Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
ен, посмотри получше - не кажется ли тебе, что сегодня звезда
намного выше, чем в предыдущие ночи?
Только теперь он заметил Агбонгботиле и обратил внимание, что говорит с
Яхубеном, сам не зная почему, на языке племени даза. Он повернулся к
старику:
- Ты видел меня? Я думал, что ты спишь... Скажи мне, Агбонгботиле, когда
вы увидели эту звезду на небе?
Старик опустил глаза и задумался. С тех пор как он заметил, что чужеземцы
удивляются появлению звезды,
Агбонгботиле стал еще более озабоченным.
- Мне кажется, что она уже две ночи на небе, да и размером вроде стала
больше, - сказал он. - Бог не хочет быть к нам милосердным: Нтомби нет, вы
нас забрали в рабство. Вероятно, Тела прав.
- Кто такой Тела? Тот толстый колдун? - спросил Аута.
- Да, Он говорит, что вас прислал бог с той звезды.
- Глупости! Этой звезды совсем не было не только когда мы двинулись в
путь, но и много позже того, как начался поход. И ты думаешь, что каждый
раз, когда армия Страны Вод вторгается в какие-либо государства, на небе
появляется новая странная звезда?
- Показывалась! - сказал Яхубен. - Когда я впервые был в стране Ретену,
тогда появилась звезда с хвостом.
- Знаю! - ответил, улыбаясь, Аута. - Жрец страны Аккад утверждал, что
звезда явилась, чтобы своим хвостом вымести армию атлантов. Тефнахт говорил
наоборот: чтобы смести войска стран Ретену, Аккад и Шумер... Но звезда
никого не тронула. Ушла так же, как и пришла. Атлантов же и воинов Ретену
погибло немало. А корабли Атлантиды ушли, нагруженные рабами и добычей.
- А кто такая Нтомби? - спросил Яхубен. Разговор о звездах ему не
особенно нравился. - Ты сказал, что ее уже нет. А кто же она такая?
Агбонгботиле знаком попросил замолчать и показал головой на Май-Бака.
Аута прошептал Яхубену на языке атлантов:
- Вероятно, это та черная девушка, которую любил Май-Бака. Узнаем в
другой раз.
Но Май-Бака услышал имя девушки, произнесенное довольно громко чужим
солдатом. Подойдя к ним поближе, он произнес:
- Нтомби самая красивая девушка нашего племени. Ее зря послали Тела и
Танкоко в темную ночь на юг...
Он замолк. Подступивший к горлу комок перехватил дыхание.
- Зачем ее послали? - спросил с любопытством Яхубен.
- Для того чтобы умилостивить бога, который смотрел на нас одним глазом.
- Какой бог?.. А, та большая звезда! Ну и как, смилостивился?
Май-Бака грустно посмотрел на солдата.
- Разве не видишь? - И Май-Бака показал ему на звезду. - Он смотрит
теперь на нас с еще большим гневом.
- Ну, а если все же бог увидит ее... - прервал его Агбонгботиле.
Но Май-Бака сделал то, на что раньше никогда не решился бы, - перебил
старика:
- Если бы бог ее увидел, он не мог бы не прийти в восхищение от ее
красоты. Бог знал, что Нтомби была дарована ему.
- Ну, а вдруг богу она не понравилась и он приказал львам растерзать ее?
- спросил Яхубен.
Май-Бака отвернулся и скрипнул зубами. Аута тут же перепрыгнул через
забор и взял его за руку.
- Послушай, Май-Бака, может быть, Нтомби не погибла. Может быть, она
вернется назад... Звезде не нужна земная девушка.
Май-Бака повернулся к нему и посмотрел на него с невыразимой радостью.
Еще никто не поддержал в нем слабую надежду на то, что Нтомби, может быть,
жива.
- Да, - сказал он, - после рыкания льва я еще слышал ее пение.
- Ты любишь Нтомби, и, может быть, она снова будет твоей! - сказал
дружелюбно Аута. Май-Бака на это грустно ответил:
- Как ты узнал? Откуда ты знаешь, что я ее люблю? Ты что, прочел в моем
сердце? Но Нтомби более никогда не будет принадлежать тому, кто ее любит.
Даже если она вернется, Май-Бака к тому времени будет рабом далеко, в вашей
проклятой стране.
- И все-таки до ухода у нас остается несколько дней.
- Кто знает! - прошептал Аута. Однако в голосе его не прозвучала
уверенность.
Черная бездна неба и ее звезды стали растворяться в водянистой серой мгле
раннего утра. Прошло немного времени, и странная звезда исчезла совсем.
Солнце поднималось из песка, освещая баобаб и финиковые пальмы оазиса.
Яхубен обошел забор и вошел в загон.
- Как вы смогли пройти через песчаную пустыню? - спросил Агбонгботиле с
целью отвлечь Май-Баку от мрачных мыслей о потерянной им Нтомби.
- Тяжело было! - ответил Аута. - Вероятно, было бы куда лучше, если бы мы
вообще не приходили...
- Ничего не поделаешь, пришли, - сказал старик. - Мы знали, что вы
приближаетесь.
Яхубен с удивлением повернулся в сторону старика, но тут послышался голос
Ауты:
- Мы знали, что вам известно о нашем приходе. Вот почему мы обходили все
оазисы. Барабаны в этих краях не спали: они, как ветер, разносили эту весть.
Яхубен, разинув рот от удивления, глядел по очереди то на одного, то на
другого.
- Вы не встретили зверей? - спросил Май-Бака.
- Нет. Но если бы даже и встретили, то Яхубен храбрый солдат, в армии нет
лучшего стрелка, чем он.
Яхубен принял важный вид от переполнившей его гордости и совсем забыл о
барабанах в пустыне.
- Да как же вы не заблудились в песках? - спросил опять Агбонгботиле.
- Пустыня мне известна с детства, - сказал Аута. - Но я никогда не знал
ее так, как знаю теперь. Мы вдвоем, Яхубен и я, шли впереди армии на
расстоянии одного ночного перехода и каждый день думали, что не сможем идти
дальше. Однако на следующую ночь мы шли дальше так же, как в предшествующую.
Зной не раз доводил нас до полного изнурения. Мы слышали, как трескались
песчаные камни. Однажды у меня так пересохло горло и в рот набилось столько
горячей пыли, что я сказал себе: вот он, вкус смерти! Но это ощущение
прошло, как любой другой привкус, и мы остались живы. Вот и все. Но не я
достоин удивления: я, как и вы, родился в этих песках. А вот Яхубен - это
удивительный человек. Он житель страны, где воды так же много, как и
воздуха, а жара там в степях вполовину меньше, чем у вас в тени под листьями
баобаба. Он никогда не видел пустыни и, впервые встретившись здесь с ней,
преодолел все ее трудности.
Яхубен был просто счастлив. Он с признательностью взглянул на Ауту. Если
бы было можно и они были бы только вдвоем, он не посмотрел бы на то, что
Аута раб, и бросился бы его обнимать.
Май-Бака впервые с доверием посмотрел на Яхубена.
Вдруг в южной части деревни послышались крики. Как все селения негров,
маленькую деревню оазиса можно было охватить сразу одним взглядом. Женщины
кричали, но, казалось, кричали от радости - чувство, которое в создавшихся
условиях было неестественным.
Один из вновь захваченных рабов, который был обязан приносить еду для
своих собратьев в загоне, быстро подошел и, поставив скудную еду на землю,
крикнул:
- Они привели Нтомби! Нтомби здесь! Май-Бака почувствовал, как у него
задрожал подбородок. Он не осмеливался приблизиться к забору, чтобы
убедиться, в самом ли деле она пришла. Тогда к другому краю загона заковылял
Агбонгботиле. Вслед за ним пошел и солдат Яхубен, чтобы узнать, кто такая
Нтомби. Аута тоже хотел было пойти вместе со всеми, но ему не хотелось
оставлять Май-Баку одного.
Вскоре к ним возвратился Яхубен. Он был весел и еще издалека закричал:
- Пришла! Ее нашли на дереве; она туда от страха залезла. - Подойдя к
Ауте поближе, он прошептал ему: - Не пустить ли ее в загон?..
Не говоря ни слова о причинах своих волнений, Май-Бака умоляюще смотрел
на Ауту. Беспокойство овладело и Аутой, он не знал, как ему быть. Дело
принимало нелегкий оборот. Пуарем не хотел обременять армию рабынями,
особенно из черных племен. Однако в Атлантиде давно установился обычай не
разлучать рабов с их женами. Здесь Пуарем был хозяином, и ему не хотелось,
чтобы женщины были обузой в пути и сокращали тем самым скорость передвижения
армии. "А что, если попросить Тефнахта как исключение взять с собой
одну-единственную рабыню? - думал Аута. - Но тогда Май-Бака вряд ли
согласится быть выделенным изо всех своих собратьев..."
- Пойду к светлейшему Тефнахту, - сказал Аута, прервав свои размышления.
И он не спеша направился к палатке жреца. Негры с надеждой и любопытством
смотрели ему вслед. Шел он медленно, чтобы как-то выиграть время и все
обдумать. Он еще не знал, что скажет Тефнахту, но чувствовал, что следует
просить его не за одну рабыню, а за всех.
Жрец Тефнахт сидел на ложе, сплетенном из веток и покрытом несколькими
леопардовыми шкурами, в тени огромного тента из толстой ткани, через которую
не проникали лучи солнца. Два раба обмахивали его опахалами из страусовых
перьев, привязанных к длинным ручкам, сплетенным из молодых тростинок.
Увидев Ауту, Тефнахт, казалось, не удивился его появлению. Он отложил
дощечку и заостренную медную иглу с инкрустированной орькалком2 ручкой.
- Господин... - обратился Аута, склоняясь в поклоне перед ним.
- Знаю, опять явился с просьбой о сострадании к рабам. А не кажется ли
тебе, Аута, что смысл нашего прихода сюда не в сострадании, а в величии
исполнения плана нашего бога и правителя, да будет он вечен, здоров и
могуществен. Я думаю, что достаточно того великодушия, которое мы проявили
по отношению к этим подлецам: те, кто остаются в своей деревне, не будут
убиты. Ясно?
- Ясно, господин...
Тефнахт внимательно следил за его глазами: они, казалось отражали
безграничное уважение, но от жреца, хорошо знавшего людей, не ускользнул тот
резкий огонек который блеснул в обычно задумчивых глазах раба. Однако желая
показать себя великодушным, Тефнахт произнес:
- Скажи, зачем пришел? Слушаю тебя.
- Одного из рабов, которого я выбрал, господин, может быть самого ловкого
и самого сильного среди всех имевшихся в Атлантиде, я думаю, для пользы дела
не следовало бы разделять с любимой им девушкой, которую солдаты привели с
юга. Она из племени даза, из этой деревни.
Тефнахт нахмурился.
- Ты хорошо знаешь, что мы не собираемся приводить рабынь в Атлантиду.
Храбрый Пуарем считает, что женщины будут обузой в продолжительном походе,
они даже не возместят работой свое пропитание.
Мускулы лица Ауты слегка дрогнули.
- Знаю, господин.
- Полагаю, тебе известно, что такое раб? - И Тефнахт бросил на него
насмешливый взгляд. - До чего бы докатилась наша великая страна, если бы мы
заботились о любовных отношениях наших рабов и рабынь? Чего же им надобно?
Пищу им даем. Никто их не убивает.
- Знаю, господин. Но мужчины без любимых ими женщин не смогут быть
сноровистыми, хорошими работниками для свершения великих планов... И прошу
снисхождения, господин мой, за напоминание, что у племен даза и теза люди
самые ловкие и самые работящие из всей этой части света. Самых сильных быков
и даже слонов нельзя научить ремеслу, которое необходимо при постройке
дворцов Атлантиды. Поэтому я смиренно прошу моего господина Тефнахта,
мудрость и великодушие которого сверкают повсюду, согласиться взять рабынь
не столько для несчастных рабов, сколько для расцвета Атлантиды.
Тефнахту нравилось, когда его восхваляли. Однако он принял решение, и ему
не хотелось его отменять. Но вместе с тем его радовала мысль еще раз
досадить Пуарему, которого он терпеть не мог. В конце концов, сыном Бога
Силы был он, а не Пуарем. И тогда с видом особого великодушия он произнес:
- Хорошо, пусть будет так... Можешь пойти и сказать своим друзьям, что
сын Бога Силы выполняет их просьбу. Но каждый возьмет только по одной
женщине. Им хватит по одной. Пуарем прав... Не забудь: завтра на заре
трогаемся.
Не показав своего удивления, Аута поклонился и, не моргнув, произнес:
- Благодарю моего господина за его доброту и мудрость!
Тефнахт взял дощечку с нанесенным на нее слоем мягкого воска и начал
сосредоточенно писать. Инкрустированная орькалком ручка переливалась разными
огнями. Но глаза жреца Бога Силы незаметно следили за уходящим странным и
мудрым рабом. Он видел, как Аута еще с полдороги стал делать знаки неграм,
которые стояли в загоне, опершись на забор. Когда Аута подошел к ним, рабы
встретили его радостными криками.
Тефнахт на мгновение задумался, потом позвал слугу, хотел что-то ему
сказать, но забыл и вдруг неожиданно для самого себя спросил совсем не о
том, о чем хотел:
- Что за рабыню привели наши солдаты с юга?
- Много привели черных рабынь, господин. И особенно рабов. Может быть,
господин спрашивает о той самой рабыне, красавице, которую зовут Нтомби?
- И что ж, уж так она красива?
- Господин приказывает привести ее сюда?
Тефнахт сердито сжал губы:
- Нет. Я спросил просто так. Можешь идти. И Тефнахт, повертев ручку
пальцами, украшенными кольцами, с удовольствием посмотрел на переливающуюся
огоньками инкрустацию орькалком.
Из загона до него доносились неясные голоса. Он более не смотрел туда,
зная, что ему все равно не удастся понять ни чужой язык, ни увидеть лицо
девушки, которую солдаты повели к ее любимому.
ГЛАВА VII
Рабов отобрали. Остались лишь немногие, самые слабые; их пощадили и не
стали убивать. Вокруг нескольких писарей толпились отобранные рабы -
мужчины. Женщины считались лишними или взятыми из милости и поэтому записи
не подлежали. По решению Пуарема пища давалась только мужчинам. Им не
оставалось ничего иного, как делиться ею с женщинами, с которыми они не
могли расстаться. Писарь, подвернув ноги под себя, аккуратно списывал с
глиняных дощечек на свиток папируса имена рабов и их возраст.
Рабы говорили между собой вполголоса. Несколько надсмотрщиков и солдат
держали в руках бичи и хлестали ими первых попавшихся, если начинался шум.
Теперь Ауте не разрешалось быть среди рабов. Он издалека смотрел на плети и
иногда слышал их резкий свист. Аута страдал от того, что был не в состоянии
помочь бедным, избиваемым людям.
Рабы переговаривались между собой, высказывая удивление по поводу того,
что не все мужчины были записаны на глиняную дощечку. Некоторые стояли в
стороне, среди них был толстый кичливый колдун Тела и глупый хромоногий
Нзуа. Вместе с тем им казалось очень странным, что в далекий поход должны
были отправиться старые люди, такие, как Агбонгботиле и Танкоко. Всех
удивляло, что Татракпо сидит среди них, как обычный раб; удивлялись также и
тому, что каждый имел право взять с собой только одну-единственную жену,
хотя у некоторых их было много, а Татракпо содержал под своим кровом
шестнадцать жен. Женщины, уходившие вместе с мужчинами, отбирали из своего
более чем скромного имущества то, что еще можно было взять, и, связав все
это в грубые старенькие шерстяные одеяла, которыми они покрывались ночами,
теперь стояли около своих мужчин.
Обрадовавшийся вначале своему спасению от рабства, Тела вскоре помрачнел,
увидев, что в деревне оставались лишь древние старики, несколько больных да
десяток старух. "Может быть, это месть какого-нибудь бога!" - с
беспокойством размышлял он. Рабство, конечно, не манило его, но кто будет
работать на него здесь, в селении? Настроение Телы еще больше испортилось,
когда До него дошла насмешка Май-Баки: "А ну, Тела, плохи твои дела - теперь
придется самому поработать на себя". Услышав шутку Май-Баки, все
рассмеялись, несмотря на горестные чувства, переполнявшие сердце каждого.
Май-Бака был спокоен, довольный хотя бы тем, что нашлась его Нтомби. Только
теперь он начинал постигать всю глубину несчастья человека, живущего в
рабстве, и смутно представлять себе, что ожидает его. Однако он прекрасно
понимал, что ему, самому мужественному человеку оазиса, не следует сетовать
на судьбу.
Время подошло к полудню. Пересчет и регистрация новых рабов кончались. С
женщинами и детьми их насчитывалось свыше трех тысяч.
Устав от душевных переживаний, Аута присел в тени пустой хижины. Увидев
его усталым, один из старых рабов, пришедших вместе с армией, решил, что
Аута обессилел от голода. С грустью посмотрев на него, он принес ему горсть
фиников и кувшин свежей воды. Аута невидящими глазами посмотрел вслед
удаляющемуся от него рабу, но к еде так и не притронулся. Душа его настолько
истомилась, что он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он не мог заснуть
перед ночным походом, хотя все, за исключением часовых, улеглись спать. Аута
сидел, закрыв глаза, ни о чем не думая. Вдруг он почувствовал, что кто-то
толкает его. Он с трудом приоткрыл веки. Перед ним стоял колдун Тела. Его
черное, с белесыми пятнами, лоснящееся толстое лицо под курчавыми,
подернутыми сединой волосами выражало ужас.
- Тела?.. Что с тобой? Ты недоволен, что остаешься?
- Нет... Я пришел к тебе с другим делом: гнев бога становится бедствием!
- Тела показал дрожащей рукой на юг.
Аута ничего не понял.
- Какой бог? - спросил он неохотно.
- Бог ночи, тот самый, который гневно смотрел на нас.
Усталый до предела, Аута был не в состоянии думать о незнакомой звезде и
ничего не ответил ему. Но колдун не оставил его в покое.
- Иди сюда, Аута, посмотри! Наступает конец мира. Вы не успеете дойти
живыми до вашей проклятой страны.
Аута решил, что колдун стремится напугать его, для того чтобы добиться от
него какого-либо обещания или милости. Однако он взглянул ему в лицо и
заметил, что оно в самом деле полно ужаса. А Тела продолжал взволнованным
голосом:
- По ту сторону оазиса вчера остановилось несколько человек с рабами. Бог
послал тогда огненные копья. Они не попали в людей и упали от них в двух
шагах. Это было лишь предостережение. Люди и рабы убежали, Я не знал этого и
сегодня пошел туда. Там увидел разбросанный по сторонам песок, но не так,
как обычно бывает при ветре, а как-то по-другому. В песке я заметил
маленькие блестящие кувшины. Их там до сих пор не было. А когда я хотел было
подойти к ним, один раб предостерег меня: "Не ходи!" И рассказал мне о
случившемся вчера.
- И ты не пошел?
Тела испуганно взглянул на Ауту:
- Как же я пойду? Бог ведь накажет меня. Вот я и пришел к тебе.
Аута слушал его внимательно. По лицу колдуна было видно, что тот не
обманывает его. Аута выпил немного воды, а остаток плеснул себе на лицо. И
только после этого, очнувшись наконец от оцепенения, понял, о чем идет речь.
Аута вскочил на ноги:
- Может быть, ты и врешь, Тела, но я все равно пойду посмотрегь!
Тела взял его за руку и прижался лицом к голове Ауты. В глазах колдуна
застыл ужас. Это уже был не тот Тела, который потешался над всеми в загоне
после прихода атлантов.
- Не ходи, Аута, не ходи туда: умрешь! - кричал он.
Но Аута вырвался из рук колдуна и бросился бежать к указанному месту.
Когда он вышел из-под деревьев оазиса на горячий песок, зной обжег его
голое до пояса тело. Здесь он не носил рубашки с вышитым на груди гербом
Святой Вершины. Аута осмотрелся. В нескольких сотнях шагов от себя он увидел
в песке какие-то блестящие предметы. Песок возле них был как-то странно
разбросан: вместо мягких переходов песчаных валов, которые намел ветер,
виднелись круглые воронки и холмики. Аута направился к ним, но вскоре
почувствовал легкое головокружение. Сначала он подумал, что это результат
усталости, и пошел дальше. Головокружение становилось все сильнее, ноги
отяжелели. Однако Аута заставил себя сделать несколько шагов вперед. Он едва
держался на ногах; в голове смешалось рычание львов с грохотом тысяч
барабанов и писком позеленевших медных труб. Аута огляделся. Он знал, что
вблизи нет никаких