от нее далеки: те и другие находятся по разные стороны идеальности природы и
идеальности культуры, и в равной мере далеки от той и другой.
   Здесь не существует ни культуры, ни культурного дискурса.  Ни  министров,
ни комиссий, не субсидий, ни промоушена. Культурный  пафос,  владеющий  всей
Францией, фетишизм ее культурного наследия, ее сентиментальные  взывания,  а
сегодня  еще  и  государственная  поддержка  и   протекционизм   в   Америке
отсутствуют. Бобур здесь невозможен так же, как в Италии (только  по  другим
причинам). Не только централизация, но  сама  идея  культивируемой  культуры
здесь не существует, точно так же как  и  идеи  теологической  и  сакральной
религии. Нет ни культуры  культуры,  ни  религии  религии.  Можно  было  бы,
скорее, говорить об  "антропологической"  культуре,  которая  заключается  в
формировании нравов и образа жизни. Только это и представляет  интерес,  так
же как интересны только улицы Нью-Йорка, а не  его  музеи.  Даже  в  балете,
кино, литературе,  фантастике,  архитектуре  все  специфически  американское
несет в себе нечто дикое, не знающее ни блеска  риторики,  ни  театральности
нашей буржуазной культуры, не расцвеченное культурными различиями.
   Американская культура - не то чудесное средство, которую у нас потребляют
в сакраментальном ментальном пространстве и  которая  имеет  право  на  свое
особое место в сознании и  периодических  изданиях.  Культура  здесь  -  это
пространство, это скорость, это кино, это технологии. Она  аутентична,  если
мы  вообще  можем  так  сказать  о  чем-либо.  Кино,  скорость,  технические
достижения не прилагаются к ней сверх прочего (у нас  же  повсюду  ощущается
эта привнесенная, разнородная, анахроничная современность). В Америке кино -
настоящее,  поскольку   все   пространство,   весь   образ   жизни   -   все
кинематографично. Разрыв и  абстракция,  которые  мы  оплакиваем,  здесь  не
существуют: жизнь - это кино.
   Именно  поэтому  погоня  за  произведениями  искусства  или   интересными
культурными событиями всегда  казалась  мне  скучной  и  неуместной.  Чертой
культурного  этноцентризма.  Если  изначальна  вне-культура,  тогда   ее   и
необходимо искать. Если понятие вкуса еще что-то значит,  он  велит  нам  не
экспортировать наши эстетические критерии туда, где они  неприемлемы.  Когда
американцы переносят наши романские монастыри в Клойстерс Нью-Йорка,  мы  не
можем простить этого выхолащивания смысла. Нет  никакого  смысла  переносить
туда наши культурные ценности. У нас нет права на подобное  смешивание.  Они
же  в  каком-то   смысле   таким   правом   обладают,   поскольку   обладают
пространством, преломляющем все прочие. Когда Поль Гетти в Малибу, на вилле,
словно перенесшейся из Помпеи  на  берег  Тихого  океана,  собирает  картины
Рембрандта,  импрессионистов,  и  греческую  скульптуру,  он  действует   по
американской логике, по чистой барочной логике Диснейленда, он оригинален, и
это потрясающее проявление цинизма, наивности, китча и непринужденного юмора
- всего того, чем  поражает  нонсенс.  Ведь  в  самом  деле  -  исчезновение
эстетики и возвышенных ценностей  в  китче  и  гиперреальности  очаровывает,
равно как исчезновение истории и реального в телевизуальном. Из  этой  дикой
прагматики ценностей необходимо извлекать хоть какое-то  удовольствие.  Если
вы держите в  голове  только  ваш  воображаемый  музей,  вы  проходите  мимо
сущности (которая на деле бессущностна).
   Телереклама,  прерывающая  фильмы,   которые   идут   по   ТВ,   конечно,
бесцеремонна, но она всего  лишь  трезво  подчеркивает,  что  большая  часть
телевизионной продукции никогда не достигает "эстетического уровня",  и  что
эти фильмы, в сущности,  явления  того  же  порядка,  что  и  сама  реклама.
Большинство фильмов, и притом не  самых  худших,  созданы  все  из  того  же
романса повседневности:  машины,  телефон,  психология,  макияж  -  все  это
просто-напросто иллюстрирует  образ  жизни.  Так  же,  как  и  реклама:  она
канонизирует образ жизни посредством изображения, превращая его в  настоящую
интегральную микросхему. И если все, что показывают по телевизору,  все  без
разбора - пища самая низкокалорийная, и даже  вовсе  бескалорийная,  что  же
тогда жаловаться на  рекламу?  Своей  ничтожностью  она,  скорее,  поднимает
культурный уровень того, что ее окружает.
   Пошлость, внекультурность, вульгарность имеют здесь другой смысл,  чем  в
Европе. Впрочем, может быть, очарование ирреальной Америки - это только лишь
фантазии европейца? Может быть, все американцы просто-напросто вульгарны,  и
я только грежу об этой  метавульгарности?  Who  knows?(1)  Мне  хотелось  бы
возобновить одно знаменитое пари: если я не прав, вы ничего не теряете, если
я прав, то вы все  выигрываете.  Дело  в  том,  что  определенная  пошлость,
определенная  вульгарность,  которые  нам  кажутся  неприемлемыми  здесь,  в
Европе, в Америке более чем приемлемы - они зачаровывают. Дело  в  том,  что
все  наши   рассуждения   об   отчуждении,   конформизме,   единообразии   и
дегуманизации отпадают здесь сами собой: применительно к  Америке  сами  они
становятся вульгарными.
   Почему следующий текст (Г. Фай) оказывается одновременно  справедливым  и
совершенно ложным?  "Калифорния  представляет  собой  тотальный  миф  нашего
времени...  Множество  рас,  передовые  технологии,   нарциссизм   "пси",(2)
городская преступность и аудиовизуальная практика: супер-Америка, Калифорния
навязывает себя как абсолютная антитеза аутентичной Европы...  от  Голливуда
до рок-сиропа, от  ET(3)  до  Звездных  войн,  от  зудящих  псевдопротестами
кампу---------------------------------------(1) Кто знает? (англ.).
   (2)   Сленговое    слово    обозначающее    "психотерапевт,    психиатор,
психоаналитик".
   (3) Фильм Стивена Спилберга "Инопланетянин". сов до бреда  Карла  Сагана,
от  неогностиков  из  Силиконовой  долины  до  мистиков   виндсерфинга,   от
новоиндийских гуру до аэробики,  от  джоггинга  до  психоанализа  как  формы
демократии, от  преступности  как  формы  психоанализа  до  телевидения  как
практики  деспотизма,  Калифорния  утвердилась  как   мировое   пространство
симулякра и  неаутентичности:  как  абсолютный  синтез  cool(1)  сталинизма.
Истеричный край, где собрались те, кто лишились своих  корней  -  Калифорния
это место не-истории, не-события, но в то же время место, где кипит жизнь  и
мода сменяет моду, где происходит что-то  вроде  вибрации  в  неподвижности,
вибрации, которая  преследует  Калифорнию,  поскольку  каждое  мгновение  ей
угрожают подземные толчки.
   "Калифорния ничего не изобрела: она все взяла у Европы, а затем выдала ей
все это изуродованным, лишенным  смысла,  в  позолоте  Диснейленда.  Мировой
центр сладостного безумия, отражение  наших  отбросов  и  нашего  декаданса,
калифорнизм, эта радикальная версия американизма,  обрушивается  сегодня  на
молодежь  и  оказывается  чем-то  вроде  ментальной  формы  спида...  Против
европейской  тоски  по  революции  Калифорния  выдвигает  множество  уловок:
пародию на знания в лишенных традиций университетских кампусах,  пародию  на
города и урбанизм в  нагромождениях  Лос-Анджелеса,  пародия  на  технику  в
Силиконовой  долине,  пародию  на  виноделие  в   неприятно   теплых   винах
Сакраменто, пародию на религию  в  сектах  и  гуру,  пародию  на  эротизм  в
beach-boys,(2) пародию на наркотики в ЛСД (?), пародию  на  общительность  в
общинах. И даже в калифорнийской природе нет ничего такого, что не  было  бы
голливудской пародией на античный среднеземноморский  пейзаж:  море  слишком
---------------------------------------(1) Крутой (англ.).
   (2) Пляжные мальчики (англ.) голубое (!?),  горы  слишком  дикие,  климат
слишком мягкий и слишком сухой, необитаемая,  лишенная  очарования  природа,
оставленная богами: зловещая земля под слишком ярким солнцем  и  неподвижное
лицо нашей смерти, потому  что  Европа  и  в  самом  деле  умрет  загорелой,
улыбающейся, с кожей, разомлевшей под отпускным солнцем".
   Все это (если угодно) правда, поскольку сам текст  воспроизводит  тот  же
самый истерический стереотип,  который  он  навязывает  Калифорнии.  В  этом
дискурсе, впрочем, скрывается некоторое ослепление своим объектом.  Но  если
по поводу всего этого можно сказать нечто прямо  противоположное  в  тех  же
самых словах, то это означает, что сам Г. Фай не смог  осуществить  подобной
инверсии. Он не уловил того, как в апогее пустоты значений, ее  "сладостного
безумия", изнеженного и кондиционируемого ада,  который  он  описывает,  все
выворачивается  наизнанку.  Он   не   уловил   вызова   этой   "маргинальной
трансцендентности", где целая вселенная  оказывается  подведенной  к  своему
краю, к своей "истеричной"  симуляции  -  а  почему  бы  и  нет?  Почему  бы
Лос-Анджелесу не быть пародией на город? Силиконовой долине  -  пародией  на
технологии? Почему бы не быть  пародии  на  общительность,  эротику  -  даже
пародии на море (слишком голубое!) и солнца (слишком белое!). Не говоря  уже
о музеях и культуре. Конечно, все это пародия! Если все эти ценности  больше
не выдерживают пародирования, то  они  уже  больше  ничего  не  значат.  Да,
Калифорния (и Америка вместе с ней) - это зеркало нашего упадка, но сама она
вовсе не находится в этом  состоянии,  она  -  гиперреальная  жизненность  и
обладает  всей  полнотой  энергии  симулякра.  "Это   мировое   пространство
неаутентичности" - да, разумеется: в этом и состоит ее оригинальность  и  ее
могущество. Здесь вы ощущаете необычайный рост  популярности  симулякpa.  Но
подошел ли к этому Фай? Тогда ему было бы известно,  что  ключ  к  пониманию
Европы не в ее в прошлом, а в этом пародийном  и  неистовом  предвосхищении,
которое и дает Новый Свет. Фай  не  замечает,  что  каждая  отдельная  черта
американской  жизни  может  быть  отвратительной  или  лишенной  смысла,  но
совокупность черт превосходит воображение; или: каждый элемент  ее  описания
может казаться разумным, но все описание превосходит границы нелепости.
   Что в Америке нового - так это шок первого уровня (примитивного и дикого)
и третьего типа (абсолютный симулякр). Никакой промежуточной стадии. Нам это
трудно понять - ведь мы всегда отдавали предпочтение второму уровню,  уровню
рефлексии, раздвоения, несчастного сознания. Но никакое видение  Америки  не
является оправданным вне этой  инверсии:  Диснейленд  -  это  аутентичность!
Кино, телевидение - это реальность! Freeways, safeways, skylines,  скорость,
пустыни - вот это Америка, а вовсе не музеи, церкви, не  культура.  Воздадим
должное этой стране и обратим взгляд  на  смехотворность  наших  собственных
нравов - в этом и заключается польза и удовольствие от путешествий. Для того
чтобы видеть и чувствовать Америку, необходимо хотя бы на одно мгновение - в
джунглях даунтауна, в Пэйнтед Дезерт или на вираже freeway, -  почувствовать
что Европа исчезла. Надо хотя бы на мгновение задаться вопросом: "Как  можно
быть европейцем?"
 
 
 
 
   КОНЕЦ МОГУЩЕСТВА
 
   50-е годы в Соединенных Штатах - самое лучшее время (When the things were
going  on(1)),  ностальгия  по  которому  ощущается  до  сих   пор:   экстаз
могущества, могущество могущества. 70-е годы -  могущество  сохраняется,  но
прежнее очарование исчезло. Это время оргии (война, секс, Мэнсон,  Вудсток).
Сегодня оргия закончилась. США, как и весь мир, оказались перед лицом такого
мирового порядка, в котором отсутствует напряжение. Это немощь могущества.
   Но из того, что США уже не являются центром мирового могущества, вовсе не
следует, что они его потеряли: просто-напросто больше не существует  центра.
Америка, скорее, стала орбитой  воображаемого  могущества,  -  образцом  для
всеобщего подражания. С точки  зрения  конкуренции,  господства,  экспансии,
она, конечно, что-то потеряла, но по другим показателям выиграла: посмотрите
на невероятный взлет доллара - тем более завораживающий,  что  он  не  имеет
ничего общего с экономическим лидерством США, посмотрите  на  фантастическое
вознесение   Нью-Йорка    и    на    мировой    успех    Далласе,    Америка
по-преж---------------------------------------(1) Когда  дела  шли  (англ.).
нему в качестве спецэффекта сохраняет политическое и культурное могущество.
   Вся Америка по образу и  подобию  Рейгана  стала  калифорнийской.  Бывший
актер, бывший губернатор  Калифорнии,  он  распространил  в  масштабах  всей
Америки кинематографический,  эйфоричный,  экстравертированный  и  рекламный
образ, искусственный рай Запада. Он  установил  шантаж  легкости,  возрождая
первоначальную американскую установку на реализацию  утопии.  Ибо  идеальное
сочетание,  описанное  Токвилем,  как  будто  разрушилось:  хотя  американцы
сохранили обостренное чувство личной  заинтересованности,  они,  похоже,  не
сохранили чувства, которое могло бы объединить их начинания в целом.  Отсюда
современный кризис, который в действительности глубок  и  реален  и  который
ведет к реабилитации той объединяющей идеи, той  ценности,  которая  как  бы
спонтанно могла управлять разными типами поведения и являлась бы своего рода
идеальной равнодействующей сил. Успех Рейгана - в его попытке  воскресить  в
качестве  иллюзии  американскую  первосцену.  "America  is  back  again".(1)
Американцы, поколебленные в своей твердости войной  во  Вьетнаме,  столь  же
далекой для них, как и вторжение инопланетян из комиксов, -  которая  так  и
воспринималась,  издалека,  как  война  телевизионная,   -   совершенно   не
понимающие, за что их ненавидит весь мир, и воспринимающие своих противников
(поскольку Америка - воплощенная утопия Добра) только как воплощенную утопию
Зла: коммунизм, - эти  американцы  укрылись  в  тени  легкости,  в  победном
иллюзионизме. И это тоже  вполне  по-калифорнийски,  ибо  на  самом  деле  в
Калифорнии   не    всегда    ясно,    очень    часто    туман    или    смог
---------------------------------------(1)  Америка  возвращается   (англ.).
закрывают в Лос-Анджелесе солнце. И тем не менее у  вас  в  памяти  остается
залитое солнцем экранирующее воспоминание. Таков мираж Рейгана.
   Американцы, как и все прочие, не имеют никакого желания спрашивать  себя,
верят ли они  в  заслуги  своих  руководителей,  ни  даже  верят  ли  они  в
реальность власти. Это завело бы их слишком далеко. Они предпочитают  делать
вид, будто верят во все это, но при условии, что их верой будут  руководить.
Управлять сегодня - значит предъявлять убедительные знаки своей  надежности.
То  же  происходит  в  рекламе,  где  достигается  похожий  эффект;  главное
следование  сценарию,  все  равно  какому,  политическому  или   рекламному.
Сценарий Рейгана - тот и другой одновременно, и это сценарий успешный.
   Все дело в вывеске. Поскольку общество окончательно уподобилось  проекту,
все  подается  как  его  реализация,  и  руководители  должны  работать  над
созданием рекламного облака (look). Малейшая оплошность непростительна,  ибо
ею принижается вся нация. Даже болезнь может составлять часть  облика,  как,
например  рак  Рейгана.  Напротив,  политическая  слабость  или  откровенный
идиотизм не имеют значения. Судят только по имиджу.
   Этот консенсус симуляций не так хрупок, как  кажется,  поскольку  гораздо
меньше  подвергается  испытанию  политической  истиной.  Именно   рекламному
регулированию  общественного  мнения  обязаны   своего   рода   политической
метастабильностью все современные правительства. Слабости, скандалы, провалы
больше  не  кончаются  катастрофой.  Главное,  чтобы  правительство  внушало
доверие,  и  общество  было  восприимчиво  к  усилиям,   которые   к   этому
прилагаются. "Рекламный" иммунитет правительств  сродни  иммунитету  ведущих
марок стиральных порошков.
   Во всех странах уже  не  ведут  счет  ошибкам  руководителей  -  ошибкам,
которые в иное время ускорили бы  их  крах  и  которые  теперь  весь  мир  с
легкостью принимает, пребывая в симуляции правления и согласия, достигаемого
ценой безразличия. Народ уже больше не гордится своими вождями, а те  больше
не гордятся своими решениями. Достаточно  малейшей  иллюзорной  компенсации,
чтобы восстановить рекламное доверие. Такова была операция в  Гренаде  после
трех сотен убитых в Ливане. Сценарий, лишенный всякого  риска,  просчитанная
постановка, искусственное событие, гарантированный успех. Впрочем, оба  этих
события, Ливан и Гренада, свидетельствуют об одной  и  той  же  политической
иррациональности: первое, террористическое, ускользало от всякого  контроля;
другое, полностью сфабрикованное, вполне контролировалось. Ни то, ни  другое
не  имели  никакого  смысла  с  точки  зрения  политической  мудрости.   Они
соответствуют  друг  другу  в  той  пустоте,  которая   сегодня   определяет
политическую сцену.
   Та же самореклама, то же  стремление  завоевать  доверие,  тот  же  культ
вывески в  новом  рейгановском  поколении.  Динамичное,  эйфоричное  -  или,
скорее, динамизирутощее, эйфоризирующее. Счастье для него - идея не новая, и
успех - тоже не главная: все это у него  уже  есть.  Это  уже  не  борцы  за
счастье и успех,  а  просто  сочуствующие.  Поколение  60-  70-х  годов,  но
освободившееся от всякой ностальгии, от нечистой совести и даже  подсознания
этих безумных лет.  Поколение,  очищенное  словно  при  помощи  пластической
операции от  последних  следов  маргинальности:  новое  лицо,  новые  ногти,
отполированные нейроны, во всеоружии программного обеспечения. Поколение, не
впадающее  в  амбиции,  не  обуреваемое  энергией  вытесненных  желаний,  но
утратившее тягу к маргинальности, которое  любит  бизнес  не  столько  из-за
выгоды и престижа,  а  скорее  как  своего  рода  техническое  достижение  и
техническое шоу. Оно вращается вокруг масс-медиа, рекламы и информации.  Это
уже не монстры  бизнеса,  а  служители  шоу-бизнеса,  ибо  сам  бизнес  стал
шоу-бизнесом. Clean, and perfect.(1) Яппи. Само слово славит  эту  радостную
перемену. В отношении предшествующего поколения не было никакой  мучительной
ревизии - просто ампутация, амнезия, отпущение грехов -  немного  ирреальное
забвение, сменяющее слишком яркое событие. Яппи  -  это  не  перебежчики  из
лагеря бунтовщиков, это новая, уверенная  в  себе  раса  -  амнистированная,
оправданная, с легкостью преобразующаяся в перформативную,  безразличная  по
своему мировоззрению к любой  другой  цели,  кроме  изменения  и  промоушена
(промоушена всего: товаров,  людей,  исследований,  карьер,  образа  жизни).
Можно предположить, что оргия 60- 70-х  годов  уступает  место  мобильной  и
утратившей иллюзии элите, однако, нет: по крайней  мере  в  саморекламе  она
старается быть мобильной и восторженной. Но ее воодушевление  изнеженное:  в
делах, политике или информатике она  движется  вперед,  не  надрываясь,  она
предстает изнеженно-работоспособной. Ее лозунг может быть таким:
 
   YOU CANT HAVE YOUR MONEY AND SPEND IT TOO!
   YOU CANT HAVE YOUR CAKE AND EAT IT TOO!
   YOU CANT HAVE YOUR WIFE AND FUCK IT TOO!
   YOU CANT LIVE AND HAVE YOUR LIVING TOO!(2)
 
---------------------------------------- 
   (1) Чисто и совершенно (англ.).
   (2) Ты не можешь потратить деньги и иметь их! Ты не можешь съесть пирог и
иметь его! Ты не можешь съесть жену и иметь ее! Ты не можешь прожить жизнь и
иметь ее!
   Но  эта  легкость  безжалостна.  Ее  логика  безжалостна.   Если   утопия
воплотилась  -  несчастье  не  существует,  существование  бедняков  кажется
неправдоподобным. И если Америка воскресла - значит, уничтожения индейцев не
было, не было Вьетнама. В  своих  частых  посещениях  богатых  ранчеров  или
промышленников Запада Рейган даже не подозревал о существовании  бедняков  и
уж тем более не соприкасался с ними. Он знал только  очевидность  богатства,
тавтологию могущества, которое вознес до масштабов всей нации и  даже  всего
мира. Обездоленные будут обречены на забвение, покинутость и про