на-- наша страшненькая потаскушка. Можешь  представить  себе, как  мы
хохота-ли,  когда  прошло первое  изумление!  Хохотали до  слез, до колик  в
животе. Падали на землю,  корчась от хохота. Но надо было  видеть их самих--
Аристократа  и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали
друг  другу  руки, не взглянули  друг на дру-га, разошлись,  не промолвив ни
слова.  Но  лица!  Лица! Надо было видеть  их лица.  Глаза! И это--  любовь?
Чистая и непорочная лю-бовь? Где она, эта "чистая и непорочная", скажи  мне?
Я понимаю, что мы были последними сволочами.  Но  почему они  разошлись так?
Если была любовь (была же она!),  куда она девалась? Куда? И по-чему в жизни
все  происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне  эта  проблема с тех
пор покоя не  дает. Жизнь прожил, а  так  ни разу и  не  видал ничего такого
"чистого и непорочного". Почему? Отвечай! Что есть истина?


НЕ ВСЕ В ВОЛЕ БОЖИЕЙ
     Выслушав  того человека,  я  сказал  себе  следующее. Жалкий червяк! Ты
претендуешь на роль высшего изо всех  мыслимых существ--  на роль Бога, а не
можешь  решить  самую  примитивную  задачку самого  примитивного  человечка!
Признай  свое  ничтожество! Завтра же иди в комиссию  по  трудоустройству  и
соглашайся  на любую работу,  какую  тебе  предложат! Это  будет  твой самый
весомый вклад в дело спасения человечества.
     Приняв  такое  решение  покончить  со  своей  божественной  миссией,  я
почувствовал  необычайное  облегчение.  Сразу  пропала изжога,  появив-шаяся
после  только что  съеденного  обеда.  Взгляд  мой  стал  задержи-ваться  на
встречных женщинах.  Но это продолжалось  недолго. Я вспомнил о том, что мне
через   полчаса  предстоит  встреча  с  партийным  руководителем  городского
масштаба, жаждущим  вылечиться  от заика-ния. И  понял, что  люди  просто не
позволят мне снять с себя функции Бога. Я им нужен именно  как Бог, а не как
ничтожный страдалец, радующийся простейшим проявлениям жизни.
     Я им нужен как страдающий, но как Бог-- как страдающий Бог.


Я И АНТИПОД
     -- Почему ты думаешь, что  твое идеологическое учение есть исти-на?  --
спрашиваю я.
     -- Потому что оно основано на науке,-- говорит он.


     -- А на чем основана  уверенность  в истинностиутверждений нау-ки?-- не
унимаюсь я.
     -- На практике,-- говорит он.
     --  Но практика отвергла массу утверждении, считавшихся научными,--  не
сдаюсь я.-- И кто сосчитал, сколько  утверждений науки и религии отвергла  и
подтвердила практика? К  тому же твоя  идеология  такая  же  фантазия, как и
религия. Она сосет  соки науки,  но сама  не есть наука. Возьми  утверждение
идеологии о  бесконечности мира  в  про-странстве  и времени. Логически  оно
недоказуемо. Опытным путем его не  подтвердишь.  Чем оно с этой точки зрения
лучше утверждения о сотво-рении мира неким высшим существом?
     -- Есть  опыт людей в  течение  миллионов  лет,--  говорит  он.--  Есть
правила интерполяции и экстраполяции...
     -- Они суть правила логики, а не закона природы,-- говорю я.
     -- Идеология в духе эпохи,-- пускает он в ход последний аргумент.
     --  А ты  уверен, что  "дух эпохи" не изменится в ближайшее вре-мя?  --
наношу я свой решающий удар.
     На этот раз я победил. Но чаще побеждает он. Меня это не смущает. Немцы
в прошлую войну выиграли все битвы, но продули войну в целом.
     Так  и  я  могу  проиграть  Антиподу все  отдельные дискуссии, но  могу
выиграть  в  конечном  результате,   ибо  религия  побеждает,   идя  дорогой
поражений,-- такова ее историческая роль.


МОЙ МЕДИЦИНСКИЙ СТАТУС
     Само  собой  разумеется,  меня  поставили  на  учет  в  психиатрическом
диспансере, хотя я там до этого ни разу не  был и  никакого  обследова-ния с
этой точки зрения  не проходил. Произошло  это  так. За  мелкое хулиганство,
которого на самом деле  не было (меня  избили незнакомые лица), меня осудили
на  пятнадцать суток.  В один  из этих дней меня посетила "комиссия" из трех
человек. Главный  из  них  просил меня "признаться чистосердечно", являюсь я
шизофреником или нет.
     --  Если я скажу "нет",-- ответил я  им,-- то вы будете рассуждать так:
он шизофреник,  поскольку шизофреники отрицают, что они шизоф-реники. А если
я скажу "да", вы будете рассуждать так: он парень образованный, знает только
что приведенную  истину, и  потому  соглаша-ется считать себя  шизофреником,
чтобы скрыть тот факт, что он шизофреник.
     -- А ты не дурак,-- сказал глава комиссии.--  Значит, шизофреник. Так и
запишем.
     И  записали.  На   всякий  случай.  Чтобы  можно  было  в  любое  время
изолировать. В связи  с важными  событиями (праздники, приезд руково-дителей
из Москвы) город очищают от всякого сброда вроде меня. Таких  "шизофреников"
в  городе  сотни. И  их всех в таких случаях  забирают  в  сумасшедший  дом,
знаменитый на всю страну.  Я же теперь на это время исчезаю сам. В последний
раз я исчез на даче у самого начальника областного управления КГБ -- работал
на его участке (копал землю, пилил дрова, красил заборы и даже чинил печи).
     В тот раз один из членов "комиссии" задержался на минутку.
     -- Я себя чувствую  так, будто меня не  было, нет и не будет никогда,--
тихонько сказал  Он.--  Вместе с  тем мне  кажется, что я был,  есть и  буду
всегда. Что это по-твоему?



     -- Божественное начало в человеке,-- сказал я.-- Человек отличает-ся от
животного своей причастностью к Вечности.
     -- Ясно,-- сказал он.-- Только  по-дружески советую, не  говори  больше
никому об этом.


ТРУДНОСТИ ПРОФЕССИИ
     Моя профессия принадлежит  к числу трудных и опасных, хотя оплачивается
крайне низко. Об опасностях расскажу потом, а трудности  заключаются главным
образом в том,  что мои ученики и пациенты  почти никогда не понимают меня и
потому  обижаются на  меня.  Вот,  например, средних лет мужчина, занимающий
приличный  пост,  потребовал (не попросил, а  потребовал)  научить  его быть
красивым.  Я  сказал  ему для начала следующее: если хочешь  иметь  красивое
лицо, мой регулярно  ноги. Он  не понял фигурального смысла моего изречения:
приведи сначала в  порядок все, что  в тебе  скрыто от посторонних. Он понял
мои слова буквально. Разгневался. Поносил меня последними словами как жулика
и  шарлатана.  Не  заплатил ни  копейки. Погрозился сообщить  обо мне  "куда
следует"  (это  уже  из  области  опасностей). Я  сказал ему,  что "там, где
следует" могут заинтересоваться, как он встретился со мной, и это может  ему
повредить. Он  выругался матом. Но, по-видимому, не донес. И на том спасибо.
Другой человек попросил меня научить его выражать заложенные в нем потенции,
так как он хочет самосовершен-ствоваться. Я  сказал ему, что надо стремиться
выглядеть лучше,  чем ты есть на  самом  деле. Он тоже обиделся. И  тоже  не
заплатил. Правда,  он не ругался  матом и не  грозился донести: как-никак он
собирался  самосовершенствоваться.  Но  то,  что  я  ему  посоветовал,  есть
единствен-но возможный путь самосовершенствования, ибо в человеке вообще нет
никаких скрытых потенций. Это предрассудок, будто такие потенции есть.
     Бывают и смешные случаи. Одна  длинноносая женщина попросила  помочь ей
придумать что-нибудь такое, чтобы нос не казался таким длинным. Я ей сказал,
что ее проблема тривиальна: надо ей самой сделать свой нос предметом шуток и
подчеркнуть его  размеры и безоб-разие. В истории такие прецеденты уже имели
место. Она тоже сначала  обиделась. Тоже ушла,  не заплатив. Но через  месяц
она разыскала меня и заплатила по-царски. И была счастлива. Я ей посоветовал
изучить  литературу, касающуюся  носа:  шутки,  анекдоты. Через полгода  она
успешно  вышла,  замуж. Я  был приглашен  на свадьбу,  потом -- на пьянку по
поводу  рождения сына.  Упившийся муж отозвал  меня  в  сторонку и  попросил
придумать  что-нибудь такое, чтобы уменьшить нос его супруге,-- за это время
он стал еще длиннее и уродливее.


ДОБРО И ЗЛО
     Один  старый забулдыга рассказал мне  такой случай.  Сталину доложи-ли,
что  профессор  Н.  прислал  в  "Коммунист"  статью,  в которой  оспари-вает
некоторые утверждения Сталина о языке.
     --  Товарищ   Н.  впал   в   ошибку,--   сказал  Сталин.--  Человек  он
заслу-женный, надо ему по-товарищески помочь преодолеть заблуждение.
     -- Как конкретно?-- спросили Сталина.
     --  Расстрелять мерзавца,-- сказал он. Глаза его в этот момент источали
доброту. Сталин понимал соотношение добра и зла. Он был почти что Бог, но не
Бог: он был Сатана. Потому он говорил с акцентом.


     Советский человек охотно причиняет  зло ближнему и делает подло-сти. Но
он предварительно убеждает себя в том, что он  имеет на это моральное право,
что его действия  оправданы так или иначе,  что они  в конце концов  суть не
зло,  а добро. Мне,  например,  приходилось  беседовать  с  десятками людей,
совершавших  супружеские  измены.  Лишь  немногие  из  них  делали  это  без
психологического  и морального  самооправдания.  Как  правило, они  находили
причину  своего предатель-ства в  недостатках супругов,  которым изменяли, и
рассматривали свое  поведение не как предательство,  а  как  некий выход  из
создавшегося  положения,  как  стремление  преодолеть  трудности и даже  как
желание облагодетельствовать тех,  кому они изменяли.  Почти  во  всех таких
случаях результатом была аналогичная реакция второго из супругов, причем тут
моральное оправдание уже не вызывало  сомнения. Подлость за подлость, зло за
зло!  И так  устанавливалось некое житейское равновесие,  именуемое  добром.
Совершенно аналогичные  случаи  я  ви-дел  в  служебных отношениях людей,  в
творчестве, в "светской" жизни.
     Зло за зло -- вот практически действующий принцип нашего жития.
     Бог уже не в силах противостоять ему.
     Что я делаю, если люди хотят делать зло? Такие люди ко мне не приходят.
Тот,  кто хочет делать  зло, в  советах  не нуждается. Он и без  советов сам
хорошо знает, как это делать. Кроме того, я не учу  ни добру, ни злу. Я  учу
тому, как жить в таком разрезе бытия, в котором теряют смысл понятия добра и
зла.  Вот  против  меня за  столиком  в дешевом  кафе  сидит почтенный  отец
семейства. На ресторан у него денег нет. Да  и на эту беседу он, я чувствую,
экономил  за счет желудка. У него  сын кончает школу.  Парень способный,  но
далеко не гений. Особых склонно-стей  ни  к чему нет. Хороший комсомолец, но
не активист. На карьеру ни желания особого, ни энергии не  имеет. Как  быть?
Отцу, естественно, хочется, чтобы сын хорошо устроился в жизни. Чтобы не был
рабочим  или мелким служащим. Но не хочется,  чтобы  сын  становился обычным
хапугой,  горлопаном, холуем и все такое  прочее. Как быть? Где  тут добро и
где  тут зло? Простая жизненная проблема. Я уж  не говорю о таких проблемах,
как  улучшение  фигуры, похудение, накачивание мускулов, сохранение  половых
потенций  до крайней старости, преодоле-ние  бессонницы, преодоление  страха
смерти... Где  тут зло и где добро? А вот вам другой случай. Лучший ресторан
города. На столе лучшие  вина  и  лучшие закуски.  Два официанта почтительно
изогнулись перед нами. Мой собеседник на сей раз профессиональный грабитель,
вор, мошен-ник. Он  не спрашивает  меня  о  том, как  убивать,  не  оставляя
следов, как воровать и  мошенничать, оставаясь неуловимым для  правосудия. В
этих делах он сам выдающийся специалист, профессор, академик. Его интересует
другое.  В  последнее  время  у  него  стали  появляться  призна-ки  страха,
нерешительности, сомнений и прочих  нежелательных в его деле состояний.  Как
их преодолеть или хотя бы ослабить? Что должен делать я? Отказать ему в моих
советах? Это не  соответствует моим принципам: то, чему я учу, не зависит от
того, кого  я этому учу. Кроме того, этот человек есть злодей  с юридической
точки зрения, а я на себя брать функции официального судьи не хочу. Для меня
он  просто человек,  нуждающийся  в  моей  помощи.  "Если  бы  Вы знали  (он
обраща-ется  ко мне  на  "Вы" в отличие от многих  добропорядочных людей), с
какой мразью мне  приходится  иметь дело,-- говорит  он,-- Вы бы  сочли меня
самым благородным человеком в этом гнусном обществе".


     Если этот  человек снимет хотя бы половину драгоценностей с той толстой
бабы, которая  требовала оторвать ее от  пола,  не прикасаясь к ней  руками,
сделает он доброе или  злое дело? Судить об этом есть функция суда мирского,
а не божьего.
     В одном, несомненно, даю я поруку,
     Что эту российскую серость и скуку.
     Российскую пошлость до боли и рвоты
     Не буду менять на любые красоты.
     Я  рожден  именно  для  этой  безысходной русской  тоски,  для  решения
неразрешимых  русских  проблем. Нельзя  быть  пророком  в своем  отече-стве,
считал Христос. Мое положение иное: мне не суждено стать пророком вне своего
отечества.


ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ
     -- Мы тебя, Лаптев, под землей найдем,-- сказали мне эти люди,-- от нас
не  спрячешься.  Но  не бойся,  сегодня мы тебя  не берем, а  приглашаем для
консультации.
     Меня  посадили  в черную "Волгу"  и повезли в  район,  где расположе-ны
загородные дома высших чиновников города. И  вот меня ввели в кабинет самого
товарища Корытова.
     -- Вы абсолютно здоровы,-- сказал я ему вместо приветствия.
     -- Сам  знаю! --  грубо  ответил товарищ  Корытов.--  Я  тебя не за тем
позвал.  Вот  что,  Лаптев!  Есть  важное  партийное  поручение.  Выручишь--
награжу, нет--  пеняй на себя. Завтра в городском театре выступает Ермилкин.
Как, ты не знаешь, кто он такой?! Тем лучше. Так вот, ты должен сделать так,
чтобы он в ответах на вопросы... В докладе ничего не сделаешь, он его читать
будет,  а  в ответах можно. Так вот,  в ответах на  вопросы Ермилкин  должен
допустить серьезную идеологическую ошибку.
     --  Кто меня туда пустит?!--  пробовал отделаться от такой задачи  я.--
Откуда мне знать  вопросы, что считать ошибкой? Я же не знаю и знать не хочу
вашего учения! Я же не знаю, что у вас считается истиной и что заблуждением!
     -- Все  будет устроено,  Лаптев,-- спокойно сказал товарищ  Коры-тов.--
Будешь сидеть  в ложе, совсем рядом  с трибуной.  Вот тут  вопросы,  которые
будут заданы  Ермилкину. А вот ответы  на  них, которые заготовлены  заранее
Ермилкину.
     -- Так как же...-- заикнулся было я.
     --  Мы все  продумали, Лаптев,--  оборвал мою  попытку Корытов.-- Когда
руководители отвечают  на вопросы "трудящихся",  они стараются  делать  вид,
будто отвечают без бумажки, кое-что стараются запомнить, допускают некоторые
вольности и иногда  даже импровизируют. Психо-логический  контроль ослаблен.
Вот  тут-то  их  можно сбить с панталыку. Умело, конечно. Вот тебе ответы на
вопросы,  которые  ты должен  внушать  Ермилкину.  Понял? Хотя  бы  один. Но
обязательно хотя бы один. Иначе... Что тебе нужно для этого?
     -- Отдохнуть и сосредоточиться,-- сказал я, почувствовав себя бездарным
учеником великого маэстро Корытова.
     Отсыпался я  на даче у Корытова под охраной  (как бы не сбежал). Первый
раз за полгода  принял ванну. Мне  хотели сбрить бороду, но я запротестовал:
без  бороды я потеряю свою  "психицкую силу". Вечером, одетый с  иголочки, и
даже с галстуком, я сидел в ложе


     бенуара, всего метрах в шести от  трибуны, с  которой начал произносить
пламенную  речь  секретарь  обкома  партии  по  идеологии  (как  я узнал  от
охранников)    товарищ    Ермилкин.    Начал   и....споткнулся   на    слове
"реорга-низация".  Он несколько  раз  пытался  преодолеть его  и каждый  раз
допускал ошибку. В ложу ворвался побледневший помощник Корытова.
     -- Тебе, М...К, сказано было...-- зашипел он мне в ухо.
     -- Я тут  ни при  чем,--  зашипел я в ответ,--  это  он сам...  Наконец
товарищ  Ермилкин  одолел   коварное  место   доклада,  и   речь  его  снова
ликующе-уверенно загремела в зале.
     Пока  товарищ  Ермилкин  читал  речь  (он  еще  раз   пять   споткнулся
аналогичным  образом),  я изучал  его  и пытался  установить  с ним духовный
контакт:  мне нужно было, чтобы он сам почувствовал мою заинтересованность в
нем и чтобы я ощутил в себе способность воздей-ствовать на его душу. Контакт
не получался. Я  почувствовал, что  это существо либо покрыто некоей духовно
непроницаемой оболочкой,  либо у него нет  вообще такого  органа, на который
можно было бы оказать духовное влияние.
     --  Ну  как,--   зашептал  помощник  Корытова,--  подготовился?  Сейчас
начнутся ответы на вопросы. Действуй!
     --  Он  не   поддается  духовному  воздействию,--  прошептал  я  в  ухо
помощника. Тот умчался куда-то, вернулся бледный, запыхавшийся.
     -- Ищи, Лаптев, выход из положения,-- зашептал он,-- ищи! Иначе!..
     --  Я  могу работать  вон  с  тем  жирным типом  в  президиуме, который
перебирает бумажки,-- прошипел я. Помощник опять убежал.
     -- Ладно,--  сказал  он, вернувшись.-- Действуй хотя бы  так. Пусть  он
спутает  бумажки с вопросами, понял?  Пусть седьмую положит на место  пятой,
пятую на место девятой, а девятую-- на место седьмой. Действуй!
     Эта  задача для  меня  оказалась примитивной.  После  первого  нелепого
ответа Ермилкина в зале началось веселое  оживление.  После второй нелепости
начался сдержанный смех. До  третьей нелепости дело не  дошло: объявили, что
вопросы исчерпаны, устроили товарищу Ермилки-ну овацию и прикрыли совещание.
Помощник Корытова похвалил меня за то, что  я нашел выход из затруднения, но
в наказание не выплатил гонорар.  Думаю, что он  зажал  его  себе. Я не стал
настаивать: я  был  рад,  что  меня  отпустили  с  миром. По дороге  в  свою
"берлогу"  я   думал  над  проблемой   духовного   опустошения   и  духовной
непроницаемости совет-ских чиновников. Для религии тут, конечно, не остается
никакой надежды.


СНОВА О ДОБРЕ И ЗЛЕ
     То,  что человек делает лично  для себя, не есть добро и не есть зло. И
не все приятное другим людям есть  добро. И не все неприятное есть зло. Если
ты делаешь приятное  злодею,  ты  не  делаешь добро,  хотя, может  быть,  не
делаешь  и  зло. Нет  общих критериев добра и зла. Их можно  выдумать, но их
нельзя  применять. Надо  просто составить список  дел,  считаемых добром или
злом.  Христос так  и поступал.  Его  заповеди во  многом потеряли смысл для
нашего времени.  И  их очень" мало.  Нужны новые заповеди. Может быть, сотни
или  тысячи.  Их  надо  найти  так,  чтобы  советы  для  конкретных  случаев
получались как их следствия. Для этого нужен гений такого  масштаба, что имя
"Бог" не будет сильным преувеличением.



ЖУЛИКИ

     Если в обществе есть настоятельная потребность в чем-то и если общество
не  удовлетворяет  ее  законно,  обязательно  возникнет  неле-гальная  сфера
удовлетворения этой  потребности. Сейчас наш город превращается в гигантский
индустриальный  и  культурный   центр.  Все   старые  сдерживающие  средства
оказались бессильными. Партийные и комсомольские организации сами с  головой
окунулись в эту мешанину. Супружеские измены  стали настолько обычным делом,
что  на  них  уже  совсем  не  обращают  внимания.  Дети  (особенно девочки)
вовлекаются в сексуальную жизнь  уже в школе.  Милиция  уже не справляется с
проституцией,     причем     большинство     городских    проституток     --
несовер-шеннолетние   девочки,  часто  из  благополучных   семей.  Появились
нарко-маны. Откуда они в наших краях берут наркотики? Из картошки получа-ют?
Неизвестно даже КГБ, а о Боге и говорить нечего. Алкоголизм вообще не в счет
-- это теперь сравнительно невинный порок. И если  с ним борются, то отчасти
по привычке, отчасти с  намерением повысить дисциплину и  производительность
труда.
     Появление  в этих условиях  множества  проходимцев  вроде  меня  вполне
закономерно.  Каких только персонажей тут нет! Я с этой средой знаком лично.
Как-нибудь при случае я попробую описать ее  подробно. Поскольку  эта  среда
тоже  есть  массовое явление, она  подчиняется общим законам поведения  масс
людей