х
двигателей.
8. Предыдущая работа -- инженер завода в"-- 189, начальник проектного
бюро; одновременно -- доцент Института стратосферных полетов.
9. Находился ли под судом или следствием, имел ли взыскания? -- Нет.
10. Имел ли награды, какие, за что? -- Орден "Знак Почета" за отличное
выполнение заданий в первой командировке за границу.
Красным карандашом капитан поставил сбоку восклицательный знак.
11. Владеет ли языками? -- Свободно английским, французским и немецким,
немного -- японским.
12. Бывал ли за границей? Где, когда, по какому поводу? -- В Японии, по
командировкам ведомства, первый раз -- с 19... г. по 19... г., второй раз --
в 19... г. и третий раз -- в 19... г.
Капитан опять остановился и долго думал с карандашом в руке. Потом
отметил на полях: "I) 5 лет назад, 2) 2 года назад, 3) год назад".
13. Имеет ли родственников за границей? Где? кто, степень родства? --
Да. В Японии. Троюродный дядя и его дочь. Николай Петрович Абросимов, Анна
Николаевна Абросимова.
Капитан поставил сбоку красным карандашом два восклицательных знака.
14. Имеет ли научные труды ? Какие именно? -- Да. См. прилагаемый
список.
15. Подпись.
Широким, размашистым росчерком стояла подпись:
"Ф. Горелов".
Дойдя до конца, капитан откинулся на спинку кресла и надолго, с
полузакрытыми глазами, задумался. Потом потянул к себе большой блокнот с
отпечатанным наверху бланком: "Командир подлодки "Пионер". Твердым, четким
почерком он начал писать:
"Радиограмма. Строго секретно. Москва, Политуправление Военно-Морских
Сил СССР. Прошу в срочном порядке выяснить и сообщить мне подробности
пребывания главного механика подлодки "Пионер" Горелова в Японии во время
его служебных командировок. Также его поведение там, отношения с
родственниками, находящимися в Японии,-- Николаем Петровичем Абросимовым,
дочерью последнего -- Анной Николаевной -- и другими, какие окажутся там.
Командир подлодки "Пионер" капитан 1-го ранга Воронцов".
Написав эту радиограмму, капитан достал из того же ящика книгу шифров и
через несколько минут радиограмма превратилась в несколько однообразных
цифровых строчек.
По телефонному вызову в каюту вошел старший радист Плетнев и
остановился у дверей, плотно задвинув их за собой. Картотека и книга уже
были спрятаны и заперты в ящике стола.
-- Строго секретно, Виктор Абрамович,-- сказал капитан, подавая ему
сложенный вчетверо листок. -- Немедленно!
-- Есть строго секретно, немедленно! -- прозвучал ответ. В глубокой
задумчивости капитан остался один перед своим письменным столом.
Глава Х1. У ОГНЕННОЙ ЗЕМЛИ
Вода, пронизанная ярким желтым светом, спадала быстро, словно
всасываемая стенами и полом камеры. Шелавин, Скворешня и Матвеев,
навьюченные гидрофизическими приборами и аппаратами, осторожно сгружали их с
себя в углу на пол. Зоолог, Горелов, Цой, Марат и Павлик снимали с плеч
экскурсионные мешки и снаряжение. Здесь же был и комиссар, решивший сегодня
принять участие в прогулке, чтобы поразмяться.
Голоса молодежи звучали возбужденно и весело.
-- Замечательно интересная банка! -- громко говорил Цой. -- Не правда
ли, Арсен Давидович? Какое огромное количество новых видов, родов и даже
семейств! Какая масса антарктических животных!
-- Очень интересно, Цой,-- с удовлетворением подтвердил зоолог. --
Очень интересно! Когда мы только справимся с материалом, которым нас так
щедро одарила банка Бердвууд?
-- Цой положительно был похож на сумасшедшего! -- смеялся Марат. -- Как
будто его только что выпустили из сумасшедшего дома. Он бросался во все
стороны, хватал все, что попадалось под руки...
-- А ты? А ты сам? -- наскакивал на Марата петушком Павлик, снимая свой
мешок и кладя его у стены возле других. -- Кто у меня вырвал из рук
чудесного морского ежа? Наскочил, как разбойник, и выхватил. Арсен
Давидович, честное слово, это моя добыча! Я вам покажу потом этого ежа --
круглый, фиолетовый, с красными кончиками на иглах.
-- Неправда! -- запальчиво кричал Марат, размахивая перед собой своим
мешком. -- Ты даже не притрагивался к нему!
-- Ну да, не притрагивался! Я подсовывал под него руку, чтобы не
повредить, а ты всей пятерней -- цоп!
Мешок в руках Марата пришел в бешеное движение и чуть раскрылся. В
отверстии мелькнуло на мгновение что-то красно-синее, и в тот же миг с
быстротой молнии рука Павлика выхватила из мешка великолепного морского ежа
с розовыми кончиками игл.
Под общий смех с торжествующим криком Павлик бросился к Горелову,
который ждал уже его с распростертыми объятиями, чтобы укрыть от
настигавшего Марата. Но Марат оказался проворней в водной стихии, и, прежде
чем Павлик успел сделать два шага, отделявшие его от спасительных объятий
Горелова, еж опять очутился у Марата.
Павлик остановился с пустыми руками. Это было так неожиданно, что
походило на фокус. Все смеялись, а Павлик с растерянным видом твердил:
-- Вот разбойник! Вы видите, какой разбойник! Потом вдруг схватил, не
глядя, один из лежавших позади мешков за его нижний край и с хохотом обрушил
на шлем Марата. Мешок от удара раскрылся, и живой радужный поток
разноцветных рыб, морских звезд, кораллов, раков, офиур, водорослей, морских
лилий, морских ежей, голотурий полился вокруг ошеломленного Марата, образуя
около него нечто вроде искрящейся, извивающейся, прыгающей завесы. Общий
хохот теперь гремел не переставая. Павлик с визгом плясал перед Маратом, как
краснокожий у жертвы, привязанной к столбу пыток.
Возмущенный голос зоолога привел всех в себя.
-- Что вы делаете, сумасшедшие? -- гремел ученый. -- Вы мне погубите
весь сбор! Чей это мешок?
В наступившей тишине прозвучал глухой, клокочущий яростью голос
Горелова:
-- Мой! Я считаю это полнейшим безобразием со стороны Павлика!
Из дальнего угла комиссар с изумлением смотрел на искаженное лицо и
злобные глаза Горелова.
Совершенно растерявшись, Павлик невнятно пролепетал:
-- Простите, простите, Федор Михайлович... Я ведь думал, что это мой
мешок, я не знал...
-- Потом будешь извиняться! -- продолжал греметь зоолог. -- А теперь --
скорее собирать добычу! Все, все, за дело!
Вода опустилась тем временем до колен. Она кишела, словно в огромном
аквариуме, морскими обитателями -- увертливыми рыбами, ползающими
иглокожими, колышущимися лилиями. Все принялись ловить их, но вне водной
стихии движения людей .в тяжелых скафандрах сделались медлительными, утратив
свою легкость и гибкость.
-- Осторожнее! Осторожнее, товарищи! -- умолял зоолог, ползая по полу
на четвереньках. -- Не раздавите кого-нибудь!
Через минуту работа превратилась в забавный, увлекательный спорт.
Камера наполнилась шутками, смехом, восклицаниями. Лишь Павлик и Горелов
работали молча и сосредоточенно. Павлик все не мог отделаться от
воспоминания о злобном взгляде Горелова. Горелов, еще до того как приняться
за сбор, быстро осмотрел внутренность своего опустошенного мешка и теперь, с
досадой отбросив его, лихорадочно работал, не столько охотясь за животными,
сколько разбрасывая их в разные стороны. Он быстро приближался к углу, где
Павлик осторожно распутывал клубок из великолепных морских лилий, горгоний,
голотурий и ярких морских звезд. Неожиданно в середине клубка пальцы Павлика
наткнулись на что-то твердое, угловатое. Бережно раздвинув сплетение
отростков, лучей и присосков, Павлик с трудом вытащил что-то металлическое,
необычайно тяжелое -- и ахнул от удивления: перед ним был знакомый ящичек
для запасных частей "ундервуда" Горелова!
Напряженно держа ящичек в обеих руках, Павлик с недоумением разглядывал
его. В этот момент Горелов подошел почти вплотную к мальчику и поднял
голову. В согнутом положении, с опущенными к полу руками и поднятой головой,
он был похож в своем скафандре на сказочное чудовище, приготовившееся к
прыжку.
Дрожь страха пронизала все существо Павлика, когда, обернувшись, он
увидел перед собой эту пугающую фигуру и глаза, полные ярости и угрозы,
мрачные, глубоко запавшие глаза... Павлик едва нашел в себе силы
пролепетать:
-- Федор Михайлович, зачем это здесь? Ведь части могут заржаветь,
испортиться...
Не разгибаясь, с опущенными глазами, Горелов резко вырвал из рук
Павлика тяжелый ящичек и придушенным, прерывающимся голосом сказал:
-- Да нет же! Там нет запасных частей. Я туда переложил кое-какие
лабораторные инструменты для сбора...
Он быстро спрятал ящичек во внутренний карман мешка и молча, не
взглянув на Павлика, продолжал укладывать животных в мешок.
Комиссар смотрел из своего угла...
Сбор был окончен. Все прошло благополучно, ничего из добычи не было
потеряно, ничего не испорчено. Участники экскурсии, довольные и усталые,
выложили из мешков свою добычу в лабораторные ванны и ящики и разошлись по
каютам.
Горелов вместе со всеми прошел по коридору, открыл дверь своей каюты и
скрылся за ней. Дверь резко, с отрывистым стуком, задвинулась, и Горелов с
перекосившимся сразу от ярости лицом на мгновение застыл на месте возле нее.
Он тяжело дышал; большие оттопыренные уши горели, словно с них сорвали кожу;
огромные кулаки то сжимались, то разжимались. Подойдя к разобранной пишущей
машинке, он вынул из кармана брюк ящичек, подержал его в дрожащей руке и
вставил на место. В необычайном возбуждении, словно зверь в клетке, он
заметался по каюте, меряя ее из конца в конец огромными шагами. С его
посеревших губ время от времени срывалось хриплое бормотание:
-- Надо кончить... Этот мальчишка... Надо кончить... Яростно ударив
кулаком по круглому столу, он упал на стул подле него и застыл, опустив
голову в полной неподвижности.
"Пионер", набирая скорость, уходил от банки Бердвууд, держа курс на
Огненную Землю.
x x x
Идти было довольно тяжело. На каждом шагу попадались огромные обломки
скал, утесы, доходившие до самой поверхности или выступавшие над нею,
песчаные отмели и банки, иногда круто и высоко поднимавшиеся над дном. При
обходе этих препятствий навстречу, словно вырываясь из труб, ударяли сильные
струи течения. Хотя море здесь, в прибрежной полосе, у Огненной Земли,
неглубоко -- тридцать -- сорок метров, редко глубже,-- но свет сверху едва
доходил до дна. Густые зеленовато-синие сумерки заставляли все время держать
фонари зажженными, и все же видимость была очень слабой.
На поверхности океана свирепствовала жестокая буря. Она довольно
заметно давала себя чувствовать даже здесь, на дне. Порой приходилось
останавливаться, чтобы устоять на ногах; приходилось бороться с напором
подводных волн, чтобы продвигаться вперед.
После долгой ходьбы Павлик наконец устал и пустил в ход винт, но, чтобы
не отдаляться от своих спутников, он держал его на самом малом числе
оборотов.
Зоолог и Скворешня упорно шли пешком. Зоолог считал, что на таком
хорошем, плотном песчаном грунте при медленной ходьбе лучше всего собирать
придонных животных. Скворешня не возражал. Он был опытный и выносливый
подводный ходок.
Дно постепенно повышалось, и наконец впереди показались темные массы
густых водорослевых чащ.
-- Скоро будет легко, бичо,-- сказал зоолог Павлику. -- Проберемся
только сквозь стену этих "Макроцистис перифера", а там, под их защитой, и
бури не почувствуем, да и течение ослабеет.
-- А знаете, Арсен Давидович,-- ответил Павлик,-- выходит, что Марат
был прав, когда предлагал посеять эти водоросли в Охотском море... Он хотел
отвести холодное течение от наших берегов! -- Ну, с течением вряд ли
справятся даже эти гиганты,-- выразил сомнение зоолог. -- Самое большее,
чего можно от них ожидать,-- это то, что они в состоянии сыграть роль
великолепных молов для защиты гаваней от бурь. Вот здесь, например, океан
постоянным действием своих волн разрушает скалы, утесы, а гигантские
макроцисты стелются пеленой по его поверхности, принимают на себя первые
удары этих волн, приглушают их силу, и за ними корабли часто спасаются от
яростных бурь... Это отметил еще Дарвин во время своего путешествия на
корабле "Бигль".
-- Ну, слезай с коня, хлопчик,-- сказал Скворешня,-- приехали!
Начинались заросли. Зоолог неправильно выразился, назвав их стеной.
Водоросли поднимались со дна под острым углом и крутым подъемом далеко
уходили вперед, теряясь в сумраке глубин. Павлик знал, что сейчас предстоит
самая трудная часть пути. Он остановил винт и стал на дно рядом с
товарищами.
В чащу они вошли гуськом. Само собой вышло так, что Скворешня очутился
впереди, за ним -- зоолог, а Павлик замыкал шествие. Через два-три десятка
шагов, погружая ноги в стелющуюся под ними плотную массу, они ушли в нее с
головой. Скворешня, словно таран, пробивал дорогу среди сплетения толстых
стеблей и широких мясистых листьев.
Своим появлением люди внесли в эту молчаливую чащу полное смятение.
Отовсюду взлетали тучи маленьких рыб и каракатиц, гнездившихся в зарослях
водорослей. Полчища крабов, морских ежей, морских звезд, красивых голотурий,
планарий, нереид самого разнообразного вида быстро расползались по дну или
гибли под тяжелыми подошвами людей.
Со стволов и листьев осыпались на шлемы тысячи ракообразных. Листья
были до того густо усажены кораллообразными, что казались совсем белыми. На
них часто встречались удивительно тонкие, изящные постройки, в которых
обитали гидроидные полипы, прекрасные асцидии. Разнообразные моллюски вроде
пателл, голых моллюсков, двустворчатых во множестве также покрывали листья.
Заросли были полны жизни. Они давали приют, пищу, кров и защиту
огромному количеству организмов.
-- Видишь, бичо,-- говорил зоолог, с трудом пробиваясь сквозь чащу,--
какую богатую, разнообразную жизнь таят в себе эти водоросли. Ни один, даже
тропический, лес не может в этом отношении поспорить с ними. Еще Дарвин
сказал, что если бы в какой-нибудь стране свести все леса, то погибло бы
меньше видов животных, чем с истреблением этих макроцистовых подводных
лесов.
Вдруг шедший впереди Скворешня остановился. Два стебля, толщиной около
двух сантиметров каждый, случайно обвились вокруг его груди и рук и
задержали его. Скворешня поднатужился. Стебли не поддались -- их держали не
только корни, но и другие, соседние стебли, с которыми они сплелись у дна.
Самолюбие Скворешни было задето.
-- А, бисова лозина! -- разозлился он. -- А ну-ка! Он отодвинулся на
шаг назад и с силой рванулся вперед. Даже хорошая веревка вряд ли выдержала
бы этот могучий напор гиганта. Но стебли макроциста словно смеялись над
усилиями Скворешни и ни на йоту не ослабили своих объятий. Скворешня в
первый момент казался ошеломленным такой неудачей, потом пришел в бешенство.
-- Да что они, железные, что ли? -- вскричал он.
-- Не иначе! -- засмеялся зоолог, подмигивая Павлику. -- Наверно, с
какого-нибудь проходящего корабля уронили ломы, и вот выросли стальные
тросы... Вот тебе, Павлик, предметный урок, что такое "Макроцистис
перифера"...
-- Ага! Значит, это, вы говорите, урок Павлику? -- со сдержанным гневом
сказал Скворешня. -- А я хочу дать урок этому проклятому макроцисту!
Он отошел на два шага назад, постоял с минуту, наконец, глубоко
вздохнув, с силой пушечного снаряда ринулся вперед. Дальше произошло что-то
невообразимое. Огромные, толстые, как колонны, ноги Скворешни взметнулись
кверху, его шлем исчез внизу, под чащей; Павлика что-то сокрушительно
хлестнуло по груди и свалило с ног; падая, он ударил ногами по шлему
зоолога, и тот, ошеломленный, сел на дно, ничего не понимая. В один момент
три человека внезапно исчезли, словно их тут и не было. Среде густой чащи,
на небольшом примятом пространстве, колыхались лишь два высоких отростка
стеблей; потом чаща сомкнулась, поглотив и этих свидетелей необычайного
сражения, разыгравшегося в молчаливых подводных джунглях океана...
Первым пришел в себя зоолог. Кряхтя и охая, он поднялся на ноги,
воззвал в пространство:
-- Что случилось? Где вы тут, ребята? Он раздвинул чащу и увидел перед
собой растерянное лицо Павлика.
-- Я здесь, Арсен Давидович... А где Скворешня? Павлик оглянулся,
сделал шаг вперед и развел руками пелену водорослей.
Скворешня стоял среди чащи, молча и угрюмо снимая с себя оборванные
петли злополучного макроциста. Скворешня поднял голову и посмотрел на
мальчика.
-- Ко всем сегодняшним урокам, Павлик,-- сказал он с непередаваемым
юмором,-- прибавь еще один: нельзя, как бык, бросаться очертя голову, забыв
о сохранении равновесия...
Зоолог разразился хохотом, к которому сейчас же присоединился Павлик, а
немного погодя и сам Скворешня.
-- Какое изящное сальто-мортале вы проделали сейчас, дорогой Скворешня!
-- проговорил, захлебываясь от смеха, зоолог. -- Ваши ножки... О-хо-хо!..
Вашим неподражаемым ножкам позавидует любая балетная танцовщица... Ой, не
могу!.. О-хо-хо!..
Он схватился за свои металлические бока, продолжая хохотать и не имея
сил успокоиться. Вообще со дня знаменательной беседы с капитаном, словно
омытый и освеженный ею, зоолог находился в прекрасном настроении и в
продолжение всего десятидневного пребывания у Огненной Земли, начиная от
бухты Нассау, работал с прежним увлечением.
Через двадцать минут в том же строю, со Скворешней впереди, все трое
вышли из чащи гигантских макроцистов и вступили в спокойную полосу
прибрежья. И здесь дно было неровное, усыпанное подводными скалами, утесами;
масса крохотных гранитных, базальтовых, сланцевых островков поднималась над
поверхностью океана. Все они были увиты и оплетены теми же водорослями, но
значительно меньших размеров, чем встреченные раньше, со стороны открытого
океана. Казалось, что эти водоросли процветают и особенно пышно разрастаются
именно в местах наибольшего волнения, среди непрерывно грохочущих бурунов.
Едва выйдя из чащи, зоолог вдруг остановился и сказал:
-- А о Горелове мы и забыли! Ведь он нас должен был догнать... Одну
минутку, я с ним соединюсь...
На вызов зоолога Горелов ответил, что он сейчас пробирается сквозь чащу
макроцистов и держит курс к условленному месту встречи -- безыменной скале,
которой они дали название "Львиная голова", у крайнего островка из цепи,
окаймляющей большой остров Гести.
Горелов просил подождать его там, чтобы дальше пойти вместе: он еще
здесь не был ни разу, да и за все десять дней работы у Огненной Земли
выходит лишь второй раз и не хотел бы оставаться один.
Островов, отдельных скал и утесов, поднимавшихся над уровнем океана,
была здесь такая масса, что многие мореплаватели называют это западное
прибрежье Огненной Земли "Млечным Путем". Под водой же, если присоединить и
множество усыпавших дно подводных камней и скал, был полный хаос, настоящий
лабиринт.
С частыми остановками для сбора организмов прошло не менее двух часов,
прежде чем подводные исследователи приблизились к "Львиной голове".
Горелов уже ждал их. Он сидел на небольшом обломке, разбираясь в
содержимом своего экскурсио
Приключения