и выстроены специальные суда - "Экспедицион" и "Обь",
длиною каждое по 54 фута и шириною по 21 футу. Их соорудили из особо
прочных материалов; по словам современника, они были "обшиты самою крепкою
лодейною вицею*, накладывая краи по три вершка, и упруги (шпангоуты) друг
от друга по полуаршину, а палуба креплена кокорами**, по две кокоры у
каждой балки". Для нужд экспедиции в Пустозерске было заготовлено стадо
оленей, в Обдорске же устроен продовольственный склад.
  10 июля 1734 года суда под командою начальников экспедиции лейтенантов
Муравьева и Павлова отбыли от Архангельска. Всего в этой экспедиции
участвовало 51 человек, среди них: подштурманы Руднев и Андреев,
рудознатцы Одинцов и Вейдель, иеромонах и два подлекаря. Миновав пролив
Югорский Шар, путешественники обнаружили, что Карское море совершенно
свободно от льда, "чему кормщики и бывалые люди весьма удивлялись, -
замечает по этому поводу Муравьев, - ибо они от тех льдов всегда имеют
нужду и пропадают много".
  За время стоянки у острова Вайгача приступили к работе по описи берегов
острова и поставили на материковом берегу несколько знаков. Плывя дальше,
благополучно добрались до полуострова Ямала, где и остановились в Мутном
заливе; здесь набрали воды, плавника и, решив обогнуть полуостров,
двинулись севернее. Но неожиданно ветры и полная неизвестность, как далеко
отстоит отсюда Обь, а также и позднее время заставили моряков плыть
обратно.
  Подходящих мест для зимовки не было найдено вплоть до самой Печоры, куда
моряки благополучно прибыли 4 сентября. Расположились на зимовку у деревни
Тельвицы, причем команда была отправлена в Пустозерск. Неприятным
сюрпризом для моряков было полное отсутствие по берегам Карского моря
маяков и опознавательных знаков, предусмотренных сенатской инструкцией;
"видимо было и некому и не из чего строить". Все это, стало быть,
надлежало сооружать самим в следующую же навигацию. Зимовка проходила в
приготовлениях к весеннему путешествию. Для укомплектования судового
состава экспедиции из Петербурга прибыли геодезисты - Сомов и Селифантов.
  Но и следующий год не принес морякам удачи. Карское море оказалось на этот
раз сплошь заполненным льдами; пришлось немедленно вернуться в Югорский
Шар, "и так были в том Шаре ото льдов утеснены, что принуждены стоять на
мелях и день и ночь разными способами от оных отбиваться, и едва могли
спастися... " Мы не станем передавать всех подробностей этого вторичного
неудачного плавания к устью Оби, а скажем лишь, что в конце сентября суда,
очень мало сделав (была закончена съемка Вайгача), вернулись на зимовку
туда же - в устье Печоры.
  Экспедиция Муравьева и Павлова закончилась полной неудачей. Хотя
двухлетний срок, предназначенный для похода на Обь, иссяк, но
Адмиралтейств-коллегия, в непосредственном ведении которой находилась
обская экспедиция, не сделала морякам ни малейшего упрека за постигшие их
двухлетние неудачи и предписала лишь: "без окончания по инструкции в
совершенстве оной экспедиции - возвращения оттуда с командою не будет".
  Но достичь какого-либо существенного результата Муравьеву с Павловым так и
не удалось. Поход закончился ссорой всех участников. Муравьев поссорился
не только с Павловым, но и со всеми своими подчиненными. На поведение
обоих лейтенантов, пьянствовавших и облагавших незаконными поборами,
указывали также и местные жители в своих жалобах в Петербург. Указом
Адмиралтейств-коллегий от 28 февраля 1737 года оба злополучных начальника
"за многие непорядочные, леностные и глупые поступки" были сняты с работы,
преданы суду и разжалованы в матросы.
  Так закончился первый этап карско-обской экспедиции. Но неудачи на море не
помешали успешной работе на суше. Прикомандированный к экспедиции
геодезист Селифантов в течение всего лета 1737 года, следуя на оленях со
своей партией вдоль берегов Ямала, сооружал маяки и производил опись
берегов. Энергичному геодезисту удалось не только заснять восточный берег,
но и обогнуть северную оконечность Ямала и выйти на западный берег до того
пункта, куда подходили в свое первое плавание в Карское море Муравьев и
Павлов, т.-е. до 72ё 45' северной широты.
  Дальнейшее руководство обской экспедицией перешло в опытные и надежные
руки лейтенанта Степана Григорьевича Малыгина*.
  В помощь ему были даны еще два судна, которые спешно заканчивались
постройкой в Архангельске. То были боты "Первый" и "Второй". Желая
наверстать время, бесплодно затраченное Муравьевым и Павловым, Малыгина
сильно торопили, предписывая ему отправиться в поход в то же лето 1736
года. Но все же, учитывая возможные трудности, оговорили в инструкции:
"Ежели за какою крайнею невозможностью в одно лето оной экспедиции в
окончание привести будет не можно, то для зимования отыскать пристойного и
безопасного места, не отдаляясь оттуда".
  25 мая 1736 года Малыгин, на достаточно потрепанном уже "Экспедиционе",
отправился в поход. Подходя к Печоре, он застрял в тяжелых льдах,
пришедших в сильное движение. Лишенное всякой возможности управляться,
выкинутое на мель судно потерпело здесь крушение. Разбитый, давший
обильную течь корабль пришлось оставить и перебраться с припасами на
другое судно - "Обь".
  21 июля Малыгин выбрался из устья Печоры, но тотчас же попал в ледяные
поля, сплошь забившие в этом году море. Целый месяц протискивался Малыгин
вперед, "то вступая под паруса, то становясь на якорь". Во время
семнадцатидневной вынужденной из-за льдов стоянки у острова Долгого (к
западу от Югорского Шара) подоспели из Архангельска под командованием
лейтенантов Скуратова и Сухотина новые боты - "Первый" и "Второй".
Протомившись в проливе еще десять дней "за великими льдами", наконец
протолкнулись в Карское море. "Держась более берегов, ибо в море, по
надлежащему нам курсу, не малые льдины видимы были, и пройтить было весьма
безнадежно", - дошли наконец до устья реки Кары (69ё 48').
  На этом достижения первого года плавания Малыгина закончились. Далее к
северу из-за густых "безразрывных" льдов продвинуться не удалось. Здесь в
60 верстах от устья Кары и решили зазимовать. Зимовка благодаря
предусмотрительности и организационным способностям Малыгина протекала
успешно и без приключений. Из привезенных досок соорудили чум, затем,
обшарив окрестности, привезли с реки Коротаихи избу, соорудили на берегу
продовольственный склад. Всячески экономили провиант, питаясь больше
местной рыбой.
  Летом 1737 года флотилия, за исключением одного судна, за "худостью"
отправленного под командою Сухотина обратно в Архангельск, вышла из Кары и
направилась вдоль берегов Байдарацкой губы. Вначале льды сильно тормозили
продвижение вперед, но дальше, когда миновали Мутный залив, пошло удачнее.
23 июля достигли, наконец, северной оконечности Ямала (73ё 30'). Льдов
здесь не было, однако непогода, упорные восточные и северовосточные ветры
продержали здесь мореплавателей более трех недель. Наконец задувшим
северозападным ветром наших путешественников вынесло за оконечность
полуострова. Ямал был таким образом обойден, занесен на карту и определен
астрономически.
  Было совершено "первое плавание здесь человека, ибо и самые промышленники
никогда не достигали в этой стороне до такой широты! " Малыгин и Скуратов
являются таким образом первыми и до 1869 года единственными
мореплавателями, которым посчастливилось пройти с запада до Оби. Далее
путь их уже не встречал затруднений. Не сталкиваясь более со льдами,
моряки 11 сентября достигли устья Оби, где их поджидали приветствовавшие
их казаки.
  2 октября путешественники достигли Березова, где и зазимовали. Отсюда
Малыгин отправился с донесением о выполненном походе в Петербург. На
Скуратова же возлагалась весною будущего года доставка судов обратно в
Архангельск. Этот путь, "столько же или еще более трудный, как настоящий",
был совершен также в два лета. У устья реки Кары, затертое льдами, одно из
судов было вынесено на мель и, "совсем срезанное", оставлено экипажем,
сошедшим по льдинам на берег, где и была устроена зимовка. Потерпевшее
аварию судно не было покинуто на произвол судьбы; разгрузив, его притянули
к берегу и кое-как починили. Перезимовав в Обдорске, летом 1739 года вышли
в море и прибыли в Архангельск в половине августа. Возложенная на обскую
партию задача была выполнена, хотя и с большими, как мы видели,
трудностями и риском.





  ИЗ ОБИ НА ЕНИСЕЙ И ДАЛЕЕ НА ВОСТОК

  Дубельшлюпка "Тобол" и состав экспедиции. - Вынужденное возвращение. -
Цынга на корабле. - С донесением в Петербург. - Новые организационные
мероприятия Овцына. - Неудача и на третий год. - Овцын не сдается. -
Благоприятные условия плавания следующего года. - Обская губа пройдена. -
Достигли устья Енисея. - Донос на Овцына. - Минин со Стерлиговым
продолжают обследование незнакомой территории. - Поход на восток от Енисея
вдоль берегов Таймырского полуострова. - Неудачная попытка обогнуть
полуостров с моря. - Стерлегов на собаках достигает 75ё. - Вторичная
попытка Минина обойти Таймыр с моря. - Печальный конец карьеры Минина.

  Обратимся теперь к работе лейтенанта Овцына, которому поручено было
обследовать берег от конечного пункта работ экспедиции Малыгина - устья
Оби до Енисея. 14 мая 1734 года на сооруженной в Тобольске специально для
этого плавания двухмачтовой дубель-шлюпке "Тобол", длиною в 70 футов,
Овцын в сопровождении подштурмана Стерлегова, штурманского ученика
Канищева, геодезиста Ушакова, его ученика Выходцева, рудознатца Медведева
и 50 прочих участников отправился из Тобольска в море.
  Небольшой "Тобол", конечно, не мог вместить всего экспедиционного
имущества, а потому экспедицию пришлось сопровождать дощаникам,
загруженным припасами и строительным материалом. Немалые трудности
представило уже плавание по Обской губе от Обдорска, куда флотилия прибыла
11 июня. Неизведанное широкое пространство воды, частые мели, на которые
непрестанно садились дощаники, - все это доставляло Овцыну немало хлопот.
Подвигались чрезвычайно медленно, имея впереди себя гребные суда,
занимавшиеся промером фарватера и обследованием берегов.
  Медленное продвижение эскадры вскоре настолько всем наскучило, что решено
было избавиться от постылых дощаников. Дотащившись до Семиозерного, один
из них разломали и из досок сложили обширный продовольственный магазин.
Следуя далее, постепенно стали освобождаться и от других дощаников, а
людей, сопровождавших дощаники, отпускать домой. Когда отсалютовал
последний дощаник, все вздохнули свободнее, как-будто сбросили тяжелую
ношу. Стали быстрее продвигаться на север. Но снова незадача: свежие ветры
упорно гнали "Тобол" назад, так что лишь 31 июля удалось подойти к устью
Тазовской губы и поставить там маяк. Плыли и не видели конца губы, а
границ этой обширнейшей губы не знали даже и приблизительно. Бесконечная
унылая картина низменных берегов, покрытых снегом, все та же, признаков
жилья никаких. А между тем "время наступало позднее, стужи становились
очень большими, на судне имелись повреждения, а удобного места для зимовки
вблизи не виделось, да и недостаток запасов не позволял оставаться здесь
зимовать". Плыть обратно, пока не поздно, чтобы не замерзнуть, -
единогласно решили моряки на созванном Овцыным совещании. И потащились
обратно. Снова мелководье, бесконечные промеры, а над головой свинцовое,
моросящее мелким дождем, небо. Тоска и уныние!
  С тяжелым чувством невыполненного долга пришли в Обдорск 4 сентября.
Бесплодность плавания хотели наверстать береговыми работами. Посылали
казаков для обследования обоих берегов губы, а также и для сооружения
маяков и опознавательных знаков. А штурман с геодезистом занялись промером
фарватера.
  Неудача, постигшая Овцына на следующий год, была много серьезнее. К походу
успешно готовились и, желая сделать в навигацию возможно больше, тронулись
в путь, быть может, слишком рано. Лишь только вскрылась река, 29 мая
"Тобол", подталкиваемый стихийно несущимся льдом, не пошел, а понесся к
морю. И застрял у Гусиного Носа (66ё45ё), где и простоял ровно три недели,
задерживаемый "неразрывно стоящими льдами".
  При том бешеном ледоходе, который столь характерен для северных рек, надо
лишь удивляться, как уцелел маленький "Тобол". Дальше пошло еще хуже.
Противные ветры погнали кораблик обратно. С большим трудом достигли только
68ё 40', т-е. не дошли даже до Тазовской губы.
  Сильный упадок духа, утомление и плохое питание возымели свое действие.
Началась цынга и в весьма тяжелой форме. Из 56 человек экипажа хворали 37
человек во главе с командиром. Четыре человека, в том числе рудознатец
Медведев, уже не встали. Призрак смерти витал над кораблем. "Не видя
теперь уже никакой возможности продолжать плавание, по сделанному с обер-
и унтер-офицерами консилиуму, отсюда пошли в обратный путь". И на этот раз
уже не в Обдорск, а прямо в Тобольск, в начальный отправной пункт
экспедиции, куда и прибыли в начале октября. Корабль был сильно поврежден.
Срок для выполнения программы похода из Оби на Енисей истек.
  Сухопутные описные экспедиции между тем протекали много успешнее.
Отправленный на восточный берег Обской губы "геодезии ученик" Прянишников
заснял встреченную им на пути огромную Тазовскую губу. Хорошо работали и
казаки, обозревавшие берега и сооружавшие знаки.
  Когда оправившийся от цынги Овцын прибыл в Петербург и подробно поведал в
Адмиралтейств-коллегий о всех злоключениях своего на редкость неудачного
плавания, он убедился, что его очень ценят и согласны удовлетворить все
его требования организационного порядка, необходимые для успешного
завершения возложенной на него задачи. Он убедился также, что решение
правительства осуществить задачу похода из Оби на Енисей какою бы то ни
было ценой - попрежнему неизменно. В данном ему наказе даже стояло
многозначительно: "А без окончания в совершенстве оной экспедиции
возвращения не будет".
  Каковы же были требования Овцына? Прежде всего, он просил новый корабль
для экспедиции, затем новых сотрудников, которых он укажет, и, что весьма,
как он полагал, необходимо, - партию казаков, которая бы следовала на
оленях с чумами и продовольствием по берегу, сопровождая таким образом
судно "на случай его бедствия". Овцыну было также разрешено заготовить
подарки для кочевников и в нужных случаях поступать "сверх инструкций".
  С Овцыным теперь отправлялись приобревшие в этом походе известность
штурман Минин и подштурман Стерлегов. Кроме них, его сопровождали шкипер
Воейков, подлекарь, "геодезии ученик" Выходцев, рудознатец Лесков и
"весьма замечательное лицо - своими средствами обучавшийся и по охоте
пошедший в экспедицию" - гардемарин Паренаго. Всего с Овцыным отправлялось
50 человек. Но, увы, и эта третья по счету экспедиция Овцына оказалась
совсем неудачной. Путешественники неизменно обретались "в великих льдах".
Для зимовки подходящего места не нашли, да и не с чем было зимовать. Не
принесла никакой пользы и партия казаков; повстречав по дороге неведомую
ей огромную Тазовскую губу и приняв ее повидимому за море, казаки
повернули обратно. Новый корабль не был окончен к сроку, а потом пришлось
плыть на старом. А в результате - опять угроза замерзнуть посреди губы,
опять "консилиум" и решение плыть обратно. Оставив на Гусином мысу и в
Семиозерном магазине часть провианта "для будущей экспедиции", повернули
обратно и 26 сентября были в Обдорске.
  Но Овцын, переехавший на зимовку в Березов, и на этот раз не упал духом.
"Меры были приняты еще сильнейшие: в течение зимы послан один геодезии
ученик Выходцев с партиею самоедов к северной оконечности полуострова для
постройки магазина из выкидного леса, замеченного в прошлую кампанию, и
для обзора и постановки маяков к енисейскому устью: с енисейского устья
послан навстречу другой геодезии ученик - Прянишников с партиею казаков;
опять нанят большой табун оленей для сопровождения экспедиции; по берегу
вновь промерено обское устье и расставлены по нему вехи, что весьма
облегчило выход"*.
  На этот раз удача улыбнулась нашему путешественнику. Еще раз подтвердилась
истина, что нигде не зависит человек так от случайности, как в Арктике.
Достаточно было произойти в атмосферной машине небольшому сдвигу, и
ледовые условия моря тотчас же изменились. Лето 1737 года, как мы видели
выше, позволившее Малыгину благополучно достигнуть устья Оби, было
замечательно по отсутствию льдов в некоторых районах полярного моря.
  29 июня на новом выстроенном в Тобольске боте, носившем довольно странное
наименование - "Обь-Почтальон", в сопровождении дубельшлюпки под
управлением штурмана Кошелева, Овцын вышел в море; всего в экспедиции
участвовало 70 человек. По дороге был забран оставленный в предшествующие
плавания на берегах губы провиант. Льдов не встретили, но сильно
задерживались ветрами с туманами; тормозила также поход сильно отстававшая
дубельшлюпка.
  3 августа на широте 72ё с радостью увидели сопровождавший экспедицию по
берегу караван. От проводников узнали, что продовольственные магазины ими
уже сооружены в намеченных местах. Продолжая плыть к северу, 7 августа
вышли наконец в открытое море; огромная Обская губа была теперь позади.
Вскоре заприметили на горизонте, впервые за все это плавание, льды. "Вода
здесь была весьма солона и горька, цветом темноголубая, глубины 7 сажен".
Пройдя еще немного вперед и достигнув широты 74ё 2', подошли к кромке
льдов, залегавших "необозримою массою на севере и на западе буграми, над
которыми летали черные чайки, и видели здесь кита, пускавшего высокие
фонтаны. Глубина увеличилась до 12 сажен".
  Проницательный Овцын сумел ориентироваться в окружающей обстановке, он
верно заключил, что Обская губа пройдена им целиком, что материковый берег
здесь оканчивается, а потому, не дожидаясь своего коллеги Малыгина,
который и в самом деле вскоре сюда прибыл вместе со Скуратовым, Овцын,
"произведя консилиум", повернул к востоку. 16 августа моряки обошли мыс
Матте-соль (Тупой мыс). Занеся мыс на карту (шир. 73ё15') и поставив на
нем знак с надписью о совершенном подвиге, пошли в Енисейскую губу. И,
наконец, 31 августа, "хотя через великие трудности", входили в Енисей,
которого не могли столько времени достичь.
  После короткой остановки для свидания с ожидавшими и приветствовавшими
экспедицию казаками, отправились вверх по Енисею в Туруханск, но прибыть
туда за поздним временем не удалось; застигнутые в нескольких верстах от
города морозами, моряки принуждены были здесь зазимовать.
  Поручив штурману Минину в следующее лето (1738) заняться исследованием
земель к востоку от устья Енисея, т.-е. попытаться обойти огромный
Таймырский полуостров, сам Овцын отправился с донесением в Петербург.
Ободренный успехом, полный дальнейших планов, моряк вскоре же думал
вернуться, чтобы принять на себя руководство экспедицией. Но злой язык
ябедника, тайного недоброжелателя Овцына, разбил его карьеру.
  Вообще надо сказать, что кляузы, доносы, всякого рода интриги, скандалы,
недоброжелательства и ссоры - эти исконные напасти старой русской жизни,
это настоящее ее проклятье - широко развернулись во все продолжение
Великой Северной экспедиции.
  Лишь только Овцын приехал в Тобольск, как был арестован и препровожден в
Тайную розыскных дел канцелярию, где ему предъявили обвинение в дружеском
обхождении в скучном Березове с сосланным туда князем И. А. Долгоруким*.
Овцына судили и, разжаловав в матросы, послали в Охотск к Берингу**. Вот
"милостивая награда", которую получил злополучный моряк за труднейший
поход по отысканию северного морского пути из Оби в Енисей***.
  Работу Овцына продолжали штурманы Минин и Стерлегов. 4 июня 1738 года они
совместно с Паренаго и Лескиным вышли из Туруханска в море для
обследования берегов совершенно неведомого им Таймырского полуострова. В
этот поход морякам удалось, миновав Ефремов Камень, достичь, хотя и с
большими трудностями, 73ё14'. Они добрались до того места, откуда берег
стал уклоняться к востоку. Но дальше морякам не удалось