овых  котлов,  землянин  упал  бы
замертво... А вот кипрский епископ был бодр  и  довольно  прямо  держался  в
седле. На его обтянутом перчаткой кулаке сидел голубовато-зеленый какаду.
     Конрад был погружен в свои  мысли;  ему  не  хотелось  покидать  Деста:
разве это не значило бросить в опасности на неизвестной планете товарища  по
службе? Молодой Монферрат только что ступил на  эту  планету  и  по-прежнему
мыслил аналитически; он упрекал ее за грязь, запахи и  кричащие  краски,  за
всю эту бессвязность ощущений, которые не  поддавались  никакой  логике.  Он
возмущался этой удручающей жизненной силой и жалел отступника.
     Вдруг он  вздрогнул,  поняв  ироничность  ситуации:  разве  он  сам  не
является отступником, противником  Анти-Земли?  Его  отцом  был  этот  Гуго,
неразрывно связанный с судьбами этой  планеты,  а  легкий  прах  его  матери
смешался с этой серой пылью...
     Улавливая  беспокойный  ход  мыслей  своего  спутника,  епископ  мягким
голосом сказал:
     - Я должен кое-что объяснить вам, сын мой. Да,  вы  правы  в  том,  что
касается   Великого   Магистра   Ордена   Храма:   он   является   настоящим
анти-землянином. Если бы речь шла об одном из нас, я сказал бы:  это  чистая
Стихия. На Земле в  соответствующую  эпоху  жил  какой-то  Великий  Магистр,
храбрый, но слабый человек, который отказался воевать с неверными.  Его  имя
было стерто на стеллах и удалено с пергамента. Закон  компенсации  определил
появление на Анти-Земле Гуго Монферратского,  но  по  материнской  линии  вы
принадлежите  к  стихии   Земли.   Ундина   была   сожжена   непросвещенными
анти-землянами;  она  соединилась  с  космической   пылью.   Для   вас   же,
облеченного в плоть, казнь представляла бы серьезную  опасность.  Поэтому  я
отвез вас на более спокойную планету, достаточно цивилизованную.  Анти-Земля
вас отвергла, вы выросли землянином.  Вы  должны  быть  признательны  Земле,
которая стала для вас родной планетой.
     - Я знаю, - сказал рассеянно Конрад.
     - Вы хотите еще что-нибудь спросить?
     - Все ли эльмы могут уходить в другие миры?
     Меркуриус поколебался, а затем признался:
     - Нет. За некоторым исключением... Существуют жесткие законы.
     - Существуют другие элементные спектры в других Галактиках?
     - Конечно. Более того, пришло для вас время  узнать  все:  эти  спектры
являются лишь нашими форпостами; люди живут гораздо дальше. Может  быть,  вы
помните, среди других открытий хаотичного  и  гениального  XX  века  было  и
такое: ученые обнаружили  в  своих  камерах  для  ионизации  следы  частицы,
которая оказалась антипротоном. Отсюда оставался лишь  один  шаг  для  того,
чтобы  сделать  вывод:  существует  другой,  зеркально-противоположный  мир,
состоящий из антиатомов, Космос. Не восстанавливающийся, он  существует,  он
подчиняется своим законам и боится  возможности  взаимного  разрушения  двух
масс.
     Спектральные планеты эльмов являются  лишь  искусственными  спутниками,
своего рода часовыми  на  границах  противостоящего  Космоса.  Они  помогают
избегать катаклизмов, подобных тому, что породил этот мир. То, что  является
космическим отталкиванием, там представляет собой  галактическое  притяжение
и мезоническое поле, которое спаивает атомы в этом мире  и  разделяет  их  в
другом  месте.  Мы  находимся  здесь,   чтобы   следить   за   происходящим,
предупреждать  любое  вмешательство  извне  и  расщепление.  Эльм   вы   или
землянин, вы служите, следовательно, тому же делу.
     - Значит, - сказал Конрад, - бегство Саламандры?..
     - Может  вызвать  такое  расщепление.  И  это  представляет   настоящую
опасность.
     Они ехали  молча.  Солнце  уже  поднялось,  когда  они  настигли  толпу
купцов; те сбивчиво говорили о встретившихся им  волшебнике  и  джине.  Этот
джин   представлял   собой   покрытую   вуалью   женщину   дивной   красоты.
Путешественники видели лишь два глаза  золотого  цвета.  Но  те,  кто  хотел
приблизиться к джину, замертво падали на землю.
     Какой-то молодой кочевник прошептал:
     - Ее глаза пожирали всякое живое существо.
     Теперь они шли по свежим следам.  Меркуриус  и  Конрад  торопили  своих
коней. Этой ночью в окруженной песками  деревне  из  глинобитных  домов  они
дали себе лишь два часа отдыха. Астронавт подложил под голову сплетенную  из
камышей циновку; он никак не мог  заснуть,  чувствуя,  что  недостоин  своей
миссии и доверия, которое ему  оказала  Земля.  Он  тщетно  пытался  обрести
присутствие  духа   скитающегося   в   межзвездном   пространстве   искателя
приключений. Чтобы отогнать от себя чары,  он  вспоминал  известные  образы,
вспышки при возникновении новых звезд, дрожащие  туманности,  пылающий,  как
на костре, и блистающий, как бриллианты, Космос...  напрасно!  Конрад  видел
лишь гибкую шею под  светящейся  массой  огненно-красных  волос  да  большие
глаза, в которых плясали язычки пламени.
     На следующий день крестьяне в  оазисе  только  и  говорили  о  роскошно
одетом персидском принце Сафариде, который пересек плоскогорье в  украшенных
необычными цветами носилках  из  дерева  алоэ.  Этот  великолепный  странник
швырял пригоршнями золотые монеты. Он направлялся в  Баодад  по  приглашению
халифа, у которого он собирался стать  визирем.  Его  сопровождало  огненное
привидение.
     Но раввин, поднимающийся от реки, где он мыл свои одежды,  заявил,  что
этот Сафарид - самозванец,  который  использует  магию.  Его  носильщики  не
оставляли следов, а гирлянды, оплетающие его носилки,  превращались  в  дым,
как только  касались  земли.  Фигура  же,  покрытая  вуалью  и  сидевшая  на
носилках, была лишь  восковой  куклой,  приводимой  в  движение  чудотворным
механизмом. Он вез ее в Баодад, чтобы преподнести в  дар  халифу.  Это  чуть
было не свело Монферрата с ума.
     С этой минуты он все  безжалостнее  пришпоривал  своего  коня.  Караван
углубился в похожую на высохшее море пустыню, где бродило  много  слухов.  У
своих костров из веток терновника погонщики верблюдов бредили  о  девушке  с
золотыми глазами, а полуголые  пастухи  овец,  питающиеся  саранчой,  лежали
лицом вниз на песке. "Эск'лармонда!" - стонали они. "Эсклармонда!" -  шептал
Конрад, пуская своего коня  прямо  на  огненную  завесу.  Меркуриус  начинал
беспокоиться: эта безрассудная поездка казалась  бессмысленной:  они  искали
чудовище, чтобы уничтожить  его,  или  фею  для  влюбленного  странствующего
рыцаря? Но Меркуриус больше не слушал Конрада и молча увлекал его за  собой,
проявляя неумолимую и настойчивую волю.
     Пустыня, наполненная миражами, была еще более  жестокой;  возникали  то
роща пальм  металлического  цвета,  то  заросший  камышом  пруд,  затем  они
исчезали. В глаза безжалостно светило солнце-Мирах. То тут, то там  на  пути
попадались валяющиеся на песке хрупкие белые  скелеты  и  черепа.  Появились
следы передовых отрядов Абд-эль-Малека, затем они исчезли в  горном  ущелье.
На краю плоскогорья все еще дымились пальмы.
     - Они прошли там! - убежденно сказал Меркуриус.
     Занималась уже третья заря, когда они увидели широкую, затянутую  тиной
реку, называемую Тигром. Желтые  волны  перемежались  с  чернотой  отбросов,
напоминая пятнистую шкуру хищника. Высокие обрывистые берега были белыми  от
соли...
     Появились   караваны,   загруженные   благовониями   и    ладаном,    и
путешественники в остроконечных колпаках, представлявшиеся врачами. Они  шли
в Баодад  -  лечить  халифа.  Сильный  озноб  набрасывался  на  августейшего
пациента даже  на  паперти  мечети  Аббасидов;  мудрецы  обсуждали  действия
снадобий, опиата,  совместное  влияние  звезд.  Принцесса  Зубейда,  которая
управляла халифатом во время  кризисов  болезни  своего  сводного  брата,  и
созвала фармакологов.
     Меркуриус воодушевился и стал возвышенно  говорить  о  ее  несравненной
светлости, о ее мудрости, соперничающей с мудростью  Соломона:  сборники  ее
религиозных стихов стали известными, она получала удовольствие в  утонченных
играх. Зубейда ненавидела ограниченных и  жестоких  мужчин  и,  несмотря  на
свою красоту, оставалась девственницей. Халиф ее очень  уважал,  именно  она
диктовала ему законы.
     Монферрат все сильнее бил шпорами по  бокам  своего  взмыленного  коня.
Эта бескрайняя пустыня напоминала ему другие мертвые планеты,  над  которыми
он  пролетал.  На  тех  планетах  тоже  побывала  Саламандра?  Когда  Конрад
находился уже на вершине холма, он прищурил глаза.  В  сумерках  смешивались
цвета плоскогорья - белый, голубой, охровый; вдали вырисовывалась  тонкая  и
высокая тень. Виселица?..  Нет,  крест  Тау...  Люди  остановились,  объятые
ужасом: они узнали висевшее на нем тело подвергнутого пыткам.
     Конрад устремился к кресту. Ни разу не видев Сафаруса, он узнал его  по
золотой долматике и развевающейся на ветру бороде.
     Тау был шести метров высотой; сделанный из толстых гибких  камышей,  он
наклонился под тяжестью висевшего на нем тела. Исаак Лакедем был привязан  к
кресту  за  запястья  и  лодыжки,  его  голова  жалко  болталась  на  груди.
Монферрат подъехал, разрубил путы, и  тело,  как  большая  тряпичная  кукла,
скользнуло на его седло. Только сейчас Монферрат заметил, что еврей жив.
     Из-под маски из запекшейся крови слышно было как бы перекатывание  двух
серебряных шариков: Сафарус, словно  рыба,  открывал  рот.  Острием  кинжала
Конрад вынул из его рта кляп, пропитанный ладаном и сомалийской миррой.  Так
сострадательно оглушали приговоренных.  Преподобный  де  Фамагуст  поднес  к
черным губам свою флягу. Пока еврей пил, он произнес только два слова:
     - Абд-эль-Малек... Эсклармонда...
     Рукой он показал на восток, затем потерял сознание. Подбежали  бедуины;
Меркуриус передал им умирающего старика и кошелек цехинов. Они, не  заставив
себя упрашивать, рассказали, что атабек из-за Иордана напал  на  караван,  с
которым шли колдун и его джин.
     - Он схватил, - говорил какой-то  старик,  -  восковую  куклу,  которую
некоторые  называют  Лилитой  или  Начемаг,  затем  сурово   покарал   этого
человека, потому что между ними существовало какое-то соглашение,  а  старик
предал его.
     - Еврей, - сказал он, - ты погибнешь как предатель...  той  же  смертью
святого, которого ты предал!
     - Повелитель, - сказал колдун, -  это  она  захотела  так  и  заставила
меня! Более того, мы направлялись в Баодад, где она вылечила бы халифа!
     - Тебя об этом не просили! - процедил сквозь зубы атабек.
     - Джин стоял неподвижно под своей вуалью  тускло-золотистого  цвета,  и
ни одна складка не двигалась на его одежде.  Мы,  конечно,  пали  ниц  перед
атабеком,  ибо  право  было  на  его  стороне  и  гнев  повелителей   бывает
ужасным... Но когда его воины воздвигли большой Тау из  камыша  и  привязали
несчастного, эмир правоверных сделал  два  жеста,  хуже  тех,  что  приносят
несчастье.
     - Какие? - спросил Конрад.
     - Он приподнял вуаль, скрывавшую статую, и долго смотрел  на  нее.  Его
лицо оставалось неподвижным, но глаза пылали. Затем атабек вскочил в  седло,
приблизился к Тау и плюнул умирающему в лицо.
     Оставив Сафаруса на попечении одичавшего мусульманского богослова,  два
землянина спешно продолжали свой путь. Монферрат был  мрачен.  Из-под  копыт
коней  на  соленую  поверхность  плоскогорья  летели  искры.  Небо  от  жары
угасало.
     В полдень Конрад разжал наконец губы.
     - Почему она уехала? - гневно спрашивал он. - И именно  в  эту  страну?
Это какой-то ад.
     - Она правильно выбрала себе трон, - сказал Меркуриус  де  Фамагуст.  -
Это страна, где в каждой складке местности вас подстерегает смерть  в  крови
или судорогах,  где  живут  лишь  земные  или  марсианские  животные,  львы,
гадюки, скорпионы... где сама земля  трескается  от  жары!  Она  нашла  свою
силу.
     - Вы ненавидите ее? - спросил Конрад.
     Меркуриус бросил на него пронзительный взгляд.
     - Вы плохо знаете ваших братьев - эльмов, - сказал он. - Нет,  я  люблю
это безумное племя, иначе почему бы я отправился сюда? Конечно, я не  думаю,
как вы: "Когда она наклонилась над моей головой и увенчала  ее  короной,  от
ее руки на меня повеяло ароматом... Амбры или розы?"  Или:  "Я  уверен,  что
она смотрела на меня... Ее глаза были словно чистое  золото...  Я  вовсе  не
давал себе клятву, что уничтожу халифа и атабека..."
     - Точно, - прервал его Конрад. - Я  и  не  пытался  нейтрализовать  мои
волны. Вам есть в чем упрекнуть меня.
     - Вы не Жильбер Дест. Я просто хотел бы вам напомнить, что эта  планета
находится в опасности, мы преследуем Бича,  вы  Охотник,  которому  надлежит
нейтрализовать его. Только Охотник, помните об этом!
     - Я никогда и не забывал.
     - Мы попытаемся сделать так, чтобы переход в другие миры  был  для  нее
легким, - заключил Меркуриус.


                  "Розы зацвели, когда пришел повелитель"

     Конрад, наверное, и не думал,  что  можно  еще  глубже  погрузиться  во
мрак.
     Баодад предстал  перед  ними,  как  раскрытый  гранат:  пальмовые  рощи
образовали на окраинах как бы изумрудную оболочку, внутри  которой  в  лучах
солнца сверкали  гладкие  золотые  купола  мечетей.  Финиковые  пальмы  были
такими высокими, что тень от их кроны не достигала земли.  Тысячи  минаретов
выделялись своей  мозаикой  на  залитом  пурпуром  небе.  Внизу  воды  Тигра
раскачивали  просмоленные  корзины,  которые   заменяли   мосты,   и   лодки
перевозчиков; эти странные суденышки то и дело переворачивались.
     Де Фамагуст и его спутник остановились в оазисе у  ворот  города.  Тут,
вывернув наизнанку свою белую накидку и  обвязав  голову  зеленым  тюрбаном,
прелат превратился в очень почтительного мусульманина,  совершающего  хаджж.
Он вынул из кармана флакон с коричневой краской, натер  ею  лицо  и  руки  и
предложил сделать то же самое Конраду. Тот не мог  снять  свой  скафандр,  в
котором поддерживалась  постоянная  температура,  но  все  же  нарисовал  на
космическом   комбинезоне-панцире   превосходный   полумесяц.   После   этой
небольшой маскировки они, присоединившись к шумной толпе, вошли  в  город  с
устрашающего вида крепостными стенами и  занзибарскими  лучниками  у  каждой
бойницы, с оборонительными рвами, заполненными гадюками и львами.
     Ошеломляющее  воображение  соседствовало   с   ужасающей   нищетой,   а
белоснежные алебастровые мечети с саманными домами. В узких,  как  коридоры,
улочках, наводненных тараканами, не могли разъехаться две зебу,  а  огромные
крысы бегали по горам мусора  и  отбросов.  Но  над  головой,  в  совершенно
голубом небе блестели 124 башни Альманзора Великолепного, а дворцы  охраняли
бородатые ассирийские сфинксы из розового  мрамора  с  увенчанными  звездами
тиарами.
     - Ну,  вот  мы  и  в  сердце  выбранного  ею   халифата!   -   вздохнул
Меркуриус. - Город готовился к праздникам,  которые  ознаменуют,  -  любезно
объяснил он, - самую отвратительную резню. На  Земле  шаха  Хуссейна  и  его
родственников  вырезал  Омар  Саад;  казалось,  что  на  Анти-Земле  события
протекали иначе, но результат тот же.
     Из пустыни для участия в древнем  ритуале  приношения  жертвы  тянулись
толпы правоверных; полуголые,  они  держали  в  руках  факелы  и  били  себя
цепями. Некоторые несли с собой детей, которых они приносили в жертву:  тот,
кто умирает во время этих ритуальных  праздников,  попадает  в  рай.  Стояла
жара. Пропитанная потом одежда липла к телу.  Над  городом  стояло  огромное
красное облако хамсина; кровь ручьями текла в оросительные каналы.
     - Не может быть, - воскликнул Монферрат, - чтобы Земля  пережила  столь
ужасное!
     - Пережила, еще в XX веке, - ответил Меркуриус. - В Месопотамии,  да  и
в... других местах.
     Неожиданно толпа за ними отпрянула,  и  послышался  ужасный  скрип:  по
улице катилась накрытая холстом тележка. Можно  было  подумать,  что  в  ней
были срубленные стволы  деревьев.  Верхом  на  лошадях  сидели  веселившиеся
негры, они горланили песни и размахивали руками.
     Распространилась ужасная вонь от завядших цветов,  сукровицы  и  другие
отвратительные запахи затхлости.
     Не успел Монферрат понять, что происходит, как  Меркуриус  затянул  его
под портик и, сорвав подлокотник с его лат, умело сделал ему инъекцию.
     - Как я об этом не подумал? - ошеломленный,  шептал  он.  -  Страсти  и
безумие достигли своей вершины, и ей оставалось только спровоцировать  войну
или что-то в этом роде...
     Толпа исчезла, улицы опустели.  Посреди  дороги  лежала  полуобнаженная
женщина, уткнувшаяся щекой в кучу нечистот. Одна нога ее замерла в  движении
танцовщицы.
     - Но она дышит! - воскликнул Конрад. - Ей необходима помощь!
     Он устремился к ней.  Фамагуст  с  неожиданной  силой  вцепился  в  его
запястье.
     - Бесполезно, - сказал он. - Она мертва. Это холера.


     Это была холера.
     Пустынные улицы, глинобитные  лачуги,  откуда  доносятся  стоны.  Перед
мечетями семьи кочевников ожидали, когда вынесут их  умерших  родственников.
Некоторые прибыли из очень далеких мест.  Они  держали  кули  с  финиками  и
мешки,  набитые  арбузами,  которыми  они  делились  между  собой,  так  как
общительность находится у араба в крови. По ночам все спали, положив  головы
на камень, среди крыс и отбросов.
     Мертвые тоже спали, их посиневшие тела лежали вдоль стен  под  мешками,
которые служили им саваном. То тут, то  там  под  арками  были  видны  груды
смешавшихся конечностей:  трупов  неизвестных,  за  которыми  должна  прийти
тележка. Некоторые из них вдруг шевелились, и  люди  не  знали,  то  ли  это
живые борются среди трупов, то ли  это  мертвецы,  чьи  напряженные  мускулы
расслабляются.
     На земле стоял страшный запах.
     Конрад прислонил горячий лоб к стене. Итак, вот он - ее след!  Ароматам
Сиона она предпочла запах ладана! Она находилась  тут;  она  несла  с  собой
безумство, резню и заразу! Он не пошел бы дальше,  если  бы  Меркуриус  (чей
тюрбан совершающего хаджж мусульманина творил  чудеса:  старики  падали  ниц
перед ним, а  матери  подносили  ему  для  благословения  новорожденных)  не
споткнулся о кого-то, стоявшего на коленях у груды мертвецов. Это был  очень
старый служитель культа с голубыми глазами, наполненными слезами, который  -
неслыханное дело в этом Баодаде неверных - носил одежду монаха  и  крохотные
сандалии из пальмовых листьев.
     - Брат Бертхольд Шварц! - воскликнул епископ, раскрыв объятия.
     - Господин Меркуриус! - как эхо, ответил тот.
     Они крепко обнялись.
     - Сколько лет! - бормотал отшельник.  -  И  вот  вы  в  Баодаде!  Каким
недобрым... нет, я хочу сказать, каким добрым ветром вас сюда  занесло?  Да,
на нас обрушилась холера. Заметьте, что мы  переживаем  ее  каждый  год,  но
сегодня она особенно свирепствует! Согласно официальным данным, более  сотни
умирают за день, а на самом деле  больше  тысячи...  Да  смилуется  Бог  над
нами! Я не всесилен, ведь так? Я бегаю по  городу...  Даю  умирающим  глоток
воды. Иногда мне  везет,  и  я  нахожу  несчастного,  еще  живого,  которого
собираются отправить в костер... Но они умирают... все умирают...
     - Но что вы делаете в Баодаде? - воскликнул Меркуриус. -  Вы,  которого
я знал в Сент-Гилдас-сюр-Мозель как процветающего настоятеля монастыря?  Вы,
наверное, сменили религию?
     - Пусть Тау сохранит меня!  Нет,  меня  просто  выгнал  аббат,  который
испугался простейшего опыта по алхимии... он едва  не  поколебал  стены  его
монастыря! Меня нигде не хотели принимать. И тогда...
     - Вы перешли на сторону врага?
     - Не совсем так, - утверждал меньший брат. - Я отправился в  этот  край
проповедовать евангелие.
     - И кого-нибудь обратили в веру Христову?
     Монах имел сокрушенный вид:
     - По правде говоря, еще никого. Я нахожусь  здесь  только  десять  лет.
Эти неверные - славные люди, когда на них не давят  религиозные