Спущенный  с  поводка  Нете
застыл в десятке шагов от кекека - щетинистая шерсть у  него  на  загривке
встала дыбом, все тело было напряжено.
   Мики услышал голос человека:
   - Хватай его, Нете! Куси его!
   Мики ждал не шевелясь. Суровые уроки, преподанные  ему  лесной  жизнью,
научили его выжидать, наблюдать и пускать в ход хитрость. Он  распластался
на  брюхе,  положив  нос  между  передними  лапами.  Его  губы   чуть-чуть
приподнялись,  слегка  приоткрыв  клыки.  Но  он  не  рычал,  и  только  в
неподвижных глазах  горели  два  огонька.  Лебо  был  поражен.  Его  вдруг
охватило новое возбуждение, и он даже забыл о  своем  намерении  отомстить
этому псу за испорченные шкурки. Ему никогда не приходилось видеть,  чтобы
попавшие в капкан рысь, лиса или волк вели себя таким образом. И он еще не
встречал собаки с такими глазами, как эти глаза, неподвижно смотревшие  на
Нете. Лебо даже дышать перестал.
   Шаг за шагом, дюйм за дюймом подбирался Нете к своей жертве. Расстояние
между  ними  все  сокращалось:  десять  шагов,  восемь,  шесть.  Мики   не
шелохнулся, даже ни разу не моргнул. С  тигриным  рыком  Нете  кинулся  на
него.
   И тут произошло чудо - так, по крайней мере, показалось  Жаку  Лебо.  С
быстротой, настолько молниеносной,  что  траппер  почти  не  уловил  этого
движения, Мики проскочил под брюхом Нете на всю длину  цепи,  удерживавшей
капкан, повернулся и вцепился Нете в горло.  Все  это  не  заняло  и  пяти
секунд. Собаки упали в снег, а Лебо, крепче сжал дубинку в руке и  смотрел
на них как завороженный. Он услышал хруст сжимающихся  челюстей  и  понял,
что это сжимаются челюсти дикого пса; он услышал рычание, которое медленно
превратилось в болезненный хрип,  и  понял,  что  это  хрипит  Нете.  Лицо
траппера побагровело. Глаза его налились кровью. Его переполняло неистовое
возбуждение. Он уже смаковал верную победу над давним соперником.
   - Вот дьявол! Он совсем загрыз Нете! - пробормотал Лебо,  задыхаясь.  -
Нет, такой собаки я еще не видывал. Я его не убью, а возьму живьем,  и  он
раздерет в клочья хваленую собаку Анри Дюрана. В Форте  О'Год  он  покажет
этому ублюдку... Черт подери...
   Нете почти уже перестал хрипеть, и, подняв  дубинку,  Лебо  подбежал  к
собакам. Продолжая сжимать зубы на горле Нете, Мики краешком глаза заметил
приближение новой опасности. Он  отпустил  врага  и  рванулся  в  сторону,
пытаясь увернуться от спускающейся дубинки. Это удалось ему лишь отчасти -
дубинка задела его по плечу, и он был  сбит  с  ног.  Однако  Мики  тотчас
вскочил и прыгнул на Лебо. Траппер умел орудовать дубинкой. Всю свою жизнь
он совершенствовался в этом  умении  и  теперь,  внезапно  повернув  руку,
ударил Мики по голове сбоку с такой силой, что у него из пасти  и  ноздрей
брызнула кровь. Он был оглушен и полуослеп. Новый прыжок -  и  новый  удар
дубинкой. Мики услышал смех  Лебо,  полный  свирепой  радости.  Дубинка  в
третий, в четвертый, в пятый раз валила его  на  землю,  и  Лебо  перестал
смеяться, а в его глазах появилось  что-то  вроде  страха.  В  шестой  раз
траппер промахнулся, и клыки Мики сомкнулись на его груди.  Они  разодрали
толстую куртку и рубаху, точно папиросную  бумагу,  и  располосовали  кожу
Лебо. На десять дюймов выше - и они впились бы в горло траппера, но  глаза
Мики были  залиты  кровью,  и  он  плохо  рассчитал  прыжок.  Перепуганный
насмерть Лебо отчаянно завопил.
   - Нете! Нете! - кричал траппер, бестолково размахивая дубинкой.
   Нете не отозвался. Возможно, в эту минуту он понял, что  чуть  было  не
погиб  из-за  жестокости  своего  хозяина.  А  вокруг   был   дикий   лес,
распахивавший перед ним врата свободы. Когда Лебо снова позвал Нете,  тот,
оставляя кровавые следы, улепетывал в чащу. Больше траппер его  не  видел.
Возможно, Нете пристал к какой-нибудь волчьей стае - ведь он  сам  был  на
четверть волком.
   Лебо некогда было глядеть ему вслед. Он снова взмахнул дубинкой и снова
промахнулся. На этот раз его спасла чистая  случайность.  Цепь  завязалась
узлом, и Мики был отброшен на снег в тот  самый  миг,  когда  траппер  уже
ощутил горячее дыхание собаки на своей шее, в непосредственной близости от
сонной артерии. Мики шлепнулся на бок.  Прежде  чем  он  успел  подняться,
дубинка начала молотить по его голове, вбивая ее в снег. У него  потемнело
в глазах. Встать на ноги он уже не мог. Он лежал оглушенный и  слушал  над
собой задыхающийся, ликующий голос человека. Лебо радовался  своей  победе
и, несмотря  на  свою  душевную  тупость,  не  мог  унять  дрожи,  которая
сотрясала его при  мысли,  что  его  чуть  было  не  настигла  смерть,  не
дотянувшаяся до его горла всего на два звена цепи.



17

   Под вечер Нанетта, жена Лебо, увидела, что ее муж вышел из леса, волоча
что-то за собой по снегу. Когда она услышала проклятья,  которыми  траппер
осыпал одичавшую собаку,  в  ее  душе  сразу  зародилась  жалость  к  ней.
Когда-то, еще до рождения  первого  ребенка,  у  Нанетты  была  собака,  к
которой она  очень  привязалась.  Собака  в  свою  очередь  питала  к  ней
преданную любовь, но Лебо так  жестоко  обращался  с  четвероногим  другом
жены, хоть немного скрашивавшим ее безрадостное существование, что Нанетта
сама отвела свою любимицу подальше в лес. И та, как теперь Нете, предпочла
опасности свободной жизни в лесу  свирепым  побоям  траппера.  Вот  почему
Нанетта сочувствовала псу, грабившему капканы ее мужа, и надеялась, что он
избежит участи, которую готовил ему траппер.
   Когда Лебо подошел ближе,  Нанетта  увидела,  что  он  тащит  за  собой
волокушу, сооруженную из четырех жердей, и, разглядев прикрученный к  этим
жердям живой груз, она вскрикнула от ужаса.
   Лапы Мики были растянуты между жердями и привязаны так крепко,  что  он
не мог пошевелиться. Его шея была стянута веревкой,  также  привязанной  к
поперечине,  а  его  морду  Лебо  обмотал  сыромятным   ремнем,   соорудив
намордник, который не под  силу  было  бы  разорвать  даже  медведю.  Лебо
спеленал Мики таким образом, пока тот еще не пришел в себя после избиения.
Нанетта глядела на окровавленную собаку, не в силах сказать ни слова.  Она
много раз видела, как Лебо избивал ездовых собак своей дубинкой, но  такое
зрелище ей представилось впервые. Голова и плечи Мики  представляли  собой
смерзшуюся кровавую массу. Потом Нанетта увидела его глаза. Их взгляд  был
устремлен прямо на нее, и она отвернулась, опасаясь, как бы муж не заметил
выражения ее лица.
   Лебо  втащил  волокушу  в  хижину,  распрямился  и,  потирая  руки,   с
торжеством созерцал распростертого  на  полу  Мики.  Нанетта  поняла,  что
траппер в прекрасном настроении, и молча ждала какого-нибудь объяснения.
   - Черт побери! Видела  бы  ты,  как  он  совсем  было  загрыз  Нете!  -
восторгался Лебо. - Да-да! Ты и глазом не успела бы моргнуть, как  он  уже
схватил его за горло. И два раза чуть-чуть не прокусил  горло  и  мне,  да
только я вовремя успел угостить его дубинкой. Господи!  От  собаки  Дюрана
только клочья полетят, когда они встретятся в Форте  О'Год.  Я  побьюсь  с
кем-нибудь об заклад,  что  он  покончит  с  хваленым  дюрановским  бойцом
прежде, чем секундная стрелка на часах фактора  успеет  два  раза  обежать
циферблат. Такой зверюги я еще не видывал! Пригляди за ним, Нанетта,  а  я
пойду построю для него отдельную загородку. Если  посадить  его  к  другим
собакам, он их всех растерзает.
   Мики проводил Лебо взглядом до двери хижины, а  потом  сразу  же  опять
посмотрел на Нанетту. Она подошла и нагнулась к нему. В ее глазах блестели
слезы. Мики глухо зарычал, но рычание тут же замерло у него в горле. Он  в
первый раз видел перед  собой  женщину  и  тотчас  почувствовал,  что  это
существо разительно отличается от двуногого зверя,  который  избил  его  и
связал. Сердце в его искалеченном, израненном теле вдруг замерло:  Нанетта
заговорила с ним! Он никогда еще не слышал таких звуков - ласковых, тихих,
сочувственных. А потом - чудо из чудес! - она опустилась рядом  с  ним  на
колени и погладила его по голове.
   Это прикосновение пробудило в Мики древний забытый инстинкт, родившийся
в те далекие времена, когда собачьих пород еще не  существовало  и  другом
первобытного человека была просто "собака", которая играла с его детьми  и
получала еду из рук женщины. В нем вновь  проснулась  собачья  преданность
всему человеческому роду.
   А женщина подбежала к плите, вернулась с тазиком теплой воды  и  мягкой
тряпочкой и принялась смывать кровь  с  его  головы,  что-то  приговаривая
ласковым голосом, полным жалости и любви. Мики закрыл глаза.  Он  перестал
бояться. Из его груди вырвался судорожный  вздох.  Ему  хотелось  высунуть
язык и лизнуть худые нежные руки, которые облегчали его боль и дарили  ему
спокойствие. И тут случилось совсем непонятное: проснувшаяся малышка  села
в своей колыбели и  принялась  что-то  весело  лепетать.  Мики  растерянно
слушал эти новые звуки, эту весеннюю песенку жизни.  Она  совсем  покорила
его: хотя он и не отдавал себе в этом отчета, однако  он  открыл  глаза  и
тихонько взвизгнул.
   Женщина радостно засмеялась - этот смех был для нее самой почти так  же
нов и непривычен, как для Мики. Она подбежала к  колыбели  и  вернулась  к
Мики; держа дочку на руках, снова опустилась на  колени  рядом  с  ним,  а
малышка при виде большой живой игрушки на полу протянула к ней  ручонки  и
начала от восторга  брыкать  ножками  в  крохотных  мокасинах,  ворковать,
смеяться и подпрыгивать. Мики весь напрягся, стараясь вырваться  из  своих
уз, чтобы потыкаться носом в это удивительное маленькое существо. Он забыл
про боль. Покрытое синяками и ранами тело как будто перестало ныть. Он уже
не замечал, что задние лапы у него совсем отнялись -  так  туго  они  были
стянуты ремнями. Эти два чудесные существа подчинили себе все его  чувства
и инстинкты.
   Нанетта  в  эту  минуту  превратилась  в   настоящую   красавицу.   Она
догадалась, что происходит с Мики, и ее сердце радостно забилось.  Она  на
мгновение забыла про Лебо. Ее глаза блестели,  как  звезды.  Бледные  щеки
зарумянились. Посадив малышку на пол,  она  продолжала  отмачивать  теплой
водой запекшуюся, смерзшуюся корку крови на голове Мики. Если  бы  в  Лебо
сохранилась хоть искра человечности, то он  не  мог  бы  не  растрогаться,
увидев ее сейчас, - такой материнской любовью,  такой  добротой  светилось
все ее существо,  когда  она  ненадолго  вырвалась  из-под  гнета  вечного
страха. И Лебо действительно вошел -  так  тихо,  что  она  не  сразу  его
заметила,  и  он  почти  минуту  простоял,  наблюдая  за  тем,   как   она
разговаривает с Мики, полусмеясь, полуплача, а  малышка  болтает  ножками,
весело лепечет и всплескивает ручонками от радости.
   Толстые губы Лебо растянулись в насмешливой и злой ухмылке. Он  свирепо
выругался. Нанетта вздрогнула, словно ее ударили.
   - Вставай, дурища! - рявкнул он.
   Она послушно встала  и  попятилась,  прижимая  девочку  к  груди.  Мики
заметил эту перемену, и в его глазах, снова устремленных на Лебо,  зажегся
зеленоватый огонь. Он злобно, по-волчьи, зарычал.
   Лебо повернулся к Нанетте, которая стояла у окошка,  по-прежнему  держа
ребенка на руках. Румянец еще не исчез с  ее  щек,  глаза  не  погасли,  а
перекинутая через плечо толстая коса отливала шелком  в  лучах  заходящего
солнца. Это была прелестная картина, но она не успокоила злобы Лебо.
   - Если ты попробуешь и из этого пса сделать  котеночка,  как  тогда  из
Мину, то я с тобой...
   Он не  договорил  и  только  погрозил  огромным  кулаком,  а  его  лицо
исказилось от бешенства. Но Нанетта и без слов  поняла,  что  он  имеет  в
виду. Он избивал ее постоянно, но память об одном ударе не оставляла ее ни
днем, ни ночью. И она думала о том дне, когда у нее хватит сил и  мужества
добраться до фактории Форт О'Год и рассказать фактору об этом  ударе  -  о
том, как два года назад Жак Лебо ударил ее по  груди,  когда  она  кормила
своего первенца; у нее тогда пропало молоко, и малютка захирел и умер. Да,
она расскажет об этом, когда найдет безопасное  убежище  для  себя  и  для
дочки, а в этих краях только фактор в Форте  О'Год  в  сотне  миль  от  их
хижины имел достаточно власти, чтобы Оградить ее от мести мужа.
   К счастью, Лебо не мог догадаться, о  чем  она  думала  в  эту  минуту.
Удовлетворившись одним только грозным  предупреждением,  он  нагнулся  над
Мики и поволок его из хижины во двор,  к  сколоченной  из  жердей  большой
клетке, в которой он прошлой зимой держал двух живых лисиц.  Он  надел  на
шею Мики цепь длиной в десять футов и прикрепил другой ее конец к одной из
жердей. Только после этого он втащил своего пленника в клетку и  освободил
его от ремней, перерезав их ножом.
   Но  Мики  и  после  этого  продолжал  лежать  неподвижно,  пока  в  его
онемевших,    полуобмороженных    лапах     медленно     восстанавливалось
кровообращение. Наконец он, шатаясь, поднялся  на  ноги,  и  только  тогда
Лебо, удовлетворенно усмехнувшись, ушел в хижину.
   Теперь для Мики начались  мучительные  дни  -  дни  неравной  борьбы  с
человеком-зверем, который во что бы то ни стало  хотел  превратить  его  в
своего послушного раба.
   - Я сломлю твой норов, вот увидишь!  -  говорил  Лебо,  подходя  к  его
клетке с хлыстом и дубинкой. - Ты еще будешь ползать передо мной на брюхе,
а когда я велю тебе драться, ты будешь драться, как сам дьявол!
   Клетка  была  маленькой  -  такой  маленькой,  что  Мики  не  удавалось
увертываться  от  ударов  хлыстом  и  дубинкой.  Они   доводили   его   до
исступления, и злобная душонка  Лебо  ликовала,  когда  Мики  бросался  на
жерди, не дававшие ему добраться до  его  мучителя,  и  яростно  грыз  их,
брызгая кровавой пеной, как  взбесившийся  волк.  Лебо  уже  двадцать  лет
занимался подготовкой псов для  призовых  драк,  и  таков  был  его  метод
дрессировки. Именно так он воспитывал Нете, пока не сломил его духа, и  мы
видели, чего он этим добился.
   Три раза Нанетта смотрела в окошко на эту беспощадную неравную  схватку
между человеком и собакой. И на третий раз она разрыдалась, спрятав лицо в
ладонях. Когда Лебо вошел и увидел, что Нанетта плачет, он подтащил  ее  к
окну и заставил посмотреть на Мики, который весь в крови валялся  замертво
на полу клетки. Обычно Лебо занимался дрессировкой Мики  по  утрам,  перед
тем как отправиться обходить свои капканы. Из этих обходов он  возвращался
только к вечеру следующего дня.  Не  успевал  он  скрыться  из  виду,  как
Нанетта выбегала из дома, бросалась к клетке и бесстрашно просовывала руки
между жердями. И Мики забывал про своего мучителя. Как бы ни был он  избит
- а иногда у него не хватало сил встать и он почти ничего не видел,  -  он
подползал к решетке и нежно лизал эти ласковые руки. Вскоре Нанетта начала
приносить с собой малышку, закутанную в меха, точно маленький  эскимос,  и
Мики повизгивал от радости, вилял хвостом и не знал, как еще выразить свою
любовь к ним обеим.
   Шла вторая неделя его  плена,  когда  случилось  нечто  чудесное.  Лебо
отправился осматривать капканы, но на дворе  бушевала  метель,  и  Нанетта
побоялась выйти к Мики с девочкой.  Но  она  все-таки  подошла  к  клетке,
отодвинула засов на дверце, преодолевая страх, и... отвела Мики в  хижину!
Она старалась не думать о том, что произойдет, если Лебо догадается  о  ее
проделке.
   При одной мысли об этом ее била дрожь.
   И все-таки Нанетта продолжала забирать Мики в хижину при каждом удобном
случае. Как-то раз Лебо заметил на полу кровь, и у нее сердце  оборвалось,
когда он уставился ей  в  глаза  подозрительным  взглядом.  Однако  у  нее
хватило присутствия духа придумать правдоподобную ложь.
   - Я порезала палец, - сказала она и, отойдя к плите, незаметно для мужа
действительно поранила ножом палец.
   Когда она отошла от плиты, Лебо, недоверчиво поглядевший  на  ее  руки,
увидел, что один из пальцев обмотан окровавленной  тряпицей.  После  этого
Нанетта, уведя Мики в клетку, всегда внимательно осматривала комнату.
   Часы, которые Мики проводил в хижине с Нанеттой и  малышкой,  были  для
него часами ничем не омраченного счастья. Осмелев, Нанетта как-то оставила
его в комнате на всю ночь, и, лежа рядом с  колыбелью  маленькой  Нанетты,
Мики не спускал глаз с ее матери. Было уже  очень  поздно,  когда  Нанетта
наконец кончила хлопотать  у  плиты  и  приготовилась  лечь  спать.  Надев
длинную мягкую ночную  рубашку,  она  села  возле  Мики,  распустила  свои
чудесные волосы и принялась расчесывать их на ночь. Волосы рассыпались  по
ее плечам, почти касаясь пола, и Мики,  приняв  их  за  какую-то  странную
одежду, даже тявкнул  от  изумления.  Затем  Нанетта  кончила  расчесывать
волосы, и  Мики  с  любопытством  следил,  как  ее  ловкие  пальцы  быстро
заплетают их в две толстые косы.
   После этого Нанетта вынула дочку  из  колыбели,  положила  ее  на  свою
сколоченную из жердей кровать, задула свечку и тоже улеглась в постель,  и
Мики всю ночь пролежал без движения, чтобы не разбудить их.
   Утром, когда Нанетта открыла глаза, она увидела, что Мики  задремал  на
полу около кровати, положив голову на одеяло возле спящей малютки.
   Нанетта затопила плиту и вдруг, сама не зная  почему,  начала  тихонько
напевать. Лебо должен был вернуться только поздно вечером, и он никогда не
узнает, какой праздник она  решила  тайком  от  него  устроить  для  себя,
девочки и собаки. Ведь нынче был день ее рождения! Ей исполнилось двадцать
шесть лет, но у нее было ощущение, будто она прожила целый век. Восемь лет
из этих двадцати шести она была женой Лебо! Но  сегодня  он  ушел,  и  они
втроем на славу отпразднуют этот день. Вот почему все утро в хижине царило
радостное настроение, и все трое были очень счастливы.
   Давным-давно, когда Нанетта еще не была даже знакома с  Лебо,  индейцы,
жившие по соседству с ее родителями, дали ей за ее  звонкий  и  мелодичный
голос имя Тента Пенаш, что значит "Певчая Птичка". И в это утро, занимаясь
приготовлениями к праздничному пиру, Нанетта пела не  умолкая,  а  в  окно
светило солнце, Мики весело повизгивал и стучал хвостом по  полу,  малышка
ворковала и смеялась, и никто из них не вспоминал про Лебо. Вечная тревога
и страх исчезли из души Нанетты, и она снова превратилась  в  ту  милую  и
хорошенькую девушку, про которую Высокий Кедр, старик  индеец  из  племени
кри, говорил, что она сплетена из цветов. Наконец  великолепный  обед  был
готов, и, к великому удовольствию малышки, Нанетта заставила Мики сесть на
стул, придвинутый к столу. Мики чувствовал себя  в  этом  положении  очень
неловко, и вид у него был такой растерянный, что Нанетта смеялась  до  тех
пор, пока на ее длинных  темных  ресницах  не  повисли  слезы.  Тут  Мики,
обидевшись, спрыгнул на пол, а она подбежала к нему, обняла его за  шею  и
так упрашивала, что он скрепя сердце опять взгромоздился на стул.
   После обеда Нанетта тщательно уничтожила все следы веселого пиршества и
заперла Мики в клетке. Она сделала  это  немного  раньше,  чем  собиралась
вначале, и к счастью. Потому что едва она привела все в  порядок,  как  из
леса  вышел  Лебо  в  сопровождении  Дюрана,  своего  давнего  приятеля  и
соперника, который жил в ста милях севернее, почти на краю  Голых  Земель.
Дюран уже отослал свои шкуры и собак в Форт О'Год со знакомым индейцем,  а
сам на санях, запряженных двумя собаками, поехал  навестить  родственника,
жившего на юго-западе от хребта Джексона. Погостив там,  он  отправился  в
Форт О'Год и повстречал Лебо на его охотничьей тропе.
   Все это Лебо сообщил Нанетте, пока она растерянно смотрела на Дюрана, -
его можно было бы принять за близнеца  ее  мужа,  только  он  был  намного
старше. Она давно свыклась с тупой жестокостью, написанной на лице Лебо, и
все-таки Дюран показался ей  чудовищем.  Ей  даже  стало  страшно,  и  она
обрадовалась, когда Лебо увел гостя из хижины.
   - Сейчас я покажу тебе