мореплавания приему: он отдал приказание команде
Вальтона не слушаться своего начальника, если тот попытается еще раз
сделать попытку удрать. Вот какие нравы, настроения и взаимоотношения
царили в Великой Северной экспедиции. Изжить их, повидимому, не было
никакой возможности до самого конца экспедиции. Несомненно, что пышно
расцветшее среди моряков зло взаимного антагонизма, бесконечные ссоры
начальников с подчиненными и между собой принесли экспедиции огромный
вред, были причиной многих неудач и страшно ее затянули.
  24 июля Шпанберг уже плыл вдоль цепи Курильских островов. Подойти к
островам и смотреть их он не рискнул по той, согласно его словам, причине,
что "берега каменные, утесы весьма крутые, и в море великая быстрина, и
колебание жестокое на якоре стоять, грунтов не имеется и очень глубоко...
" Зато, старательно считая острова и насчитав больше, чем их было, он
присваивал им довольно неблагозвучные наименования вроде: Афиноген,
Кривой, Столбовой, Осыпной, Баран, Козел и т. д.
  На этом первое путешествие Шпангберга в Японию, которой он не увидел,
закончилось. Шпангберг торопился в Большерецк потому, - говорил он, - что
время уже наступило почти осеннее (начало августа), ночи темные и долгие,
беспрерывные густые туманы и погоды жестокие, а море неизвестное,
отстойных мест не находится, течения же между островов сильные и
неправильные; причем оказывался недостаток в провизии, особенно в сухарях,
с самого выхода из Большерецка выдававшихся "со уменьшением", и в воде. Ко
всему этому еще прибавилась боязнь нападения со стороны чужестранных,
вернее - японских судов на плывшие все время порознь корабли.
  В середине августа Шпангберг был уже в Болышерецке. В этот свой первый
японский поход, носивший характер разведки, Шпангберг все же прошел мимо
всей цепи Курильских островов до 46ё северной широты, т.-е. до
предполагаемой страны Иессо, и открыл среди них целый ряд новых. Вальтон
спустился еще ниже и достиг параллели самой Японии (42ё 2').
  Учитывая, что в одно лето поход в Японию вряд ли сможет быть осуществлен,
инструкция не требовала от Шпангберга дополнительного испрашивания
разрешений на восточный поход, а потому, оставшись на зимовку в
Большерецке, Шпангберг стал деятельно готовиться к новому плаванию. Прежде
всего было решено соорудить здесь же в Большерецке еще один корабль для
предстоящего похода. На законченный к весне 18-весельный шлюп "Большерецк"
командиром был назначен любимец Шпангберга - квартирмейстер Эрт.
  Итак, на следующий год к выходу в море была готова эскадра из четырех
кораблей; командирами на остальных судах были те же моряки, что и в
предыдущем году. 21 мая 1749 года корабли вышли в море. Первой задачей
Шпангберга в этот рейс было - посетить и исследовать "открытую" Жуаном
ге-Гама Компанейскую землю. Миновав, нигде не задерживаясь, Курильские
острова, вступили на параллель, где должна была начинаться эта земля. Но,
конечно, никаких признаков ее обнаружено не было. Отсюда направились на
юго-запад, прямо к берегу Японии.
  16 июля, пройдя широту в 39ё, на рассвете утром увидели впереди какую-то
туманность. Без сомнения, это была Япония. Вахтенный начальник тотчас
послал сообщить об этом Шпангбергу, отдыхавшему в каюте. Шпангберг, а за
ним и все прочие выскочили, в чем были, из кают наверх. Жадно впивались
моряки в горизонт, где постепенно вырастал из моря большой гористый остров
Ниппон. Не было человека на корабле, который не вздохнул бы в эту минуту с
облегчением: предмет стольких забот, надежд и приготовлений был перед
глазами, путешествие на этот раз казалось удавшимся, и в самом деле оно
было таковым. Все поздравляли друг друга; корабль с засвежевшим ветром под
всеми парусами подходил к таинственным берегам неведомой страны.
  А у берегов "на воде встречали плавающими не виданные дотоле деревья и
травы и чудных животных - рыбы огромной величины и странной формы, черепах
в сорокаведерную бочку и пр., видели и уродливые японские суда наподобие
галер, с полосатыми и красными парусами".
  Все ближе и ближе, уже глаз различает роскошную сочную растительность,
почти сплошь покрывающую берега. Смуглые купы бамбука красиво темнеют
среди сверкающих рисовых полей, мечущих в солнечном воздухе брызги искр.
Среди корявых темных сосен, среди черных кипарисов и туй вдруг неожиданно
выплывают крыши микроскопических домиков, - то японские селения; с корабля
замечают, что из селения бегут во множестве люди и скопляются на берегу.
Сомнений нет: русский корабль привлек их внимание.
  Надо полагать, что жители немало было встревожены прибытием непрошенных
гостей, недаром они во все время пребывания в их водах русских судов жгли
по ночам огни и содержали в полной боевой готовности военные суда,
которые, однако, не осмеливались приближаться к русским кораблям, да и
повода впрочем не было к этому никакого.
  Но вот, приблизительно в