╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
она
как самую явную ерунду, когда-либо выдуманную об Арктике, а второе его
открытие - как ерунду уже вредную и опасную. Я говорю здесь о его широко
распространенной книге "Белокурые эскимосы" и о не менее известной второй
его книге - "Гостеприимная Арктика".
Поговорим сначала о "Белокурых эскимосах". Разумеется, нет ничего
невозможного в том, что то или иное немногочисленное эскимосское племя до
сих пор еще не было найдено, но говорить об этом как о достоверном факте -
значит растягивать границы возможного до незаконных пределов. Такое открытие
не заслуживает серьезного доверия, если не подкреплено неоспоримыми
доказательствами. Стефанссон таких доказательств не представил.
Вероятная разгадка существования "белокурых эскимосов" довольно проста.
Области Арктики являлись в течение четырех столетий излюбленным полем
деятельности исследователей. Экспедиции одна за другой снаряжались в эти
страны, причем многим из них приходилось там зимовать. Кроме этих
исследователей, на север отправлялись целые поколения бесчисленных торговцев
пушниной. Во всех этих предприятиях бритты и скандинавы составляли
большинство. Смешанные браки - здесь обычное явление, так же как и на
западных берегах Америки. Нравственный уровень эскимосов не выше, чем у
других людей; для примера упомяну здесь о предложении, сделанном эскимосом
члену экспедиции на "Йоа": пользоваться его женой за стальную иглу.
Белокурые эскимосы, по всей вероятности, являются внуками,
происходящими от эскимосских матерей-полукровок и белокурых, голубоглазых
отцов северян. Тот, кто имеет хотя бы самое первоначальное понятие о законе
Менделя относительно наследственности физических свойств, хорошо знает, что
во втором поколении гибридов (будь то растение, животное или человек),
отпрыск, как правило, будет носить характер одного из производителей в
чистом виде. Сказка Стефанссона об особой расе белокурых эскимосов
заслуживает не больше внимания, чем сенсационная новость бульварного листка.
"Белокурые эскимосы" Стефанссона являются лишь забавным измышлением
фантазии. "Гостеприимная Арктика" же, напротив, является весьма опасным
искажением условий действительности. Для кучки людей не представит никакого
вреда, если они вообразят, что где-то существует небольшое число белокурых
эскимосов. Но человек, стремящийся в Арктику в погоне за приключениями и
новыми переживаниями, непременно получит при чтении этих россказней ложные
представления о тамошнем "гостеприимстве" и может попытаться сделать как раз
то же самое, что сделал, как он заявляет в своей книге, Стефанссон, - то
есть отправиться искать приключений в эти страны, запасясь одним лишь ружьем
с небольшим количеством патронов. Такой поступок равносилен верной смерти.
Еще никогда не было выдумано более несообразного искажения условий Арктики,
чем утверждение Стефанссона, что хороший стрелок там "может просуществовать
одной охотой". Стефанссон сам никогда этого не делал, хотя и утверждает
противное. Я даже пойду дальше и готов поручиться моим именем полярного
исследователя и всем моим имуществом в том, что если бы Стефанссон решился
на такую попытку, он умер бы в течение недели со дня старта, при условии,
что он произвел бы эту попытку в полярных льдах, непрестанно дрейфующих в
открытом море.
В россказнях Стефанссона имеется как раз столько правды, чтобы придать
им отпечаток правдоподобия. На материке и на больших островах в пределах
полярного круга водится немного дичи. Будучи экспертом по части нахождения
этой добычи и обладая достаточным опытом, чтобы ее изловить, да еще при
наличии удачи и благоприятного времени года, человек, пожалуй, и мог бы
кое-как прожить, но только в прибрежных районах, хотя и там эскимосы часто
мрут от голода, имея однако, все преимущества и навыки, более чем кому-либо
другому дающие им возможности к существованию.
Но очутившись на бесконечных арктических ледяных полях, вдали от всякой
земли, шансы "просуществовать одной охотой" так же велики, как шансы найти
золотые россыпи на вершине айсберга. Правда, иногда - весьма редко - на льду
показываются тюлени, но увидеть и убить тюленя - две совершенно разные вещи.
О том, чтобы удить рыбу, не может быть и речи, так как толщина льда здесь от
3 до 12 футов.
Глупые россказни Стефанссона ввели в заблуждение многих серьезных
исследователей. Мне приходилось то тут, то там встречать высокообразованных
людей, которые воспринимали эти басни за истинную правду о жизни Севера. Я
слышал, они выражали удивление по поводу моих тщательных приготовлений к
экспедиции - я стремился взять с собой достаточное количество провианта в
концентрированном виде. К этим россказням присоединилось еще
распространившееся мнение, что путешествие на Северный полюс немногим
отличается от веселой охоты, во время которой можно с удобствами
прогуливаться по льду, останавливаться время от времени, чтобы застрелить
какую-нибудь живность, не заботясь о пропитании на день грядущий. И эти люди
искренне верили в то, что говорили! "Разве известный полярный исследователь
Стефанссон не написал книги специально для того, чтобы искоренить
заблуждение относительно трудности добыть достаточное пропитание в
арктических странах?"
Я, разумеется, лично знаком с большинством людей, хорошо изучивших
условия Арктики. Я говорил со многими из них по поводу стефанссоновской
"Гостеприимной Арктики". Одно упоминание названия этой книги является
вернейшим средством услышать от них целый ряд отборных бранных слов. Они по
собственному опыту знают, что это за чушь. И тем не менее я осмеливаюсь
утверждать, что понадобится больше пятидесяти лет, чтобы большинство
здравомыслящей публики убедилось, что деньги, разумно потраченные на
снабжение продовольствием арктической экспедиции, - деньги, брошенные не на
ветер. Своими фантастическими россказнями Стефанссон нанес неизмеримый вред
действительно серьезному исследованию полярных стран.
Экспедиции Стефанссона приобрели широкую известность, но они всегда
отличались отсутствием ценных результатов, а во многих случаях и ужасающе
недобросовестными суждениями. Многие из спутников Стефанссона вернулись в
цивилизованные страны его беспощадными врагами.
Я не стал бы говорить о Стефанссоне в таком неприятном тоне, если бы
его болтовня о полярных странах не нанесла уже доказанный вред во всех
областях, относящихся к полярным экспедициям. Неправильные суждения часто
бывают понятны, и хотя их не всегда легко прощают, тем не менее многие
виновные в них получили оправдание общественного мнения. Иные арктические
исследователи страдали от разногласий в своих экспедициях. Иные экспедиции
кончались неудачей. Но когда в одном человеке все эти недостатки
комбинируются с необузданной силой воображения, то я считаю долгом, опираясь
на авторитет и многолетний опыт, выступить для пользы полярного исследования
и прямо заявить, что россказни Стефанссона в "Гостеприимной Арктике" -
сплошная ерунда.
Самый яркий пример бездарного арктического исследователя, какой мне
приходилось видеть в моей жизни, встретился мне во время пребывания на
Свальбарде в 1901 году. Его звали Бауендаль, и он был лейтенантом
германского военного флота. Когда я с ним познакомился, он только что
проделал совершенно сумасшедшую попытку достигнуть Северного полюса и
собирался предпринять вторую при помощи совсем нового метода. Идея его
прошлогодней попытки заключалась в прокладке рельс для своего рода подвесной
железной дороги со Свальбарда прямо к полюсу. Эта его идея служила блестящим
примером ошибки, обычно свойственной человеческой логике при разрешении
трудных вопросов в том смысле, что в таких случаях принимаются во внимание
только самые заметные трудности. Бауендаль сделал открытие, и до него
известное по опыту всем арктическим исследователям, а именно, что величайшее
затруднение в достижении Северного полюса состоит в чрезвычайной неровности
льдов в Северном Ледовитом океане. Лед этот скопляется в нагромождениях из
тысяч глыб, размеры которых варьируют от кирпича до целого дома. Рассуждение
Бауендаля было примерно следующее "Неровный лед сильно затрудняет транспорт
продовольствия при походе на полюс. Вот я и построю подвесную железную
дорогу, тогда поверхность льда уже для меня не будет иметь никакого
значения".
И в самом деле, этот безрассудный парень действительно потратил зря
массу времени и денег на осуществление своего плана. Он привез с собою из
Германии на Свальбард целую партию больших свай, которые должны были быть
установлены с промежутками на льду, после чего между ними предполагалось
натянуть стальной канат. Того или иного типа вагон должен был висеть на
колесе, которое в свою очередь должно было катиться по канату, как по
рельсу. Бауендаль успел-таки выстроить несколько километров этой
замечательной дороги, но потом его рабочие отказались от дальнейших работ.
Несомненно, что Бауендаль был не совсем нормален. Если его неудавшаяся
затея воздушной дороги не служила доказательством его сумасшествия, то
следующая его нелепая затея, которую он собирался осуществить, когда я
встретил его в 1901 году, наверное уже являлась его окончательным приговором
в глазах всякого опытного полярника. Он взял часть строительного дерева от
оставшегося воздухоплавательного ангара Андрэ на Свальбарде и сколотил из
него плот. Буксирный пароход должен был отбуксировать этот плот к границе
плавучих льдов, откуда Бауендаль намеревался плыть через лед к восточному
побережью Гренландии, чтобы уже оттуда попытаться достигнуть более высоких
северных широт, нежели это удалось кому-либо до него. Бауендаль воображал,
что такой плот выдержит натиск льдов, а его просторная устойчивая
поверхность даст возможность построить комфортабельные жилые помещения, сидя
в которых Бауендаль и поплывет прямо в Гренландию.
Сначала "старожилы" Свальбарда потешались над этой выдумкой. Когда же
они убедились, что намерения Бауендаля вполне серьезны, то стали просить
меня употребить все усилия, чтобы поговорить с ним и передать от их лица
официальный протест, основанный на нашем опыте, полученном во время
пребывания во льдах. Я выполнил это поручение со всей возможной
деликатностью, но был принят как большинство непрошеных советчиков. Мои
слова не произвели ни малейшего впечатления на Бауендаля.
Единственным его спутником в этой экспедиции был молоденький норвежец.
Я решил во что бы то ни стало спасти жизнь этому юноше, а потому отыскал его
и разъяснил ему безумие всего предприятия. Юноша был немногоречив в своих
ответах на мои уговоры, но по "искорке" в его глазах я сообразил, что он не
дурак и не собирался рисковать жизнью ради подобной поездки. Я понял, что он
вполне удовольствуется получением платы за работы по подготовке экспедиции,
но не намерен входить в состав экипажа плота, когда последний отправится в
дрейф. Но юноша оказался еще умнее, чем я думал. Он покинул Свальбард вместе
с Бауендалем на буксирном пароходе, тащившем за собою плот.
Вечером, накануне достижения экспедицией сплоченного льда, юноша
прокрался на корму буксира и обрезал трос. Когда все на утро вышли на
палубу, плота нигде не было видно, и экспедиция Бауендаля завершилась
печально. Строгие моралисты, вероятно, осудят поступок юноши, но зато он
спас Бауендалю жизнь. Предоставляю читателю самому судить его.
Такие случаи безумия встречаются редко в среде профессиональных
исследователей, но зато менее необычна почти равносильная им безумная
отвага. Первая попытка исследовать полярные области с воздуха была
предпринята шведским воздухоплавателем Андрэ. Эта попытка никогда не
принималась всерьез настоящими исследователями, понимавшими явное безумие
этого предприятия. Андрэ уже раньше проделал на воздушном шаре ряд весьма
удачных длительных полетов на большие расстояния. Они тоже были опасны, но
все же не равносильны прямому самоубийству. Хотя дрейфовать по случайному
дуновению ветра на неуправляемом воздушном шаре и представляет известный
риск, но если полет предпринимается над землею, тут все же имеется некоторая
надежда на спасение. Но пускаться в дрейф на 2900 километров над Северным
Ледовитым океаном с одним лишь благоприятным ветром в качестве руля
представляет риск, на который не пойдет серьезный исследователь. Андрэ
покинул Свальбард, и до сего дня никто не нашел следов ни его самого, ни его
шара[1]. Без сомнения, этот несчастный был принужден к посадке на лед и уже
давно погребен где-нибудь на дне Северного Ледовитого океана вместе со своим
шаром. Обнажим головы перед этим смельчаком.
1 Шведский инженер С. А. Андрэ первым предпринял попытку достигнуть
Северного полюса по воздуху вместе с двумя спутниками Н. Стринбергом и К.
Френкелем. Воздушный шар "Орел" с этими тремя исследователями вылетел со
Шпицбергена в 1897 году и в продолжение 33 лет не было известий об этой
экспедиции, не считая кратких сообщении, дошедших до нас в нескольких буйках
и принесенных одним из голубей, имевшихся на воздушном шаре. Но эти известия
относились к первым трем дням экспедиции. Лишь в 1930 году норвежская
экспедиция Гуннар Хорна на Землю Франца Иосифа на промысловом судне
"Братвог" по пути своего следования, высадившись на Белый остров,
расположенный на северной границе Баренцева моря, между Шпицбергеном и
Землей Франца-Иосифа, случайно обнаружила последний лагерь экспедиции Андрэ
и трупы всех трех ее участников. Там были найдены различные предметы
снаряжения экспедиции, дневники и фотопленки, позволившие восстановить во
всех подробностях весь ход этой так трагически закончившейся экспедиции. Как
теперь известно, экспедиция Андрэ полюса не достигла, а через три дня полета
на широте 82o56' северной и долготе 29o52' восточной
люди оказались на дрейфующем льду и после 83-дневного тяжелого перехода
достигли, наконец, Белого острова, где все и погибли. - Прим. ред.
ГЛАВА Х
ТРУДНОСТИ ПОЛЯРНЫХ ЭКСПЕДИЦИЙ
Знаю, что большинство людей соединяет в своем представлении путешествия
в арктические страны с понятием о "приключениях". Поэтому было бы, пожалуй,
не бесполезно разъяснить разницу между этими двумя понятиями с точки зрения
исследователя. Я вовсе не хочу отрицать жажду приключений. Это весьма
естественное стремление к захватывающим переживаниям, заложенное в каждом
здоровом и сильном человеке. Оно, несомненно, перешло к нам в наследие от
наших далеких предков, для которых борьба за существование сопровождалась
полной риска охотой, опасными схватками с дикими зверями и страхом перед
неизвестным. Для них жизнь была сплошным приключением, и волнующее чувство,
охватывающее нас, когда мы снова переживаем их далекую жизнь, есть не что
иное, как совершенно нормальное возбуждение, являющееся реакцией здоровых
нервов при узаконенной природой борьбе за существование. Наши предки
ежедневно рисковали жизнью для добычи средств к существованию. Когда мы
"играем со смертью", мы возвращаемся к волнующей нервы радости первобытного
человека, которая охраняла и поддерживала его в ежедневной схватке.
Для исследователя же приключение составляет лишь мало приятное
отвлечение в его серьезных трудах. Он ищет не возбуждения чувств, а знаний в
области неведомого. Часто поиски за этими знаниями переходят в состязание с
голодной смертью. Для исследователя приключение - не более как следствие
скверной плановой разработки, приведшей его к тяжелым испытаниям. В другом
случае приключение для него - неприятное доказательство той истины, что ни
одному человеку не дано предвидеть все случайности будущего. Всем
исследователям приходилось переживать приключения. Приключения всегда
волнуют и возбуждают исследователя, и вспоминает он о них с удовольствием.
Но он никогда не пускается в погоню за ними. Для этого труд исследователя
слишком серьезен.
Но не все, ставшие исследователями, придерживаются этих убеждений.
Результатом для многих из них является ранняя могила или разбитые надежды.
Как и всякий другой труд в жизни человека, карьера исследователя требует
весьма и весьма суровой подготовки. Истинным серьезным исследователям
приходится много терпеть от того, что некоторые люди берутся за это дело без
достаточных навыков. Некоторые из этих людей - просто искатели приключений,
гоняющиеся за сенсациями. Другие в погоне за славой пытаются достигнуть
таким кратчайшим путем своей цели. Многие из этих людей лишились жизни без
всякого смысла. Это само по себе уже достаточно печально, но печальнее всего
то, что они посеяли сомнение в отношении арктических исследований среди
здравомыслящих людей, вследствие чего большинство из них считает полярные
исследования чистым безумием. Такая точка зрения часто доставляла огромные
затруднения серьезным исследователям, как, например, Нансену и Пири, в
добывании средств на их предприятия и даже в возможности излагать серьезные
научные планы своих предполагаемых экспедиций. За исключением ученых
специалистов по метеорологии, океанографии, географии и т. п., существует
очень ограниченное число людей, имеющих хотя бы отдаленное понятие о
значении достигнутых исследователями результатов, людей, способных отличить
серьезного исследователя от толпы искателей приключений и шарлатанов.
Первое условие, чтобы быть полярным исследователем, - это здоровое и
закаленное тело. Такие путешествия сопровождаются самыми суровыми лишениями,
а способность переносить последние в течение долгих периодов времени или в
трудные моменты опасности дана не каждому. Тем безрассуднее поступают люди,
просидевшие за конторским столом до зрелых лет, когда вдруг пытаются браться
за такую трудную задачу. Не менее безрассудно поступают и люди, приобретшие
жизненный опыт среди удобств цивилизации, внезапно решив вести первобытный
образ жизни, при котором тренировка какого-нибудь торговца пушниной или
китолова имеет гораздо большее значение, чем университетское образование.
Всеми моими удачами в полярном исследовании я обязан главным образом
тщательной тренировке моего тела, а также суровым годам учения,
предшествовавшим моему знакомству с действительностью полярной пустыни.
За телесными качествами следуют духовные, имеющие для исследователя
огромное значение. Я подразумеваю здесь не только природные умственные
способности. За исключением описанного мною безумца, те, которых я знал как
руководителей всякого рода экспедиций в арктические страны, были люди весьма
интеллигентные, а некоторые из них даже высокообразованные. Но в данном
случае я имею в виду те специальные умственные способности, которые
развиваются в результате освоения опыта экспедиций прошлых времен. Меня
лично это не раз спасало от серьезных ошибок. Читатель помнит, например, что
мой выбор зимней базы в бухте Китовой, как нельзя более способствовавший
благополучному достижению Южного полюса, явился результатом тщательного
изучения всех существующих описаний этого участка Ледяного барьера, начиная
с самого открытия последнего в 1842 году и кончая годом, предшествовавшим
нашему отправлению на юг.
╧Ёшъы■ўхэш 