авать новую форму религии наряду с другими их формами. Я
претендую  на нечто большее-- на создание  религии вообще, то есть религии с
большой буквы. Объясню, в  чем дело, ибо это центральный пункт моего учения.
Религия вообще (Религия), кото-рую я хочу построить, не есть нечто общее для
различных   форм  религии.  Это  некая   абсолютно   совершенная  и  полная,
всеобъемлющая  религия.  Все  известные и логически  мыслимые формы  религий
можно  представить как  обособившиеся  части  и свойства  этой  воображаемой
всеобъемлющей  религии.  Но  последнюю  нельзя  сложить  из  различных  форм
религии. Обособившись от целого тела Религии, ее части  и свой-ства попадают
в некое культурное целое, состоящее из других социаль-ных явлений (элементов
науки,   искусства,  идеологии),   и   трансформиру-ются   в   нем.   Иногда
трансформируются  настолько,  что   становятся   совсем   не   похожими   на
соответствующую часть  воображаемого целого. Обособившиеся части Религии,  в
качестве особых  форм  религии,  вступа-ют  друг  с  другом  в  непримиримые
противоречия (подобно тому как рожденные одними родителями братья становятся
иногда смертельны-ми врагами).
     Но одно дело -- идея  такой Религии, а  другое дело  -- ее  исполнение.
Построить такую абсолютно чистую, совершенную и полную (то есть абстрактную)
Религию, исходя из которой можно было бы объяснить все известные и возможные
формы  религий  как  обособившиеся  и  трансфор-мированные  применительно  к
условиям данного культурного целого, включающего их,-- это задача для  Бога,
а не для простого смертного. Я чувствую в себе силы, достаточные для решения
этой задачи. Только  бы мне успеть  сделать это!  Только бы  моя Голгофа  не
пресекла мой жизненный путь раньше, чем я проделаю хотя бы  основную работу!
Христу ведь тоже не дали развить свое  учение. Многое ли он успел сказать? А
много  ли  от  сказанного им сохранилось? Люди  нуждаются в  Религии, но они
пресекают попытки  создания ее.  Христос явно имел претензию создать ее. Ему
не  дали. И  кусочек созданного  им учения  превратили  в  вид  религии -- в
христианство, причем в церковное, убив тем самым самую религиозную основу.


ПРОТИВОРЕЧИЕ
     Пусть был бы Бог. И предложил бы: выбирай,
     Склонишься предо мной -- заслужишь светлый рай
     На веки вечные, не то
     Исчезнешь в темное ничто.
     Сказал бы я, что предпочту второе предложенье.
     Не стоит вечности земное униженье.
     А как специалист, замечу, Боже,
     Что вечность скоротечна тоже.
     Именно  это, а не  власти и  не косность  толпы препятствуют мне больше
всего в  осуществлении  моего  великого замысла.  Я  ненавижу покорность.  Я
презираю людей, стоящих на коленях. Я  исповедую бунт и протест. Если Бог --
покорность и коленопреклонение, я против Бога. Я хочу, чтобы Бог существовал
лишь  для того, чтобы дать мне силы для бунта и  протеста даже против самого
Бога.  Восстать  против  всего  --  против  людей, партий,  классов, держав,
империй,  природы,  космоса... Против всего! Но... Но дерзко  восстав против
всего, я покорно плетусь в комиссию по


     принудительному трудоустройству и ложусь в кровать с  развратной  бабой
из райкома партии.
     Христос тоже звал к бунту и  покорности одновременно. Для него это было
естественно:  его  бунт--  бунт духа,  а не тела, то есть бунт  бестелесного
Духа. Кесарево -- Кесарю, Богово -- Богу! А как быть мне? Мой бунт есть бунт
одушевленного тела, бунт Духа, немыслимого, без тела. Я  хочу  невозможного,
ибо нет никакой религии для  тела.  Для тела  есть идеология.  И все же я не
оставляю своей претензии. Пусть противоречие. Но именно  противоречие движет
миром -- не зря же я в свое время получил пятерку по философии.


Я - АТЕИСТ
     Самое  трудное  в  моем  положении  состоит  в  том,  что  я--  атеист.
Парадоксально? Ничуть.  Есть  один-единственный (вырожденный) слу-чай, когда
религиозный человек может быть атеистом: если он сам есть Бог. Бог не  может
верить в свое бытие, ибо он не может относиться к себе как к чему-то вне его
самого.
     Но оставим в стороне  чисто логический аспект дела.  Верующий безбожник
--  одно  из  самых  удивительных, но  вполне  естественных  явлений  нашего
времени. Религия в  моем  смысле предполагает Бога как  своего создателя, но
она не включает понятия Бога в свое содержание. Понятие Бога необходимо лишь
отдельным  видам  религии как обособившимся  частям Религии. Идея Бога в них
обозначает   их   религиозную   природу,   их   принадлежность   к   некоему
всеобъемлющему целому.  Идея  Бога  есть  признак  Религии как целого  в  ее
обособившихся частях.  Само же целое не нуждается в  этой идее, ибо  оно как
целое эквивалентно ей.
     Понятие  Бога двойственно: оно отчасти есть - понятие идеологии  и лишь
отчасти -- религии.  В контакте с  другими  духовными  явлениями (идеологии,
науки, искусства) религиозные  элементы в конкретных видах религии принимают
такой вид,  что  абстрагировать  в них  первона-чальную  религиозную природу
довольно трудно. Представление  о  боге  как о  всемогущем  существе, как  о
творце  природы и человека  имеет совсем нерелигиозную основу, хотя и входит
как   составная   часть  в  конкретную  форму  религии.   Лишь  в   качестве
гипотетического лица, к которому обращается религиозно действующий  человек,
Бог есть  элемент религиозной ситуации, но не самой Религии как  таковой. Со
временем я объясню эту мысль подробнее.
     Как стать религиозным человеком, будучи продуктом современной культуры,
в   том   числе   будучи  атеистом,   что  дает   человеку  нашего  общества
религиозность,-- вот главное, чему я  учу людей. А прочее (лечение болезней,
улучшение фигуры  и тому подобное) есть лишь побочное  мое занятие, как и  у
Христа.


ИСКУШЕНИЯ
     Совершенно случайно я стал свидетелем сцены искушения в нашем подъезде:
лысый  и пузатый  отец трех взрослых детей  совращал  рано  созревшую  дочку
своего соседа  и приятеля.  И вроде бы добился успеха. Меня эта сцена навела
на размышления, можно сказать,  косми-ческого масштаба. Но  ведь грандиозные
идеи  и  образы  христианства  возникли  тоже на  такой  банальной житейской
основе. И меня, как и Христа, искушал Сатана. Сначала он явился мне в облике
знаменитой


     на   всю   страну  "Целительницы".  Она   уговаривала  меня  стать   ее
"помощ-ником", обещая  мне  третью часть выручки,  кооперативную квартиру  и
прочие блага.  Она  настойчиво совала  мне в руки  пачку купюр,  которая  не
поместилась бы в  кармане  пальто.  Но я устоял. Претендовать на роль Бога и
купиться  на положение тайного провинциального богача -- это  было  бы самое
унизительное падение. Потом Сатана явился мне в облике заведующего секретной
научно-исследовательской  лаборатори-ей.  Он  предложил мне  место  в  своей
лаборатории,  гарантируя через  год сразу защиту кандидатской  диссертации и
однокомнатную квартиру в закрытом районе недалеко от города. Я отверг  и это
предложение,  ибо все  тайное,  скрытое,  закулисное противно природе  Бога.
Наконец,  Сатана явился ко  мне  в  облике  помощника  товарища  Сусликова--
товарища Корытова.  Он  предложил мне стать "техническим" помощником, обещая
неслыханную  власть  над  людьми  в подведомственной  ему сфере  партий-ного
руководства. Я  отверг и это предложение, ибо власть над телами людей лишает
существо, претендующее быть Богом, власти над их душами. Кесарево -- Кесарю,
Богово -- Богу.
     В этом  я подобен Христу.  Но со времени Христа прошло почти две тысячи
лет. Кое-что за это время изменилось  в мире. Изменились и  формы искушений.
Появились  такие, против которых наверняка не устоял  бы  и Христос. Вот вам
конкретный пример тому. Я вошел в  храм (то  есть в забегаловку),  когда там
уже  собралось много народу. Прео-бладали  местные интеллектуалы. Кто-то  из
них получил гонорар, и они его коллективно пропивали.
     -- Эй, Христосик! -- воскликнул один из них, увидев меня.-- Топай сюда.
Если ты на самом  деле Бог, докажи свою силу. Вот ie6e бутылка. Если выпьешь
одним дыханием  и после  этого пройдешь  по  половице до двери и обратно, не
качнувшись в сторону, мы поверим в твою боже-ственную силу и платим десятку.
А если нет -- с тебя десятка и бутыл-ка. Согласен?
     Ни  слова не  говоря, я взял  бутылку и  только мне  известным способом
вышиб пробку.  Способ этот всегда поражает  воображение свидетелей.  Я  беру
бутылку, смотрю внимательно на пробку, и она с шумом выстреливает в потолок.
Свидетели замирают  от изумления и восторга. Так  я и  сделал и на  сей раз,
повергнув интеллектуалов  в уныние и оцепенение. Затем я опрокинул бутылку в
рот  и всосал  ее содержимое  в себя  с такой скоростью, что  собравшиеся не
успели разглядеть, что  произошло. Этот трюк тоже могу делать только я один.
Многие  образованные  алкаши  (особенно  из  "националистов")  и  партий-ные
руководители предлагали мне  большие деньги за обучение ему. Но я отказался.
Не потому, что  захотел держать  в секрете свои трюки,  а просто потому, что
сам  не знаю, как это  у меня получается, и потому  не могy  научить других.
Если  бы я  мог научить  других, наша  страна  давно  потешалась  бы  такими
"фокусами".
     Однажды  я  демонстрировал свои  способности  в физическом  институ-те.
Физики произвели расчеты и доказали, что при такой скорости течения жидкости
бутылка взорвалась бы, как бомба, и вообще для жидкости такого рода и объема
подобная  скорость  исключена.  Значит,  то,   что   я  делаю,--  фокусы   и
жульничество.  Бутылка  на  самом  деле  была  пустая: я как-то  подменил их
бутылку на свою. Я не  стал с ними спорить. Они -- ученые, правда всегда  на
их стороне. Я просто предло-жил им найти их бутылку и осмотреть "мою". Потом
я предложил


     повторить "фокус", попросив их связать мне руки за спиной. Они принесли
новую поллитровку.  Поставили ее на стол. Я  усилием  мысли (на сей раз  это
было мне  трудно,  я покрылся холодным потом, побледнел)  вышиб пробку, взял
бутылку зубами  и повторил  физически невозможную операцию. Физики, говорят,
до  сих  пор ищут  объяснение этому  трюку. Один гениальный мальчик построил
новую теорию материи для этой цели. Его посадили в сумасшедший дом, хотя все
физики" твердят о необходимости "сумасшедших идей".
     Но вернемся на землю. Высосав  содержимое бутылки, я  прошелся по узкой
половице до двери и обратно, молча взял положенную десятку и молча вышел  из
храма. Свернув в подворотню, я отрыгнул выпитое:
     мне предстояли еще встречи с выпивкой.


НОВОЕ И СТАРОЕ
     Своему  способу  отрыгивать  выпитое я  могу  обучать других.  Странно,
желающих научиться  открывать бутылки моим способом и выпивать содержимое из
горлышка  полно,  хотя  эти способности  совершенно  бесполезны. А полезному
способу отрыгивать выпитое не хочет учиться  почти  никто: люди пьют не  для
этого. Лишь  начальник областного управления  КГБ товарищ Горбань оценил мое
"открытие"  --  доказа-тельство тому, что  у  нас  именно КГБ идет  во главе
прогресса. Товарищ  Горбань предложил мне  продемонстрировать мой  метод раз
десять подряд, причем --  "на разнообразном материале":  с водкой, коньяком,
настойкой,  наливкой,  вином, пивом  и  комбинациями  упомянутых жид-костей.
Делалось это, разумеется, за государственный счет. Сам товарищ Горбань в это
время  тоже  "пробовал" экспериментальные материалы, и я бы не сказал, что в
дегустаторских дозах.  Когда  эксперимент  успешно  закончился  (то  есть не
осталось ни  капли  спиртного), товарищ Горбань сказал,  что мой метод имеет
огромное значение для работы советских разведчиков и дипломатов на Западе, и
взял с меня подписку "о неразглашении".  Но  его докладная записка,  по всей
вероятности, застряла где-то в  сетях бюрократизма. Оказывается, и в  случае
государ-ственных  интересов первостепенной важности  новое пробивает  дорогу
себе в жестокой борьбе со старым. В данном случае под "старым" я имею в виду
дедовский метод -- два пальца в рот. Впрочем, может быть, я отстал от жизни.
Не исключено, что советские разведчики и дипломаты на Западе суют  в  рот не
два,  а три  пальца. Между прочим, в конце эксперимента сам  товарищ Горбань
был  трезвее,  чем  в  начале   его,--  феномен,   непостижимый   для  моего
божественного разума. Я спросил его, как это он ухитряется делать.
     --  Это, брат, высшее искусство, это  не всякому дано,-- ответил  он.--
Это тебе не фокусы в забегаловках показывать.
     Но о своем "высшем искусстве" докладную записку в высшие инстан-ции  он
не послал.


ПРИЧУДЫ ИСТОРИИ
     Горбань  оценил  мой  метод  лишь  настолько,  насколько  это  касалось
спиртного и интересов нашей страны на Западе. Я встречал одного талантливого
самородка, который мог глотать  даже гвозди  и  стекла, мог все проглоченное
выбрасывать обратно  через  рот  или с  поразительной скоростью прогонять по
кишечнику  и  выбрасывать  с другой стороны.  Я  рассказал  о  нем  товарищу
Горбаню.


     --  Кто же наших товарищей на Западе будет гвоздями и стеклами угощать?
-- сказал он с усмешкой государственного руководителя  большого  масштаба.--
Да  и кормят  там  не то что у  нас. Мало,  но  вкусно  и  калорийно.  Зачем
выбрасывать? Пусть это на пользу государству идет.


Я И АНТИПОД
     Как мужу суждена жена,
     Так Богу нужен Сатана.
     Муж, бросивший жену, уже не муж.
     Бог, одолевший Сатану, низложен этим уж.
     Самое  большое искушение  для  меня, однако, есть  порождение Сатаны --
идеология; В меня она врывается в лице Антипода.
     -- Ты упомянул о современной культуре,-- говорит он.-- А что это такое?
Наука?   Техника?  Медицина?  Гигиена?  Искусство?   Литература?  Что?!   Ты
претендуешь быть на  вершине  ее.  В какой мере  обоснована  твоя претензия?
Насколько  мне  известно,  ты не  преуспел  ни  в  одной  сфере  современной
культуры...
     -- В одной я все-таки  преуспел.  Это та  сфера культуры, в  которой  я
действую,-- духовная культура.
     -- Допустим. Но эта сфера  культуры  еще должна только быть развита  на
основе чего-то другого, а именно того, в чем ты не преуспел.
     -- Чтобы создавать  духовную  культуру на уровне современной "мир-ской"
(скажем  так) культуры, 'необязательно  быть выдающимся уче-ным,  писателем,
художником, артистом... Достаточно быть среднетипичным представителем своего
общества, так или иначе впитавшим в  себя идеи и результаты  культуры своего
времени, ее дух. Духовная культура и есть в некотором роде ее квинтэссенция,
нечто разлитое в обществе и  определяющее тип менталитета и  эмоциональности
человека нашего времени. Христос ведь тоже не был всезнайкой и всеумельцем.
     -- Но  в таком случае надо создавать  идеологию, а не  религию, то есть
нечто антирелигиозное. Тем более ты-- атеист.
     -- А что такое идеология?
     -- Идеология есть учение о мире, об обществе, о человеке и о позна-нии,
опирающееся  на  достижения науки  и  техники.  Задача идеологии --  сделать
сознание людей адекватным условиям их существования.
     -- Зачем?
     -- В интересах целостности общества  и в интересах самого  человека как
частички единого целого.
     -- А ты уверен, что превращение человека  в  частичку целого не наносит
ущерба  человеку как суверенной личности? Дает ли идеология защиту  человеку
от его полного поглощения целым?
     -- Нет, конечно. Но для этого  есть неписаная, практическая идеоло-гия.
Вот  некоторые ее принципы.  Человек есть ничтожная тварь.  Возьми от  жизни
все, что можешь. Не пойман -- не вор. Работа дураков любит. Не важно, кто ты
есть, важно, кем ты слывешь... Хватит?
     -- Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.
     -- Выживает сильнейший.
     --  Если бы  сильнейший!  Выживает наиболее живучий, низводя  каче-ство
жизни до уровня ничтожности.
     -- А что предлагаешь ты?
     -- Возвысить качество жизни до уровня Бога.


         То есть манию величия?
     -- Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.

        ВТОРОЙ ИСТОЧНИК
     Чтоб путь к успеху не был долог
     И чтобы был он не тернист,
     Тебе поможет идеолог,
     Все объяснивший ленинист.
     Вот в  таком духе  мы  препираемся  иногда  часами.  И  в  этом  смысле
идеология есть второй источник и соответственно вторая  часть иванианства. В
свое время сталинизм и гитлеризм  уподоблялись  друг другу, будучи  врагами.
Будучи  врагом идеологии, иванианство невольно уподо-бляется ей хотя  бы уже
тем, что  включает в  себя  проблематику идеологии  и дает ей свое  решение.
Современная религия может раз-виться в нечто значительное лишь как антипод и
конкурент современной идеологии, причем самым лучшим ее текстам.
     --  Вот  тебе  пример   преимущества  идеологии,--  говорит  Антипод.--
Идеология  ставит вопрос "Что есть  истина?" и дает ему развернутый ответ. А
религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа.
Не так ли?
     --  Так,-- говорю  я.--  Но  проблема истины не есть проблема рели-гии.
Проблема религии есть вера.

        ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА
     Христос не ответил на вопрос Понтия  Пилата "Что есть истина?".  Вернее
он решил  проблему, уклонившись  от ответа на вопрос: проблема истины и  лжи
вообще не есть проблема  религии. Любой  ответ Христа  означал  бы нарушение
существа религии.
     -- Что есть истина  и ложь?-- говорит мой собеседник,--  Жизнь  прожил,
умирать пора, а не знаю.  В начале войны  был я курсантом военного  училища.
Немцы  дошли  до  Сталинграда.  Положение  крити-ческое. В  училище поступил
приказ:  отчислить  четыреста курсантов в пехоту,  под Сталинград. Я попал в
число отчисленных. На подго-товку к участию в боях нам дали всего месяц. Как
мы готови-лись -- смех.  Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас
бросили в бой,  наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и
быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили  удар по  противнику тем,
что давали возможность убить себя. И  что самое удивительное-- мы  победили.
Но дело не в этом. Наша под-готовка сводилась к тому, что мы спали, добывали
самыми  немысли-мыми способами добавку  к жалкой  еде  и по очереди ходили к
одной девчонке в хутор  километров  за пятнадцать.  Девчонка молоденькая, но
видавшая виды. Видать, не один полк пропустила  через себя. И страшненькая к
тому же. Но что поделать?! Нам было не до  принцесс. Скоро в  бой. Наверняка
убьют. Обидно умирать, не попро-бовав бабу.  Мы ей, конечно, кое-что носили.
Кто что мог-- еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой. И был в нашем
взво-де  парнишка.  Интеллигентный,  начитанный,  даже  утонченный.  Мы  его
Аристократом  звали. Красавец. Он  осуждал  наше скотское (как он утверждал)
поведение. Сам же он нашел  себе где-то девчонку, к ко-торой питал самые что
ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после  отбоя и приходил под утро.
Приходил грязный и измученный:
     дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью... Из лужи


     в лужу...  Как он нам описывал свою красотку! Принцесса!  Сначала мы не
верили,   смеялись.   Но  он  так   убедительно  говорил   о  ней,  что   мы
вольно-невольно поверили. И стали ему  завидовать. И  убогими стали казаться
нам  наши походы к  страшненькой потаскушке.  Мы  уговаривали его,  чтобы он
"трахнул" ее и потом  с  нами поделился. Он возмущался, говорил о  чистой  и
непорочной любви. Стихи сочи-нял. Неплохие,  между  прочим. Мы переписывали,
заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в
вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и же-нится
на ней. Промчался месяц. Мы  приготовились к отправке на  фронт. И Принцесса
сама пришла проводить  нашего  Аристократа. Мы, естественно,  все  бросились
взглянуть  на  нее,  игнорируя крики  ко-мандиров.  Прибежали мы  туда,  где
Аристократ прощался со своей Принцессой, и... остолбенели от изумления.  Это
была  о