родолжал:
     --  Слухайте,  хлопцы!  А  что,  если  устроить  этим  явно  враждебным
подлодкам маленькую  ответную диверсию? Вы  видите,  как они сжимают строй в
дугу? Спрошу капитана!.. Товарищ командир!..
     -- Слушаю, товарищ Скворешня.
     -- Не разрешите ли вы нам,  прежде чем враг нападет  на нас, попытаться
вывести из строя три его подлодки?
     -- Каким образом?
     --  У меня  с  собой три гранаты и остатки манильского троса.  Подлодки
идут  самым малым ходом, почти не вращая винтов. Мы бы подвесили к винтам по
гранате... Винты намотают на себя тросы, а потом своими лопастями они ударят
по гранатам...
     -- Остроумная идея, товарищ  Скворешня!  --  после  короткого  молчания
ответил  капитан. -- Но я не хочу первым начинать враждебные действия. Пусть
это делают они. Возвращайтесь!
     -- Есть возвращаться! На двух десятых вперед! -- скомандовал  Скворешня
Марату и Павлику.
     Они медленно, словно нехотя, вынеслись вперед, опустившись к подлодкам,
чтобы еще раз внимательно осмотреть их, и затем поплыли к острову.
     Отойдя километра на два от вражеских судов, Павлик повернул к Скворешне
голову, желая что-то сказать ему. Краем глаза он вдруг увидел сзади какие-то
длинные черные сигарообразные тени, стремительно догонявшие их.
     -- Акулы за нами! -- крикнул Павлик и повернул луч фонаря назад.
     То  же самое быстро сделали Скворешня  и Марат. Странные тела настигали
их.  Но они не были  похожи  ни  на акул,  ни на  какие  другие существа  из
обитателей вод. На  их  круглых, металлически мерцавших головах  без  пастей
отсвечивало  синеватым блеском по  четыре  больших  плоских глаза.  Стройные
закругленные тела  их суживались назад, где с неуловимой для глаз  быстротой
вращались какие-то  необыкновенные хвосты... Их число все увеличивалось, все
новые и новые тени выносились из темноты позади.
     -- Вниз! -- скомандовал Скворешня.
     Все трое мгновенно выполнили  приказ и,  переложив рули, изогнувшись  в
дугу, стремительно юркнули в глубины.
     Из все увеличивавшейся стан отделилось  несколько этих странных тел  и,
наклонив головы, последовало за ними;  остальные, мелькнув  на концах лучей,
пронеслись дальше по прямой.
     -- Вверх! -- торопливо прозвучала новая команда Скворешни.
     Почти  немедленно  преследователи  также  изменили  курс,  все   больше
приближаясь к друзьям...
     -- Магнитные торпеды! -- воскликнул пораженный Скворешня и скомандовал:
-- Три десятых вперед! На прямой!
     Торпеды  неслись  теперь за ними, не  отставая,  но и  не  приближаясь,
держась позади их на расстоянии тридцати метров.
     --  Товарищ командир, стая  магнитных торпед пронеслась прямо к пещере!
Шесть штук преследуют нас!
     -- Видим на экране!
     -- Разрешите пойти назад, чтобы не притащить с собой хвост из торпед!
     -- Разрешаю!
     -- Боевые действия можно считать начатыми?
     -- Да... Начаты неприятелем!
     -- Спасибо, товарищ  командир! А ну, хлопцы, поворот  по горизонтали на
сто восемьдесят градусов!
     Широко  развернувшись на повороте, все  понеслись назад  по-прежнему на
трех  десятых  хода.  Торпеды  автоматически,   а  на  взгляд  усмехавшегося
Скворешни даже покорно, повторили маневр.
     -- Разделиться! -- продолжал командовать Скворешня. -- Направо и налево
от меня! Держать интервал в пятьдесят метров!
     Стайка торпед также разъединилась. За Скворешней оказалось три торпеды,
за Маратом -- две, за Павликом -- одна.
     В темных сумерках вод  впереди  показался  строй подлодок. Преследующие
торпеды  внезапно  ускорили  ход,  настигая  Скворешню,  Марата  и  Павлика.
Огромные  тени   подлодок  быстро  вырастали  впереди,  прояснялись,   грозя
столкновением.
     --  Почувствовали!  --  торжествующе  вскричал  Скворешня.--  Каждый  к
подлодке против себя! Десять десятых вперед! Под киль подлодки!
     Люди  стрелой  понеслись  к кораблям.  Уже пролетая под ними, Скворешня
оглянулся и успел заметить,  как  все преследовавшие их торпеды,  все  более
ускоряя ход, внезапно подняли вверх свои смертоносные головы и устремились к
подлодкам... Притяжение  огромных  металлических  масс  кораблей  пересилило
притяжение скафандров!
     Едва лишь  Скворешня и  его товарищи успели проскочить метров на сто за
подлодки,  как шесть  необычайной  силы  взрывов,  один за другим,  потрясли
окружающие  воды.  Сейчас  же  за  взрывами сверкнули  три  огромных  столба
пламени, невидимые мощные  струи далеко расшвыряли людей в разные стороны, и
все сразу затихло...
     -- Товарищ командир! Три подлодки врага уничтожены его же торпедами! --
понеслось донесение Скворешни в центральный пост "Пионера".
     -- Я видел! Поздравляю с успехом!
     -- Разрешите повторить операцию? Ответ последовал не сразу.
     -- Враг приведен в замешательство,-- послышался наконец голос капитана.
--  Он собирается  отступать.  Носовая пушка вступила в бой. Возвращайтесь в
пещеру на глубине трехсот метров.
     -- Есть возвращаться в пещеру на глубине трехсот метров!

        x x x
     Из  выходной  камеры  "Пионера"  Скворешня,  Марат и  Павлик немедленно
направились в центральный пост управления подлодки. Команда в отсеках, через
которые  они  проходили,   молча,  не  отрываясь  от  наблюдения  за  своими
аппаратами  и механизмами,  приветствовала  их  поднятыми вверх  руками. Вся
команда уже знала о приключениях этой тройки.
     Проходя   по  верхнему  коридору,   они  еще  издали  увидели  водолаза
Крутицкого,   неподвижно  стоявшего  у  дверей  каюты  лейтенанта  Кравцова.
Крутицкий был в полной боевой форме: с винтовкой у ноги, с кортиком на левом
и ультразвуковым пистолетом на правом боку. Его лицо было каменно-сурово, он
холодно, словно не  узнавая,  смотрел на приближающихся  Скворешню, Марата и
Павлика. С  какой-то  особой  и  неожиданной повелительностью,  свойственной
одним лишь военным, стоящим на боевом караульном посту, он приказал:
     -- Держаться противоположной стены!
     И трое друзей, прижимаясь к стене,  осторожно и молча обошли  дверь, не
сводя с нее  пристальных глаз, словно видя  сквозь нее жалкую  и ненавистную
фигуру предателя и убийцы.
     В центральном посту капитан выслушал краткий рапорт Скворешни.
     Затем капитан с нескрываемым волнением крепко пожал руку Скворешне:
     -- Поздравляю вас! Родина не забудет ваших славных боевых заслуг!
     Капитан пожал руку и Марату:
     -- Спасибо, товарищ Бронштейн, за ток! Он дал нам возможность встретить
врага во всеоружии и уничтожить его!
     И, обратившись к Павлику, стоявшему навытяжку, как заправский советский
моряк, то бледневшему, то красневшему  от  волнения, капитан с  улыбкой,  от
которой Павлику  захотелось  вдруг пройтись на руках по  палубе центрального
поста, сказал:
     -- Спасибо за все, товарищ Буняк! Вы вели себя геройски! Весь советский
флот и вся  наша Родина  скоро узнают об этом!.. Вольно, товарищи! -- весело
скомандовал капитан. Тихо смеясь, он схватил мальчика за  плечи, привлек его
к  себе,  обнял  и  расцеловал:  -- Павлик!  Милый  мой мальчик!  Ты  будешь
достойным сыном нашей Родины и славным ее моряком, если захочешь!
     --  Хочу!  Хочу,  товарищ  командир!  -- звенящим  от  восторга голосом
закричал  Павлик. --  Я буду советским моряком! Я хочу быть  подводником!  Я
буду служить с вами и учиться у вас, товарищ командир!
     Взволнованные этим  страстным порывом мальчика, все на минуту застыли в
молчании. Наконец капитан, положив руку на плечо Павлика, сказал:
     -- Ты будешь, Павлик, кем  захочешь!  И  всегда ты будешь достоин нашей
великой Родины!..  По  местам, товарищи! Могу сообщить  вам напоследок: враг
обращен в бегство. Уничтожены шесть его подлодок, все выпущенные ими торпеды
и один эсминец на поверхности!  Остальным удалось скрыться. Завтра  "Пионер"
отправляется к родным берегам!



        Глава XII. "ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ"




     Из центрального поста Скворешня,  Марат и  Павлик быстро направились по
коридору  в столовую. Радостно взволнованные,  они лишь теперь почувствовали
безмерную усталость и острый голод.
     Но, едва миновав  два прохода в водонепроницаемых  переборках коридора,
они  услышали  впереди  себя  приглушенный  грохот тяжелых  шагов,  бряцание
винтовок, щелканье  затворов, стук раздвигающихся дверей,  глухие отрывистые
слова  команды. Сейчас же за  этими необычными  звуками из ближайшего отсека
коридора показалась фигура комиссара Семина.
     Высоко подняв свою  седую голову, он  строго смотрел  вперед и, заметив
Скворешню, Марата и Павлика, резко скомандовал:
     -- В сторону!
     Едва  они  успели  прижаться  к  стене,  как  за  комиссаром  показался
Крутицкий,  за  ним  знакомая до  отвращения  фигура  Горелова,  наконец  --
замыкающий шествие Матвеев.
     Горелов  шел,  низко опустив голову, желтый,  с черными  кругами вокруг
запавших глаз.  Казалось,  он стал  ниже ростом; его бритая, с оттопыренными
ушами  голова словно ушла  в плечи. Он шел,  не глядя  по  сторонам, и, лишь
поравнявшись с  Павликом, мельком  поднял глаза  на  побледневшее сразу лицо
мальчика. Жалкая, растерянная, как будто заискивающая улыбка вдруг пробежала
по лицу Горелова и сейчас же исчезла.
     Процессия  быстро  скрылась  за  следующей переборкой  коридора,  потом
послышались  ее гулкие шаги по винтовой  лестнице,  которая вела  наверх,  в
отделение складских помещений.
     Молча,  словно  прилипнув  к  стене,  три друга  проводили взорами  это
необычное  шествие.  Наконец, облегченно вздохнув, они  посмотрели  друг  на
друга.
     Переводят гада из  общего  коридора в изолятор,-- с гримасой отвращения
сказал  Скворешня,  тронувшись  дальше. --  Чтоб  воздух тут  не портил... И
хорошо делают. Я бы этой гадине при следующей же встрече просто шею свернул!
     --  Ну,  брось,  Андрей  Васильевич! -- ответил Марат, едва поспевая за
Скворешней, размашисто шагавшим впереди. -- Не разводи демагогию. Дисциплину
забываешь.
     --  Ах,  спасибо,  научил!  Только  тебя и  ждал,  чтобы  вспомнить про
дисциплину.
     Пройти в столовую можно было только через красный уголок. Едва ступив в
него  через широко раскрытые двери, Скворешня, а за ним Марат и Павлик сразу
остановились, потрясенные неожиданно открывшейся картиной.
     Завернутое в  белоснежную простыню,  на большом столе, покрытом красным
сукном, лежало тело лейтенанта Кравцова. С груди  лейтенанта  по обе стороны
стола спускался до  полу  боевой  флаг Военно-Морского  Флота  СССР.  Голова
лейтенанта покоилась на  подушке; лицо его под мягким  светом, струившимся с
потолка, бледное, с желтизной, застыло в суровом спокойствии.
     У изголовья в боевом снаряжении, с  винтовками к ноге, стояли в карауле
Ромейко и Крамер.
     Зоолог с грустным лицом и красными глазами оправлял флаг на лейтенанте.
Заметив вошедших, он тихо подошел к ним и, вздыхая, пожал каждому руку.
     --  Поздравляю вас, друзья мои, с победой,--  шепотом проговорил он. --
Но как жаль погибшего!
     -- Мы спешили к нему изо всех сил,-- так же тихо ответил  Скворешня. --
Коли б вин ще одну хвылыночку продержался!
     -- Не могу простить себе! --  взволнованно продолжал зоолог. -- Зачем я
выпустил его, слабого, еще не совсем оправившегося? Зачем я это сделал?
     -- Его и  здорового смял бы в  два счета Горелов,-- возразил Скворешня.
--  Силен, бугай!  Ошибку  допустил  бедняга  лейтенант. Бросился,  наверно,
очертя голову, хотел  задержать... а ему нужно было  только следить за ним и
вызвать подмогу с подлодки. Эх, згинув, бидолаха, ни за понюшку табаку!
     Со   стиснутым   сердцем  слушал   этот  печальный   разговор   Павлик.
Подступавшие слезы обжигали веки.
     Помолчав и еще раз тяжело вздохнув, зоолог сказал:
     -- Капитан назначил похороны через два  часа...  Молча, понурив головы,
лишь  изредка  перебрасываясь   короткими  незначительными  фразами,  друзья
отправились в столовую обедать.
     Когда Скворешня, Марат и Павлик  возвратились в красный  уголок, караул
уже  сменился, и у тела  лейтенанта,  помещенного  в  быстро сделанный гроб,
стояли Крутицкий и Матвеев. Там же они застали почти всех научных работников
и команду подлодки.
     Вскоре  появился капитан,  одетый в полную форму,  с двумя орденами  на
груди. Капитана сопровождали комиссар Семин, главный акустик Чижов,  главный
электрик Корнеев  и начальник научной части профессор Лордкипанидзе. Старший
лейтенант Богров оставался на вахта в центральном посту управления.
     Открыв  траурный  митинг,  капитан  произнес  краткую речь  над  гробом
погибшего.  Он  сказал  между прочим, что  лейтенант  допустил в  результате
беспечности серьезный проступок, выпустив изменника Горелова  из подлодки за
несколько минут до подготовленного последним взрыва. За это он должен был бы
понести суровую кару, но своей мужественной борьбой с предателем при попытке
его  задержать  он во  многом искупил  свою  тяжкую вину перед Родиной.  Еще
слабый после перенесенного ранения, он погиб славной смертью героя. И Родина
и все его боевые товарищи прощают ему проступок, допущенный им по  молодости
и отсутствию  выдержки.  Задача,  поставленная  перед  подлодкой  партией  и
правительством,  будет   выполнена.  Порукой  этому   являются  безграничный
энтузиазм и  решимость, с  которыми вся команда  и все научные  работники не
покладая рук, не разгибая спины работают сейчас над восстановлением подлодки
и  ее боеспособности. Результаты этой работы только что  успел почувствовать
враг. Он будет чувствовать их и впредь, когда только пожелает...
     Капитан  приблизился к  гробу, пристально, с глубокой печалью посмотрел
на открытое,  спокойное и примиренное лицо лейтенанта, наклонился  к  нему и
поцеловал его в последний раз.
     Через час небольшой холмик  высился над могилой,  высеченной  в дальнем
углу подводной пещеры, в твердом базальте ее дна.

        x x x
     Сейчас  же  после  окончания  печальной  церемонии, в  двадцать  часов,
команда вернулась к прерванным работам.
     Дюзовое кольцо, приваренное к корпусу, уже прочно стояло на месте; вода
из камеры  газопроводных труб была удалена. Предстояло  еще поставить  новые
трубы  взамен уничтоженных взрывом  и восстановить автоматическую аппаратуру
сигнализации  и  контроля  в  камере.  Этим   немедленно  занялись  Козырев,
Скворешня, Ромейко и Матвеев. Было также много второстепенных недоделок и  у
других бригад.
     Весь вечер и всю первую половину ночи продолжалась радостно-напряженная
работа во всех отсеках корабля.
     Оставались считанные  часы. В час тридцать минут девятнадцатого августа
"Пионер" должен был произвести первые взрывы в своих дюзах и выйти из своего
убежища в просторы океана.
     Работа  кипела.  В  восемнадцать  часов  главный акустик Чижов  доложил
капитану, что все ультразвуковые прожекторы в порядке. В  двадцать один  час
сорок  пять  минут электрики  с  помощью  освободившихся акустиков закончили
восстановление  всей автоматики  в  камерах баллонов  с газами,  подготовили
аппаратуру  для газопроводной камеры и перешли к заделке проводов всех сетей
под внутреннюю  обшивку переборок и  корпуса корабля. Зоолог, Цой и  радисты
заканчивали очистку и шлифовку  кормы и дюзового  кольца от следов работы на
них.  Старший лейтенант  Богров,  Шелавин и еще  два человека  из  команды в
последний раз осматривали,  выслушивали, просвечивали дефектоскопами  корпус
подлодки изнутри и снаружи.
     Все нервничали, ежеминутно  посматривая на часы. Особенно волновались в
газопроводной  камере. У  механиков что-то не ладилось. Несколько труб,  уже
поставленных   на   места,   после  новой   проверки   показались   Козыреву
подозрительными, и он их забраковал.  Пришлось подниматься в склад, отбирать
и ставить  другие. Время уходило, часы показывали уже двадцать два  часа,  а
работы  в  камере  оставалось  еще немало. Между  тем электрики  нетерпеливо
ждали, когда освободят камеру, чтобы заняться установкой  уже подготовленной
аппаратуры. Им тоже нужно было на это не менее часа -- часа с четвертью.
     Наконец,  в двадцать три часа, люди распрямили спины  и смогли вытереть
пот  с лица. Козырев  в последний  раз проверил трубы  и их крепление, и все
вышли из камеры. В нее устремились электрики. В двадцать четыре часа зоолог,
Цой и радисты окончили очистку и  шлифовку кормовой ,части корабля, дюзового
кольца и  дюз.  Еще  через  пятнадцать  минут  из  пещеры  вернулся  старший
лейтенант  со своей партией:  корпус подлодки,  после  проверки, оказался  в
идеальном состоянии.
     Капитан  приказал  старшему  лейтенанту  взять всех  свободных  людей и
начать  уборку  и  погрузку  материалов  и  оборудования,  накопившихся  вне
подлодки, в пещере.  На  погрузку пошли водолазы,  радисты, Шелавин, зоолог,
Цой  и  многие  другие.  Больше всего  времени и  усилий требовали  разборка
помоста  и  клетки  вокруг  дюзового  кольца,  распутывание  тросовой  сбруи
"Пионера", снятие электролебедки, прожекторов и осветительной сети.
     С  каким-то  трудно  передаваемым  ожесточением люди  бросились  в  эту
последнюю атаку. Лишь сознание,  что это действительно последнее напряжение,
последнее  требующееся  от них усилие, помогло им мобилизовать остатки своей
воли, энергии и сил. В ноль часов сорок пять минут все находившееся в пещере
было собрано под  выходной площадкой. Началась  торопливая погрузка.  Вдвоем
или  в одиночку, надувая воздушные мешки, а в трудных случаях пуская  в  ход
винты, люди поднимали доски, трубы, лебедку, бухты тросов, прожекторы, мотки
проводов, инструменты и все это  сваливали  в выходной камере, в углу, чтобы
уже  потом,  на  походе  и  на  досуге, разобраться  и разложить  по местам.
Беспорядочная гора в углу быстро росла и скоро заняла целую стену.
     Скворешня работал то под выходной площадкой, подавая товарищам наиболее
тяжелые вещи, то сам  переносил их в камеру.  И, когда он поднимался вверх к
площадке или выдавались  свободные секунды между одной и другой подачей, все
чаще  заволакивалась  голова   туманом,  закрывались  глаза  и  все  труднее
становилось раздирать веки и приходить  в себя. Один раз он так и простоял с
минуту,  ухватившись за трубы,  погруженный в  какое-то забытье,  и Матвееву
пришлось несколько раз тряхнуть его за плечо, чтобы заставить очнуться. Было
очень неловко, и Скворешня не знал, куда деваться от стыда.
     -- Что  это с  вами случилось,  Андрей  Васильевич? -- спросил Матвеев,
подставляя спину под новый груз.
     --  Да  так,   знаешь...  задумался...  вспомнил  про  Горелова...   --
замявшись, сказал Скворешня первое, что пришло ему в голову.
     -- А-а... -- понимающе протянул Матвеев. -- Да... есть о чем подумать.
     Кончали  погрузку под  колыхание и  подвижку  "Пионера"  то вперед,  то
назад, то  в стороны: электрики и механики испытывали  уже работу ходовых  и
рулевых дюз.  Дно пещеры к этому времени почти  совсем очистилось. Последнюю
мелочь подобрал Скворешня.
     -- Все? -- спросил из камеры старший лейтенант.
     -- Все! -- послышался снизу голос Скворешни.
     -- Подымайтесь! Начинаю перекличку!
     -- Есть подыматься! -- ответил  Скворешня, показываясь над  площадкой с
огромной охапкой инструментов.
     С запущенным винтом он проскользнул в  камеру, и старший лейтенант едва
успел ткнуть в него пальцем, сказав:
     -- Один...
     Не  отдавая   распоряжения  о  поднятии   площадки,  старший  лейтенант
продолжал считать остальных людей, заполнявших камеру:
     -- Два... три... пять... восемь...
     Людей было много --  семнадцать человек. Пока продолжалась  перекличка,
площадка все еще не была поднята, и никто не обращал на это внимания.
     Наконец старший лейтенант закончил:
     -- Все налицо. Поднять площадку! Сдвинуть двери! Открыть вентиляцию!
     Вода быстро убывала, скоро и давление воздуха в камере было доведено до
нормального.
     Волнуясь  и  торопясь, все