╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
игаться дальше. Поэтому мы
выбрали наиболее благоприятное место, куда можно было подойти, и, причалив
судно позади выброшенной на берег льдины, принялись готовиться к третьей
зимовке на севере. Вскоре все было устроено. Мы в последние дни так медленно
подвигались вперед, что отошли лишь на несколько миль от китоловов, которые
тоже зазимовали во льдах у острова Гершеля. Казалось бы, мы не должны были
ощущать недостатка в обществе. Однако скоро мы узнали, что соседство наше не
очень желательно. Один из капитанов даже проворчал что-то насчет "семи
голодных лишних ртов". Но еще до окончания зимы и он и остальные убедились,
что мы были гораздо лучше снабжены продовольствием, чем они. Мы ни разу не
просили у них припасов, но, наоборот, сами передали им за зиму две тонны
пшеничной муки, которой у них не хватило.
У Кинг-Пойнта застрял китобой "Бонанца", которого летом подвижкою льда
выбросило на берег. Я хочу рассказать здесь о приключении, пережитом мною
вместе с капитаном этого судна. Капитану очень хотелось вернуться в
Сан-Франциско сушей, чтобы там снарядить второй корабль, с которым он хотел
пройти на север будущей весной, так как иначе он упускал целый промысловый
сезон.
Я же со своей стороны пылал желанием добраться до какой-либо
телеграфной станции, чтобы разослать по всему свету весть о нашем успешном
прохождении Северо-западным проходом. Но ближайшая телеграфная станция
находилась в 700 километрах по ту сторону горной цепи высотою в 2750 метров,
и это расстояние нужно было пройти в наступившие короткие дни. Тем не менее,
оба одержимые страстным желанием, мы решили отправиться в путь.
Путешествие само по себе не внушало мне никаких опасений, скорее я
призадумывался пуститься в него в обществе такого человека, каким был
капитан Могг с "Бонанцы". Прежде всего он располагал деньгами, а я нет, что
давало ему право распоряжаться нашей маленькой экспедицией. Но, судя по
всему, я был уверен, что в экспедициях подобного рода он обладал гораздо
меньшим опытом, чем я. Кроме того, капитан Могг был маленький и толстый, так
что ни в каком случае не мог бежать рядом с нартами, запряженными собаками,
а скорее его самого пришлось бы везти в нартах.
Однако поездка имела для меня слишком большое значение, и я не хотел
упустить этой возможности. Но я приуныл, когда начались обсуждения, какого
рода продовольствие нам следовало взять с собою. На "Йоа" у меня имелось
много ящиков с пеммиканом в жестянках - идеальным продовольствием для зимней
поездки любой продолжительности, так как пеммикан, состоящий из равных
частей сушеного мяса и жира, является наиболее концентрированным видом
продукта, достаточно питательного в холодном климате. Но капитан Могг с
презрением отверг мое предложение взять с собой эти консервы в качестве
основного питания, заметив, что они не годятся даже и для собак. Он в свою
очередь выдвинул предложение, с которым волей-неволей мне пришлось
согласиться, взять с собою несколько мешков с вареными и замороженными
бобами. Не говоря уже о чрезвычайно малой питательности по отношению к их
объему, думаю, что даже малоопытный человек сообразит, сколько излишней
содержимой бобами воды нам пришлось с трудом тащить по снегу на протяжении
несчитанных миль. Но ничего нельзя было поделать, и, снабженные таким
продовольствием, мы двинулись в путь с острова Гершеля 24 октября 1905 года.
У нас было двое нарт и 12 собак, составлявших собственность Джимми. Его
жена Каппа была четвертым членом нашей маленькой экспедиции. Наш путь лежал
вверх по реке Гершеля, через скалистый хребет высотой 2750 метров и затем
вниз по южному склону к реке Юкону, где первой торговой станцией был форт
Юкон.
Джимми бежал впереди первой упряжки, прокладывая дорогу в снегу, а я -
впереди второй. Вначале я немного сдавал после многих недель пребывания на
борту "Йоа", но через неделю снова натренировался, и мы без труда покрывали
ежедневно от 30 до 40 километров по глубокому снегу. Это было недурно, но
скудный ужин скоро стал сказываться на всех нас - исключая капитана Могга.
Разумеется, он за день не производил никакой работы, а только сидел в своих
нартах. Для нас же троих остальных порция из пригоршни вареных бобов была
совершенно недостаточна, чтобы пополнить затрату мышечной энергии,
произведенную за день. С каждой милей мы изнурялись и тощали все больше и
больше.
Джимми и Каппу мы оставили у форта Юкон, а сами с капитаном Моггом
поехали вниз по Юкону с одной упряжкой, причем капитан по-прежнему сидел в
нартах, а я бежал впереди. Здесь путешествие наше было уже безопасно, так
как в расстоянии половины дневного пути друг от друга были понастроены так
называемые Road House - постоялые дворы для проезжих и, кроме того,
замерзшая река указывала нам путь. Но капитану Моггу не терпелось добраться
как можно скорее, и он потребовал, чтобы мы ехали беспрерывно от завтрака до
ужина и чтобы обеденные отдыхи были совсем уничтожены. Я решительно
воспротивился, доказывая ему, что так как мне приходится тратить больше сил,
чем ему, то и пищи мне требуется тоже больше. Капитан в бешенстве не желал
даже слушать мои возражения и заявил, что он - начальник экспедиции, и если
уже на то пошло, то и деньги у него, и поэтому я должен повиноваться его
приказаниям. Я смолчал, но втайне решил отомстить. На следующее утро мы
покинули наш привал и тронулись дальше по глубокому снегу в ясный солнечный
день. Я шел впереди и как раз на полдороге между хижиной, которую мы
покинули утром, и той, которую собирались достигнуть к ужину, я остановил
собак и заявил капитану Моггу, что отсюда он может ехать дальше один, я же
вернусь обратно к покинутой утром хижине. Собаки, нарты и все припасы,
разумеется, составляют его собственность и остаются в его распоряжении.
Почему ему не продолжать своего странствования в одиночестве? Капитан
растерялся и перепугался до смерти. Он стал жаловаться, что я покидаю его на
верную смерть в пустыне, так как он не умеет управлять собаками, а идти
пешком он физически не в состоянии, не говоря уже о том, что не обладает
опытом, необходимым для ориентировки в этих местностях. "Все это, быть
может, и правда, - ответил я ему, - но меня совершенно не касается. Я не
могу ехать дальше, если не буду есть три раза в день и столько, сколько мне
нужно, чтобы быть сытым. Я поеду с вами дальше только при условии, что вы
будете кормить меня досыта".
Капитан поспешил дать мне требуемое согласие, так как боялся, что я
могу изменить мое скромное требование и предоставить его собственной судьбе.
После его торжественного заверения, что он будет порядочно кормить меня три
раза в день, мы отправились дальше. Мы достигли форта Эгберт 5 декабря 1905
года. Помню, что градусник показывал 50oЦ ниже нуля. Форт Эгберт
является самым крайним военным постом Соединенных Штатов на севере и
конечным пунктом линии военного телеграфа. Я был принят с лестной для меня
любезностью начальником станции, засыпавшим меня поздравлениями по поводу
моего успеха и настойчиво приглашавшим меня погостить у него подольше. Я не
мог принять его приглашения, но с глубокой благодарностью принял его
предложение отослать мои телеграммы. Я написал около тысячи слов, которые
немедленно были отправлены. По какому-то несчастному стечению обстоятельств
как раз в те дни где-то на линии провода лопнули от мороза; на починку их
потребовалась неделя времени, после чего я, наконец, получил подтверждение,
что мои телеграммы дошли до места назначения. Разумеется, я тогда же получил
множество поздравительных телеграмм и обменялся деловыми сообщениями с моим
братом, ведавшим моими делами в Осло.
Я покинул форт Эгберт в феврале 1906 года и поехал назад вдоль торговых
станций к Джимми и Каппе, с которыми пустился в обратный путь на "Йоа". На
этот раз мы позаботились о более разумном и подходящем снабжении
продовольствием, так что для нас троих, привычных к таким поездкам здесь на
севере, это возвращение было сплошным удовольствием.
Однажды утром, вскоре после того как мы достигли реки Поркьюпайн на
своем пути к северу, Джимми вдруг издал возглас изумления и указал на что-то
впереди. Его острые глаза разглядели черную точку, двигавшуюся по снегу.
Скоро ее различил и я. Час спустя мы повстречали одинокого человека с черным
от копоти лицом, который, не имея даже собаки, сам тащил за собою свои
нарты. То был почтальон, развозивший почту между устьем реки Меккензи и
торговыми станциями по ту сторону гор. Я не верил своим глазам. Передо мною
стоял человек, который за сотни миль от ближайшего жилья, не имея ни единой
души, могущей ему помочь в случае болезни или несчастья, безмятежно шагал в
разгаре полярной зимы через скованную льдом и морозом пустыню и даже не
подозревал, что он совершает подвиг!
Я исполнился восхищением перед этим мужественным добродушным
шотландцем. Мы сразу подружились, и он часто потом писал мне письма, а в
последнем просил меня взять его с собою в предстоявшую мне экспедицию на
Южный полюс. Я был чрезвычайно рад заполучить его в качестве спутника, и он
непременно отправился бы со мною, если бы судьба не решила иначе. Он пропал
без вести у устья реки Меккензи, и больше о нем никто не слыхал. Я не могу
упустить случая и не почтить здесь памяти этого замечательнейшего, лучшего и
благороднейшего из сынов пустыни, которого я имел счастье встретить на моем
пути.
В остальном наше возвращение на остров Гершель прошло без
примечательных событий. В июле взломался лед, и мы без особых затруднений
достигли мыса Барроу. Оттуда мы пошли через Берингов пролив и вдоль
побережья до Сан-Франциско, куда прибыли в октябре. Я подарил этому городу
"Йоа" на память о завоевании Северо-западного прохода. Она до сих пор стоит
в парке "Золотых Ворот" в Сан-Франциско, где желающие могут ее осматривать.
Прежде чем кончить эту главу, я хочу оглянуться на прошлое и вкратце
перечислить предшествовавшие попытки совершить плавание Северо-западным
проходом. Задолго до моей экспедиции мне удалось, в 1899 году, приобрести у
одного старика из Гримсби, в Англии, всю существовавшую тогда литературу о
Северо-западном проходе. Благодаря этим книгам я был подробнейшим образом
осведомлен об интересующем меня предприятии еще прежде, чем стал готовиться
к моей увенчавшейся успехом экспедиции. При первом взгляде на карту этих
местностей можно убедиться, что там существует несметное число проливов,
отделяющих группу островов от северных берегов Америки. При поверхностном
рассмотрении казалось, что самый естественный путь - это тот, который идет
прямо на запад от северной оконечности Боотии Феликс, так как карта там
указывает на открытые воды с самого этого места. Это как раз и есть тот
путь, которым так неудачно пыталось пройти большинство моих
предшественников. В моем же предприятии больше всего способствовало удачному
исходу то, что я шел на юг вдоль западного побережья Боотии Феликс до самой
южной оконечности Земли Короля Уильяма и только оттуда повернул к западу,
держась все время у самого берега.
Я должен принести горячую благодарность старику в Гримсби, так как в
одной из его книг, повествующей о поисках Джона Франклина, предпринятых
адмиралом Леопольдом Мак-Клинтоком, я прочел предположение, что настоящий
проход будет найден тем, кто изберет более южный маршрут, нежели тот,
которого до сих пор держались все исследователи. Это предположение явилось
главным основанием в выборе моего пути.
Многие из прежних попыток пройти Северо-западным проходом были
предприняты экспедициями, которые английское правительство посылало на
помощь Джону Франклину, не вернувшемуся из своей последней экспедиции. Он и
его спутники погибли от голода и, как ни странно, именно в тех местах, где
мы сами напали на изобилие зверья и рыбы.
Несколько лет тому назад, британское правительство назначило премию в
350000 крон тому, кто первый откроет Северо-западный проход. Эта премия была
разделена между доктором Джоном Рэ, служащим Компании Гудсонова залива, и
адмиралом Робертом Ле Мессюрье Мак-Клюором. Моя удачная экспедиция на "Йоа"
является первым и до сего дня единственным сквозным плаванием
Северо-западным проходом (1927 год). Принимая во внимание связанные с ним
бесчисленные трудности и опасности, в высшей степени сомнительно, чтобы
кто-либо в будущем на него отважился.
Соображения, которыми руководствовалось британское правительство,
присуждая премию Джону Рэ и адмиралу Роберту Мак-Клюру, были следующие:
Мак-Клюр пытался пройти с запада и продвинулся до залива Милосердия на Земле
Бенкса. Там ему пришлось покинуть свое судно, и он был в конце концов
доставлен обратно вместе со своими людьми спасательной экспедицией,
явившейся на Землю Бенкса с востока.
Доктор Джон Рэ был служащим Компании Гудсонова залива. Он вообще
никогда не пытался предпринять плавание Северо-западным проходом, но в
качестве начальника ряда экспедиций по суше к северным берегам Канады он
составил в высшей степени ценные карты и привез первые достоверные сведения
о судьбе Франклиновой экспедиции.
Едва ли стоит добавлять, что, хотя эти дельные люди и заслужили вполне
награду за свои труды и успехи, экспедиция на "Йоа" все же остается первым и
единственным плаванием всем Северо-западным проходом.
Достигнув, таким образом, первой цели, которую я поставил себе в жизни,
я начал искать новые области для своей деятельности. Годы 1906 и 1907 я
посвятил чтению лекций, разъезжая по Европе и Америке, и вернулся в Норвегию
с деньгами, хватившими на уплату всем моим кредиторам, в их числе и тому,
который чуть не помешал моей экспедиции. Я снова был свободен и мог
приступить к составлению новых планов.
ГЛАВА IV
ЮЖНЫЙ ПОЛЮС
Следующей задачей, которую я задумал разрешить, было открытие Северного
полюса. Мне очень хотелось самому проделать попытку, предпринятую несколько
лет тому назад доктором Нансеном, а именно - продрейфовать с полярными
течениями через Северный полюс поперек Северного Ледовитого океана. Для этой
цели я воспользовался знаменитым судном доктора Нансена "Фрам". Хотя оно со
временем сильно обветшало и износилось, но я не сомневался, что оно еще
способно выдерживать толчки полярных льдов и ему вполне можно доверить
судьбу экспедиции. Я закончил все подготовительные работы, привел "Фрам" в
порядок, погрузил снаряжение и продовольствие и подобрал товарищей, среди
которых находился также летчик. Но вот, когда все уже было почти готово к
отправлению, по всему миру распространилось известие об открытии адмиралом
Пири Северного полюса в апреле 1909 года. Это, конечно, было для меня
жестоким ударом!
Чтобы поддержать мой престиж полярного исследователя, мне необходимо
было как можно скорее достигнуть какого-либо другого сенсационного успеха. Я
решился на рискованный шаг, заявил официально, что, оставаясь по-прежнему
при своем мнении, считаю научные результаты такого плавания достаточно
важными, чтобы не отказываться от последнего, и покинул с моими спутниками
Норвегию в августе 1910 года.
Согласно первоначальному плану, мы должны были выйти в Северный
Ледовитый океан через Берингов пролив, так как предполагали, что главное
течение идет в этом направлении.
Наш путь из Норвегии в Берингов пролив шел мимо мыса Горн, но прежде мы
должны были зайти на остров Мадейру. Здесь я сообщил моим товарищам, что так
как Северный полюс открыт, то я решил идти на южный. Все с восторгом
согласились.
История о наших достижениях в этой экспедиции подробно изложена в моей
книге "Южный полюс". Описание экспедиции капитана Скотта также настолько
общеизвестно, что возвращаться к нему было бы бесцельным повторением. Однако
здесь стоит привести некоторые соображения по поводу причин нашего
счастливого возвращения из этого рискованного предприятия и трагической
гибели капитана Скотта и его спутников. Я считаю уместным откровенно
разобрать ту часть критики, которая была вызвана моим соревнованием с
капитаном Скоттом, но основана на общераспространенном искажении некоторых
существенных фактов, она, как мне известно, послужила поводом к
несправедливому суждению обо мне со стороны многих людей. Одно из этих
утверждений гласит, что я, выражаясь спортивным языком, недобросовестно
"обошел" Скотта, якобы не уведомив его о моем намерении устроить состязание
между нашими экспедициями. В действительности же дело обстояло совершенно
иначе.
Капитан Скотт имел самые точные, какие только можно себе представить,
сведения о моих намерениях не только еще до ухода его из Австралии, но и
позднее, когда мы оба уже находились на месте наших зимовок в Антарктике.
Покидая осенью 1910 года Мадейру, я оставил запечатанную в конверте депешу в
Австралию на имя капитана Скотта, которую мой секретарь, согласно моему
поручению, отослал несколько дней спустя после того, как мы вышли в море, -
в ней я совершенно ясно и открыто извещал Скотта о моем намерении вступить с
ним в состязание относительно открытия Южного полюса.
Позднее, зимою (в Антарктике, разумеется, стояло лето), группа из
экспедиции Скотта посетила нашу зимовку в бухте Китовой - приблизительно в
60 норвежских милях от зимовки Скотта - и здесь осмотрела все наши
подготовительные работы. Обеим экспедициям, конечно, пришлось провести зиму
на своих зимовках, ожидая наступления теплой погоды для дальнейшего
продвижения к полюсу. Мы не только оказали этим людям самое широкое
гостеприимство и предоставили все возможности осмотреть наше снаряжение, но
я даже пригласил их остаться у нас зимовать и забрать половину наших собак.
Они отказались.
Мои опыт в полярных путешествиях укрепил во мне убеждение, что собаки
являются единственными подходящими ездовыми животными в снегах и льдах. Они
быстры, сильны, умны и способны двигаться в любых условиях дороги, где
только может пройти сам человек. Скотт же явился на юг, снабженный моторными
санями, не замедлившими доказать свою непригодность на снегу и льду. Он
также привез с собою несколько шотландских пони, на которых и возлагал все
свои надежды. Я с самого начала считал это роковой ошибкой, явившейся, к
моему прискорбию, в значительной мере причиной трагической гибели Скотта.
Итак, повторяю, Скотт был полностью уведомлен о моих намерениях, прежде
чем сам приступил к выполнению своих.
То обстоятельство, что мы устроили нашу зимовку на Ледяном барьере,
самым существенным образом способствовало нашему успеху, так же как выбор
Скоттом западной части материка явился причиной его гибели при возвращении с
полюса. Прежде всего, вследствие воздушных течений в Антарктике погода на
материке гораздо суровее, чем на льду. Климат Антарктики - даже в самых
благоприятных случаях - является худшим во всем мире, главным образом из-за
необычайно сильных штормов, которые здесь свирепствуют почти без перерывов.
Сила ветра при этих штормах достигает невероятной скорости. Скотт испытал не
раз ураганы такой силы, что положительно не мог удержаться на ногах. На
своей зимовке Скотт и его товарищи во время томительных зимних месяцев почти
беспрерывно страдали от скверн
╧Ёшъы■ўхэш 