принимал  решение.
Внезапно остановившись перед очагом, он стал раздувать  огонь  над  тлеющими
углями, так как в катакомбах было прохладно. По  перегонным  кубам  пробежал
сизый огонек,  и  в  чашечках  алхимиков  заблестели  разноцветные  порошки.
Сафарус повернулся  к  астронавту.  На  его  лице  лежал  отпечаток  мрачной
многозначительности.
     - Послушайте,  -  сказал  он,  -  из  какой   бы   точки   бесконечного
космического пространства вы ни прилетели, истина одна. Все дело в  деталях.
Мы знаем, что  в  основании  вещей  лежит  важнейший  элемент,  одновременно
являющийся Светом, Действием и  Материей,  и  что  это  Действие,  этот  сын
Божий, и есть Бог.  Но  применяемые  способы  управления  миром  различаются
Сущностью.
     - Однако, если предположить, что  сын  Божий  был  облечен  плотью,  вы
согласились бы с истиной: все может приобретать форму. Вы следите  за  ходом
моих мыслей?
     - Да, я стараюсь. - Сафарус  повысил  голос.  -  Ограниченное  в  своем
развитии и немощное человечество обладает мизерным набором чувств и  вслепую
движется среди  невидимых  миров,  соприкасается  с  ними,  не  замечая  их.
Фатальность или Провидение являются лишь следствием причин и действий.  Речь
шла о том, чтобы найти  эти  так  мало  значащие  причины,  заключающиеся  в
великом Целом, которое господствует над судьбами. Дом не  загорится,  сказал
я себе, без воздействия на него огромного числа воспламененных частиц.  Река
не разливается в половодье, если совершенно малые молекулы воды  не  выводят
ее из берегов; имеют  свои  причины  глубокие  сейсмические  сдвиги,  и  сам
воздух, ласкающий камыш или вырывающий с корнями дуб, входит в состав  этого
согласия  сил.  Существуют  Материя  и  Действие,  а  значит,  форма  и   ее
видимость.
     - Мне кажется, что я слышал все  это  в  школе  астронавтов,  -  сказал
Жильбер. - Продолжайте.
     - А разве не так?! - воскликнул Сафарус.  -  Известны  все  толкования.
Отсюда до познания, до вхождения в  контакт  с  этими  элементарными  силами
оставался только один  шаг,  и  я  сделал  его.  Жан  де  Патмос  сказал  (и
каббалисты знают  эту  тайну):  "Тот,  кто  разбирается  в  Числах  Космоса,
удерживает власть". Чем бы обладал  тогда  тот,  кто  разбирается  в  Числах
Космоса? Я неустанно искал их. И думаю, что нашел...
     - Вы полагаете, таким образом, - отчетливо произнес Дест, - что в  этом
варварском, корчащемся в конвульсиях мире вы можете управлять  стихиями?  Но
это невозможно!
     - Увидите сами, - сказал Сафарус.
     Он в возбуждении смешал зеленые и красные  порошки  и  бросил  смесь  в
огонь. Едкий дым принес прохладу. Дест узнал атмосферу,  присущую  некоторым
планетам, на которых нет озона.
     "Он применяет кристаллы, - говорил себе астронавт, - и  приводит  атомы
в возбужденное  состояние.  Да,  но  использует  варварские  и  эмпирические
средства, которые Земля отвергла..."
     Он не успел закончить свою мысль, как  дым  рассеялся.  Они  находились
сейчас  среди  хранивших  молчание  каббалистов.   На   саркофаге   восседал
карлик-старик, его пастуший шлем прикрывал латы из чеканного золота. На  его
землистого цвета лице выделялись  матовые,  черные  глаза  без  роговицы,  а
из-под украшенного эмалью капюшона виднелись остроконечные уши.
     - Перед вами Орифель, - сказал Сафарус.  -  Дух  Земли...  В  древности
люди обожали его под именами Хроноса. Сатурна, Деметры. Он господствует  над
сокровищами, источниками воды  и  шахтами,  он  заселяет  леса  демонами,  а
бездны - духами. Его царство окутано мраком. Это одна  из  четырех  основных
стихий, которую я подчинил...
     Он еще говорил, когда старик,  осыпав  Жильбера  дождем  золотых  искр,
исчез. Землянин, сжав зубы и  не  позволяя  себе  расслабиться,  призвал  на
помощь свои интуицию и чутье астролога,  которые  он  тренировал  на  случай
самых неожиданных встреч на далеких планетах:
     - Тень! Вот что вы мне представили  как  изящный  венец  ваших  опытов.
Такое достигается с тем  же  успехом  веществами,  содержащими  опиум.  Ваша
практика является псевдонаучной!
     Жильбер знал, что попал в точку: Сафарус  дрожал,  как  лист,  под  его
длинными веками замерцали огоньки надменности.
     - Итак, - воскликнул тот, - вы не утолили ваше любопытство!  Вы  хотите
войти в контакт со стихиями? Берегитесь:  мы  находимся  на  краю  пропасти.
Возможно, мы уже перешли предел, кто знает?..
     - Нет, - возразил Дест, - сейчас или никогда!
     Вены на лбу Исаака Лакедема  раздулись.  Он  поднял  руки,  и  в  очаге
вспыхнуло пламя. Наконец он признался, чувствуя головокружение:
     - Я не подчинил  их  себе.  Я  зову  их,  и  они  приходят.  Я  даю  им
возможность обрести подобающие формы, так как они  любят  этот  век  и  этот
мир. И они слушают меня, так как я знаю их имена...
     - Ты лжешь! - вдруг крикнул кто-то дребезжащим голосом.
     Тотчас произошел взрыв порошков, и золотисто-желтый  свет  разлился  по
подземелью.
     Она появилась под колпаком камина. У нее была такая же  внешность,  как
и у девушки с Земли: гладкая и мягкая,  как  у  цветка  персикового  дерева,
золотисто-розового цвета кожа, радующее глаз красотой и совершенством  тело.
Медные, золотистые волосы доходили до  самых  лодыжек  ног.  Очаровательное,
треугольной  формы  лицо  с  тонкими,  приподнятыми  бровями,  прямой   нос,
ярко-красные губы. Под длинными рыжими ресницами сверкали глаза,  в  которых
плясали язычки пламени. Ее колени блестели, как две перламутровые  раковины,
плечи переливались всеми цветами  радуги.  Она  представляла  собой  сияние,
пылающий костер, вся розовая от таившихся в ней греха и соблазнительности.
     Словно притягиваемый магнитом, Дест подался вперед.
     Сафарус закричал:
     - Саламандра! Огненная стихия! Я не звал тебя! Откуда ты пришла?
     - Я была там, - ответила она, опустив глаза. - Я вошла с  этим  молодым
человеком...
     - Что ты делаешь с заклинаниями? Это не твой день!
     - Чтобы я уступила дорогу, - поющим  голосом  произнесла  она,  -  этой
недотепе Русалке, злобной, неповоротливой,  с  постоянно  мокрыми  руками  и
безумным взглядом? Даже не считая  того,  что  она  приняла  облик  Анны  де
Лузиньян... Говорят, она влюблена в этого прекрасного  рыцаря  и,  насколько
мне известно, затянула его, запутавшегося в водорослях,  под  воду.  Я  вижу
его и нахожу, что он очень хорош собой.
     - Откуда ты прибыла?
     - Оттуда...  Я  приземлилась  где-то  на  объятых  пожаром   крепостных
стенах, - хрипловатым голосом ответила она. - Я видела, как он  появился  на
своем белом коне... Можно сказать, Саламандр!
     - Ну вот, она придумывает себе мужской род!
     - Ты прав, - ответила она с обиженным видом. - В том совершенном  мире,
где я живу, немного не хватает мужчин...
     Она выгнула спину и продолжала:
     - Посмотри на мои волосы! Они  полны  отблесков.  Ты  видишь,  как  они
сияют мягким светом на моем бедре? Они благоухают жженым  сандалом,  амброй.
Если ты приблизишься, то почувствуешь их на своей шее. Они  легкие,  ты  мог
бы их приподнимать и перебирать. Я не  Русалка,  которая  поглощает  всех  и
топит в воде.
     Что ты хочешь знать обо мне? Мне пятнадцать лет. Мену  любили  фараоны,
увенчанные коронами в виде змеи,  а  также  Александр,  который  был  Богом.
Похожий на языческих богов некий грек  похитил  меня  в  снегах  Кавказа;  и
рыжие варвары пали ниц передо мной. Меня зовут Нагемаг, Лилита, Шамрам.  Мне
будет пятнадцать лет, когда наступит конец света...
     - Какое мне дело? - сказал Дест, стараясь унять охватывающие его  волны
чувств.
     - Я являюсь воплощением Огня и Войны. Я - слава и любовь.
     - Какое мне до этого дело?
     - Жильбер Дест, ты не знаешь меня...
     Она протягивала из пламени руки, но какая-то невидимая  стена  окружала
ее,  и  она  не  могла  ее  преодолеть.  Нежные  ножки  ступали  по  горящим
головешкам - подошвы ног казались от этого похожими на лепестки розы.
     Жильбер не смог сдержать себя и  устремился  в  пламя  к  божественному
созданию. Когда он выводил ее из  огня,  она  обвила  его  шею  руками,  как
созвездиями из звезд.
     Их поцелуй был самым долгим и самым  пылким  в  мире.  Костер  в  очаге
потух, как по волшебству.
     - Несчастный! - простонал Сафарус.
     Он опустился на пол возле очага среди каббалистов  и  старался  раздуть
угольки, но только перепачкался сажей и пеплом.
     - Несчастный! А я - трижды дурак! Я не предупредил его!
     На Саламандре все еще  колебались  язычки  пламени,  ногти  пальцев  на
ногах были похожи на рубины. От нее  веяло  человеческим  теплом,  она  была
осязаемой, живой...
     - Убирайся в пламя, - грубо сказал магистр. -  Возвращайся  в  огненную
бездну, исчадие ада!
     Она повернула к нему перламутровое лицо:
     - Ты хвастаешься, что знаешь  мое  имя!  Смешное  утверждение!  У  меня
тысяча имен. От планеты к планете, где я появляюсь, я меняю  имя,  а  иногда
сама придумываю его себе. Аноэль, Артози или Нагемаг? Агни  или  Саламандра?
Беллона или Урания?  Конечно,  твоя  наука  искусна,  ты  открыл  отношение,
существующее между космическими силами и древними демонами, ты  знаешь,  что
люди стремятся сравняться с Богами, но есть предел их науке, и они  погибнут
раньше, чем все познают. Но как ни бесполезны знания, я  предпочитаю  темные
глаза и нежные руки этого Жильбера...  Иди  ко  мне,  прекрасный  рыцарь!  -
пропела она. - Твои руки обожгут меня больше и сильнее,  чем  этот  пылающий
костер, но я позволю тебе целовать мои раны...
     Сафарус заорал что есть мочи:
     - Ради Бога, не слушайте ее! Это самая вероломная стихия -  Огонь!  Она
струится, как вода,  проникает,  как  воздух,  обрушивается  еще  хуже,  чем
земля! Эта обворожительная девушка питается  смолами  и  пожирает,  играючи,
человеческую плоть! Кстати, откуда она прибыла? Вы  видели  комету,  которая
на своем пути сжигала миры? Звезду, которая  кровоточит  и  истребляет?  Ну,
так вот, это она! Пусть вас не обманывает хрупкая оболочка плоти! Она  может
менять свой вид, но сущность ее остается той же! Рано или поздно  растопится
эта медовая, золотистая оболочка, которая ее окружает, и откроется  небывало
ужасная бездна в ад! Вы же ведете этот призрак в метафизический  ад!  В  ад,
повторяю вам! В  ад!  Первоначальный  огонь  потух,  она  не  сможет  больше
вернуться... А вы только стоите со все пожирающей стихией  Огня  у  себя  на
шее! Что сейчас вы собираетесь делать? Какие несчастья и беды  она  навлечет
на Анти-Землю!
     Он  выкручивал  себе  руки,   вспоминая   великие   пожарища,   которые
опустошали  эту  планету  и  многие  другие:  Персеполь,  Помпеи,   нефтяные
месторождения в Баку... Каббалисты хором вторили его громким сетованиям.
     Но Жильбер не слышал их: он сжимал в  объятиях  под  своим  плащом  эту
пятнадцатилетнюю  девочку,  которую  звали  Лилитой,  Шамрам,  Астартой.   С
бластером в  руках  он  пробился  сквозь  толпу  встревоженных  каббалистов.
Спустя мгновение он уже поднимался по  лестнице  и  звал  своих  шотландских
гвардейцев, занзибаритов и трипольцев.
     Спрятавшись  под  его  плащом,  огненное  создание  с  любопытством   и
восхищением смотрело на эту новую  Землю,  где  она  стала  плотью.  Все  ее
устраивало:  планета,  эпоха,  курносые  лица,  блестящие  мускулы   негров,
выправка рыцарей с севера. Она  смотрела  на  Жильбера.  В  голубой  ночи  с
восхитительно прозрачным воздухом она запрокидывала  голову,  и  на  ее  шею
дождем сыпались цветки акации.
     Когда они сели на коня, она устроила свои  обжигающие  теплом  ножки  в
латных рукавицах своего похитителя и еще раз поцеловала его.
     - Как я буду любить вас! - сказала она.  -  И  этот  мир,  и  все,  что
связано с ним! Какое веселое время настанет! Вот увидите!
     Вот так в 1268 году эры Тау воплотилась на Анти-Земле настоящая  Стихия
под видом девушки с  огненными  волосами  по  имени  Саламандра,  или  Кровь
Звезд.


                         Большой секрет тамплиеров

     Жильбер  Дест  разместился   во   дворце   патриарха   сионского,   его
"родственника" в пятом колене. В залах из фригийского мрамора царила  суета;
участники процессий  толкали  друг  друга,  бегали,  поднимали  свои  сутаны
писцы. Говорили о пожарищах, резне и о грозном послании халифа  Хакима,  чей
невыносимый посол Абд-эль-Малек, атабек Мосула,  появился  на  берегах  реки
Иордан.
     В  этой  суматохе,  завернувшись  в  парчу,  пленница  принца  Триполи,
которая была, впрочем, весьма маленькой, прошла незаметно. Дест  поднялся  в
свои покои, отослал слуг и задернул плотными гобеленовыми шторами  окна,  на
которых светились первые лучи рассвета. Гобелены изображали  Марфу,  Святого
Михаила,  топчущего  дракона,  и  Тоби,   освобождающего   девушку   Рахиль.
Повелители находили удовольствие в легендах, где изображенные  торжествовали
победу над странным отродьем; землянин в тринадцатом веке уловил бы  в  этом
смысл, но не Жильбер.
     Ему надо было слишком много  сделать.  Он  в  спешке  открывал  тюки  и
вскрывал  сундуки,  куда  госпожа  Остроберт  положила  гору  подарков   для
принцесс. Дест надел на шею Саламандры ожерелья  из  опала,  он  обвязал  ее
доставленным из Генуи шелком и восточной полупарчой. Она  безумно  смеялась,
эти  заботы  казались  ей  излишними,  а  Дест  любовался  ее   божественным
неведением, ее наивностью, которые казались ему достойными восхищения.
     Она и в самом деле удивлялась  всему:  и  что  под  ногами  чувствуется
твердая земля, и что всюду узлы тюков, и что  стены  не  открываются  на  ее
пути. Она приходила в волнение, когда чувствовала  мягкость  мехов  и  холод
драгоценных камней.
     На рассвете было прохладно, и слуги разожгли в главном очаге  огонь  на
ветках лимонного дерева. Она подбежала к  нему  и  легла  на  горящие  угли,
туника  на  ней  горела  со  слабым  потрескиванием,  и  землянин   выхватил
неосторожную красавицу из пламени. Никаких следов  не  осталось  на  розовой
коже, которую он покрыл поцелуями.
     - Опасно?! - воскликнула она, отбиваясь от  него.  -  Этот  только  что
остывший пепел? Так, значит, ты не знаешь, как  вспыхивает  Солнце  и  какая
это радость - пересечь его орбиту? Посмотри, это прекрасно!
     Она хотела, чтобы он взял горсть  горящих  угольков.  Жильбер  объяснил
ей, что, будучи материального происхождения, он сгорел  бы,  как  туника  на
ней, и в подтверждение своих слов показал ей почерневшие нити ее вуали.  Она
размельчила их между пальцами и стала серьезной.
     - Значит, ты никогда не видела всепожирающий огонь?
     - Нет, -  сказала  она.  -  Я  всегда  смотрела  сверху.  О!  Я  видела
удивительные вещи - бездны света, огненные розы!
     - Теперь тебе нужно время  от  времени  опускать  глаза.  Здешние  люди
тупы, не надо, чтобы они подозревали, что ты пришла издалека.  Тебе  следует
стать обыкновенной девушкой с Анти-Земли...
     - Это невозможно, я - Саламандра!
     - Мы им это не скажем. Нужно выбрать  какое-нибудь  имя,  которое  тебе
подошло  бы...  У  меня  в  окрестностях  Триполи  есть  маленькая   область
Сент-Эльм, и ты станешь, нет, не моей сестрой, поскольку у меня  ее  нет,  а
кузиной из Феранции, прибывшей сюда... паломницей.
     - Они не поверят тебе, - возразила с безразличным видом Саламандра.
     - Почему?
     - Потому что ты меня любишь.
     - Да, - согласился Жильбер, - я люблю тебя...  -  Он  обнял  светящийся
призрак. Открылась бездна Огня. При одном  соприкосновении  со  Стихией  его
обжигало наслаждение.
     - Кто бы ты ни была, - поклялся он, - монстр или женщина, я  женюсь  на
тебе на глазах людей и их богов!
     - Постой, - сказала Саламандра, - я, однако,  слышала,  что  ты  должен
жениться  на  принцессе  Анне  де  Лузиньян?  Неужели   христиане   являются
двоеженцами?
     Он  не  ответил:  это  не  самое  сложное  препятствие  в  той  сложной
ситуации, из которой он старался выпутаться.
     Шло время: водяные часы были наполовину пусты. В раскаленной дымке  над
горизонтом поднимался медный  диск  солнца;  со  временных  алтарей  неслись
причитания, а  толпы  самобичующихся  в  капюшонах  двигались  через  Город.
Благородные девицы и придворные фрейлины, пронзительно голося, били  себя  в
грудь. Высокие, как столбы, свечи оплывали на папертях,  на  них  еще  видны
были следы крови, пролитой во время ночной резни. Везде только горе, прах  и
смерть.
     - Я  голодна,  -  сказала  Эсклармонда  и  с  завистью  посмотрела   на
головешки в очаге.
     Жильбер объяснил ей, что она не может больше, следуя  нормам  приличия,
питаться смолой, и принес ей пирожные, печенье  и  легкую  закуску  из  мяса
крупной дичи, которые приготовляли в соседних  комнатах.  Крепкое  и  густое
кармельское вино высокого  качества  пахло  глиной;  Дест  сделал  несколько
глотков, стремясь  погасить  внутренний  жар.  Он  смотрел,  как  Саламандра
поглощала все, и находил восхитительным ее аппетит, который он презирал  бы,
будь это другая женщина. Она поела и  быстро  заснула.  Уткнувшаяся  в  свой
локоть, она была похожа сейчас на ребенка со своим слегка  приоткрытым,  как
бутон розы, ртом. Жильбер накрыл ее расшитым золотом покрывалом.
     "Остановись, - говорил он себе, -  ты  цивилизованный  человек,  а  это
всего лишь маленькая девочка. Если я возьму ее  на  руки,  все  погибнет.  Я
люблю ее... Я никогда не смогу полюбить другую..."
     Мысли астронавта путались, он чувствовал  истому  и  жар,  как  жертва,
которая весело поднимается на костер, а между тем в ясном уголке его  разума
кричал другой голос. Он предупреждал его об  ужасной  опасности  и  о  самой
страстной из смертных женщин.
     К несчастью, рядом со сверхъестественным существом его силы  таяли.  Он
поцеловал видневшуюся из-под платья голую ножку, и аромат  амбры  и  сандала
заполнил его легкие.
     Тем же вечером, знойным  и  тихим  вечером,  какой  в  этих  местах  не
редкость, когда сумерки еще не сгустились, Сафарус на муле бежал из Сиона.
     Пустыня была окрашена в золотые, оранжевые и пурпурные тона; на  западе
изумрудное озеро занимало весь горизонт, свинцовые тучи висели над  Городом.
Ученый держал путь к пещере Маспела, где рядом со своим  супругом  покоилась
Сара. Он дрожал, хотя воздух был знойным, горячим.  В  наполненном  тревогой
сердце его, которое  пронзала  мысль  о  смерти,  лежала  печаль.  Несколько
прокаженных с белым налетом на  лице,  с  кровоточащими  глазами,  появились
внезапно из гробниц, где они лежали, и стали целовать его следы.  Он  бросил
им мелкую монету и подумал: "Этим нечего терять  в  своем  падении.  Но  они
счастливее, чем я: они не знают..."
     Чтобы перевести дух, он остановился в оазисе, водный источник  которого
защищали только три пальмы. Небо представляло собой магму из  расплавленного
золота. На песке видны были следы ходивших к водопою львов.
     На дороге возникла тень.
     Человек не хотел  спускаться  с  холма,  откуда  его  острый  глаз  как
любовницу видел Сион или добычу. Негр-раб присматривал за конем,  повелитель
же был укутан в джеллабу черного цвета. На  его  золотистого  цвета  лице  с
орлиным носом лежала  печать  абсолютного  спокойствия.  Его  узкие  зрачки,
охваченные тенью, как зрачки хищных птиц, уставились  на  Сафаруса,  который
пал ниц. В это время огромное красное солнце закатилось, и  сразу  наступила
ночь.
     - Возвращайся в Солам, - сказал  незнакомец.  Так  называли  Иерушалаим
сторонники Терваганта.
     - Господин атабек! - зарыдал еврей. -  Вы  не  можете  не  знать:  этот
город проклят! Безумие охватило христиан; все мои близкие вырезаны.
     - Аллах велик! Некоторые всегда выживают.
     - Даже мой дом в Силоаме представляет собой  лишь  пепел.  У  меня  нет
больше ни крыши над головой, ни камня, на который я мог бы положить голову.
     - Кажется, это прои