и грузов из сибирских центров в Охотск. Этот достойный
мореплаватель снискал к себе глубокое уважение всех своих товарищей.
"Весьма замечательно, - говорит Соколов, - что в кляузных делах этой
экспедиции, в которой все члены перессорились между собой и чернили друг
друга в доносах, имя Чирикова остается почти неприкосновенным; мы не нашли
на него ни одной жалобы".
  В Сибирь с Чириковым отправились его жена и дочь. Разрушив в камчатской
экспедиции вконец свое здоровье, Чириков уже не смог поправиться. По
окончании ее он находился в Енисейске "в крайней слабости здоровья своего;
к томуж и от цынготной болезни, которая постигла его в бытность в
камчатской экспедиции, совершенно не освободился, понеже от оной и поныне
некоторые зубы у него трясутся". Скончался Чириков в 1749 году в
Петербурге от чахотки. Он оставил интереснейшие отчеты о Великой Северной
экспедиции.
  Третьей яркой фигурой экспедиции является соотечественник Беринга -
капитан Мартин Петрович Шлангберг. Самоотверженный, решительный и опытный
мореплаватель, Шпангберг, однако, вследствие своего неукротимого нрава и
грубости надолго оставил по себе в Сибири дурную славу. Его характеристика
в изображении уже цитированного нами А. Соколова крайне нелестна. Соколов
повествует о нем как о человеке без образования, жестоком до варварства и
к тому же жадном до приобретений. "Молва о нем, - писал он, - разнеслась
по всей Сибири и долго хранилась в народной памяти. Напуганные его
самовольством и дерзостью, сибиряки видели в нем: некоторые - "генерала",
другие - "беглого каторжника", всегда сопровождаемого огромной собакой,
которою, говорили, при случае он травил оскорблявших его".
  Но ничто не характеризует в такой степени крутых и жестоких нравов того
времени и черствой неблагодарности правительства, как случай с самим
Шпангбергом. Когда, по окончании экспедиции, сделавший так много для нее
моряк, бывший несколько раз на краю гибели и отчаянно голодавший, не
испросив разрешения, возвратился утомленным в Петербург, он был за, это
судим и приговорен к смертной казни, от которой был освобожден лишь по
ходатайству датского посланника. Скончался Шпангберг в 1761 году в чине
капитана I ранга.
  О прочих участниках экспедиции мы скажем в своем месте при подробном
обзоре хода самой экспедиции.
  Как известно, в экспедиции принимали участие также академики и ученые
Российской Академии Наук: двадцативосьмилетний академик, немецкий
профессор истории и этнографии Гергардт Фридрих Миллер (1705-1783),
неутомимый и энергичный исследователь, по возвращении из экспедиции давший
в "Sammulung russischer Geschichte" солидный историко-этнографический
труд, которые впервые познакомил с прежней жизнью сибирских народов, с
путешествиями русских на Восток, с завоеванием и колонизацией Сибири и со
многим другим. Статьи Миллера и теперь являются исходным пунктом всякого
исторического знакомства с северной Азией и в частности с Великой Северной
экспедицией. Как Миллеру, так и другим академикам был открыт доступ во все
русские архивы и библиотеки и дано право делать из отчетов, рукописей и
книг нужные им выписки. Важным следствием этого явилось обнаружение
Миллером в якутском архиве ценнейшего, совершенно забытого отчета о
плавании Семена Дежнева, о чем мы упоминали выше. В экспедиции Беринга
Миллеру было поручено заведывание всей научной частью.
  Ближайшим соратником Миллера был еще более молодой академик, профессор
Тюбингенского университета по кафедре "химии и науки о травах" (ботаники)
Иоганн Георг Гмелин (1709-1755). Этому "просвещенному и страстному к науке
германцу" было всего лишь 24 года. И Миллер и Гмелин сопровождали
экспедицию лишь до Якутска, куда оба прибыли в сентябре 1735 года после
двухлетних скитаний по северной Сибири, посвященных всякого рода
исследованиям. И еще долго они путешествовали по Сибири, Гмелин даже
вплоть до самого окончания экспедиции, т.-е. до 1743 года. Заслуга Гмелина
как специалиста заключается прежде всего в его трудах в области ботаники:
он первый познакомил нас с сибирской флорой во всем ее объеме. Несмотря на
молодость, Гмелин обладал энциклопедическими познаниями в естественных
науках. Он первый указал на необычайные зимние холода в восточной Сибири,
равно как и на то, что земля там в течение летних месяцев оттаивает лишь
на несколько футов, открыв таким образом вечную мерзлоту северных окраин
Сибири. По возвращении из экспедиции Гмелин вновь уехал к себе на родину в
Тюбинген, где продолжал читать лекции по ботанике.
  В 1740 году к экспедиции присоединился еще один немецкий ученый - академик
Иоганн Эбергардт Фишер (1697-1771). Историк и археолог, он посвятил себя
главным образом изучению прошлого Сибири, в результате чего (сначала в
Германии, а затем в переводе и в России) был издан его известный труд
"История Сибири". Труд этот написан целиком на основании материалов,
добытых им в камчатской экспедиции. Впоследствии им написаны также
"Догадки о происхождении американцев".
  Из-за недостатка отпущенных им средств, немецкие профессора ограничились
работами на континенте и не принимали участия в морских походах экспедиции.
  Георг Вильгельм Стеллер (1709 - 1746), адъюнкт Российской Академии Наук,
также принял уже позднее по предложению Гмелина участие в экспедиции в
качестве натуралиста и сопровождал два года Беринга в его плавании к
берегам Америки. После этого он еще два года самостоятельно изучал
Камчатку и умер на пути в Якутск, недалеко от Тюмени. Стеллер, типичный
представитель экспериментальной науки того времени, горел подлинным
энтузиазмом к знанию и ко всякого рода научным открытиям. Темпераментный,
энергичный, талантливый, неутомимый, он был настоящей находкой для
Берингова предприятия. Он оставил чрезвычайно яркий след в науке. Его
мастерские описания многих представителей сибирской фауны и до сих пор
можно считать образцовыми. После его смерти, в издании Академии Наук
появился его труд "Морские звери", изданный потом в немецком переводе. В
этом сочинении описана, между прочим, уже вымершая, открытая моряками на
острове Беринга морская корова. В 1774 году издано его подробное описание
Камчатки, и, наконец, Палласом опубликованы посмертные записки его
путешествия из Петропавловска на Камчатке к берегам Америки.
  И, наконец, в экспедиции принял участие известный французский
астроном-академик Иосиф Делиль де-ла-Кройер (1688-1769), приглашенный
Петром I в Россию в 1725 году. Первоначальная цель путешествия Делиля в
Сибирь состояла в наблюдении прохождения Меркурия. В 1740 году должно было
происходить прохождекие этой планеты через диск солнца; невидимое в
Европе, оно могло быть хорошо наблюдаемо в северных районах Сибири.
Путешествие Делиля в Сибирь не было, таким образом, в прямой связи с
Великой Северной экспедицией. Но задернутое по большей части облаками небо
и вообще неблагоприятная погода, препятствовавшая наблюдению важного для
астронома явления, и все более возраставший его интерес к заданиям
огромной экспедиции заставили Делиля расширить программу своей работы в
Сибири. Он занялся также астрономическими определениями главных пунктов,
через которые пролегал его путь, обучая практически астрономии и геодезии
сопровождавших его учеников, и, наконец, разыскивал разные специальные
старые русские карты в архивах сибирских городов. Снабженный именным
указом, Делиль с двадцатью спутниками, в числе коих находились его
помощники, воспитанники Морской академии, механики, рисовальщики и пр., 14
марта 1740 года выехал из Петербурга. Он вез с собой целую обсерваторию,
целый арсенал приборов и инструментов, сюда входили: зрительная труба,
работы Кампани, длиною 15 футов, "невтоньянский" телескоп около 7 футов
длины, несколько малых зрительных труб, часы, термометры, компасы и т. д.
Следование экспедиции и перевозка огромных, тяжелых, неудобных
инструментов были сопряжены, разумеется, с исключительными трудностями и
хлопотами. По счастью, путешествие в Сибирь было совершено зимою, санным
путем, что и дало возможность доставить инструменты в полной исправности.
  Как ученый, Делиль отличался необычайной продуктивностью. Его рукописи и
наблюдения, составляющие около 200 портфелей, находятся во французском
Морском архиве и в Парижской обсерватории. Его научная переписка со всеми
астрономами того времени составляет 14 томов. Делиль между прочим первым
предложил пользоваться пороховыми сигналами для определения разности
долгот; он уже усовершенствовал предложенный Галлеем способ определения
солнечного параллакса из прохождений Венеры; для составления карты России
он выработал особую проекцию. В 1747 году Делиль вернулся в Париж.
  В Великой Северной экспедиции принимал также участие младший брат Делиля -
Людовик, известный у нас под именем Лакройера, также астроном и географ.
Однако, как ни протежировал ему его знаменитый брат, из Людовика ничего
путного не получилось. Пьяница и невежда, он, как только мог, пользовал
свое положение и заботился прежде всего о приобретении всякими способами
мехов. Как ни странно, но все почти историографы Великой Северной
экспедиции останавливаются именно на нем и ничего не говорят о его
знаменитом брате.
  По обычаю того времени экспедиция носила строго секретный характер, и
официальные инструкции всем начальникам, на случай их встречи с
иностранцами, были даны иного содержания, а именно: необходимо было
говорить им, что экспедиция осуществляется по воле Петра I, с
исключительной целью выяснения вопроса, соединяется ли Азия с Америкой,
или нет. Мотивы этого засекречивания, как и предыдущих камчатских
экспедиций, весьма пагубно отразившегося на своевременном использовании ее
результатов и способствовавшего утрате многих ценнейших документов, и до
сих пор вызывают недоумение и недостаточно выяснены. Касаясь первой
камчатской экспедиции, знаменитый Карл Бер делает следующее весьма
возможное предположение об истинных задачах этого похода. "Да будет мне
позволено, - говорит Бер в своей статье "Заслуги Петра Великого по части
распространения географических познаний*", - сделать очень вероятное, по
моему мнению, предположение насчет цели этого путешествия. В первой
половине XVII столетия пронесся слух, что на северо-восток от Японии есть
земля, или остров, чрезвычайно изобилующий золотом и серебром. Голландский
корабль "Кастрикоме" ходил, как достоверно известно, отыскивать эту землю
благородных металлов. Возвратясь, командир корабля донес, что он приставал
к берегу, названному им Компанейскою землею, на котором земля была будто
бы совершенно серебристого цвета, но распускалась в воде. О плавании
корабля "Кастрикоме" много было толков в начале XVIII столетия. Петр, при
своей любви к географии, не мог не слышать об этой экспедиции. И вот
узнает он от Козыревского, что японцы вывозят с одного необитаемого
Курильского острова какой-то минерал. Как было не подумать, что, может
быть, это-то и есть серебряный остров? Таинственность экспедиции в таком
случае очень понятна. Государь не был уверен в том, что подобная
экспедиция не покажется смешною. И, в самом деле, о ней не осталось бы и
малейшего известия, если бы Миллер не был лично знаком с капитаном
корабля, не знавшим впрочем настоящей цели путешествия".
  Компанейская земля, как мы видели выше, оказалась мифом. Повидимому,
капитан корабля "Кастрикоме" принял за эту землю один из Курильских
островов, с которого, как утверждал еще Петр Козыревский, японцы вывозят
какой-то минерал. Узнав об этом, Петр I немедленно же отправил туда в 1719
году двух геодезистов - Евреинова и Лужина, снабдив их собственноручной
тайной инструкциею. В данной же им открытой официальной инструкции цель
экспедиции не была объяснена, в ней только сказано: "Ехать до Камчатки и
далее, куда вам указано"; кроме того, геодезистам поручалось собрать
побольше сведений о Японии и выяснить, не соединена ли Америка с Азиею. По
окончании экспедиции они имели личное свидание с императором в Казани;
каково было содержание их донесения, до сих пор остается неизвестным.
Крайне интересно отметить лишь, что уже тогда поднят был у нас вопрос о
связи Азии с Америкой.
  Участие в Великой Северной экспедиции большого числа высокообразованных
иностранцев, опубликовавших по окончании экспедиции поучительные
сочинения, можно сказать, спасло во многом грандиозное предприятие от
более или менее полного забвения. Слабое развитие в ту пору в России
образования и интереса к науке как нельзя более способствовало бы этому.
  Отправление экспедиции в путь началось в феврале 1733 года.
Продолжительность ее была рассчитана на шесть лет. Весь начальствующий
состав и многие нижние чины двинулись в дальний путь в сопровождении
семей, жен и детей. Многие ехали навсегда. Всего отправилось 546 человек.
Длинен и разнообразен состав участников экспедиции, в нее входили: морские
офицеры (начальники отдельных партий), штурманы и подштурманы, штурманские
ученики, гардемарины, комиссары, шкиперы, подшкиперы, боцманы и
боцманматы, квартирмейстеры, ботовые и шлюпочные мастера, трубачи,
барабанщики, канониры, матросы, конопатчики, парусники, плотники, купоры,
солдаты и капралы, сержанты, лекари и подлекари, профессора и академики,
адъюнкт, студенты, инструментальный мастер, живописцы, рисовальщики,
переводчики, геодезисты с учениками, пробирных дел мастер и, наконец,
рудознатцы, как называли в то время специалистов горного дела. Из этого
списка мы убеждаемся в основательности экспедиции и многочисленности
возложенных на нее задач.
  Программа отбытия партий, отправляемых частями, была детально разработана.
Первым уехал лейтенант Овцын для дальнейших подготовительных работ в
Казань; следом за ним отбыл Шпангберг с мастеровыми в Охотск для
сооружения там судостроительных верфей. В марте отправились к местам
назначения все остальные участники экспедиции, за ними потянулись
бесконечные обозы со всякого рода инструментами, корабельными
принадлежностями и строительным материалом, заготовленным Петербургским
адмиралтейством. Последними отправились академики со студентами и
геодезистами, нагруженные всякого рода кладью.
  Путешествие академиков с самого начала было обставлено со всем возможным
по тому времени комфортом. Достаточно сказать, что на каждого академика
полагалось по десяти подвод, куда они могли разместить свои инструменты,
книги и материалы. Сами они восседали в удобных колясках, по рекам же
совершали свое путешествие на специально построенных для этой цели судах.
Академики Гмелин и Миллер с особенным удовольствием подчеркивают
предоставленные для них удобства, давшие им возможность, не отвлекаясь
никакими тяготами и дорожными хлопотами в неизвестной, плохо
организованной для передвижений стране, отдаться всецело наблюдениям и
научной работе.
  Миллер так отзывается об одной из поездок по Лене: "Быть может, еще
никогда не было путешествия, соединенного с такими удобствами". Позднее
Иосиф Делиль так описывал своей сестре приготовления к дальнейшему
путешествию: "Могу тебе сообщить, что относительно продовольствия, дорог и
безопасности мы снабжены всем, что только можно было предвидеть; мы даже
имеем повара, прачку, плотника, столяра и других мастеровых, причем
некоторые из наших слуг умеют печь хлебы, варить пиво и т. д."
Ввиду того, что Делилю пришлось везти с собой груз (астрономические
инструменты), значительно больший по объему и тяжести, чем прочим
академикам, ему было дано 25 подвод, запряженных каждая четверкой.
  Главный караван морской экспедиции до Твери следовал на подводах; далее до
Казани плыли по Волге на специально оборудованных для целей экспедиции
судах. От Казани до Тобольска, где зазимовали, следовали опять на
подводах. Первый этап пути был, таким образом, здесь закончен.
  Из отдельных партий, входивших в комплекс Великой Северной экспедиции,
раньше других приступила к работе партия, предназначенная для описи
берегов от Архангельска до устья Оби. Оно и понятно, - ведь этой партии,
как наиболее западной, не пришлось проделывать столь дальнего пути, чтобы
прибыть к месту своего назначения, подобно всем прочим партиям.
  (Рис.4)
План описи северных берегов от Архангельска до крайнего северовосточного
пункта Сибири и далее до Камчатки был составлен по тому времени очень
дельно и во многом предусмотрительно, однако выполнение этого плана
оказалось значительно более трудным, нежели предполагалось, хотя и были
учтены всевозможные неожиданности. Тогдашние карты изображали северное
прибрежье Азии довольно неопределенными, более или менее фантастическими
линиями, далеко же вытянувшиеся на север полуострова были и вовсе
неизвестны, вследствие чего Обский полуостров, два Таймырских мыса, Святой
Нос и мыс Шелагский, как не предвиденные и не учтенные составителями
планов, представили совершенно неожиданные затруднения: прошли годы, пока
большую часть этих препятствий обошли морем или объехали сухим путем. По
замечанию одного моряка из Адмиралтейств-коллегий, не было на ту пору
"никаких достоверных не только карт, но и ведомости". Не будем забывать,
что все известные тогда сведения о северном береге России сводились к
плаваниям по морям и рекам далеко не умудренных научным опытом, а часто и
вовсе безграмотных казаков и промышленников, плававших из Белого моря в
Карское. Да и о них узнали достоверно лишь впоследствии, когда академик
Миллер смахнул пыль с полок якутского архива в 1736 году.
  Наши мореплаватели, следовательно, отправлялись в совершенно девственную,
неведомую им страну и притом мрачную, пустынную и холодную. "Труды и
лишения, - замечает Соколов, - беспрестанная борьба и почти беспрестанная
неудача - такова участь этих деятелей! Ни больших выгод им не
предвиделось, ни большой славы себе они не могли ожидать. И между тем,
исполняя суровый долг, они совершили такие чудные подвиги, каких очень
немного в истории мореплавания; они сделали такие приобретения, которые и
поныне не потеряли своей цены". И, в самом деле, усилия исследователей
того времени, увенчавшиеся крупными, но сопряженными с неимоверной
затратой труда успехами, - навсегда должны остаться памятниками мужества и
упорства. Корабли затирались льдами, но экипаж не оставлял своего дела.
Зимовки в полярных пустынях среди самых жестоких условий жизни вскоре
стали делом самым обыкновенным. На берегах Хатанги, например, люди,
лишенные всякой возможности добыть огня, чтобы согреться от невыносимой
стужи, выкапывали в мерзлой земле ямы и вповалку ложились друг на друга.
Но об этом ниже, а сейчас обратимся к первому этапу Великой Северной
экспедиции - работе архангельско-обской партии, которой после упорной
борьбы с бурями и льдами удалось, наконец, лишь в 1737 году, после
четырехлетней работы, достигнуть цели, т.-е. преодолеть путь из
Архангельска до устья Оби. Таким образом, благодаря энергии ее
руководителей Малыгина и Скуратова была разрешена проблема
северовосточного прохода, по крайней мере в том смысле, как это понимали в
XVIII столетии.

  ПЕРВЫЕ МОРЕПЛАВАТЕЛИ К УСТЬЮ РЕКИ ОБИ

  Сооружение судов для обской экспедиции. - Состав экспедиции. - Неудачные
попытки лейтенантов Муравьева и Павлова достигнуть устья Оби. - Кормщик
Язжин. - Удачные обследования геодезистом Селифантовым берегов Ямала. -
Новый руководитель обской экспедиции лейтенант С. Г. Малыгин. - Постройка
новых судов. - Авария. - Приход новых кораблей. - Через льды Карского
моря. - Достижение устья реки Кары. - Зимовка. - Достижение Оби. - Зимовка
в Березове. - Обратный путь. - По льдинам на берег. - Возвращение в
Архангельск

  Первый отряд Великой Северной экспедиции - обский - удачнее было бы
назвать карским, так как район его действия составляло почти исключительно
Карское море. Что же касается описи берегов от Архангельска и до входа в
Карское море - Югорского Шара, то в таковой почти не было необходимости
ввиду сравнительно достаточной по тому времени обследованности этого уже
проторенного пути в океан.
  Для плавания был