>мм было уже достаточно, чтобы ее яркость изменилась. Когда я сказал, что
это  невероятно,  так как щель спектроскопа имела ширину  2  миллиметра,  он
ответил,  что  это --  одно из необъяснимых свойств N-лучей.  Я попросил его
повторить измерение, потянулся в темноте и снял  со спектроскопа алюминиевую
призму.  Он  стал  кружить круг,  отсчитывая опять  те  же числа. Прежде чем
включили свет, я поставил призму на место. Блондло сказал своему ассистенту,
что его глаза устали. Ассистент  стал уже  вполне очевидно подозрительным  и
просил  Блондло дать ему  самому  повторить опыт  для  меня. Прежде,  чем он
потушил свет, я заметил, что  он очень точно поставил призму на ее маленькую
подставку,  углами как раз  на  краю металлического  диска. Как  только свет
погас, я двинулся по направлению к прибору, сделав шаг с некоторым шумом  --
но ничего  не  тронул.  Ассистент начал вращать круг, и вдруг сказал Блондло
быстро  по-французски:  "Я  ничего  не  вижу.  Спектра  нет.  Я  думаю,  что
американец  что-нибудь  сдвинул"  --  после  чего  сразу  же  зажег  свет  и
внимательно  осмотрел призму. Он уставился на меня, но  я не  выдавал  своих
мыслей. Этим сеанс окончился, и я сел в вечерний поезд и отправился в Париж.
     На следующее утро я послал письмо в Nature. Журнал подробно изложил мои
наблюдения,  опустив, однако, сообщение о двух  инцидентах в конце  вечера и
обозначив лабораторию просто как ту, где было выполнено большинство опытов с
N-лучами. La  Revue Scientifique, французский полупопулярный научный журнал,
опубликовал перевод  моего письма  и  начал анкету, прося французских ученых
высказать  свое  мнение о реальности  N-лучей.  В  последующих номерах  было
напечатано  до  сорока  писем, и только  полдюжины из них  защищали Блондло.
Наиболее агрессивным  было  письмо  Ле-Беля, который говорил: "Какое зрелище
представляет  собой  французская   наука,   если  один  из  ее  значительных
представителей измеряет положение спектральных линий, в то время  как призма
спектроскопа покоится в кармане его американского коллеги!"
     Только две  статьи о N-лучах появились  после этого  в Comptes  Rendus.
Должно  быть,  это  были  запоздавшие.  На  ежегодном  заседании  Академии в
декабре,  где  была  вручена  премия   и  медаль,   провозгласили,  что  она
присуждается Блондло "за его долголетние труды в науке".
     Трагическое разоблачение в конце концов привело к сумасшествию и смерти
Блондло. Он был вполне искренний и  большой человек, у которого "зашел ум за
разум", возможно,  в  результате  самогипноза  или  чрезмерного  зрительного
воображения  после многих лет работы с приборами в темноте.  То, что  сделал
Вуд, против собственного желания, но с научной беспощадностью, было для него
coup de grace.
     Развязку  охарактеризовал  А.А.  Кемпбелл  Свинтон,  член  Королевского
Общества, в Westminster Gazette:
     "...высшая ученая инстанция Франции признала  его, и все, казалось  бы,
шло  хорошо,  пока  американский профессор физики  Р. В.  Вуд  из Балтиморы,
теперь -- иностранный  член Лондонского Королевского  Общества -- не взорвал
полностью  и навсегда все открытие,  показав,  что Блондло продолжал  видеть
спектр,  которого  никак  не могло получиться, даже если  бы он и был  перед
этим!"
     По  отношению  к "научному"  обману и  подлогу, Вуд  всегда неумолим  и
безжалостен  и  никогда  не чувствует  сожаления,  разоблачив  мошенников --
наоборот, он ощущает довольно свирепую радость. Однажды вечером  в Балтиморе
он рассказал мне и своим  друзьям  о некоторых из своих  приключений в  этой
области.
     "Несколько  лет  тому  назад  Бернард  Бекер,  президент  Атлантической
Транспортной линии и член  правления университета, попросил  меня приехать в
его  управление и посмотреть  прибор человека, чьи опыты он финансирует. Это
была схема  передачи речи и сигналов под водой. Человек этот утверждал,  что
открыл  новое химическое соединение, чувствительное к  звуку. Бекер дал  ему
большую комнату для лаборатории, и мы отправились  туда. В ней стоял большой
стол, загроможденный кучей псевдонаучных приборов. Одним из них был огромный
собороподобный колокол с восемью маленькими  маятниками, подвешенными вокруг
и падающими на его края.  В приборе были применены некоторые детали  пищущей
машинки!   Все  "приспособление"  было   жутким   собранием  разной  чепухи,
соединенной  проволочками.  Изобретатель  сказал,  что   его   вещество  так
чувствительно   к   звуку,  что   разлагается  даже  от  шума,  не  слышного
человеческим  ухом. Я спросил его, как же он приготовляет вещество, если оно
так чувствительно  -- и  он сказал, что приходится  делать это  в водолазном
колоколе,  под  водой!  Я  посоветовал  Бекеру  выбросить этого  молодца  из
управления что он и сделал дня через два.
     В другой раз  меня привели на крышу одного учреждения, чтобы посмотреть
опыты изобретателя, утверждавшего, что  он открыл метод получения энергии из
атмосферы.  Его  стол был  заставлен  электромоторами,  игрушечной  железной
дорогой с  электровозом и  другими электроприборами.  На  одном конце  стола
стоял  шест  с двадцатью медными остриями, торчавшими во все  стороны.  Они,
утверждал он, собирают атмосферную электрическую энергию, которая передается
по проводу и приводит в действие приборы на его столе. Собралась целая толпа
репортеров и два человека, от которых он хотел получить деньги.
     Под столом стояло  несколько ящиков, частью покрытых холстиной,  и один
-- целиком закрытый. Никто  ве обратил  внимания на эту  деталь установки. Я
стащил  тряпку  с  закрытого ящика,  и  увидел  большой аккумулятор  с двумя
проводами, идущими на стол внутри одной из его ножек.
     Изобретатель  удрал из отеля, не заплатив по счету,  и захватил с собой
все "приборы".
     "В  старину  таких  типов мазали  дегтем  и  вываливали в  перьях",  --
вмешался  психиатр Лесли Хоуман. "Есть разница между помешанными  дураками и
вполне  здравомыслящими жуликами.  К какому классу, кстати,  отнесли  бы  вы
парижского изобретателя, показывавшего фокусы с электрическими лампочками --
ведь он даже  попал в некоторые  полунаучные  журналы?  Я помню,  он  обещал
революционизировать всю систему электрического освещения".
     "По правде говоря, сам не  знаю", --  ответил Вуд. Не знаю, хотел ли он
подкупить меня, или просто опоить шампанским. Но -- жулик ли он или идиот --
он  был  очень  занятный  парень.  Он  говорил,  что  может  снизить  расход
электроэнергии на освещение до одной пятой. Тогда же я  познакомился с одним
капиталистом  из Нью-Йорка,  который собирался дать ему  субсидию  в  20 000
долларов, и обещал ему исследовать явление. Я предупредил  его, чтобы он  не
говорил, кто я,  а просто представил меня, как  мистера  Вуда, своего друга,
который тоже интересуется изобретением.
     Через  неделю  после  того,  как я приехал  в Париж, мне  позвонили  по
телефону, приглашая меня в лабораторию изобретателя. Его идея была -- питать
лампы последовательно короткими прерывистыми импульсами тока.  Он увеличивал
вдвое номинальное напряжение, и заставлял лампы  вспыхивать  поочередно.  Он
совсем не подозревал,  что я -- физик.  Он думал,  что  я  просто  еще  один
американский  делец,  который  хорошо разбирается  в долларах  и  ничего  не
понимает в динамомашинах.
     Он клятвенно уверял меня, что свет, полученный его методом, имел особые
свойства, подобно рентгеновским лучам: он де проникал сквозь тело  человека,
так  что можно было  видеть  кости.  Он  сжал  одну из лампочек в  кулаке, и
пытался  убедить меня, что я  "вижу  кости"!  Затем  он  включил три  лампы,
подвешенные к потолку на вращающемся диске. До этого  момента  я  слушал его
фантастические вымыслы  с открытым ртом -- как бы пораженный и зачарованный,
но теперь я попросил ручное зеркало, которое мне тут же дал его ассистент. Я
стал  разглядывать  отражение вращающихся ламп и  быстро  качать зеркало  из
стороны в сторону, бормоча себе под  нос какую-то абракадабру про  "световую
синусоидальную кривую переменной интенсивности."
     "Ах!  --  воскликнул  изобретатель.  --  Мосье,  оказывается,  понимает
кое-что в физике?" Мне надоела вся  эта чепуха, хотя и было очень занятно, и
я сказал: "Да, я -- Р. В. Вуд из университета Джона Гопкинса..."
     Секунду он колебался, затем бросился ко мне в экстазе, пожимая мою руку
в  притворном восторге. "О, это  для меня -- великая честь!  Подождите  и вы
увидите!" После чего  он  выбежал  из комнаты и вернулся  с моей "Физической
опттикой". Верьте  или нет  --  как говорит  Рипли,  он открывал страницу за
страницей (моей собственной книги,  боже помоги нам!)  -- и восклицал: "Вот,
вы видите доказательство! Здесь, здесь и здесь! А теперь  --  выпьем за ваше
здоровье".   Он  позвонил,   распорядился,  и  появился  лакей  с   бутылкой
шампанского. Этот цирк вполне стоил потерянного утра,  но не 20 000 долларов
моего знакомого".
     Аллен В. Гаррис из  балтиморской Sun, наливая себе рюмку виски, сказал:
"Может  быть,  он  думал,  что  вы войдете с ним  в компанию  и  вытянете из
капиталиста целый миллион".
     Самым  фантастическим  из электро-медицинских изобретений, как  говорит
Вуд,   было   недавнее   "открытие"   метода   передачи   целебных   свойств
сульфанил-амида по  медному  проводу  в  алюминиевую пластинку,  на  которую
ставили бутылки  дистиллированной воды. Через полчаса  вода в каждой из них,
как считали" "заряжалась" всеми свойствами лекарства. Эту "заряженную" воду,
как  утверждал  изобретатель,  можно  было   употреблять   внутрь  или   для
впрыскивания... "с  результатами, совершенно такими же, как при употреблении
раствора настоящего сульфаниламида  в  воде".  Он говорил даже, что произвел
"благоприятное впечатление" на директора Химического фонда в Нью-Йорке!
     Изобретателя  попросили  продемонстрировать свой метод перед  комитетом
Медицинской школы при университете Дж.  Гопкинса. Доктор Перин Лонг, который
предложил  применять  сульфаниламид, как  лекарство,  уговорил  Вуда принять
участие в  разоблачении.  На  этот  раз  изобретатель оказался действительно
"свихнувшимся"  и  верил,  что  он   станет  благодетелем  человечества.  Он
совершенно не добивался денег от фонда -- у него было сколько угодно своих.
     "Это было смешное и глупое, но патетическое зрелище", -- говорит Вуд.
     Когда  тридцать лет  назад Америку  посетила Евзапия  Палладино, многие
известные   ученые,  в  дополнение   к  толпе   психологов   и   психиатров,
заинтересовались.  медиумами. Scientific American организовал и финансировал
комитет для исследования знаменитой итальянской спиритки, а газеты сообщили,
что  Эдисон  разрабатывает  чувствительный  электрический   прибор,  который
превзойдет вращающиеся столы с азбукой и планшеты в спиритических кабинетах.
Вуд взялся за перо и сочинил следующую оду,  назвав ее "Духоскоп Эдисона" [В
оригинале specter-scop. Specter -- по-английски привидение, дух. Ред.]:

     Не хочет медиумов он,
Великий Томас Эдисон.
И веры больше ни в планшет
Ни в стол вертящийся в нем нет.
Он думает, наморщив лоб,
"Изобрету-ка духоскоп!"
Помощников со всех сторон
Скликает Томас Эдисон,
Зубчатки взявши и червяк,
Они их крепят так и сяк!
В катушке линза, и накал Виток платиновый давал
И вот -- проверив частоту, Все помещают в пустоту.
"Со всем согласен я весьма", --
Сказал им Эдисон Фома. --
"Чтоб показаться нам в приборе,
     Все духи выстроятся вскоре.
Ковчег свой бросит старый Ной,
Чтоб побеседовать со мной"...
"Спустите занавес окон! --
Воскликнул дальше Эдисон. --
Пьянола пусть теперь играет
И ультрафиолет сияет!
Смотрите, предо мною сколь
Померкнут Лодж и Конан-Дойль".


     [Конан-Дойль (известный автор исторических и  детективных романов)  был
вместе с тем не менее известным спиритом. Ред.]
     Вуд   никогда   особенно   не   интересовался   чисто  психологическими
претензиями медиумов, но был страшно любопытен, когда дело  шло о  "летающих
трубах",  тамбуринах, "вырастании  эктоплазмы",  которые  в то  время, да  и
теперь, составляли часть мизансцены, предвещающей "появление духов".
     Когда Палладино приехала в Нью-Йорк, доктора Вуда попросили участвовать
в  комитете.  Она  называла себя "физическим"  медиумом, а  физика была  его
хлебом.  Физические медиумы не вызывают  духов умерших,  а  дают сеансы,  на
которых предметы передвигаются, когда к ним не прикасаются,  дуют непонятные
ветры,  появляется  фосфоресценция,  столы поднимаются в  воздух,  на мокрой
глине появляются таинственные отпечатки руки, и музыкальные инструменты сами
играют, в то  время как медиум  или  крепко связан, или  его  крепко  держат
присутствующие -- или и то и другое.
     "Сеансы Палладино,  --  рассказывает Вуд, -- происходили  в  физической
лаборатории  Колумбийского  университета.  Кабинет  был  устроен  в  проходе
приемной  комнаты профессора Хэллока таким образом, что  примыкал к соседней
лаборатории. Они  пробили  отверстие  в  кирпичной  стене,  разделявшей  обе
комнаты,  около  самого  пола,  так  что наблюдатель  мог лежать на  полу  в
лаборатории  и  смотреть, что  происходит  под  столом, насколько  это  было
возможно при  слабом  свете. В кабинете  стоял  стол с  обычными "приборами"
Палладино  --  тамбурином,  букетом цветов,  и еще  чем-то --  я  уже забыл.
Евзапия  сидела в  кресле  спиной  к занавеси.  Ее руки лежали на  маленьком
деревянном столике, вокруг которого  находились наблюдающие. Известно  было,
что Палладино  надувает  окружающих,  как только дать  ей возможность,  и ее
часто ловили  "на месте преступления".  Я  с первых же сеансов убедился, что
все  ее "явления"  были  мошенничеством.  Меня  озадачило  то,  что занавеси
раздувались, в то  время  как  все окна  и  двери были закрыты. Мюнстерберг,
преемник  профессора  Джемса  в   Гарварде,  присутствовал  позднее  еще  на
нескольких  сеансах и объяснил, что занавеси надувались от потока воздуха из
резиновой "груши",  которую  она  держала  в руке. Предметы  "прилетали"  из
кабинета и оказывались на столе перед Палладино,  в то время как ее  держали
за руки и за ноги,  и мне было  интересно  узнать,  каким  инструментом  она
пользовалась  для этого. Я решил, что его  можно  будет  увидеть, если слабо
осветить пол кабинета. Наблюдатель в соседней комнате, смотрящий  через дыру
вверху  кабинета,  сможет  видеть,  берет ли  она  тамбурин  рукой или  трюк
делается с  помощью  механического приспособления. Было,  однако, необходимо
сделать  это так, чтобы Палладино  не заметила света на полу, так как  у нее
была привычка  отодвигать  занавеску рукой  и заглядывать за нее.  Я устроил
это, установив деревянную  решетку из тонких  вертикальных дощечек наподобие
венецианских  оконных жалюзи, окрашенную в черный  цвет,  на  полу кабинета.
Положив в  один  из углов кабинета маленький клин и таким образом подняв его
на четверть дюйма, я установил  жалюзи, а  за стенкой поместил электрическую
лампочку. Получилось слабое  освещение на полу. Я мог теперь смотреть сверху
сквозь дыру в потолке, между дощечками, которые, однако,  полностью скрывали
освещение от Палладино, сидевшей сбоку.
     И действительно -- на следующий сеанс, уставившись из своего тайника на
пол кабинета, я  разглядел длинную  тень,  на фоне светлого пола.  Она имела
форму очень вытянутого  треугольника и двигалась между  Палладино, цветами и
тамбурином,  но не  смогла  протащить что-либо  из  них  сквозь  занавес.  У
Палладино была сверхъестественная интуиция -- она всегда догадывалась, когда
ее хотят на чем-либо поймать. Может быть она заметила мои жалюзи  на полу  и
это  сделало  ее  подозрительной,  даже  если  она  и  не  догадалась  о  их
назначении. Тогда  я  решил применить рентгеновские  лучи,  поставив с одной
стороны кабинета мощную трубку, а с другой (снаружи его) -- светящийся экран
в  четыре фута  стороной.  Мы  испробовали установку  перед  сеансом --  она
работала превосходно. Любой предмет, находившийся между столом и занавеской,
сразу обнаруживался, и наблюдатель, сидевший в темноте перед флуоресцирующим
экраном, мог видеть кости руки человека, или палку, если ее протягивали -- в
виде  резкой  темной  тени  на  экране.  Мы все  крепко  надеялись  на  нашу
установку,  но  когда  Палладино  приехала,  она  сказала, что  "плохо  себя
чувствует" и не сможет дать сеанса".
     Если Вуд  был экспертом  по  части  научных  "медвежьих  западней",  то
Палладино  оказалась очень хитрым медведем и смогла ускользнуть от него.  Ей
уже случалось "обжигать пальчики", и она  была начеку. На следующий день она
не "почувствовала себя лучше", так же как и все последующее время, когда она
была поблизости от американского комитета и  Вуда. Известно, что она никогда
впоследствии не соглашалась дать им сеанс.
     Вуд восхищался ею  -- и остается до сих пор  при этом мнении. Он вполне
уверен,  что все, что  касается "сверхестественного",  --  мошенничество, но
считает ее величайшей из фокусников  своего времени, да  и  во  всей истории
человечества.  Он полон уважения к ее способностям, так же, как, вероятно, и
она -- к его таланту.
     В  противоположность  этому,  он  очень  не  любит   и  презирает  всех
"психических" и спиритических медиумов -- любители ли они или профессионалы,
которые  утверждают, что  они  имеют связь  с  душами  умерших.  Он  страшно
радуется, если ему удается разоблачить их фокусы.
     Несколько лет назад его вывел из терпения один знакомый доктор, который
вдруг  открыл  изумительные  психические  способности  у  собственной  жены,
занимаясь сеансами с планшеткой. Доктор обычно держал палец на планшетке,  в
то время  как она ползала по алфавиту, а когда  она останавливалась,  держал
палец  на  этом  месте.  Вдруг  появилась  новая  сенсация  --  жена доктора
"выловила из  пространства" целую поэму -- на  древнем неизвестном языке. Ее
отнесли к эксперту  по древним наречиям.  Язык оказался староисландским. Это
была  копия  настоящей поэмы -- подлинник  ее  хранился в британском  Музее.
Позднее, однако, Вуд  нашел, что  репродукции  ее  были напечатаны  в  одном
старинном журнале -- дело стало вполне ясным. Однако поймать доктора на этом
было очень трудно. Ничего нельзя было доказать. Нельзя  было сказать просто,
что доктор  списал и выучил поэму,  а  потом "передал" ее  с помощью  жены и
планшетки. Но позднее они  сделали  роковую ошибку, пригласив  Вуда на  свою
"охоту за духами", и предложили ему вызвать покойника по его желанию. Хозяин
сказал:
     "Есть ли кто-нибудь, кого вы хорошо знали и кто  умер совсем недавно --
лучше всего -- не раньше, чем год назад?"
     "Да, --  ответил  Вуд,  --  я очень хотел бы  что-нибудь иметь от лорда
Рэлея". Лорд Рэлей, великий английский физик, скончался  незадолго до этого.
Вуд не хотел дать им легко выпутаться. Он задал хитрую задачу.
     Они положили руки на планшетку, и хозяин стал повторять: "Лорд Рэлей, с
нами ли вы?" Дощечка сразу же  написала "Да", и  хозяин сказал Вуду: "Хотите
ли вы задать какой-нибудь вопрос, чтобы удостовериться, действительно ли это
он?"
     "Да, хорошо бы, если бы он вспомнил что-нибудь о Терлинге". (Терлинг --
название  поместья  лорда  Рэлея).  Дощечка  начала   дрожать,  и  аккуратно
написала: "Звон камней на чистом льду".
     Доктор попался! Литературно одаренный вызыватель духов перепутал  слово
с "керлинг"  (curling), шотландской игрой, где тяжелые плоские камни бросают
на   чисто  выметенный  лед.   Вуд  был   гостем,  поэтому  он  скрыл   свое
удовлетворение и вежливо попрощался с доктором и его женой.
     Иногда   источники  "сверхестественного"  вдохновения   не   так  легко
проследить. После того как Вуд выучился большинству  фокусов  и  ответов  на
них, он, конечно, не смог удержаться, чтобы не применять их иногда.  Жертвой
его  оказались профессор