а четыре не общалась со своей сестрой:
они  поссорились  из-за поместья  матери,  когда та  умерла,  и  с  тех  пор
враждовали.  Но,  поскольку  сестра  была единственной  родственницей  жены,
Конвей решил соблюсти приличия и известить ее о смерти Хелен.
 Он допил мартини, с аппетитом поел, выпил кофе, потом покинул дом через
заднюю дверь и отправился  отправлять  телеграмму. На обратном  пути запасся
вечерними газетами и, сев за стол в кабинете, раскрыл их.
 Во всех  газетах статьи об убийстве были помещены на первых полосах под
огромными  заголовками.  Везде  высказывалось  предположение,   что  убийца,
по-видимому, был сексуальным маньяком. Пробежав все статьи, он нашел то, что
искал. Капитан  Рэмсден сообщил, что,  хотя  полиция  и  проверяет показания
Артура  Конвея,  мужа  убитой,  он   не  подозревается  в  совершении  этого
преступления и не  взят под стражу.  Троекратное "браво" капитану  Рэмсдену,
подумал Конвей, за то, что поручил дело сержанту Бауэру.
 Конвей с трудом очнулся  от крепкого сна.  Звонил телефон.  Он поспешно
спустился вниз и снял трубку.
 -- Мистер Конвей? Сержант Бауэр. Как самочувствие?
 --  Ничего.  Только  что  проснулся,  --  спохватившись,  он  торопливо
добавил: -- Не мог уснуть до самого утра, а потом, видать, задремал...
 -- Угу.  Я  вам  скажу,  что  надо  делать.  У меня  в  жизни  не  было
бессонницы.
 -- Вам везет.
 -- Нет, просто  у  меня есть здравый смысл. Напомните, чтобы я не забыл
вам рассказать.  Я  чего звоню-то. Мы  тут  задержали несколько  человек,  и
капитан хочет,  чтобы вы на них  посмотрели. Может, кто из них  крутился  на
стоянке или возле кинотеатра.
 -- Хорошо.
 Бауэр  и  не думал, что Конвей  хоть кого-то  опознает. По  пути  домой
Конвей спросил сержанта:
 -- Теперь мне надо будет приезжать каждый день?
 -- Возможно. Должен же капитан  сообщать что-то жуналистам. Кстати,  вы
смотрели утренние газеты?
 -- Нет.
 -- Надо остановиться и купить. Ваши снимки получились отлично, а вот  я
вышел отвратительно.
 У первого же киоска Бауэр вылез и принес газеты. Пока они просматривали
статьи, Конвей решил поближе сойтись с Бауэром.
 -- А как вы оказались в полиции?
 --  Служил в военной полиции, а в Лос-Анджелес приехал из-за Греты. Это
моя  подруга.  Была  актрисой,  но  бросила  это  дело:  слишком  уж  к  ней
приставали.
 -- Понятно. Я написал  несколько  детективных рассказов. Интересно, как
вы работаете? Пользуетесь достижениями науки? Изучаете судебную психологию?
 -- Нет, -- протянул Бауэр. -- Все это чепуха. Главное -- здравый смысл.
Собрать факты, сопоставить, и все дела. Труднее всего -- добыть их, особенно
в таких  делах, как ваше.  Я работаю не  как другие. Потому  меня и прозвали
Верняком, что я почти всегда оказываюсь прав.
 Конвей решил зайти с другого боку.
 -- Тут  в газете написано, что я вне  подозрений, но  меня проверяют. А
как это делается? Или мне нельзя спрашивать?
 -- Поверка  уже закончена, --  ответил Бауэр.  -- Вы чисты. Я же сказал
вам вчера, что это маньяк. Но, конечно, пришлось отрабатывать все версии.
 Конвей втайне гордился своей расторопностью. Жаль, что нельзя подробнее
расспросить, какая  именно деталь или сочетание обстоятельств отвели от него
подозрения. Впрочем, черт с ним.
 -- Кстати, -- проговорил Бауэр. -- В кабинете  у  капитана вы говорили,
что почти никого тут не знаете. Я составил список ваших знакомых. Надо будет
их проверить.
 -- Зачем?
 --  Главным  образом,  для  рапорта.  Должен  же  я  изображать  бурную
деятельность, пока не улеглась шумиха. А может, что-то всплывет. Ну, знаете,
она могла сказать подружке, что  к ней пристают, или еще что-нибудь. Не было
ли у вашей жены какой-нибудь записной книжки с адресами?
 -- По-моему, не было... А впрочем, когда мы переехали  сюда, она купила
себе книжечку. Не знаю только, сумею ли  найти ее. Хелен не заглядывала туда
уже целую вечность.
 Когда они вошли в дом, Бауэр сразу же направился к лестнице.
 -- Давайте начнем с ее  комнаты, -- предложил он. -- Да, пока не забыл.
У вас осталась перчатка, которую вы подобрали в кинотеатре?
 Конвей остановился.
 -- Кажется, да. А зачем она вам?
 -- Хочу посмотреть.
 Конвей  пошел в  свою  комнату, Бауэр  двинулся за ним. Взяв  перчатку,
сержант подошел к окну, осмотрел ее, потом достал из кармана вторую перчатку
и принялся их сравнивать. Конвей следил за ним, не понимая, в чем дело.
 -- Не вижу смысла, -- объявил, наконец, Бауэр.
 -- В чем?
 -- Да  вот, посмотрите. Перчатки  в двух местах  штопаные.  На этой шов
разлезся. Тут протерлись два пальца. Перчатки никуда не годные.
 Конвей испытал потрясение. Бауэр сказал правду. Он вспомнил, что  Хелен
не упоминала  о плачевном  состоянии перчаток.  А он не обратил внимания  на
старые перчатки  в тот день, когда жена купила себе новые.  Не  посмотрел на
них, когда доставал из ящика. Мозг Конвея лихорадочно заработал, просчитывая
возможные последствия.
 -- Не понимаю, к чему вы клоните, -- сказал он.
 --  Просто  не  вижу  смысла, вот и все.  Зачем посылать  вас  в зал за
изношенной перчаткой?
 --  Вы же знаете,  женщины есть  женщины. Ничто  их так  не бесит,  как
потеря одной перчатки.
 -- Да. Порой даже я их не  понимаю. Их мозг не всегда работает так, как
должен работать,  по  мнению нормального  здравомыслящего  человека.  Ладно,
пойдемте, поищем книжечку.
 Они  вошли в  комнату  Хелен.  Бауэр сразу  же направился к шкафчику  и
выдвинул верхний ящик. Конвей запаниковал. Именно в этот ящик он сунул новые
перчатки Хелен после стирки и утюжки. Придурок! Почему он полез в этот ящик?
Бауэр почти  сразу же выпрямился и  поднял  повыше красную записную  книжку,
после чего принялся листать ее, сверяясь со своим списком.
 -- Кто это?
 Конвей подошел и заглянул в книжку.
 -- Это Гордоны. Самые близкие из  наших здешних  приятелей. Три  месяца
назад они переехали в Нью-Йорк.
 Бауэр продолжал листать страницы, в большинстве своем чистые.
 -- Совсем мало имен. Наверное, вам было скучно?
 -- Я бы не сказал. Конечно, нам  не хватало  Гордонов, но мы с  женой и
вдвоем прекрасно проводили время.
 -- А это кто? -- спросил Бауэр.
 -- Гарри Тейлор? Мы его почти не знали. Он  один раз был у Гордонов. Не
знаю, зачем Хелен записала его номер.
 -- Наверное, вы иногда звонили ему?
 --  Уверен,  что  ни жена,  ни я  никогда... Хотя,  кажется,  один  раз
звонили. Гордон был занят, и  мы  хотели позвать этого Тейлора четвертым  на
бридж. Не помню, кто из нас ему звонил, но он так и не пришел.
 -- Не возражаете, если я на время возьму книжечку?
 -- Берите.
 -- Я пойду, -- Бауэр повернулся к ящику и на миг замер, разглядывая его
содержимое, потом медленно задвинул. Конвей почувствовал комок в горле, хотя
и не знал, что привлекло внимание сержанта.
 Послышался звонок в дверь.
 -- Я сейчас не хочу ни с кем говорить, -- сказал Конвей. -- Если можно,
узнайте, кто там, и постарайтесь их спровадить, а я подожду наверху.
 -- Хорошо, -- Бауэр пошел вниз. Конвей вернулся в  комнату жены и сразу
же  направился к ящику, выдвинул его ровно  на столько же, насколько  прежде
сержант,  и осмотрел содержимое.  Перчатки лежали  в углу. Их белизна резала
глаза, и все остальные вещи казались темнее, чем были на самом деле.
 Какой  же  я  дурак! Зачем  я  положил их сверху?  Неужели нельзя  было
свернуть и засунуть вниз? Я  же знал, что это чревато опасностью. Зачем было
совать их под нос этому тупице Бауэру?
 Конвей задвинул ящик. В этот миг снизу донеслось:
 -- Мистер Конвей, спуститесь!


7

 Спускаясь  по  лестнице,  Конвей  увидел, как  в  дом входит  девушка с
чемоданом  и  сумкой в руках. Поставив  пожитки  на  пол, она  посмотрела на
Конвея, улыбнулась и сказала:
 -- Здравствуйте, Артур.
 Бауэр взглянул на Конвея. Тот смотрел  на девушку. Он никогда прежде не
видел ее.
 -- Не узнаете меня?
 Конвей озадаченно покачал головой.
 -- Я -- Бетти.
 -- Сестра Хелен? -- наконец, вспомнил он.
 -- Сводная сестра по матери.
 -- Вы не говорили мне, что у нее есть сестра, -- сказал Бауэр.
 -- Сводная сестра, -- поправила его девушка.  -- А вы не очень любезны,
-- снова обратилась она к Конвею. Он совладал с собой и представил сержанта.
Полицейский что-то промямлил.
 -- Что, удивлены моим приездом?
 -- Конечно. Я же только вчера послал вам телеграмму.
 -- Я уже вылетела. Услышала обо всем по радио и решила приехать помочь.
Надо сказать,  я ожидала более радушного приема. Вы даже не приглашаете меня
присесть.
 -- Ой.  Да, конечно, садитесь,  --  Конвей  провел  ее  в  гостиную. Он
лихорадочно соображал. Откуда свалилась эта девица, которая не давала о себе
знать уже пять лет? Надо было побыстрее спровадить Бауэра.
 -- Я ужасно хочу принять ванну и переодеться.
 -- Вы даже не упоминали ни о какой сестре, -- повторил сержант.
 -- Сводной сестре, -- опять сказала Бетти. -- Наверное, он забыл о моем
существовании.  Мы с Хелен не общались с тех пор, как мать умерла и оставила
все мне, потому что Хелен не захотела остаться дома и переехала в Нью-Йорк.
 Конвей смотрел  на нее  и видел, что  облик Бетти совсем не совпадает с
описанием,  данным  Хелен. Темноволосая, кареглазая, с  правильными  чертами
лица и ладненькой фигуркой, она излучала тепло и жизнелюбие.
 --  А почему вы приехали, если не  ладили  с  миссис Конвей? -- спросил
Бауэр. -- Вы располагаете сведениями, полезными полиции?
 -- Боже  мой,  разумеется, нет. Просто хочу  помочь Артуру пережить эту
трагедию.
 -- Значит, вы добрые друзья?
 -- Нет, сержант, -- ответил Конвей. -- Я хочу...
 -- Надеюсь, мы ими станем, -- сказала Бетти. -- Как идет следствие?
 -- Не могу вам ответить, -- холодно произнес Бауэр, зыркнув на нее.
 --  Меня  мало  интересует  ваше  личное  отношение.  Я  --единственная
родственница, а вы, надо полагать, слуга народа.
 -- Я никому не слуга. И позвольте вот что вам сказать...
 Конвей затесался между ними.
 -- Пожалуйста, прекратите.  Бетти,  сержанту нечего сказать вам, потому
что он уже рассказал журналистам все, что считает нужным.
 -- Я читала  газеты по пути из  аэропорта. С  чего они взяли, будто это
сексуальный маньяк?
 Вот  кто  меня погубит,  подумал Конвей. Не знаю,  когда и  как, но она
доведет меня до газовой камеры.
 -- А кто еще? -- спросил Бауэр.
 -- Глупый  вопрос, --  парировала Бетти.  -- В  Лос-Анджелесе несколько
миллионов жителей, и половина их -- женщины. Если по  городу  бродит маньяк,
вероятность нападения именно  на Хелен -- один к миллиону. Вы что,  не могли
найти более правдоподобную версию?
 Конвея этот довод озадачил, но Бауэра -- нет.
 -- Послушайте, -- сказал он, -- вероятность быть убитым молнией -- один
к  десяти  миллионам,  но,  если  это  случится,  вы  покойница,  и  никакая
статистика вас не утешит. Правильно? Правильно. Ваша сестра мертва.
 -- Сводная сестра,  -- не преминула заметить Бетти. --  Но,  если после
грозы вы найдете чей-то труп, это вовсе  не будет означать, что человек убит
молнией. Правильно? Правильно.
 Бауэр открыл рот, чтобы возразить, но, по-видимому, передумал.
 --  Мне пора,  --  объявил  он и,  остановившись в дверях, обратился  к
Бетти: -- Где мне вас найти, если вы мне понадобитесь?
 -- Кажется, вы хотите поговорить со мной? Естественно, здесь.
 У Конвея вытянулась физиономия, сержант вытаращил глаза.
 -- Но вам нельзя оставаться здесь со мной, -- сказал Конвей.
 -- Об  этом мы поговорим  потом,  а пока позвольте  мне принять ванну и
переодеться.
 -- Я заеду позже, -- ледяным тоном сообщил Бауэр.
 Конвей  закрыл за ним дверь и, взяв багаж Бетти, поднялся наверх. Бетти
уже была в комнате Хелен.
 -- Мне хочется поговорить с вами, но я ужасно грязная. Отложим беседу.
 Конвею  тоже  не  терпелось поговорить  с Бетти, выяснить, что у нее на
уме,  но  он  не  знал,  с  чего  начать. Может быть, пока  она  моется,  он
что-нибудь придумает.
 Слушая плеск  воды,  Конвей  искал ответы  на  многочисленные  вопросы.
Почему приехала Бетти? Вдруг Хелен написала ей? Неважно, знает ли Бетти хоть
что-нибудь.  Она может бросить тень сомнения  на  показания Конвея. Само  ее
присутствие  уже порождает вопросы.  А вдруг она  приехала с какой-то  своей
целью? Шантаж?
 Конвей  начал  понимать,  что его "идеальное" убийство  становится  все
менее идеальным. Одно он знал  наверняка:  если не удастся  спровадить Бетти
восвояси,  надо дать ей приют. Так он сможет хотя  бы  приглядывать за ней и
присутствовать при ее разговорах с Бауэром.
 -- Наверное,  вы  удивлены моим  приездом? -- спросила Бетти,  входя  в
комнату.
 -- Мягко говоря, да.
 --  Во-первых,  я  действительно  хочу  помочь  вам.  Наверное,  вам  и
невдомек, что  я влюбилась  в вас еще школьницей,  когда  Хелен прислала нам
вашу фотографию и написала про вас. Мне всегда ужасно хотелось вас увидеть.
 -- А других причин нет?
 -- Пожалуй,  есть. Может статься, скоро я выйду замуж и  тогда уже вряд
ли   буду  куда-то  ездить.  Для  меня  это  последняя  возможность  увидеть
Калифорнию. Вы не могли бы свозить меня на какую-нибудь киностудию?
 -- Нет. Я никогда там не бывал.
 -- Жаль.
 -- А сколько вы намерены здесь пробыть?
 -- Зависит от обстоятельств.
 -- От каких?
 --  Ну,  во-первых,  деньги.  И  будет  ли у  меня шанс  на  студии.  И
понравится ли мне Калифорния.  Но я не  намерена  навязываться  вам  на  все
времена. Подыщу себе жилье.
 -- Понятно. А других причин приезжать не было?
 -- Нет, -- удивленно ответила Бетти.
 -- Гибель сестры, например?
 -- Зачем нам лицемерить друг с другом?
 -- Когда вы получили последнее письмо от Хелен?
 -- Вскоре после смерти мамы.
 -- Разве она не писала вам после нашего переезда сюда?
 -- Нет. Я даже не знала, что вы переехали.
 -- А как же вы узнали, где мы живем?
 -- Это было нетрудно, коль скоро в каждой газете есть ваши фотография и
адрес.
 -- А чем вы можете мне помочь?
 -- Ну, стряпать, прибираться  в  доме,  не давать никому  тревожить вас
понапрасну. Писатели совершенно беспомощны. Писатель... Это мне тоже  всегда
нравилось в вас.
 Конвей насмешливо ухмыльнулся.
 -- Ваша сестра не считала... --  он  осекся. --  Хелен не  рассказывала
мне, что вы такая, -- неуклюже закончил он.
 Вот что она задумала. Хочет поймать меня на слове. Достаточно случайной
фразы, и я пропал. Нет, надо срочно избавиться от нее.
 -- Вам нельзя оставаться здесь, -- резко сказал он.
 -- Что? -- ее ошеломила  его  неожиданная  грубость. --  Что такое?  Вы
ведете себя так, будто боитесь меня.
 Конвей засмеялся, но получилось не ахти как убедительно.
 -- А чего мне вас бояться?
 -- Я  заметила на двери спальни Хелен замок.  Наверное, такой же есть и
на вашей.
 Она думает, что я не устою против ее чар. Конвей был готов вырядиться в
волчью  шкуру, лишь  бы  это  помогло отделаться  от  Бетти.  Но  надо  было
изобрести какой-то другой способ.
 -- Я совсем ничего не ел, -- сказал он. -- Может, поэтому и злой.
 -- Так я и думала.  Но  вы сами не дали мне возможности накормить  вас.
Сейчас я что-нибудь приготовлю. Вот видите, я же говорила, что сумею помочь,
-- она направилась на кухню, и  Конвей поплелся  следом. -- Уходите, тут моя
вотчина.
 Еда оказалась вкусной, но едва ли этот обед можно было назвать веселым,
поскольку протекал он в полном молчании.  Только в самом конце трапезы Бетти
попыталась заговорить.
 -- Ужасная комната. Почему вы не едите на террасе?
 -- Хелен там не нравилось. То слишком жарко, то слишком холодно.
 -- Мне бы понравилось.
 -- Было очень вкусно. А теперь я помою посуду, а вы поедете подыскивать
жилье.
 -- Вам прямо неймется выставить меня.
 -- Извините, если я кажусь грубым.
 -- Кажетесь? Кабы так. Я уеду вечером, а пока доделаю дело. Ступайте.
 -- Я просмотрю газетные объявления.
 Конвей нашел несколько объявлений о сдаче жилья, потом сел за машинку и
сделал вид, будто  работает. Прошло около часа,  когда  в  дверь постучалась
Бетти.
 -- В  самолете  я  не сомкнула глаз  и теперь  с  ног  валюсь. Пожалуй,
вздремну, а уж потом пойду.
 Конвей хотел возразить, но дверь уже закрылась, и  мгновение  спустя он
услышал, как щелкнул замок в спальне Хелен.
 Что  ж,  по  крайней  мере,  Бетти  согласилась  уйти.  Хоть   какое-то
облегчение. Конвей  погрузился  в  размышления  и вздрогнул, услышав дверной
звонок.  Он взглянул  на часы. Уже пять.  Он рассердился на себя за то,  что
позволил Бетти проспать  так долго,  и,  прежде чем спуститься вниз,  громко
постучал в дверь ее комнаты.
 -- Я ехал мимо и  решил заглянуть, --  сообщил Бауэр, входя. -- У  вас,
часом, не найдется холодного пива?
 -- Конечно, найдется. Сейчас принесу.
 Но сержант пошел за Конвеем в кухню.
 -- Она уехала? -- театральным шепотом спросил он.
 -- Нет еще. Она спала.
 -- Что?!
 -- Сказала,  что ужасно  устала, а  я заработался и  даже  не  заметил,
сколько прошло времени. -- Конвей протянул сержанту бокал  с пивом,  и Бауэр
надолго припал к нему.
 -- Нехорошо. Молодая девушка у вас в доме...
 -- Еще бы. Если вы поможете мне  поскорее  спровадить  ее,  буду только
рад, -- сказал Конвей. -- Будь здесь моя машина, я бы собрал пожитки Бетти и
увез. Вы не знаете, когда мне ее вернут?
 --  Думаю, через пару  дней. А тело отдадут  завтра. Вам пора звонить в
похоронное бюро. Кстати, не сочтите за любопытство, но как у вас с деньгами?
 -- Думаю, на приличные похороны хватит.
 -- Тогда позвоните в "Уолбридж", сошлитесь на меня. Расценки там весьма
умеренные... Я тут проверил всех ваших знакомых из списка.
 -- И что?
 -- Ничего. Как я  и  предполагал. Пустая  трата  сил  и времени. А этот
Тейлор, ну, из записной книжки жены, где он работает?
 -- Ума не  приложу, --  честно  ответил  Конвей.  --  По-моему, он  был
разъездным торговцем, но что продавал и от какой фирмы, не знаю.
 -- Как он выглядел?
 -- Чуть повыше меня, черноволосый, смуглый. Это все, что  мне известно.
Разве он способен вам помочь?
 -- Нет. Но я должен что-то делать. Появится эта дамочка или нет?
 -- Сейчас спустится. Вы хотите с ней поговорить?
 -- Бетти! -- позвал сержант.
 -- Иду! -- откликнулась девушка.
 -- Мне пора, -- вдруг сказал Бауэр.
 -- Не знаю, чего она там возится. Женщины есть женщины.
 -- Кстати, о женщинах.  Я тут обедал с Гретой и показал ей те перчатки.
Знаете,  что она сказала? Потеряв  одну такую перчатку,  женщина  непременно
выбросит и другую. В этом есть своя логика.
 Мало ему собственной тупости, подумал Конвей. Еще и у Греты занимает.
 --  Не знаком  с особенностями женской логики, но жена  попросила  меня
вернуться за перчаткой, -- сказал он. --  Может, хотела надеть их, работая в
саду.
 --  Хелен работала в саду? -- недоверчиво спросила подошедшая Бетти. --
Тогда она и впрямь изменилась.
 Конвей мысленно чертыхнулся, потому что Бауэр подошел к  окну и оглядел
совершенно запущенный сад.
 -- Она любит садоводство? -- спросил сержант.
 -- Нет, -- Конвей искал  подходящее объяснение, такое,  против которого
Бетти было бы нечего возразить.  -- Она  часто говорила,  что хочет заняться
садом, но никогда ничего там не делала. Это было что-то вроде шутки.
 -- Не понимаю, что тут смешного, если она ничего не делала.
 -- Вам не понять. У вас с Гретой тоже, наверное, есть шуточки, понятные
только вам двоим.
 --  Нет,  --  сухо ответил  сержант. -- Никаких  таких шуточек. У Греты
туговато с юмором.
 -- Может, объясните, о чем идет речь? -- попросила Бетти.
 Бауэр тотчас протянул ей злополучные перчатки.
 -- Не  верится,  чтобы женщина  могла  расстроиться из-за  потери такой
перчатки. Скорее, наоборот. Любая была бы рада избавиться от них.
 Конвей смотрел на Бетти и ждал, что она скажет.
 -- Любая,  но не  Хелен. Она не любила терять вещи и никогда  ничего не
выбрасывала.
 Конвей  подивился этому беспардонному  вранью.  Еще  минуту назад Бетти
намекала, что  он говорил неправду о  покойной жене,  а  теперь  сама лгала,
покрывая его.
 -- Мистер  Конвей  сказал, что вы не  будете  жить  здесь, -- заговорил
Бауэр. -- Неподалеку есть мотель.
 -- Я хотела п