х, разыскал меня. Приш„л, прежде
всего чтобы познакомиться, а также чтобы одновременно попросить на память
одну книжку. Я удивился, но он с улыбкой повторил:
  - Да, только одну книгу. Запретный при царском режиме томик стихотворений
Пушкина.
  Эта книжка для него, объяснил Парфенов, имела большое значение, поскольку
дед е„ очень любил, часто декламировал по ней стихи великого поэта, делал
в ней заметки, и она стала близка сердцу Николая Никитича. Поэтому он и
просил эту книгу.
  Я был несколько удивл„н необычным и довольно скромным желанием и даже уже
направился в библиотеку, намереваясь отыскать книжку. В это время мама
подавала чай, и, услышав, что я ищу, задумалась, а затем вызвала меня в
соседнюю комнату.
  - Ты, мальчик, забыл, что я тебе говорила? Припомни дедушкино письмо о
том, что в этой книге твой отец найд„т ценные данные о тайге. Только из-за
преждевременной папиной смерти она целые годы лежит незамеченной. Сколько
раз я тебе говорила: просмотри е„ внимательно. Ты же совсем погряз в
научных книгах и не имеешь времени прочесть книжку, на которую так часто
ссылался дедушка... Теперь за ней приезжает из Сибири человек и ты хочешь
е„ отдать. Плохо ты ценишь память о дедушке.
  Мама была права. Я обнял е„ и вышел к гостю. Объяснил ему, что этой книжки
не могу отдать. Может быть, его удовлетворит какая-нибудь другая памятка?
Николай Никитич очень расстроился и в конце концов предложил мне за не„
удивительно высокую цену. Мол, не хотел меня обидеть, но книжка - это его
мания, и потому он бы за не„ заплатил.
  Однако я остался при сво„м решении, и посетитель вскоре уш„л. На прощание
он подчеркнул, что понимает меня, но может быть, я еще раздумаю, и поэтому
он позволит себе зайти перед отъездом.
  Вполне понятно, неожиданный посетитель после длительного периода снова
разбудил воспоминания о дедушке. Я разыскал старые бумаги отца и начал
просматривать их. Здесь были письма, которые отец писал с фронта во время
первой мировой войны. В последнем письме он мечтал о том, что приедет в
отпуск, восторгался мамой, мной и только что родившейся сестр„нкой. Но не
приехал! Накануне отъезда домой он погиб...
  Среди всевозможных писем и докладов лежал большой конверт, на котором
маминым почерком было написано: "Завещание дедушки". Я когда-то уже читал
пожелтевшие странички писем, телеграмм... Признаюсь, что теперь я почти
ничего не помнил и поэтому сейчас читал вс„ это с большим интересом.
Письмо было адресовано моему отцу. В нем говорилось:

  "Дорогой сын!
  Шлю горячий и, наверное, уже последний привет и поцелуй тебе и моему
внучонку...Завещаю русскому народу большое сокровище, которое я наш„л и о
котором я тебе говорил... Однако сокровище не должно попасть в руки наших
врагов, а поэтому не передавай этого завещания народу прежде, чем он не
станет свободным и навсегда исчезнет соболья шапка3, которая всех нас
угнетает и связывает. Шапка, покрытая золотом, драгоценностями и кровью...
Когда сбудутся пророческие слова моего любимого, величайшего поэта...
тогда настанет время. Не забудь, что в нашей небольшой библиотечке
хранится настоящее сокровище и что книга является ключом к богатству для
грядущего свободного поколения.
  Твой любящий отец".

  Как видите, письмо было написано совсем необычным и чересчур высокопарным
стилем и поэтому казалось загадочным и понятным только тем, кто знал
слабости дедушки и все обстоятельства, связанные с ними.
  Книга, о которой он упоминал, и была небольшим томиком стихотворений
Пушкина. Вс„ это мне смутно припоминалось, хотя отец мне однажды что-то
рассказывал. Я долго вспоминал, пока меня не одолел сон. Дальнейшие
розыски я отложил на следующий день.
  Утром, как всегда, я проходил около памятника Пушкину, но на этот раз я
остановился и задумался. На память мне пришли стихи:
  Товарищ, верь: взойд„т она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
  Должен вам сказать, Рудольф Рудольфович, что неожиданно меня охватило
волнение. Я решил поскорее вернуться домой и прочесть последние письма
дедушки и записки отца. Мне захотелось как можно скорее просмотреть книгу
и найти именно это стихотворение.
  Сразу после возвращения из института я нашел е„. С волнением листал
страницы, пока, наконец, не увидел нужных строк. Тут мне стало вс„ ясно.
Под стихотворением рукой дедушки было написано:
  "57ё 25'8" с. ш.
  128ё 12'5" в. д.
  Сурунган. - Поющие г.
  Наслоения и деформации.
  Частое чередование сло„в.
  Молодая формация".
  Дальше следовала небольшая карта, несколько непонятных чисел и линий. Я
сообразил, что здесь указана географическая широта и долгота определ„нного
места, его название и обращалось внимание на особенности осадочных пород.
Поскольку дома у меня не было подробной карты, я переписал все данные и
перерисовал карту в свой блокнот. На следующий день в
научно-исследовательском институте, где я работаю, пробовал на подробной
карте Сибири найти по своим записям указанное в них место. Однако мне не
удалось найти ни названия "Сурунган", ни "Певучие г." Я подумал, что речь
ид„т о "Певучей долине", в которой дедушка много лет прожил. День спустя я
навестил своего дядю, биолога Реткина.
  Дядя придавал завещанию дедушки куда большее значение, чем я. Он
советовал, чтобы я вполне официально добивался экспедиции в указанное
место. Но я не решался. Кто его знает, что дедушка считал "сокровищем".
  Позднее, уступая настояниям дяди, я пообещал, что весь двухмесячный отпуск
пожертвую на поездку в сибирскую тайгу, именно в Сурунганские горы.
  Домой возвращался далеко за полночь. Я живу в живописном пригороде
Ленинграда, Лесном, которое вы, наверное, знаете. У нас там собственная
дача. Входная дверь оказалась незапертой, и я встревожился. Мама уехала на
противоположный конец города к сестре, а все двери настежь!
  На пороге сидел кот Васька и приветствовал меня обычным мурлыканьем. Это
меня несколько успокоило, но когда я прош„л через переднюю, то услышал в
комнатах торопливые шаги. Вслед за тем что-то упало и задребезжало окно. Я
схватил первое, что попалось под руки, быстро распахнул дверь комнаты, но
там никого не оказалось. В т„мную комнату проникал только свет уличного
фонаря.
  Я повернул выключатель, и комната залилась светом, было очевидно, что
здесь хозяйничали воры. Шкаф открыт, а ящики секретера и буфета выдвинуты
и вс„ перерыто. В соседней комнате, в мо„м кабинете, еще больший
беспорядок. Запертый письменный стол оказался взломанным.
  Но наибольший хаос был в библиотеке. Часть книг валялась на полу,
переписанные на машинке страницы моей научной работы были разбросаны,
телефонный шнур оборван. Войдя, наконец, в спальню, я был удивл„н царившим
там порядком. Взломан был только шкаф, но, по-видимому, из него ничего не
взяли. Я схватил сво„ охотничье ружье, зарядил его и выбежал во двор.
Вполне понятно, преступников и след простыл.
  - Куда это вы с ружьем в такую темень? - громко спросил меня кто-то.
  Это был милиционер, которому я торопливо рассказал о случившемся. Он пош„л
со мной на дачу, сообщил о происшествии в угрозыск, вскоре прибыли
сотрудники с овчаркой.
  Спросили меня, что украдено. Мне не сразу удалось это установить.
Несколько колец и фотоаппарат. Сотрудники угрозыска пожали плечами и
заявили, что ни один вор не стал бы перерывать трех комнат, чтобы забрать
только эти вещи, не трогая других, более ценных. Например, в комоде
оставались золотые часы с цепочкой и еще два кольца моего отца, несколько
других драгоценностей. Воры искали что-то другое.
  Тем временем служебная собака дошла по следу преступников до главной улицы
и там остановилась. Выяснилось, что вор уехал на мотоцикле, и это
затрудняло его преследование. Составив протокол, сотрудники угрозыска
пообещали, что займутся данным случаем, и ушли.
  В ту ночь я не мог заснуть. Вс„ задавал вопрос: что же искал "вор"? Лишь к
утру я догадался еще раз осмотреть письменный стол и книжный шкаф. И, к
своему величайшему изумлению, установил, что отсутствовали некоторые
дедушкины письма и томик стихотворений Пушкина. Тут мне стало вс„ понятно!
Насколько же я был глуп, что не придавал соответствующего значения
завещанию дедушки! К счастью, идя к дяде, я захватил с собой последнее
дедушкино письмо с его завещанием, а также дневник моего отца об его
поездках в Певучую долину. Мой блокнот тоже находился в кармане. Таким
образом, в руки "воров" попали лишь несколько дедушкиных писем и книга с
планом описания места.
  Мне пришло в голову, не был ли визит старого сибиряка в какой-либо связи с
вторжением воров? Однако казалось совершенно невероятным, чтобы Николай
Никитич, которому, по моему мнению, было лет 70-75, мог пойти на столь
рискованное дело. Со взломом связана смелость, ловкость и проворство, и,
наконец, езда на мотоцикле для столь пожилого человека была совершенно
недоступна. Позднее я сообразил, что старик, так настойчиво выпрашивавший
книгу, мог иметь сообщников. И вс„ же мне не удалось прийти ни к какому
выводу.
  Через несколько дней опять пришел сибиряк спросить, не передумал ли я и не
уступлю ли ему книгу? Он говорил так трогательно и с таким почтением к
моему дедушке, что я окончательно отказался от подозрений.
  Тем не менее о пропаже книги я не упомянул и повторил лишь то, что говорил
при его первом посещении. Вскоре Николай Никитич откланялся и напомнил,
что двери его дома в Чите для меня всегда будут широко открыты. Он
обиделся бы на меня, если я, будучи в Сибири, не загляну к нему.
  Из ненужной вежливости я, по правде, ему сказал, что летом поеду в тайгу
и, если представится возможность, остановлюсь у него.
  Так закончилась, а вернее сказать началась, вся история с наследством
моего дедушки.
  Вскоре мой дядя Реткин уехал в командировку на Дальний Восток и в поезде
познакомился с вами и с Петром Андреевичем Чижовым. Это знакомство имело
для меня большое значение. Из разговоров с Чижовым дядя узнал о Вертловке,
о Певучей долине и даже о том, что еще жив близкий друг моего дедушки
Родион Родионович Орлов. Тем самым моя поездка в неизвестные края
значительно облегчалась. Вс„ же из осторожности настоящей причины моего
предстоящего приезда дядя Чижову не сообщил, а лишь упомянул, что я приеду
вместе с ним. Оста„тся добавить, что я посвятил в тайну истинной причины
своей поездки в тайгу только директора нашего научно-исследовательского
института. Я уважаю его за отеческое отношение ко мне и к другим научным
работникам.
  Он решил, что моя поездка будет считаться служебной командировкой. То есть
она явится рекогносцировкой неизвестных та„жных уголков для будущей
научной экспедиции с большим числом участников. Договариваясь со мной, он
подчеркнул, что действительная цель моего путешествия будет скрыта.
Относительно забравшихся воров и похищения книги он придерживался своего
собственного мнения и не разделял моих взглядов, что визит сибиряка и
вторжение воров были случайным стечением обстоятельств. Призывал к
осторожности и советовал обязательно рассказать обо вс„м кому следует.
  Тогда я считал это излишним, однако теперь вижу, что сделал крупную
ошибку. Первая неожиданность меня встретила в Чите, когда, как вам
известно, я задержался в пути. Дело в том, что туда еще раньше выехала
наша изыскательская экспедиция для исследования Яблонового хребта. Мне
было поручено обсудить с начальником экспедиции некоторые дополнительные
задачи. Пользуясь случаем, я хотел проведать Николая Никитича Парфенова,
выдававшего себя за друга моего дедушки. Но по указанному адресу я его не
нашел! Мало того. В соседних домах Парфенова никто не знал. Поэтому не
удивляйтесь, что, приехав в Вертловку, я так упорно замалчивал настоящую
цель путешествия. Однако я никак не мог предполагать, чтобы наглость
неизвестных мерзавцев могла зайти так далеко, чтобы они покушались на
меня. Но нападение показало истинный замысел злоумышленников, и, может
быть, в н„м принимал участие и старик Парфенов.
  Одно остается загадкой: как они могли так быстро узнать о нашей поездке и
даже опередить и устроить засаду. Что это за люди, так хорошо знающие
неизведанные и труднодоступные места и глухую тайгу? Дорога к Сурунганским
горам почти никому не известна. Поэтому я считаю нападение заранее
подготовленным. По-видимому, нас нарочно завели в узкое ущелье, а это
значит, что Еменка нас предал. Считаете ли вы это возможным?
  Меня чересчур поразило откровение Олега, и на его вопрос я не смог сразу
ответить. Оправдалось мое подозрение, что Олег скрывал цель своего
путешествия, но в то же время рассказанное им превзошло всякие ожидания.
  Геолог нетерпеливо ждал ответа, но я колебался, и он недовольно сдвинул
брови.
  - Подождите, Олег Андреевич, - успокоил я его, - нельзя же на такой
серьезный вопрос ответить сразу... Я думаю, что вы ошибаетесь.
  - Допустим. Но тогда перед нами вовсе неразрешимая загадка.
  - Я думаю, что в этом случае мы сейчас не разбер„мся, однако сомневаюсь,
чтобы этого нам не удалось сделать позднее.
  - Позднее это будет ни к чему. Представьте себе, эти негодяи доберутся до
Сурунганских гор раньше нас.
  - Вряд ли. После неудачного нападения они не посмеют обогнать нас или еще
раз показаться. Знаете, что мне пришло в голову?.. Наверное, они вс„ время
шли за нами по пятам
  - Это невозможно, ведь они поджидали нас в каменном ущелье
- Вы правы, - согласился я, - и поэтому думаю, что этот случай не так
прост, чтобы нам удалось разрешить его вдво„м.
  - Значит, исходя из принципа чем больше голов, тем больше ума, следует еще
кого-нибудь посвятить в эту историю.
  - Я думаю, наиболее разумным было бы посвятить Чижова и лучше всего еще
сегодня.
  Немного подумав, Олег согласился. Я заш„л в соседнюю палатку и попросил
Петра Андреевича заглянуть к нам. Предполагая, что Олегу стало хуже, он
последовал за мной, а увидев его, осведомился о здоровье.
  - Зависит от вас, сохраню ли я его, - серь„зно ответил Олег.
  Охотник удивился, - какое он мог иметь отношение к здоровью геолога.
Рассказ Олега его прямо-таки ошеломил. Он долго молчал, затем, стараясь
говорить по возможности спокойно, сказал:
  - Тайгу-то я знаю. Но тут трудно разобраться, каким образом эти стервецы
здесь так быстро появились и что они еще замышляют. Однако совершенно
бессмысленно подозревать Еменку. За него я голову на отсечение даю. Тут
замешан кто-то другой!..
  - Значит, вы уже кого-нибудь подозреваете? - возбужд„нно допытывался Олег.
  - Нет, и вообще ничего не понимаю. А вам я советую, чтобы вы не ломали над
этим голову и спокойно спали. Ночью на нас никто не напад„т. Наши собаки -
над„жные сторожа. Если кто к палаткам приблизится, они сразу поднимут
тревогу...
  - Этого мы не боимся! - перебил его геолог. - Только прошу вас еще об
одном: остальным ни слова!
  - Хорошо, хоть и неохотно, но сделаю по-вашему.
  После ухода Чижова Олег задумался и, по-видимому, был недоволен его
решением, так как нервно произнес:
  - Мне кажется, на Петра Андреевича большее впечатление произвел рассказ о
завещании дедушки. А то, что меня ожидает, его особенно не беспокоит.
  - У меня не сложилось такого мнения. Ведь вы должны понимать, что он
сибиряк, та„жный охотник, наверное, пережил немало тяж„лых минут и опасных
происшествий. Наоборот, его спокойствие является доказательством
хладнокровия. Будьте уверены, Чижов сделает вс„, чтобы обеспечить
безопасность и самое быстрое продвижение к Сурунганским горам. Кстати, что
означает написанное "Певучие г."? Вероятно, Певучие горы?
  - Да. Наверное, это название, которое присвоили горам эвенки, хотя слово
"Сурунган" тоже эвенкийского происхождения. Что оно означает, я до сих пор
не знаю.
  - Еменку спрашивали?
  - Нет. Я был доволен, что он и Чижов сразу догадались, о каких горах ид„т
речь, хотя названия "Сурунган" нет ни на одной карте. Надо будет спросить.
  - Я думаю давно пора. Может быть, название "Певучие" или "Сурунган" вам
что-нибудь объяснит. А теперь советую вам: спите! Вам нужен покой и сон.
Спокойной ночи!
  Не знаю, когда заснул Олег, потому что, едва закрывшись как следует в
сво„м спальном мешке, я уже спал и проснулся, лишь услышав звуки обычного
будильника: кукареканье Чижова.
  П„тр Андреевич был весел и на вид совершенно беззаботен. Во время завтрака
он встал, хлопнул в ладоши и объявил:
  - Товарищи, прошу внимания.
  - Негодяи, которые напали на нас, наверное, обосновались именно в этих,
наиболее отдал„нных местах. Никто не может ручаться, что они не повторят
своей неудачной попытки. Замыслы бродяг неизвестны. Мы хорошо знаем, что
это значит, скрываться в тайге и избегать человеческого жилья. Судя по
всему, им не хватает самых жизненно необходимых предметов: им нужны
патроны, да и соль тоже... Видно, они в таком состоянии, что готовы пойти
на вс„. Иначе бы едва ли посмели напасть на нас, тем более что этим они
открыли сво„ присутствие. Нам нужно остерегаться этих бродяг. Поэтому
предлагаю соблюдать следующий порядок: иметь передовое и боковое охранение
нашей кавалькады, выдерживать дистанцию между ездоками, вьючных лошадей,
которые особенно привлекают бандитов, вести сразу же за первым ездоком. И
главное, никто из нас не смеет отставать или удаляться от остальных.
Первым поедет Еменка, замыкающим я. Вс„! Возражения есть?
  Наступила тишина. Еменка, видно, из чувства приличия и уважения к Петру
Андреевичу сразу же согласился, в то время как Старобор запустил руку в
волосы и что-то проворчал. Тамара смотрела поочередно то на говорившего,
то на Олега, который упорно молчал, а я был его достойным партнером.
Отозвался только Шульгин, заявивший, что подобные предосторожности
совершенно излишни. Банда, если вообще о таковой может быть разговор, едва
ли посмеет повторить нападение, так как она уже выдала сво„ присутствие и,
наверное, уже скрылась подальше, чтобы избежать дальнейших встреч.
  Несмотря на вескость его доводов, Чижов упорно стоял на сво„м и по
установившемуся обычаю поставил сво„ предложение на голосование. Шульгину,
единственному голосовавшему против, пришлось согласиться с мнением
остальных.
  Олег чувствовал себя вполне сносно и только избегал встрясок и быстрых
движений головой. Поэтому ехали мы медленно. Тамара непрерывно кричала
Еменке, чтобы выбирал дорогу получше. Олег благодарно улыбался.
  Было жарко и безветренно. Вдали над тайгой поднималась т„мная вершина
безымянной горы, которая время от времени терялась за высокой стеной
деревьев. Наконец узенькая тропинка вошла под сомкнутый свод деревьев,
куда не проникал ни единый луч солнца. К полудню мы добрались до малой
речушки и устроили небольшой привал. Пока Тамара со Старобором готовили
обед, мы купались в холодной воде и вылезли из не„ стуча зубами. Наши
лошади тоже вошли в воду, нашли более глубокие места и с видимым
удовольствием погрузились так, что торчали из воды только их головы.
  Дальнейший путь прош„л без каких-либо препятствий и неожиданностей. Даже
на открытых местах мы соблюдали установленный порядок, а когда уже
вечерело, Еменка и Чижов выбирали для лагеря такое место, где незаметное
приближение кого бы то ни было почти исключалось. Мы остановились в узкой
долине, по которой с одной стороны протекала довольно широкая река, а с
другой - поднималась отвесная скала. При осмотре окрестностей выяснилось,
что за рекой тянулись обширные болота. Значит, с той стороны опасаться
было нечего. Крутая скала с южной стороны была совершенно недоступна, и,
таким образом, оставался единственный подступ по долине, который стерегли
собаки.
  На небосклоне постепенно угасали красные отблески вечерней зари и алые
облачка теряли свой блеск, пока не слились с наступающими сумерками.
Последние лучи солнца ложились на скалу узкими полосами и окрашивали
одиночные деревья и кусты во все цвета радуги.
  Потянул ветерок, зашелестел в верхушках деревьев. Темнота опустила на
землю свой занавес.
  Где-то поблизости протяжно прокрича