Роберта-младшего из  школы и отплыли  домой  с
первым  рейсом  "Олимпика",  бывшего  тогда  самым  большим  из пассажирских
пароходов.
     По возвращении в 1911 году на свою старую должность у Дж. Гопкинса, Вуд
начал  серию  опытов  совместно  с  профессором  Пикерингом  из  Гарвардской
обсерватории по определению скорости звезд новым  методом,  фотографируя  их
спектры  сквозь  объективную  призму. Фотографировались  сразу  целые группы
звезд сквозь фильтр, состоящий из стеклянного сосуда, наполненного раствором
соли неодима. Тонкая линия поглощения раствора неодима добавлялась к спектру
каждой звезды и служила опорой для  подсчета на  основании явления  Допплера
скоростей, с которыми звезды приближаются или удаляются от земли.
     Это был один из ценных вкладов Вуда в астрофизику. Метод Вуда-Пикеринга
применяется  теперь всеми для измерения звездных скоростей, хотя в настоящее
время  Вуд разрабатывает еще  один новый  прием, который, как считают Харлоу
Шэпли и другие известные астрономы, может превзойти все существующие.
     Летом 1911 года Вуд приобрел  и установил в Ист Хэмптоне параболическое
зеркало шестнадцати дюймов диаметром, с фокусом в двадцать  шесть футов;  он
соединил  его  с  большим  целостатом,  который  ему  предоставила   Морская
обсерватория.  Зеркало  целостата, приводимое в движение часовым механизмом,
следовало  за  луной и  давало горизонтальный  пучок света,  направленный  в
параболический рефлектор, который, в свою очередь, создавал изображение луны
в своем фокусе около целостата, где были монтированы ультрафиолетовый фильтр
и  кассета  с фотопластинкой.  Молодой  профессор  Масамиши Кимура из Токио,
который теперь является одним из выдающихся ученых Японии, приехал учиться у
Вуда и работать с ним с парами натрия и был приглашен в Ист Хэмптон помогать
фотографировать луну. Во время этой работы случился курьезный эпизод. Кимура
был  желанным  и  популярным  гостем  в  семье  Вуда  и  позже  поселился  в
находившемся   поблизости   отеле.  Они   вместе  продолжали   свои   летние
эксперименты.   Однажды   вечером  они  собирались  фотографировать  луну  в
ультрафиолетовых лучах.  После обеда они наладили телескоп и зеркала в поле,
свободном от зданий" за сараем, и Вуд сказал: "Приходите в восемь".
     Небо было чистое, но между шестью и семью с океана пополз густой туман.
Хотя стояло лето, туман был холодный  и мокрый. Вуды,  которые рано обедали,
ждали  Кимуру к вечернему кофе с минуты на  минуту. Он не  появлялся.  Около
девяти туман начал расходиться, и небо очистилось. Но, как это иногда бывает
у Монток-Пойнт, у  самой земли  он  еще лежал толстым  "одеялом".  Вуд пошел
сквозь него к телескопу "вброд", намереваясь снимать луну в  одиночку. Когда
он  подошел к чехлу,  закрывавшему зеркала, он увидел  сквозь  туман  второй
темный предмет.  Это  была голова  и плечи японца,  торчавшие, как сфинкс  в
чистом воздухе. Сам он был скрыт туманом.
     "Черт возьми! -- сказал Вуд. -- Сколько же времени вы тут стоите?"
     Кимура  вынул  часы, посмотрел на них при лунном  свете и ответил: "Хо,
уже час и двадцать две минуты".
     Вуд  не  знал,  что  сказать.  Кимура  был  чрезвычайно  симпатичным  и
образованным человеком и знал, что  всегда  будет  принят  в доме  Вуда, как
друг.
     "Из  этих  опытов с  луной,  -- рассказывает Вуд, -- вышло  мало толку,
главным образом из-за погоды. На зеркалах образовывалась роса, часы ходили с
непостоянной скоростью, а кроме этого со всех  сторон слетались бесчисленные
москиты  -- посмотреть, что происходит. Той же  осенью, благодаря любезности
профессора  X.  Н.   Рэсселля   из  Принстонского  университета,  я  получил
возможность   установить  свое  шестнадцатидюймовое  зеркало  в  Пристонской
обсерватории.   Профессор   Харлоу   Шэпли,   теперь  директор   Гарвардской
обсерватории,  был  тогда ассистентом-астрономом в  Принстоне и помогал  мне
возиться с телескопом и делать снимки.
     Мы  фотографировали луну  в  оранжевых,  фиолетовых  и ультрафиолетовых
лучах,  причем  последние  выделяли  "темный" налет,  отчетливо  окаймлявший
кратер Аристарха, в то  время как "оранжевые" снимки  не показывали  и следа
их. Опыт показал, что если серую вулканическую породу обдувать парами  серы,
то  образуется тонкий  слой  ее кристаллов, невидимый для глаза но выходящий
черным на фотографии в ультрафиолетовых лучах. Поэтому  возможно,  что новым
фотографическим методом на луне открыты обширные залежи серы.
     Пластинки,  полученные  съемкой  сквозь   светофильтры,  могли  успешно
изучаться с помощью методов, применяемых  в трехцветной фотографии. Негатив,
снятый сквозь  ультрафиолетовый  фильтр, печатался на желатиновой подложке и
окрашивался   в   синий   цвет;   "фиолетовые"  и  "оранжевые"   снимки   --
соответственно  в  красный  и желтый.  При  наложении  три отпечатка  давали
прекрасный  цветной снимок,  выделявший разницу  в способности отражать свет
различных  частей  луны  весьма  резко.  В  темных  частях  поверхности луны
преобладал оливково-зеленый цвет,  но некоторые места имели оранжевый тон, а
другие  выходили пурпурными. Темное пятно  у Аристарха казалось темно-синим,
как и следовало ожидать".
     В 1911  году  Вуд продолжал исследования  с парами  ртути  и  обнаружил
резонансное  излучение  в  ультрафиолетовой  области, аналогичное  резонансу
паров  натрия  в желтом свете. Очень  большой интерес имеет изобретенная  им
резонансная лампа.
     Была выдута тонкостенная кварцевая  колба,  в  которую поместили  каплю
ртути,  откачали  воздух  и запаяли. Ртутные пары в  этой откаченной  трубке
имели  при   комнатной  температуре  достаточную   плотность,  чтобы  давать
резонансную радиацию при освещении ртутной дугой, получаемой при слабом токе
и  низких температурах в другой  кварцевой  колбе.  Излучение было настолько
сильное,   что  экран  из  платиносинеродистого  бария,  помещенный  вблизи,
светился  желтым светом,  а если на нагретой  стеклянной пластинке поместить
каплю  ртути   между   экраном  и   резонансной  лампой,  ее  пары  казались
колеблющимся  столбом черного дыма на желтом фоне. На  основе этого  явления
можно было построить  оптический  прибор,  показывавший малейшие следы паров
ртути в  воздухе,  чрезвычайно  ценный для  силовых  установок, использующих
вместо водяного пара ртутный. Этот пар чрезвычайно ядовит, и малейшая течь в
котле  высокого давления  двигателя может быть незаметной до тех пор, пока у
людей не появятся симптомы ртутного отравления, зашедшего уже  очень далеко.
Несколько  лет  спустя  исследовательская  лаборатория  "Дженерал  Электрик"
попросила Вуда построить прибор для этой  цели. Он отправился в Скинектеди с
чертежами,  но  было  решено  не строить прибор,  так  как  химики  компании
изготовили  индикаторную бумагу,  черневшую  от  паров  ртути.  Обходясь  ею
несколько лет,  они в конце концов  обнаружили, что бумага действовала очень
медленно и  капризно и, в  случае внезапной  утечки  пара,  отравление часто
наступало раньше,  чем она чернела. Одному из молодых работников лаборатории
предложили разработать детектор по идеям Вуда. После  того как он безуспешно
проработал  год,  к  Буду   обратился  за  консультацией  один  из   старших
сотрудников.  Выяснилось,  что  лаборатория  "Дженерал Электрик"  все  время
старалась обнаружить пары при свете высоко нагретой кварцевой  дуги высокого
давления. Вуд  указал  им на полную ошибочность  таких  попыток,  ибо  лучи,
которые  способны  поглощать  ртутные  пары, совершенно  не излучаются такой
лампой,  так как  их нацело поглощают более холодные слои пара  внутри самой
лампы. Он посоветовал и объяснил им, как построить  резонансную лампу, т. е.
дугу, работающую при очень низкой температуре, и меньше чем через год газеты
были  полны  статьями  об "электрическом  носе",  вынюхивающем  пары  ртути,
построенном  инженерами  компании  "Дженерал  Электрик". Прибор  был  точной
копией первого  предложения Вуда, за исключением того,  что  у  них сигналом
служил звонок, а у него разность в яркости двух половин круглого светящегося
экрана. Звонок приводился в действие обычным фотоэлементом и усилителем.
     В  начале 1913 года Вуд  был приглашен сэром Оливером Лоджем, канцлером
Бирмингамского  университета  в  Англии,  участвовать  в ежегодном  собрании
британской Ассоциации в сентябре и получить от университета почетную степень
доктора права. Так как он в  это время как. раз  собирался  в  новую годовую
поездку за границу, Вуд принял приглашение и отправился в Англию, в то время
как семья его поехала в Париж.
     Сэр Оливер  Лодж был в  этот  год президентом британской Ассоциации,  и
собрание  было   самым  многолюдным  с  1904   года.  Среди  других  членов,
удостоенных степени доктора  права на этом собрании,  были  профессор Г.  А.
Лоренц и  мадам  Кюри. Представляя Вуда,  сэр Оливер характеризовал его, как
"одного из самых блестящих и оригинальных  экспериментаторов-физиков во всем
мире".
     В  своем  выступлении  на  собрании  Вуд описал  опыты  с  резонансными
спектрами  и  развеселил почтенных  ученых  рассказом  о применении кошки  в
спектроскопии. Nature в сообщении о его речи проявила еще больший энтузиазм,
чем  сэр  Оливер.  Немного позднее Фредерик  Содди,  впоследствии  профессор
неорганической химии в Оксфорде,  в этом же  журнале говорил о Вуде, как "об
одном  из величайших  мастеров эксперимента". Вуд как-то находил  время  для
развлечений. Перед отъездом их Англии он смотрел большие автомобильные гонки
на треке  в Брукленде, и  там же видел то, что  в те времена восхищала всех,
интересовавшихся авиацией.  Французский летчик Пегу должен был показать свой
последний номер,  где он не  только делал  "внутреннюю"  и "внешнюю" мертвые
петли, но даже пролетал четверть мили вниз головой.
     "Был прекрасный осенний день, -- говорит Вуд; -- и огромный стадион был
набит битком. Высоко в воздухе послышался шум мотора, и мы увидели маленький
аэроплан с торчащим из кабины шлемом Пегу.
     Петля, за ней  другая и третья, а затем аэроплан полетел горизонтально,
вниз головой, причем Пегу висел на ремнях. Двадцатитысячная толпа привстала,
застыв  в  ужасе. Аэроплан опять нырнул,  перевернулся  и опять полетел, как
полагается,  теперь уже  всего в ста футах над  восторженной толпой, которой
Пегу махал рукой".
     Вуд  был  в  полном  восторге  от  зрелища  и  позднее  нашел  забавное
применение своих впечатлений. Он присоединился к семье в Париже, и они опять
провели Рождество в  Сен-Морице, остановившись в Кульм-Отеле.  Среди  других
гостей  там  был богатый румын,  господин Столожан, красавица-жена которого,
Марна, была дочерью военного министра Румынии Филипеску.
     Перед каждым обедом господин Столожан угощал коктейлем свою компанию  и
приглашал Вудов. Они подружились. Марна, как рассказывает Вуд, носила каждый
вечер новое платье и новые драгоценности, а у ее мужа карманы были наполнены
золотыми, один из которых он  всегда оставлял на столе со счетом.  Днем  они
катались на санях, а по вечерам танцевали. Вершиной  сезона должен был стать
костюмированный рождественский  бал. Однажды за  завтраком Маргарет спросила
отца, собирается ли он принять участие, и как он думает нарядиться.
     Я  предоставляю  рассказать  об  этом  самому  Вуду  -- он  очень любит
вспоминать эту историю.
     "Я ответил  Маргарет:  "Я  не собираюсь платить сто франков, чтоб взять
напрокат костюм Арлекина, или триста франков, чтобы одну ночь быть индийским
принцем". Но Маргарет пристала ко мне; и наконец я сказал: "Хорошо. Я пойду.
Я наряжусь Пегу, вниз головой в аэроплане".
     "О, чудесно, только как же вы это сделаете?"
     "Моя  голова  и плечи будут закрыты картонным фюзеляжем. Спереди  будет
мотор "Гном" и пропеллер, крылья на вытянутых руках, белые перчатки на ногах
и огромная голова француза в шлеме и очках, с бородой -- крепко привязана на
заду".
     Гертруда  сказала:  "Это будет  не смешно.  Просто человек с  маской на
заду". Но я  уже видел  мысленно  свой  костюм, сбегал в деревню,  купил там
несколько  ярдов желтого  полотна, достал связку  тонких  бамбуковых палок у
своего  лыжного  инструктора и  листы картона  и  поспешил обратно в  отель.
Заставив Гертруду, Маргарет  и Элизабет шить,  а  сам взявшись за  картонный
фюзеляж, я к шести часам уже закончил всю конструкцию. Вся она стоила меньше
трех франков.
     После коктейлей к нам зашел господин Столожан. Он был в диком восторге.
"Вы  должны получить первый приз. Предоставьте дело  мне, -- сказал он. -- Я
все  устрою: после  четвертого  танца вам очистят место;  оставайтесь в моей
комнате,  пока  оркестр  не заиграет Марсельезу. Я  поставлю  у двери людей,
которые  будут  кричать  "Пегу  летит!  Да  здравствует  Пегу!"  --  тут  вы
проноситесь по залу и танцуете соло".
     "Замечательно, -- сказал я. -- Я буду делать спирали, виражи и все тому
подобное".  Мы  выпили несколько коктейлей. "Я покажу свой  знаменитый танец
дервиша, когда я кружусь целую минуту, а потом прохожу по одной половине".
     Все прошло точно  по  плану. Я  проскользнул  в дверь, раздались шумные
аплодисменты  и  хохот, когда  я повернулся  и  все  увидели  лицо и бороду.
Оркестр гремел во  всю мочь Марсельезу, и я  проделывал на вощеном полу зала
--  все гости отошли  к стенам -- самые невероятные штуки.  То,  что иллюзия
была хорошей, я увидел, когда мне на следующий день показали снимки, один из
которых появился в лондонском "Скэтче".  Потом  я  стал  танцевать с дамами,
крылья были  устроены так,  что их можно было  сложить вокруг  партнера, как
будто летучая мышь танцует с белой мышью. В конце вечера загремел барабан, и
распорядитель  бала, отставной  английский  полковник, встал, чтобы объявить
призы.
     "Первый  приз, по единогласному  мнению комитета, --  загрохотал он, --
получает Пегу!"  Я сложил  свои крылья  вокруг  туловища, поклонился,  и мне
поднесли  белый  ящичек, в котором, когда мы его открыли, обнаружился полный
набор запонок,  кнопок и булавок для галстуков. На  следующее  утро Гертруда
слышала разговор: "Действительно, дорогая леди Мэри, не понимаю, за что дали
приз этому Пегу -- ведь это был не сам Пегу, и костюм совсем не красивый!"
     Вуд  никогда  не  распространяется   о  своих   научных  открытиях,  но
тщеславен, как маленький, когда дело касается триумфов этого сорта.
     Он возвратился  с семьей в Париж, закончил свои  исследования и  отплыл
домой в июне 1914 года.



        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     Вуд, как поэт и писатель, или радости и  горести ученого,  попавшего на
стезю художественной литературы
     Однажды Вуд встретился в Клубе актеров с  Оливером Херфордом, и Херфорд
сказал ему, улыбаясь: "Пойдемте завтракать, и я обещаю больше не надписывать
моих автографов на ваших веселых книжках".
     Вуд   оторвался  от  науки,  подобно  Льюису  Кэрролу,  чтобы   создать
"руководство   по   флорнитологии  для   начинающих",   озаглавленное:   "Как
отличать птиц от цветов". Книжка сначала было пошла плохо (в 1907 г.), а
затем внезапно  стала пользоваться успехом;  многие впоследствии приписывали
ее Херфорду,  говоря,  что только  он способен был ее  написать.  Доктор Вуд
составил ее для  собственного  развлечения,  чтобы немного надуть публику  и
чтобы  положить  конец  всем  книжкам  по  ботанике  для  детей,  сочиняемым
полуграмотными подделывателями  науки, которых было много в  то время. Книга
изобилует "созвучиями, аллитерациями, гравюрами на дереве  с его собственных
рисунков  и  устрашающими остротами. Она начинается  с  разъяснения  разницы
между вороной  и крокусом  (по-английски crow и crocus),  клевером и ржанкой
(clover и plover); далее  там фигурировали quail и kale (перепел и капуста),
а  потом Вуд забрался и в мир животных и  сравнивал grape и  аре (виноград и
обезьяну), и даже puss и octopus (котенка и осьминога).
     Книга  появилась  в издании "Поль Элдер  и К°", и сначала им  никак  не
удавалось заставить книгу "пойти". "Ни одна из книжных лавок не хотела брать
ее у агентов Элдера -- говорит Вуд. -- "Самый большой магазин  Бостона взял,
с колебанием, шесть экземпляров, условно. Через две недели  он уже заказывал
пятьсот.  Книга  была  "сверх-чепухой",  и  стихи  моментально запоминались.
Воскресные номера журналов  начала печатать рисунки из нее,  и она  "пошла",
как лесной пожар.
     Вуд  послал президенту  Теодору Рузвельту экземпляр "Птиц  и цветов"  с
автографом  в  то  время,  когда на него  бешено нападал как на "извратителя
природы"  некий достопочтенный  Лонг.  Вуд написал  на  титульном листе:  "Я
осмеливаюсь  послать  Вам экземпляр моей  недавно изданной книги о  природе,
надеюсь, что  она вполне удовлетворит  долго испытываемую потребность" (игра
слов -- a Long-felt want  -- Лонгом ощущаемую потребность). Рузвельт написал
ему  сердечный  ответ  с  благодарностью  и выразил  желание прочесть другие
произведения Вуда. Тогда тот послал ему "Физическую оптику!"
     "Кто же  это?"  --  удивлялись  дети и  взрослые --  "Что это за Роберт
Вильямс Вуд?" Если они и знали о знаменитом  профессоре физики, носившем это
имя, -- а большинство, конечно, не знало, -- то им и  в голову не приходило,
что это один и тот же человек.
     Вуд своим характером не напоминает застенчивую фиалку,  и то, что книгу
приписывали  Херфорду,  сильно  его  задевало. На  одном  обеде в Вашингтоне
кто-то процитировал строчку из этой книги, и человек, сидевший против  Вуда,
сказал: "О, да -- это из "Птиц и цветов" Херфорда".
     Вуд возразил: "Прошу извинить меня, но ее написал не Херфорд".
     "Однако  я точно знаю, что это он, -- сказал человек немного резко.  --
Вы  знаете,  Оливер  Херфорд  мой  друг". "Ничем не  могу  помочь  вам",  --
настаивал Вуд -- "но уверяю вас, что не он написал книгу".
     "Почему вы так твердо уверены?"
     "Потому  что я  сам  написал  ее",  -- взорвался Вуд.  -- "И тогда,  --
вспоминает он, -- мой собеседник совсем уверился, что я вру".
     "Как
отличать  птиц  от  цветов" издавалась  с тех  пор  девятнадцать  раз  и
прекрасно расходится и теперь.
     Вы можете подумать, что  эта беспокойная, хотя  и успешная экскурсия  в
область беллетристики,  была первой  и последней  для занятого лабораторного
ученого, но с  Вудом дело обстояло не  так! Он был заражен. Это было  что-то
вроде малярии. Микроб поселился в нем  прочно, и в начале 1914 года он опять
стал автором, с результатами, и  на этот раз  не обычными, но  совершенно, в
другой области... ибо странная генеалогическая истина заключается в том, что
на  одной  из ветвей  родословного  древа  Жюль-Вернов и  Уэллсов  Вуд  стал
дедушкой,  а  Артур Трэн  --  "бабушкой"  современного потока  псевдонаучной
беллетристики,   которая  набивает  книжные  лавки   описаниями  космических
катастроф и путешествий в ракете на луну.
     В 1914 году  Артур Трэн проводил лето в Ист-Хэмптоне и часто заходил  к
Вуду в  сарай-лабораторию. Оба они были  поклонниками Жюль  Верна, и однажды
Вуд сказал ему: "Я придумал замечательный сюжет для книги". Он набросал план
повести,  в  котором,  в  разгар  мировой  войны,  приходят  радиосигналы  с
неизвестной станции,  предостерегающие державы,  что  если  они не прекратят
войну, посылающий депеши, подписывающийся "Пакс"  (Мир), сместит направление
земной  оси  в пространстве с  помощью  разрушающих  лучей  и  внутриатомной
энергии и  вызовет новый  ледниковый период в Европе,  в результате чего она
покроется  глетчерами и будет уничтожена. На него смотрят как на безвредного
сумасшедшего, но потом Пакс передает по радио, что для  доказательства своей
силы он,  в полдень двенадцатого марта, удлинит день  на  пять минут. Момент
нас