одиночества,  Мики  помнил
про осторожность и не хотел выдавать  своего  присутствия.  Больше  он  не
издал ни звука, а когда волки приблизились, все его тело напряглось, мышцы
вздулись буграми, а в горле заклокотало еле  слышное  рычание,  совсем  не
похожее на призывный клич. Он почувствовал, что приближается опасность.  В
волчьих голосах он уловил то злобное  безумие,  которое  заставило  Пьерро
перекреститься и пробормотать молитву  против  волков-оборотней.  Мики  же
молиться не стал, а только распластался на камне.
   И тут он увидел волков. Они смутными тенями быстро приближались к нему,
отрезая его от леса.  Внезапно  они  остановились,  и  голоса  их  стихли:
сгрудившись, волки обнюхивали  его  свежий  след.  Потом  они  ринулись  в
сторону холма, на котором он притаился, и вой, вырвавшийся из  их  глоток,
стал еще более безумным и свирепым. Через несколько  секунд  они  достигли
холма и проскочили мимо скалы - все, кроме одного. Но этот огромный  серый
волк кинулся вверх по склону прямо к  добыче,  которую  остальные  еще  не
успели заметить.  При  его  приближении  Мики  глухо  зарычал.  Снова  ему
предстояла упоительная смертельная схватка. И вновь кровь огнем растеклась
по его жилам, а страх развеялся, точно дым костра на ветру. Если бы только
за его спиной стоял Неева, чтобы было кому разделаться с врагами,  которые
попробуют подобраться к нему сзади!
   Мики  вскочил  и  прыгнул  навстречу  волку.  Их  зубы,   встретившись,
лязгнули, и волк на  горьком  опыте  убедился,  что  челюсти  этого  врага
оказались сильнее его челюстей; еще миг - и он  в  предсмертных  судорогах
покатился вниз по склону с перекушенным горлом. Однако его тут же  сменило
другое серое чудовище. Этого волка Мики схватил за горло, едва его  голова
возникла над гребнем холма. Острые клыки располосовали мохнатую шкуру, как
сабельный удар, и кровь из разорванной  артерии  фонтаном  ударила  вверх.
Второй волк покатился вниз вслед за первым, но тут на Мики обрушилась  вся
стая, и он оказался погребенным под копошащейся массой их тел.
   Если бы их было двое или трое,  они  расправились  бы  с  Мики  так  же
быстро, как он с первыми двумя волками. Но  в  первый  момент  его  спасла
многочисленность беснующихся врагов. На ровном месте его  разорвали  бы  в
клочья, как старую тряпку, но вершина  скалы  была  не  больше  обеденного
стола, и на несколько секунд волки,  подмявшие  его  под  себя,  не  могли
понять, куда он девался, и кусали своих соседей. Обезумевшая стая пришла в
исступленную ярость, и, забыв о Мики, волки начали драться между собой.  А
Мики, опрокинутый на спину, придавленный к камню,  кусал  навалившиеся  на
него тела.
   Потом в его ляжку впились острые клыки, и он  почувствовал  невыносимую
боль. Клыки продолжали беспощадно смыкаться, но тут, как раз  вовремя,  на
вцепившегося в него волка напал другой волк, и тот разжал  челюсти.  Затем
Мики почувствовал, что катится с обрыва вниз, а за ним сорвалась  половина
оставшихся в живых волков.
   Боевой задор в душе Мики тотчас угас,  и  в  нем  заговорила  та  лисья
хитрость, которая уже не раз выручала его в минуту опасности, когда зубы и
когти оказывались бессильными. Он вскочил на ноги, едва достигнув земли, и
сразу же помчался через равнину к реке. Когда стая заметила  его  бегство,
их от него отделяло уже около семидесяти шагов. В погоню за ним  бросилось
только восемь волков. Перед  нападением  их  было  тринадцать,  но  теперь
пятеро валялись у подножия холма мертвые или умирающие. Двух убил Мики,  а
с остальными тремя расправились их собственные товарищи.
   В полумиле впереди находились скалистые береговые обрывы, и Мики как-то
провел там ночь в узком туннеле под грудой огромных камней.  Он  прекрасно
помнил этот тесный проход, обещавший спасение. Только бы добраться до этих
камней и нырнуть в туннель! А там он встанет у  входного  отверстия  и  по
одному прикончит всех своих врагов, потому что нападать там  на  него  они
смогут только по очереди и в одиночку. Но он придумал этот план, не взяв в
расчет настигавшего его могучего волка, самого  свирепого  и  быстрого  из
всей безумной стаи, - этого волка можно было бы вполне заслуженно  назвать
Вихрем. Он серой молнией обогнал своих менее быстроногих товарищей, и Мики
услышал за самой своей спиной его хриплое дыхание, когда  до  берега  было
еще далеко. Даже Хелей, отец Мики, не мог бы бежать  стремительней  своего
молодого сына, но Вихрь все-таки нагонял  его.  Вскоре  морда  гигантского
волка почти поравнялась с бедром Мики. Тот  напряг  все  силы  и  немного,
вырвался вперед. Но затем  со  зловещим  и  безжалостным  упорством  Вихрь
отыграл это преимущество и начал  постепенно  обгонять  Мики,  намереваясь
вцепиться ему в горло.
   Груда камней находилась шагах в ста пятидесяти от них и немного правее.
Но, повернув вправо, Мики угодил бы прямехонько в пасть Вихря, а  если  бы
ему и удалось увернуться, враг все равно настиг  бы  его  прежде,  чем  он
успел бы нырнуть в туннель и встать в боевую позицию у входа, -  это  Мики
понимал прекрасно. Остановиться и принять бой значило бы тут же погибнуть,
потому что сзади приближались остальные волки.
   Еще десять секунд - и они достигли берегового обрыва. На самом его краю
Мики повернулся и прыгнул на  Вихря.  Он  чуял  свою  смерть,  и  вся  его
ненависть обратилась на волка,  который  его  нагнал.  Они  покатились  по
земле. В трех шагах от обрыва челюсти Мики впились в горло Вихря, и тут на
них накинулась стая. Сила инерции увлекла их вперед. Они ощутили под собой
пустоту и рухнули вниз. Мики упрямо продолжал сжимать зубами горло  врага.
Они несколько раз  перевернулись  в  воздухе,  а  потом  его  тело  сотряс
страшный удар. Мики повезло - он упал  на  Вихря.  И  все  же,  хотя  тело
огромного волка смягчило его падение словно подушка, Мики был оглушен и не
сразу пришел в себя. Только минуту спустя  он,  пошатываясь,  поднялся  на
ноги. Вихрь  лежал  неподвижно.  Он  разбился  насмерть.  Немного  поодаль
валялись еще два мертвых волка, которые не сумели вовремя остановиться.
   Мики посмотрел вверх.  На  фоне  звезд  высоко  над  своей  головой  он
разглядел край обрыва.  По  очереди  обнюхав  трех  мертвых  волков,  Мики
захромал вдоль подножия скал, но вскоре заметил широкую щель  между  двумя
большими камнями. Он забрался туда, лег  на  снег  и  принялся  зализывать
раны. Оказалось, что на свете есть вещи похуже капканов Лебо.  Как  знать,
не отыщется ли что-нибудь и похуже людей!
   Немного погодя Мики положил большую голову на передние лапы. Постепенно
звезды словно потускнели, а снег посерел - он заснул.



15

   В излучине речки  Трех  Сосен,  затерянной  в  лесах  между  Гудзоновым
заливом и бассейном Шаматтавы, стояла хижина траппера Жака Лебо.  Во  всех
этих краях не нашлось бы человека хуже Лебо, если только  не  считать  его
давнего соперника Анри Дюрана, который  охотился  на  лисиц  милях  в  ста
севернее. Лебо, великан с  тупым,  угрюмым  лицом  и  крохотными  зелеными
глазками,  говорившими  только  о  жестокости  и  бездушии,  был   отпетым
негодяем. Индейцы в своих хижинах и типи понижали голос, упоминая его имя,
и добавляли, что он - сущий дьявол.
   По злой прихоти судьбы Лебо сумел обзавестись женой. Если бы  она  была
сварливой бой-бабой, такой же свирепой и злобной, как он сам, возможно, их
брак по-своему оказался бы удачным. Но жена Лебо меньше всего походила  на
бой-бабу. Ее кроткое  лицо  все  еще  хранило  следы  редкостной  красоты,
несмотря на то, что щеки ее стали бледными и худыми,  а  в  глазах  застыл
вечный страх. Муж сломил ее,  превратил  в  покорную,  безвольную  рабыню,
которая  трепетала  перед  ним.  Лебо  считал,  что  жена  такая  же   его
собственность, как и его собаки. У них было двое детей,  но  один  ребенок
умер, и когда несчастная женщина думала, что и второй может умереть, в  ее
темных глазах вспыхивал былой огонь.
   - Нет, нет! Ты не умрешь! Клянусь, ты не умрешь! -  иногда  вскрикивала
она, крепче прижимая к себе малютку. Именно  в  эти  минуты  по  ее  щекам
разливался румянец, глаза загорались, и можно было догадаться, что  прежде
она была не только красива, но и горда. - Придет день... - говорила она. -
Придет день... - но никогда не доканчивала фразы,  не  решаясь  поделиться
своими надеждами даже с младенцем.
   Иногда она позволяла себе помечтать - ведь она была еще совсем  молода.
Именно об этом  она  думала,  пока,  наклонясь  к  маленькому  треснувшему
осколку зеркала, расчесывала черные блестящие волосы, которые,  когда  она
их распускала, падали ниже колен. Пусть ее  красота  поблекла,  но  волосы
оставались прежними. Впрочем,  в  ее  глазах  и  лице  еще  жили  отблески
прошлого, и несомненно, Нанетта могла бы еще  расцвести,  если  бы  судьба
избавила ее от невыносимой жизни, на которую ее обрекал Лебо.
   Она еще несколько минут продолжала  наклоняться  к  зеркальцу,  но  тут
снаружи снег заскрипел под тяжелыми шагами.
   И сразу же  лицо  Нанетты  совсем  погасло.  Лебо  накануне  отправился
обходить капканы, и ей дышалось свободнее, но теперь он возвращался, и она
оледенела от страха. Уже два раза он заставал ее врасплох перед зеркалом и
набрасывался на нее со свирепой руганью: нашла  время  пялиться  на  себя,
лучше бы занялась выделкой шкурок! А второй раз он, кроме того, ударил  ее
так, что она отлетела к стене, и вдребезги разбил зеркало,  -  ей  удалось
подобрать только небольшой надтреснутый осколок, который она могла целиком
закрыть своей маленькой ладонью.  Теперь  она  берегла  этот  осколок  как
драгоценное сокровище и твердо решила сохранить его, укрыв от  глаз  мужа.
Услышав шаги Лебо, она поспешно спрятала зеркальце в тайнике  и  торопливо
заплела пышные волосы в толстую косу. Ее глаза  заволокла  обычная  пелена
испуга и страшных предчувствий.  Тем  не  менее,  когда  Лебо  вошел,  она
взглянула на него почти с надеждой. Но он вернулся домой  в  самом  черном
настроении. Швырнув на пол принесенные  шкурки,  он  поглядел  на  жену  и
угрожающе прищурился.
   - Этот пес опять побывал там,  -  проворчал  он,  кивая  на  шкурки.  -
Погляди, как он испортил пекана! Да к  тому  же  обобрал  все  приманки  и
повалил кекеки. Черт побери, я  с  ним  посчитаюсь!  Искромсаю  на  мелкие
кусочки, как только изловлю, а изловлю я его завтра. А сейчас давай  ужин,
а потом берись за дело. Зашей шкурку пекана, где этот пес ее порвал, а шов
хорошенько затри жиром, чтобы Макдоннел не заметил,  что  она  подпорчена,
когда я отвезу меха на факторию. Разрази  меня  бог,  опять  эта  девчонка
разоралась! Почему она у тебя всегда вопит, когда я прихожу домой?  Ну-ка,
отвечай!
   Вот так Лебо поздоровался с женой. Он швырнул лыжи в угол,  потоптался,
отряхивая снег с сапог, а  потом  отрезал  кусок  жевательного  табака  от
темной плитки" лежавшей на полке над плитой. Потом он  вышел  во  двор,  а
Нанетта уныло и безнадежно начала собирать ему ужин.
   Лебо направился к обнесенному частоколом навесу, где  он  держал  своих
собак. Лебо любил хвалиться, что ни у кого от Гудзонова  залива  до  самой
Атабаски не найдется таких свирепых упряжных псов. Анри Дюран,  живший  на
сто миль  северней,  оспаривал  у  него  эту  славу,  откуда  и  пошло  их
соперничество.  Лебо  давно  мечтал  выдрессировать  такого  боевого  пса,
который на новогоднем празднике в фактории Форт О'Год в  клочья  растерзал
бы собаку Дюрана. К этому Новому году он готовил  могучего  пса,  которому
дал кличку Нете - убийца.  Он  намеревался  поставить  на  Нете  все  свои
наличные деньги, чтобы раз и навсегда посрамить хвастуна Дюрана. И  теперь
он подозвал к себе именно Нете.
   Пес подошел к хозяину глухо рыча, и впервые  на  лице  Лебо  отразилось
что-то вроде радости. Это рычание доставляло ему большое удовольствие. Ему
нравилось смотреть, как в глазах Нете загорается красный  коварный  огонь,
нравилось слышать, как угрожающе щелкают зубы пса. Он, не  жалея  дубинки,
выбил из Нете все чувства, кроме злобы и свирепости, и превратил собаку  в
четвероногое подобие самого себя. Он сделал из  Нете  настоящего  дьявола.
Вот почему Лебо твердо рассчитывал, что его пес без  труда  разделается  с
прославленным бойцом Дюрана.
   Лебо посмотрел на Нете и самодовольно крякнул.
   - Ты хорошо выглядишь, Нете! - злорадствовал он. - Я так и вижу, как из
шеи дюрановского ублюдка брызнет кровь, когда ты вонзишь в нее эти  клыки!
А завтра я устрою тебе проверку - самую лучшую! Я спущу тебя на  одичавшую
собаку, которая грабит мои кекеки и рвет в клочья моих пеканов. Я  изловлю
ее, и ты будешь с ней драться и справишься с ней, а уж тогда тебе  нипочем
будет дворняга мосье Дюрана. Понял, Нете? Завтра у тебя будет проверка.



16

   Пока траппер разговаривал со своей собакой, в  десяти  милях  к  западу
Мики крепко спал в логове  под  большой  кучей  бурелома,  от  которой  до
охотничьей тропы Лебо было не более полумили.
   На рассвете Лебо вышел из хижины и, взяв с  собой  Нете,  отправился  к
своим капканам, и примерно в тот же час Мики  выбрался  из-под  поваленных
стволов, полный непонятного беспокойства.  Всю  ночь  ему  снились  первые
недели, которые он провел в лесах после того, как потерял  хозяина,  -  те
дни, когда он был неразлучен с Неевой. Эти сны нагнали на него  тоску,  и,
глядя как ночной сумрак медленно  тает  под  лучами  зари,  Мики  тихонько
поскуливал, точно ему хотелось пожаловаться на свое одиночество.
   Если бы Лебо мог увидеть "этого проклятого пса" в ту минуту, когда  его
озарил свет негреющего солнца, он, пожалуй, утратил бы веру в победу Нете.
Ведь Мики, хотя ему от роду было только одиннадцать месяцев, успел вырасти
в настоящего гиганта. Он весил шестьдесят фунтов, но из  этих  шестидесяти
фунтов на бесполезный жир не приходилось ничего. Его тело было поджарым  и
мускулистым, как у волка. Когда он бежал, на его массивной  груди  буграми
вздувались тугие мышцы. Неутомимые ноги  он  унаследовал  от  своего  отца
Хелея, могучего гончего пса, а его челюсти дробили кости карибу с такой же
легкостью, с какой Лебо мог бы раздробить их при помощи камня.  Он  прожил
на свете всего одиннадцать месяцев, но восемь из них он прожил в лесах.  И
эта дикая жизнь закалила его,  она  подвергла  его  всевозможным  жестоким
испытаниям без скидки на возраст, научила борьбе за существование, научила
охотиться и защищаться, научила сначала думать, а потом уж пускать  в  ход
клыки. Силой он не уступал Нете, который был вдвое старше его, но его сила
сочеталась с удивительной хитростью и стремительностью, тогда как Нете был
лишен этих качеств - их в нем ничто  не  воспитало.  Суровая  школа  дикой
природы хорошо подготовила Мики к этому дню, которому суждено  было  стать
роковым для него и для Нете.
   Когда солнце зажгло  лес  холодным  белым  пламенем,  Мики  затрусил  к
охотничьей тропе Лебо. Он вышел на то место, где Лебо проходил накануне, и
подозрительно втянул в ноздри человеческий запах, который еще  держался  в
следах лыж. Мики уже успел  привыкнуть  к  этому  запаху,  но  по-прежнему
испытывал  к  нему  недоверие.  И  все-таки,  хотя  запах  Лебо  был   ему
отвратителен, его неодолимо влекло к капканам траппера. Этот запах  внушал
ему необъяснимый страх, и тем не менее он не находил в себе  сил  уйти  от
него. Трижды за последние десять дней он видел  самого  человека:  однажды
ничего не подозревавший Лебо прошел всего в десяти шагах  от  того  места,
где притаился Мики.
   Вот и теперь Мики побежал прямо к болоту, где Лебо ставил свои капканы.
Там водилось очень много кроликов, и именно они чаще  всего  забирались  в
кекеки Лебо - в маленькие шалаши из лапника, которые траппер строил, чтобы
приманку не заносило снегом. Кроликов было множество, и они выводили  Лебо
из себя: при каждом обходе он обнаруживал кролика в двух  из  каждых  трех
капканов, которые ставил для поимки ценных пушных зверей. Однако в местах,
где изобилуют кролики, водятся также пеканы и рыси - вот почему Лебо, хотя
он и  проклинал  расплодившихся  кроликов  на  чем  свет  стоит,  все-таки
продолжал ставить ловушки именно в этом  болоте.  А  теперь,  помимо  этой
длинноухой чумы, его начала допекать одичавшая собака.
   Лебо, предвкушая расправу с ненавистным псом, торопливо шагал по снегу,
сверкающему блестками утреннего солнца, а за ним на поводке из сыромятного
ремня бежал Нете. Когда Лебо и Нете подошли к болоту, Мики в трех милях  к
западу от них обнюхивал первый кекек.
   Накануне утром он убил пекана именно тут, но теперь кекек  был  пуст  -
исчез даже колышек для приманки,  и  не  было  заметно  никаких  признаков
спрятанного капкана. Пробежав четверть мили, Мики осмотрел второй кекек  и
обнаружил, что он тоже пуст. Это сбило его с  толку,  и  он  направился  к
третьему кекеку, но, прежде чем приблизиться к шалашику,  несколько  минут
недоверчиво нюхал воздух. Следов человека тут  оказалось  особенно  много.
Снег был плотно утоптан, а запах Лебо так сильно ударил ему в ноздри,  что
на мгновение Мики представилось,  будто  траппер  прячется  где-то  совсем
рядом. Потом Мики сделал несколько осторожных  шагов  вперед,  заглянул  в
отверстие шалашика и увидел припавшего к земле большого  кролика,  который
смотрел на него круглыми испуганными  глазами.  Мики  заподозрил  какую-то
опасность и остановился. Ему очень не  понравилась  поза  Вапуза,  старого
кролика. Другие кролики, которых он находил в кекеках Лебо, либо бились  в
капкане, либо лежали вытянувшись, почти замерзнув насмерть, либо болтались
в волосяной петле. Но этот Вапуз сидел, сжавшись в теплый пушистый  комок.
Дело в том, что этого кролика Лебо изловил руками в дупле упавшего  дерева
и привязал ремешком к колышку, а потом  расставил  чуть  поодаль  от  него
целое гнездо капканов и засыпал их снегом.
   Мики подходил к гибельной ловушке все ближе и ближе,  несмотря  на  то,
что ощущения  надвигающейся  опасности  становились  все  сильнее.  Вапуз,
словно  завороженный  его  медленным,  неотвратимым  приближением,   сидел
неподвижно, как каменный. И тут Мики прыгнул. Его  челюсти  сомкнулись  на
спине кролика, и в тот же миг раздался  лязг  стали,  и  его  заднюю  лапу
сдавил капкан. С рычанием Мики уронил кролика и  повернулся.  Щелк!  Щелк!
Щелк! Два капкана захлопнулись впустую, но  третий  защемил  его  переднюю
лапу. С той же стремительностью, с какой он только что схватил кролика,  с
той же яростью, с какой накануне он убил пекана, Мики стиснул зубами этого
нового беспощадного врага. Его клыки скрипнули на  холодной  стали.  Он  в
буквальном смысле слова содрал капкан с лапы, так что снег  вокруг  заалел
от брызнувшей крови.  Мики  исступленно  извернулся,  чтобы  освободить  и
заднюю лапу. Однако капкан держал ее крепко. Мики грыз его, пока из  пасти
у него не полилась кровь. Он все  еще  продолжал  эту  неравную  борьбу  с
холодной сталью, когда из ельника, в двадцати  шагах  от  шалашика,  вышли
Лебо и Нете.
   Траппер остановился. Он тяжело дышал, а его глаза горели злорадством  -
он еще в двухстах шагах от  кекека  услышал  лязганье  цепи,  удерживавшей
капкан.
   - Ага, попался! - прохрипел Лебо, дергая поводок Нете.  -  Он  попался,
Нете! Проклятый разбойник, с которым ты должен разделаться. Сейчас я спущу
тебя с поводка, и тогда... Куси, куси его!
   Мики перестал грызть капкан и замер,  не  спуская  с  них  глаз.  Когда
опасность стала явной, его страх перед  этим  человеком  исчез  бесследно.
Теперь им владели только ярость и жажда боя. Инстинктивно он разобрался  в
истинном положении вещей: его  врагами  были  человек  и  пес,  а  не  эта
холодная штука, схватившая его за ногу. Он все вспомнил  так,  словно  это
случилось вчера: ему уже доводилось видеть человека с дубинкой в  руке.  А
Лебо тоже сжимал в руке увесистую  дубинку.  Но  Мики  не  испугался.  Его
пристальный взгляд был устремлен  на  собаку.