ПУТЕШЕСТИЯ, ПРИКЛЮЧЕНИЯ, ФАНТАСТИКА

          ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
                                МОСКВА 1961



РУДОЛЬФ ЛУСКАЧ

                        ЗАВЕЩАНИЕ ТА‚ЖНОГО ОХОТНИКА


                               RUDOLF LUSKAC

                                   ODKAZ
                                LOVCE TAJGA

                                   PRAHA


  Сокращенный перевод с чешского
  Л. В. ЯКУБОВИЧА

  Ответственный редактор
  доктор биологических наук
  Г. В. КРЫЛОВ

  Литературная редакция
  члена Союза советских писателей
  Г. Г. ХАЛИЛЕЦКОГО

  Художники;
  Т. АЛЕКСЕЕВА и Е. АСМАНОВ

  В этой увлекательной повести события развертываются на звериных тропах, в
таежных селениях, в далеких стойбищах Романтикой подвига дышат страницы
книги, герои которой живут поисками природных кладов сибирской тайги
Автор книги - чешский коммунист, проживший в Советском Союзе около
двадцати лет и побывавший во многих его районах, в том числе в Сибири и на
Дальнем Востоке.

  ПРЕДИСЛОВИЕ

  Письмо было из Праги.
  На листке бумаги в левом верхнем углу, там, где у нас обычно ставят
крупный фиолетовый штамп, стояло: "Рудольф Лускач, инженер".
  Инженер?.. Я только что прочел перевод его книги "Завещание таежного
охотника" и готов был поклясться, - да нет, у меня ни на минуту не
возникало в этом сомнения! - что это произведение профессионала,
художника, опытного и зрелого.
  Так кто же все-таки он: инженер или писатель?
  Пожалуй, и то и другое Я мысленно представил себе этого
шестидесятилетнего, но еще полного стремительной энергии, привычно
собранного человека: путешествия сохраняют молодость.
  Я уже кое-что знал о Рудольфе Лускаче, письмо объясняло остальное. Сложна
и полна неожиданностей, поисков, приключений его биография. Любознательная
тяга к природе, к е„ изучению, к охотничьим скитаниям и в то же время
постоянная верность своей основной профессии (Р. Лускач - инженер лесной
промышленности) нераздельно сочетаются в этой биографии с литературным
творчеством.
  Лускач был участником Великой Отечественной войны.
  Собственно, на войне-то и родилось решение Р. Лускача взяться за перо.
Было это так. На коротких привалах, ночью, в какой-нибудь полуразрушенной
избушке, где усталые бойцы находили свой недолгий приют, веселый и словно
никогда не утомляющийся майор Лускач начинал что-нибудь рассказывать.
  А рассказывать ему было о ч„м. Он вспоминал свои бесконечные охотничьи
скитания, случавшиеся с ним приключения в лесах Карелии, Урала, Восточной
Сибири, - много сотен километров пришлось ему до войны по таежным тропам
исходить с охотничьим ружьем. О многом знал Р. Лускач, да и рассказчиком
был мастерским. Природа нечасто наделяет людей таким внимательным взглядом
и ненасытной любознательностью.
  Перед мысленным взором слушателей простирались шумные, густо-зеленые леса.
Вот прошел, настороженно прислушиваясь, ловкий в движениях медведь: только
в сказках он неуклюжий увалень. Вот пролетела в вышине стремительная
белочка - а вы знаете, почему она летает?..
  Так рождались эти неписаные рассказы.
  "Слушатели мне советовали: напишите обо вс„м этом - это очень интересно, -
вспоминает Р. Лускач. - Но всерьез взяться за перо удалось лишь после
войны, когда я вернулся на свою освобожденную Родину..."
И вс„ в его рассказах так или иначе было неизменно связано с Советским
Союзом.

  * * *

  Еще в 1927 году, когда он по приглашению советского правительства приехал
в числе других зарубежных специалистов в нашу страну, началось его
знакомство с яркой, неповторимо прекрасной природой самых различных кра„в
и областей Советского Союза.
  "По поручению Лесотехнической академии, - пишет об этих днях Р. Лускач, -
я часто выезжал для оказания помощи в создании механизированных
лесопунктов на Урал, в Сибирь, на Дальний Север". Там-то, в этих долгих и
порой нелегких, но неизменно увлекательных, романтических поездках и
походах, и накапливались впечатления, наблюдения, образы, которые потом
легли на страницы приключенческих и краеведческих книг.
  Принято считать, что краеведческая литература - литература специальная,
рассчитанная на определенный, всегда узкий, круг читателей. Р. Лускач
впоследствии оказался в числе тех, кто опроверг это мнение: он создал
книги, сразу ставшие массовыми. Произведения Р. Лускача выдержали не менее
трех-четырех изданий, а это даже далеко не каждому роману дано.
  Но как же вс„-таки он стал писателем?
  Он просто вспомнил сво„ обещание, данное однополчанам. Вспомнил... и
взялся за перо.
  Нет, это не было праздной забавой. Сразу же после войны, вернувшись в
освобожденную родную Чехословакию, Лускач поставил себе целью -
познакомить читателей своей родины с щедрой русской природой, с нашим
животным и растительным миром, с увлекательными приключениями охотников в
русских лесах.
  Первая такая его книга - "Зеленый рай" - была издана в Праге в 1947 году,
а затем выдержала несколько переизданий, пользуясь неизменным успехом. О
ней писали как о крупном событии в литературной жизни страны, в
библиотеках на нее был огромный спрос.
  Это был развернутый, образный рассказ о Карелии, о е„ сказочных необъятных
лесах, о том, как интересны и поучительны охотничьи скитания в них.
  Вслед за этим вышла вторая книга - "Раздолье без границ", - отразившая
многочисленные впечатления автора, накопившиеся за годы его жизни в
Советском Союзе. Успех книги превзошел все ожидания: в Чехословакии она
была переиздана четырежды, в Венгрии - дважды, издается в Польше.
  "Без преувеличений говоря, - пишет Лускач, - эту книгу знают в
Чехословакии почти все: от школьника до старика".
  После выхода книги в Германской Демократической Республике, где она также
приобрела широкую известность, одно из охотничьих обществ (в городе
Циттау) вопреки протесту автора приняло имя Рудольфа Лускача.
  В 1954 году в Праге была издана его третья книга - "Охотники большой
страны". Книга состоит из очерков об охотниках и охоте, о природе и
животном мире некоторых областей Советского Союза.
  Наконец, еще годом позднее читатели Чехословакии познакомились с четвертой
книгой Р. Лускача - "Завещание таежного охотника"; этой-то книгой и
открывается знакомство советских читателей с творчеством чешского друга.
  В чем же секрет успеха книг чешского инженера-путешественника?
  Прежде всего в той огромной и чистой любви, которой овеяно его отношение к
природе. В произведениях Р. Лускача каждый пейзаж, каждая художественная
деталь как бы согреты теплом его живого сердца. Что-то пришвинское, зоркое
и мудрое есть в его изображении русской природы - это картины, несущие
определенную мысль, картины с большим и серьезным подтекстом.
  О ч„м бы он ни писал: о звенящей ли родниковой чистой горной реке, или о
белоствольных березках, или о ярких закатах над тайгой, - везде не просто
гамма удачно подобранных красок: эти краски греют сердце, заставляют
думать о красоте и радости жизни.
  Второе достоинство книг Р. Лускача - в широте авторской эрудиции, в
богатстве познаний писателя. Как ни странно звучит эта похвала, в ней,
право же, немалый смысл. Далеко не всякий художник может с такой же
тщательной подробностью и осведомленностью рассказать, как растет
таинственный корень женьшень, и какие следы оставляет на тропе легкая
кабарга, и как по-разному ведут себя в различных случаях таежные птицы, и
как разжигается костер в сырую, туманную непогоду...
  Интересные подробности, которыми так щедры страницы повестей Р. Лускача,
нельзя ни вычитать в книгах, ни выдумать за письменным столом. Их можно
было раздобыть только в таежных чащах, у ночного костра, на звериной тропе
- жизнь охотно награждает ими пытливых и ищущих.
  Кажется, нет предмета, о котором Р. Лускач не сообщил бы что-то такое,
чего до него читатель почти наверняка не знал.
  Это богатство авторских познаний делает книги Р. Лускача не только
художественно, но и познавательно ценными.
  Повести Р. Лускача "Завещание таежного охотника" нельзя отказать и еще в
одном немаловажном качестве: она занимательна.
  Р. Лускач умеет строить повествование так, что главу за главой читаешь
буквально не переводя дыхания.
  Больше того, повесть "Завещание таежного охотника", пожалуй, даже
перенасыщена приключениями.
  Кто же станет спорить? Всякий, кто хаживал по сибирской или
дальневосточной тайге, знает, что в приключениях и неожиданностях там
недостатка нет.
  Автор сознательно "перен„с" некоторые природные особенности
восточносибирской тайги в другие области и насытил рассказы о них
многочисленными охотничьими приключениями.
  Развертывая события где-то в верхнем Приамурье и отрогах Станового хребта,
между станциями Сковородино и Невер и вершинами рек Олекмы и Алдана,
писатель придал отдельным ландшафтам черты нижнего Приамурья
Он как бы отодвинул к северо-западу границу распространения маньчжурского
дуба и женьшеня, а также тигра, кабана и пятнистого оленя. От этого
повесть стала более насыщенной ботаническими и зоологическими фактами,
правда менее достоверными с точки зрения действительности. Вымышлены также
и некоторые географические названия.
  Таковы особенности книги, о которых следует предупредить читателя. Следует
помнить, что события в повести происходят в начале тридцатых годов, и
тайга тех лет - безразлично, уссурийская она или забайкальская -
значительно отличается от тайги сегодняшней, в которой пролегли дороги,
протянулись провода, появились многочисленные крупные механизированные
леспромхозы, поселки, города.
  Можно не сомневаться, что советские читатели с интересом прочтут книгу
своего зарубежного друга, которая проникнута любовью к нашим родным краям,
к их природе, широкому сибирскому раздолью, к милой нашему сердцу отчей
земле.

  Г. Халилецкий


                                  Глава 1


  ДОРОГА В СИБИРЬ

  Я торопился.
  До отправления поезда оставались минуты, а я только выходил из машины у
Ярославского вокзала.
  С этого вокзала отходят поезда дальнего следования, и здесь очень людно.
Пробравшись сквозь толпу, я, наконец, остановился перед своим вагоном.
Проводник встретил меня обычным приветствием, проверил билет и проводил до
купе, где на мягких диванах уже сидели два пассажира. Таким образом,
создавалась компания, которой предстояло провести не один день в общем
доме на колесах - до Сибири ехать долго!.. Разместив багаж, я присел у
окна и взглянул на часы, через несколько минут мы поедем.
  Поезд уже тронулся, когда в купе вошли проводник и четвертый пассажир -
высокий молодой человек. Проводник поучал:
  - Поезд дальнего следования не пригородная электричка, второго поезда
сегодня уже не будет...
  - На вокзал меня в„з товарищ, у него своя машина, - оправдывался юноша, -
а по дороге лопнула камера...
  Проводник кивнул головой и снисходительно добавил:
  - Случается. Только надо всегда рассчитывать, чтобы время в запасе было...
Так, пожалуйста, ваше двенадцатое место.
  Пассажир поблагодарил и, уложив свои чемоданы, сел, громко вздохнул и
вытер высокий лоб. Улыбнувшись нам так, что сверкнул ряд ослепительно
белых зубов, молодой человек начал разминать затекшие пальцы рук. Потом,
окинув нас взглядом, сказал:
  - Поезд едва не ушел у меня из-под носа.
  Полный, круглолицый мужчина средних лет, лежавший на верхней полке,
спросил:
  - Далеко едете?
  - В Сибирь, - лаконично отозвался юноша.
  - В Сибирь?.. - мужчина усмехнулся. - Сибирь - понятие растяжимое. Не то
что я любопытен, но, когда говорят о Сибири, для меня это всегда звучит
по-особенному...
  - Вы сибиряк? - живо спросил молодой человек.
  - Да. И родом и по месту жительства, - он назвал город, в котором живет. -
Если к нам едете, рад быть вам полезным.
  - Спасибо, только я еду дальше, в Приамурье.
  - Ну тогда звать не могу. Небось не на прогулку едете, - произнес сибиряк.
  Я невольно улыбнулся.
  - А есть люди, которые в Сибирь едут именно на прогулку. Скажем, из
Ленинграда на Амур.
  - Хотел бы увидеть такого человека, - засмеялся юноша.
  - Могу вам представить его, - я привстал и поклонился. В купе стало тихо,
взгляды тр„х пассажиров устремились на меня.
  - Шутите? - бросил сибиряк.
  - Ничуть. Я еду как раз на прогулку. Вернее, в отпуск. Хочу там
поохотиться...
  - Смотри ты, в какую даль теперь забираются туристы, - засмеялся молчавший
до сих пор третий пассажир.
  - Доеду до станции Сковородино, - пояснил я, - а дальше на какой-нибудь
попутной машине. Вы, случайно, не в те места направляетесь?
  Мой вопрос был самым обычным, и потому меня удивило, что молодой человек
посмотрел на меня изумл„нно и ответил после короткого раздумья.
  - Это действительно поразительное совпадение! Я тоже еду туда...
  - Вот видите, значит, попутчик, - обрадовался я.
  Все присутствующие представились друг другу. Я узнал, что молодого
человека зовут Олегом Андреевичем Феклистовым, работает он в Ленинградском
геологическом институте научным сотрудником; Иван Иванович Рогаткин -
сибиряк, возвращается в Иркутск из Москвы с конференции меховщиков.
Наконец, последний пассажир - агроном Борис Степанович Холкин, из
Красноярска.
  Что касается меня, то я еду по приглашению сибирского охотника, с которым
познакомился примерно год назад, во время моей первой поездки по Сибири.
  Несколько лет я работал в Ленинграде, в тресте лесной промышленности. В
прошлом году в Омске проходила конференция по вопросам заготовки древесины
в Западной Сибири. Там я познакомился со старым охотником - Петром
Андреевичем Чижовым. Он так увлекательно рассказывал о своих удивительных
приключениях в тайге, что я решил провести свой отпуск в глухом таежном
уголке.
  Мои спутники сразу узнали во мне иностранца, хотя я уже восьмой год жил в
Советском Союзе и хорошо владел русским языком. Поговорив, мы пришли к
общему выводу, что для чехов некоторые тонкости русского произношения
представляют немалую трудность.
  - Не огорчайтесь, - заметил агроном. Главное, что у нас вы нашли себе
отличное применение. А это для специалиста - счастье!
  Потом разговор перешел на Прагу; мы вспоминали е„ исторические памятники,
вспомнили Яна Гуса, Жижку, других борцов за независимость чешского народа.
  Признаться, я был немало удивлен тем, что мои собеседники так хорошо знают
историю моей родины, в особенности агроном, поразивший меня глубиной
знаний.
  - Вс„ очень просто, - объяснял он с улыбкой. - Я родился в бывшей
Волынской губернии, а там жило много чехов. В молодости я неплохо умел
объясняться по-чешски, даже с чешскими скороговорками справлялся.
  Он дружелюбно рассмеялся:
  - Чешских охотников я знавал, но не встречал никого, кто жертвовал бы
своим временем и ехал тысячи километров ради охоты в тайге. А тем более
летом. Летом-то ведь нет охоты на пушного зверя. Видимо, вы страстный
охотник.
  - С ружьем и удочкой я прошел леса Карелии и Севера, но тайги не знаю, -
сознался я. - Для меня тайга - книга за семью замками...
  - Вот это настоящий охотничий характер, - перебил меня Рогаткин. - Я вас
понимаю, Рудольф Рудольфович. Тайга, честное слово, стоит того, чтобы
пожертвовать ради нее отпуском. Но эго, конечно, по плечу только тому, кто
охотник с большой буквы!
  - По-вашему получается, - вступил в разговор наш молодой геолог, - что
обычному человеку не выдержать в тайге?
  - Позволю себе утверждать: да! Конечно, я не хочу сказать, что все, кто
охотится в тайге, люди необычные. Взгляните хотя бы на меня... -
воскликнул Рогаткин, встал, раскинул руки и повернулся кругом.
  Мы рассмеялись. А Рогаткин снова сел, закурил папиросу и продолжал:
  - В тайге шага не шагнешь без того, чтобы тебе не грозили неожиданные
трудности и препятствия. Но нашего брата-охотника почему в тайгу тянет?
Потому, что она полна сокровищ! Еще никто не сумел подсчитать всех
богатств тайги. Не только тех, что под землей или в недрах гор, но и тех,
что бегают по земле: мягкое золото.
  - Вы говорите о пушнине? - переспросили мы.
  - Конечно, о ней. И ведь тут, как и в геологии, без знаний, без
наблюдательности охотнику в тайге делать нечего. Допустим, соболь. Он
осторожен, хитер, когда его преследуют, может целый день идти "поверху":
перепрыгивать с дерева на дерево, и хоть бы ему что!
  Сибиряк помолчал, тяжело вздохнул и сказал:
  - Нет, что ни говорите, трудный кусок хлеба у охотника!
  Феклистов с нескрываемым интересом следил за рассказом Рогаткина. Я
спросил: не охотник ли он? Геолог ответил утвердительно и добавил, что с
нетерпением ждет охоты в тайге.
  - Значит, нашего полку прибыло, - заметил я, - вы, конечно, охотитесь на
крупных хищников - на медведя, на тигра?
  - Что вы, что вы! Я не настолько опытен, чтобы отважиться идти на медведя.
А уж о тигре и говорить нечего. Больше всего меня интересует одно
сокровище тайги - соболь.
  - Соболь? - удивился Рогаткин. - Так ведь на него охотятся только зимой.
  Геолог смутился, но его выручил агроном Холкин:
  - По-видимому, вы хотите только наблюдать за соболем?
  - Вот именно, - сразу же подтвердил юноша. - Я хочу... поближе
познакомиться с жизнью этого зверька.
  Рогаткин, спрятав улыбку, заметил:
  - Очень интересное занятие. Только неудачное время года. Сейчас, в конце
лета, выслеживать соболя почти невозможно. Просто удивляюсь, как вы этого
не учли... Может быть, у вас еще какое дело есть, а ради соболя в такую
дальнюю дорогу кто ж пустится?..
  Феклистов с минуту помолчал, потом произнес негромко:
  - Да, работы будет немало.
  Такое объяснение звучало довольно скупо, и вся история с соболем
показалась нам странной. Самый факт, что геолог увлекается наблюдением за
соболем, был необычен. Или он подшучивал над нами, или скрывал
действительную цель своей поездки. Заинтересовавшись, я спросил:
  - Должно быть, вы едете в тайгу на геологические изыскания?
  - Нет, моя поездка носит иной характер. Она связана с научной работой
моего дяди - биолога. Он сам хотел поехать в тайгу, но его неожиданно
послали на Международную конференцию в Стокгольм. И я еду вместо него...
  Я невольно насторожился: неужели еще одно совпадение?! Дело в том, что
вместе со мной должен был ехать один биолог, который, как и я, принял в
прошлом году приглашение старого охотника. И вот месяц назад мы с ним
списались и обо вс„м условились, но в последний момент он позвонил, что
выезжает в Стокгольм. В день своего отъезда я получил от него письмо, но
торопился на вокзал и, не читая, положил его в портфель.
  - Я знаю одного биолога... Анастасия Серафимовича Реткина, - неуверенно
начал я. - Мы с ним...
  - Мой дядя! - перебил удивленный геолог. - Значит, вы тоже едете к Петру
Андреевичу Чижову?
  - Угадали, - рассмеялся я. - Стало быть, речь идет об одном и том же
приглашении. До полной компании не хватает еще третьего - профессора
Гулкова. Но он писал мне, что, к сожалению, поехать с нами не сможет:
занят. Разве дядя ничего не говорил вам о нас, о нашем уговоре?..
  - По правде говоря, он что-то об этом говорил мне, даже описал каждого из
вас. Но в спешке я все запамятовал... Может быть, вам это покажется
странным, но, право же, голова у меня была забита совсем другим!
  - Понимаю. Я тоже не успел прочесть письмо вашего дяди...
  Письмо биолога Реткина было коротко. Он сообщал, что у Чижова я встречу
его племянника, Олега Андреевича Феклистова, и просил помочь ему в работе,
которая, по-видимому, будет нелегкой, но обещает быть интересной.
  Письмо заставило меня задуматься: странное дело, Реткин просил помочь его
племяннику, а ни словом не упоминал, о какой работе идет речь.
  - Насколько мне известно, дядя предупредил Чижова о мо„м приезде. На
всякий случай у меня с собой еще одно письмо... - сказал Олег.
  - Значит, едем вместе...
  - К сожалению, - возразил геолог, - я должен сойти раньше. Мне нужно
задержаться в Чите по служебным делам. Так что у Петра Андреевича вы
будете раньше меня...
  - Передать ему письмо в