о всего несколько  месяцев. Он  куда-то исчез, и я уж  было решил,
что ошибся в своих  прогнозах, что наше общество получило  нового  отважного
борца за справедливость,  за прогресс,  за лучшие условия жизни и прочее. Но
вот  как-то под вечер  я одиноко брел в самом грязном и  алкогольном  районе
города. Путь  мне преградило  типичное  для этих мест существо  и предложило
"скинуться"... Это был он.
     --  Я,--  сказал он,--  с  головой  окунулся в  изучение всех  мыслимых
вариантов  программ  преобразований.  Вывод,  к которому я пришел,  ошеломил
меня. Оказывается, наши власти стремятся осуществить самые наилучшие проекты
улучшения жизни людей, но даже у них  ничего не получается. Так что же могут
сделать одиночки-идеалисты вроде меня? На все нужно время. Даже на ничтожный
шаг  вперед в  эволюции  нашего  общества требуется целая  эпоха. И  жертвы,
жертвы, жертвы. Так стоит ли игра свеч? Все суета, все суета сует и томление
духа-- вот мой окончательный вывод.
     Мы,-- продолжал  он,-- суть  всего лишь форма материи  на самом деле, и
вся наша тоска по  некоему  смыслу жизни и целям есть лишь праздное томление
духа и ничего более. Что такое цель жизни и смысл жизни? Всего лишь одно  из
средств   распределения   людей   по   уровням,   ролям,   ячейкам,  органам
общественного  организма  и одно из средств распределения жизненных благ.  В
людей вселяют эти штучки в процессе


     воспитания и образования,  и они благодаря этим штучкам сами делают все
то, что необходимо для целостности общества и его суще-ствования как целого.
А ничего другого для вашего  "что-то" нет. Ничего святого нет и не будет. Ты
говоришь-- Бог, религия (это-- ко мне). Богу в  нашей жизни места нету.  Где
ты его поместишь? В этой заплеван-ной забегаловке? В советских конторах?  На
заводах?
     -- В душе,-- робко заикнулся я. Он промолчал, допил свою долю, плюнул и
ушел. Душа-- что  это? Это то, куда все стараются плюнуть, что все стараются
растоптать. Это открытая рана,  каждое прикосновение  к  кото-рой  причиняет
боль.
     -- Кончай свою божественную миссию,-- сказал я себе, оставшись  один.--
Бог есть  тоже суета сует, и всяческая суета, и томление духа. Плюнь на все,
как это делают все, и жди конца. И все!


БОГИНЯ
     -- Хватит терзать себя,--  говорю я себе решительно.-- Что она на самом
деле  такое?  Примитивная  девчонка. Начинающая  потаскушка.  В  перспективе
жадная,  злобная  и  завистливая  ведьма с жилистой  шеей и  мощными, как  у
кенгуру, ногами. И ко всему прочему ты ей не пара, хоть  ты и  Бог. Ей нужно
нечто  более  полезное,  на  худой  конец  заведующий  комиссионным  меховым
магазином.  Кстати сказать, он один из богатейших людей в городе.  Уже  пять
раз женился. Разводясь, оставляет бывшим женам квартиры, дачи и машины.
     Итак,  с этой минуты я  вычеркиваю Ее  из  своего  сознания  и  сердца,
начинаю  спокойно спать  по  ночам  и проявлять здоровый  интерес  к  другим
женщинам.


И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
     Он  известный в  городе артист. Красавец  мужчина...  был когда-то.  Но
сейчас он преждевременно постаревший развратник. Но жалуется он не на потерю
сил и не на внешние признаки старости, а на потерю памяти. Сколько тысяч ему
аплодировали! А он не может вспомнить ни одного случая конкретно. Баб у него
перебывало -- пойди сосчитай! А воспро-извести в воображении  хотя  бы  одну
встречу в деталях никак не может. А ведь он артист! Сколько съедено, выпито,
видано! И как будто ничего не  было.  Пусто. В чем дело?! Он готов заплатить
большие деньги, лишь бы я вернул  ему  способность  воспроизводить в  памяти
прожитые удовольствия. Иначе зачем все это было? Пил, жрал, гулял, бедокурил
для того, чтобы вспомнить было что. А вспомнить-то, оказывается, нечего. Что
это-- его личная болезнь или общее правило? Если болезнь--  лечи! Он платит.
Если общее правило, почему он не знал раньше, почему ему никто не говорил об
этом?
     Этот человек не  единственный в моей практике, дающий повод и  материал
для  размышлений на тему об  отношении памяти и реально-сти. Оказывается,  и
тут есть свои  законы,  неподвластные людям. И тут есть своя мера. Если мера
нарушена, за это приходится  расплачиваться. Есть, например, нижняя  граница
удовольствий   и  верхняя.  Если  наруше-на  верхняя  граница,  то  начинает
действовать такой  закон:  чем больше  имеешь,  тем  меньше запомнится,  тем
бледнее   и   абстрактнее   воспомина-ния,   тем   меньше  удовольствия   от
припоминания. Упомянутый  выше артист-- характерный  пример этому.  Вылечить
его невозможно.


     Он обречен на  состояние внутренней  опустошенности и озлобленности, на
стремление иметь  еще  больше.  Но возможности его сокращаются.  Хронический
алкоголизм  и наркотики -- вот  что его ждет. Впрочем, уже  не  ждет, он уже
катится по этой дорожке. Через год, максимум через  два он "загнется". Я это
прочел в его взгляде.


ПРИТЧА О МУДРОСТИ
     Он вошел в храм, и ученики обступили Его.
     -- О, Учитель! -- воскликнули они.-- Скажи, как нам  быть? Мы сожрали и
выпили по тридцать  рублей, а собрали  наличными  всего трешку.  Нас  ведь в
милицию заберут, это чревато последствиями.
     -- О, дети  мои,-- сказал Он.-- Из любого положения есть выход. Идите в
туалет. Там, в  коридоре, слева, есть окно. Через  него  вы  можете избежать
опасности.
     И ученики вняли Его словам. И покинули храм, сохранив трешку. И явилась
разъяренная официантка.
     --  А кто будет расплачиваться?--  возопила она. Потом явился  директор
храма.
     --   А  кто  будет   расплачиваться?  --  возопил  он.  Наконец  явился
милиционер.
     -- Кто-то  должен  расплачиваться,--  спокойно, но  строго сказал он.--
Придется   тебе,  Лаптев,  платить.  Больше  некому.  Сейчас   вот  составим
протокольчик, и...
     -- Я его знаю,-- сказал разочарованный директор.-- У него нет ни гроша.
Дай ему пару раз по морде, чтобы неповадно было, и вышвырни вон.
     -- Хватит и одной оплеухи,-- сказала подобревшая официантка.-- Он же ни
при чем, он же только что пришел.


ПОСЛАНИЕ БОГИНЕ
     Любить тебя,
     Пусть не любимым быть тобою,--
     Вот мой теперь
     Единственный завет.
     Все остальное--
     Суета сует.
     Все остальное я сдаю без боя.


БОГ И ЦЕРКОВЬ
     В  нашем  городе  всего  одна  действующая  церковь,  а  число   людей,
обслуживающих ее и живущих за ее счет, не меньше, чем до револю-ции, когда в
городе   было  больше  двадцати  церквей.  Действующих,  разумеется,   тогда
недействующих  церквей  не  было.  Есть  даже  епи-скоп,  чего  не  было  до
революции. Этот факт говорит о том,  что в  советских условиях  даже церковь
существует  как типичное совет-ское  учреждение, по  тем же общим социальным
правилам. Среди  моих  пациентов попадаются верующие люди  и  даже церковные
деятели  (включая попов  и самого епископа). Любопытно, советские  церковные
начальники  страдают   теми  же  болезнями,  что  и  советские  партийные  и
государственные чиновники, а также  прочие лица, занимающие более  или менее
высокие  или  выгодные  посты (заведующие  магазинами, например). Одного  из
высших лиц местной церковной иерархии я лечил


     от импотенции  (зачем ему  сексуальные способности?!),  а друго-го-- от
хронического алкоголизма.
     Но  не  это  самое  интересное  в  моих  наблюдениях. Большинство  моих
пациентов  -- атеисты в традиционном смысле. Они не признают  существо-вание
Бога, не посещают церковь, не соблюдают религиозные обряды. Но в моем смысле
они часто веруют сильнее, чем традиционно верующие. Они переживают состояние
веры. Они при этом  верят в меня, как в Бога. Верующие в традиционном смысле
поддаются  этому  моему  воздействию  с трудом, с гораздо  меньшей силой или
совсем  не  поддаются. У них  состояние  веры привычное,  но слабое.  Именно
потому,  что привычное  и  постоянное. Мое открытие в этой  связи  состоит в
следующем.  Современный человек, атеист по убеждениям,  может развить в себе
способность  приходить  под влиянием таких людей,  как я, или  сам приводить
себя в состояние веры, причем более сильное, чем традицион-но верующие люди.
Лишь немногие  религиозные фанатики прошлого могли достигать очень  высокого
уровня состояния веры (одержимости). Я уверен  в том, что  очень многие люди
нашего времени, особенно  высокообразованные  и  с тонким интеллектом, могут
при  желании  дости-гать этого  уровня. В  моей практике встречались случаи,
когда  даже   партийные  работники  высокого  ранга  приходили  в  состояние
исступлен-ной веры.  Если бы можно было заснять на кинопленку и  записать на
магнитофон то,  что  творилось с  самим  Сусликовым,  когда  я лечил  его от
официально  неизлечимой болезни, вы бы не  поверили  в реальность этого. Мне
приходилось даже сдерживать его.  Он, например,  хотел  тайно окреститься. И
мне стоило труда отговорить его от этого.
     С одним высокопоставленным попом у меня состоялся такой разго-вор после
сеанса.  Он спросил  меня, почему я, человек глубоко религи-озный (он в этом
уверен), не посещаю их церковь.  Если я хочу, сказал он далее, он мог бы мне
устроить встречу с самим епископом.
     -- Вы, конечно,  читаете газеты и слушаете заграничные радиостан-ции,--
сказал  я.--  И  знаете,  что наш  Генсек,  посетив одну европейскую страну,
отказался встретиться  с  руководителем  компартии  этой страны.  "Левые" на
Западе  возмущались. А напрасно. Негоже  главе великого государства посещать
главу малюсенькой западной компартии, которая сходна с нашей компартией лишь
по названию.  Я творец новой великой религии,  и негоже  мне делать визиты к
деятелям религии, лишь словесно сходной с моей.
     Поп сказал, что я шизофреник и параноик. Я пожал плечами.
     -- Ты, сын мой,-- сказал я,  уходя,-- здоров. А кто  есть я, не  твоего
ума дело.


ИСКУШЕНИЕ
     Бесконечная осень наводит тоску.
     Дождь и снег. И не видно просвета.
     Убежать бы, как деды, бывало, в Москву,
     Чтоб погреться лучами прошедшего лета.
     Однажды  пригласили  меня  в одну компанию  рассказать о  моей  системе
жизни. Среди собравшихся был серый (таким было мое вос-приятие его) человек.
Слушал  он меня очень  внимательно. После моей лекции он  спросил разрешения
проводить меня.
     --  Ты,  парень,--  сказал  он,--  цены  себе  не знаешь.  Да  с такими
способностями, как у тебя, деньги лопатой загребать можно. Только не


     в этой провинциальной дыре. Тут дураков не  так много  осталось. Надо в
столицу подаваться. А там!..
     Я сказал, что  мне о  столице и думать нечего, что я каждую минуту могу
быть изгнан и из этой "провинциальной дыры" куда-нибудь в еще большую глушь,
что у меня нет прописки, да и паспорта нет.
     -- Вот  и хорошо,-- сказал  он.--  Паспорт  твой мы  выкупим,  прописку
организуем,  это пустяки.  И  командировку в  столицу  устроим. С  научны-ми
целями.  Не придерешься. В  столице устроим  временную  прописку. Если не  в
самой столице,  так около  нее.  Это,  конечно, недешево и  непросто. Но нет
таких крепостей, которые большевики не могли бы взять. Ты  пока погуляй тут.
А я наведу  справки, прощупаю почву. И  потом дам  тебе знать. Будь готов  в
любую минуту.
     Предложение Серого привело меня  в смятение. Христос ведь тоже появился
в провинции. Лишь в конце  своего пути он подался в столи-цу--  в Иерусалим.
Он знал, чем это для него кончится. Но не уклонился от своей судьбы. Неужели
и мне суждено то же?! А если то же, уклонюсь ли я  от этого пути? Не насилуй
судьбу-- таково мое правило. Но у меня есть и другое: не уклоняйся от  своей
судьбы!  Ясно, если  Серый появится  и его предложение окажется реальным,  я
поеду в Москву.  Только  там мое учение может пробиться  к свету. А здесь, в
нашем  провинциальном  болоте,  оно  обречено  на  прозябание,  насмеш-ки  и
забвение. Здесь я начинаю тупеть.
     Хотел  бы я знать,  что  думал  и  переживал Христос, принимая  решение
двигаться в Иерусалим. Впрочем, ему было проще. Он уже имел  за собою долгую
историческую традицию. Он следовал пророчествам Ста-рого завета, сознательно
направляя свою жизнь по этому руслу:  ему  нужно было, чтобы эти пророчества
сбылись.  А  я?  Ничего  аналогичного Старому  завету у меня за спиною  нет.
Никаких пророчеств, на которые я  мог бы опереться  психологически.  Никаких
прецедентов, никаких образцов  для  подражания. Я  сам должен все изобретать
заново.
     Хотя о чем ты говоришь?! А  разве Христос не есть для тебя образец  для
подражания?! Разве твоя судьба не есть повторение его судьбы?! И разве ты не
знаешь заранее, чем кончится для тебя Москва?!
     При встрече я рассказал Серому о моих сомнениях. Он рассмеялся.
     -- Не берусь судить насчет пророчеств, ибо я книжек вообще  не читаю,--
сказал он.-- Но что касается образцов для подражания  и предшественников, то
тут ты глубоко заблуждаешься. Если бы ты узнал, сколько всякого рода жуликов
ежедневно  вливается в Москву (в том числе учителей праведности вроде тебя),
ты  бы немедленно отрекся  от всех своих притязаний. К счастью,  ты наивен и
невинен, как младенец. Приедем в Москву, я тебя повожу по судам. Ты увидишь,
что каждую неделю там судят по  крайней мере одного исцелителя, чудо-творца,
наставника.
     -- Если так,-- сказал я,-- зачем же нам лезть на рожон?
     --  Я  же говорю,  что  ты  наивен,--  сказал  Серый.-- Все  зависит от
организации  дела.  Если   дело  хорошо  организовать,  вероятность  провала
сводится почти к нулю. Эти провалившиеся чудотворцы -- дилетанты, не знающие
законов   бизнеса   в  советских  условиях.   Всякое  дело  надо  делать  на
профессиональном уровне, и тогда все будет о'кей. Понял?
     Я  ничего  не  понял.   Но  спорить  не  стал.  Хотя  Бог  --   явление
провинциальное, но лишь в столице он может быть отвергнут и наказан, то есть
признан, Я согласился.


     Мысль о переезде лишила меня сна и покоя. Я металсяпо городу
     в  ужасе  от  того,  что мне... не с чем и  не  с  кем  прощаться!  Все
знакомое. И все чужое!! Пока я тут, я нужен многим. Но если меня не будет, я
не буду нужен никому. Бог должен быть тут, чтобыбыть нужным. И если в нем не
нуждаются, значит, его здесь нет.
     Устав от проблем  небесных, я  переключилсяна проблемы земные. Я только
теперь заметил, как здорово изменилсянаш город за  послед-нее время. Сколько
автобусов! Сколько машин!Какие дома выросли! И люди одеваются!.. Раньше  так
только по праздникам одевались. Все-таки цивилизация есть благо!

      ПРОЩАНИЕ С НАЗАРЕТОМ

     Лишь только открываю рот,
     Как уж предвижу наперед
     Я ваше возраженье.
     А мне на это наплевать,
     Ведь все равно околевать,
     Будь или нет решенье.
     Я тут ничей не дорожу.
     От вас совсем я ухожу.
     Прощай же, Галилея!
     Я вам серьезно говорю:
     Пусть в одночасье там сгорю,
     Чем здесь истлею.
     Эй, барабаны! Громче дробь!
     Пусть всех тут хватит оторопь!
     Гремите, трубы!
     Я чуть прищурю лишь глаза,
     Чтоб не видна была слеза,
     Да стисну зубы.
     Мне ваши улицы узки.
     Мои горячие мозги
     Кипят идеей.
     Я ваши рамки перерос.
     И разрешу я свой вопрос
     Лишь только в Иудее.
     Пускай на верную беду
     Я ни за что про что иду.
     Пусть против тело.
     Мне ваши болеет лечить,
     Мне вас банальностям учить
     Осточертело.
     Я про себя "Благодарю!"
     Шепчу небесному Царю,
     Егове, Саваофу.
     Благодарю, что он мой путь
     Направил не куда-нибудь,
     А прямо на Голгофу.
     Прости-прощай, моя мечта,
     Тебе, я знаю, не чета
     Случайная помеха.
     Скажи последнее "Прости!"



     Тому, кто избран крест нести,
     Хоть ради смеха.
     Тебе я предан до конца.
     Пусть без златого ты венца,
     Пусть даже не княгиня,
     Пусть я не дон, а просто шут,
     Пока иду, пока дышу,
     Будь мне Богиня!
     Хоть я отпетый шарлатан.
     Но не такой уж я чурбан,
     Сам знаю-- Бога нету.
     Приемлют только питухи
     Мои шутливые стихи
     За чистую монету.
     Не верят даже старики,
     Что я природе вопреки,
     Как некогда Иисусе,
     Земному подведя итог,
     В небесный свой златой чертог
     Из праха вознесуся.
     Нет за душою ни шиша.
     Глядите, вот моя душа,
     В ней нет просвета.
     В ней нет замка. В ней нет ключа.
     В нее заходят, не стуча,
     Уходят без привета.
     Итак, я затыкаю рот.
     Теперь у вас, наоборот,
     Не будет возраженья.
     К чему излишние слова?
     От них лишь пухнет голова.
     Даешь сраженья!


ВЪЕЗД В ИЕРУСАЛИМ
     Въехал  в столицу  я  не  на  осле,  как Христос,  а на скором  поезде.
Впрочем, историческая аналогия до некоторой степени была выдержа-на.  Осел в
этом событии все же присутствовал: это был я сам. Покинуть привычные места и
расстаться  с  привычным  образом  жизни!  А  ради  чего?  Ради  одной  лишь
исторической аналогии? Мне было очень  тоскли-во, когда мы с Серым брели  по
переполненным людьми улицам Москвы, толкались в метро, ждали очереди в кафе.
В моем родном городе я был примелькавшейся фигурой. Меня многие знали лично.
Мой библейский вид был там  все-таки большой редкостью. Мои конкуренты  были
либо лысы,  либо  низкорослы, либо имели жиденькие  бороденки и гнилые зубы.
То, что  они жулики  и шарлатаны,  было видно за  версту.  И  все  они  были
малограмотны, косноязычны, алчны, злы и  завистливы.  Когда я совершал  свое
очередное  турне по своим владениям, я привлекал к  себе всеобщее  внимание.
Хотя  меня одни принимали за собравшегося  эмигрировать  еврея, другие -- за
цыгана, третьи --  за загримированного  известного актера, но никто за того,
кто я был на самом деле, то есть за Бога,-- все равно это было внимание. А в
Москве таких  красавцев оказалось пруд пруди. Даже уборщицы в забегаловках к
ним привыкли


     и не  бросают  вслед  презрительное и  шипящее:  "Шляются  тут всякие!"
Правда, я  был  вполне  на столичном уровне, а может  быть,  и  превосхо-дил
столичных   конкурентов,   но  не  настолько,  чтобы  выглядеть  выдаю-щейся
исключительностью. Я сник, скис, завял и поблек...
     Серый  поселил меня  не  в самой Москве, а в ста  километрах от нее,  в
маленьком поселке.
     --  Это  даже лучше,--  сказал он,-- Дешевле и проще.  На работу будешь
ездить  в  Москву. Так многие  тут  делают. Причем  каждый день ездят. А  ты
будешь ездить лишь пару раз в неделю, как профессор.
     Поселил он меня  в  малюсенькой  комнатушке  в  домике  одинокой  вдовы
средних лет.
     -- Придется иногда  на  эту  старую калошу потратиться,--  предупре-дил
он.-- Тут уж ничего  не поделаешь. Хочешь быть святым -- терпи. Впрочем, она
не такая уж  и  старая. А наши бабы сексом не избалованы. Так что  она может
оказаться  куда   лучше  многих   молодых  девочек,  познавших   разврат   с
малолетства. К тому  же это тебе  нужно для тренировки. Я ведь тоже когда-то
учился. Помнишь: если какой-то орган тела не  упражняется,  он отмирает? Ну,
обживай новое место. Через пару дней я приеду.
     Серый, по всей  вероятности, был троечником в школе или второгод-ником.
Неупражняемый  орган  действительно  отмирает.  Но это  происхо-дит  в  ряде
поколений. На это  нужны десятки и сотни тысяч  лет. А много ли лет у меня в
запасе? И произведу ли я на свет другое поколение?
     После ухода Серого ко мне вошла хозяйка, вихляя мощными форма-ми и сияя
железно-золотыми  зубами.  "Все-таки  прогресс,-- подумал  я,--  имея в виду
железные  и  золотые зубы.  У  наших предков зубы просто  выгнивали.  Или их
выбивали им собратья и начальники. Любо-пытно! На всех старых портретах люди
изображены  с закрытыми ртами. Почему? Скорее всего  потому,  что зубы  были
испорчены. Думаю, что  многие красотки прошлого  ходили с гнилыми  зубами  и
целоваться с ними было не очень-то приятно.
     -- Снял  хотя бы ботинки,-- сказала Хозяйка беззлобно (я одетый вал