равитесь в Иерушалаим через пустыню...
     - Когда?
     - На той неделе,  мой  господин,  которую  христиане  называют  святой,
накануне Пасхи...
     - Так тут тоже празднуют Пасху?
     - Конечно, и их даже несколько для разных религий, и в  зависимости  от
того, кто ты - феранцуз, еврей или византиец...
     - Мы находимся... на Анти-Земле IV?
     - Да, на Анти-Земле.
     - И это светило, - прерывисто  задышал  землянин,  показывая  рукой  на
стрельчатое окно, за которым огненный шар освещал лучами  заката  фиолетовые
скалы и заливал  ярко-красным,  как  кровь,  светом  небесное  море,  -  это
светило, как вы называете его? Мирах? Альферат?
     - А как  вы  хотите,  чтобы  оно  называлось?  -  спросил  ошеломленный
Сафарус. - Это Солнце...


                                  Эра Тау

     Мысли  возвращали  Жильбера  к  его  кораблю,  занесенному  песками   в
Иудейской пустыне, и он приходил в бешенство, сжимая кулаки.
     Акклиматизация  здесь  проходила  очень  тяжело.  Одно  дело   посетить
планету, совсем другое - очутиться на ней и стать ее жителем.  Прежде  всего
надо было определить положение Анти-Земли во времени и в Космосе.
     Дест никогда раньше не жалел так о пробелах в  подготовке  астронавтов:
он плохо знал покрытые мраком области  прошлого,  где  археология  на  Земле
была связана только с доисторическим периодом. Сафарус ему очень  помог:  он
рассказал о многих интересных  вещах.  На  планете  были  Меропа,  Феранция,
император Священной Римской  империи;  Верховный  жрец  управлял  церковными
делами - 150 лет  назад  он  благословил  воинов  Тау  и  те  стали  бредить
захватом  Иерушалаима;  у  неверных   в   Баодаде   правил   халиф.   Меропа
представляла собой отражение европейского континента, а  Святое  королевство
Сион с центром в Иерушалаиме обеспечивало контроль  на  просторах  равнин  и
плоскогорий Сарацинии. Используя свои расплывчатые, со  временем  забывшиеся
познания в области истории, Жильбер пытался  установить  время  происходящих
событий  на  Анти-Земле  IV  -  что-то  совпадающее  с  периодом  веков   за
восемь-десять до наступления атомной эры.
     Еще более ценными были климатические и энтомологические сведения:  Дест
узнал, что это молодая планета. Он испил ее  сладкие  и  горькие  соки.  Эта
Анти-Земля представляла собой фруктовый сад, где все собирают и  употребляют
в пищу; ее воздух напоен различными запахами и ароматами, солнце  нестерпимо
обжигает кожу, от здешних существ волнами исходит жестокость, а их  аппетиты
и устремления слишком очевидны.
     Твердо решив бежать, как только представится первая же  возможность  (а
это наверняка произойдет во время  его  перехода  в  Иерушалаим),  астронавт
привыкал к  странно  звучащему  старофранцузскому,  или  староферанцузскому,
языку анти-землян и внимательно наблюдал за их нравами и обычаями.
     Пробивающийся сквозь решетчатый ставень луч солнца и  привкус  соли  во
рту разбудили Деста на  рассвете.  Из  внутренних  дворов  внизу  под  окном
доносились лязг железа, ржание  лошадей,  блеяние  овец,  голоса  людей  (он
больше не  говорил  "роботов").  Эти  люди  не  понимали  язык  волн,  а  он
улавливал все: и их молитвы, и секреты.
     Замок, построенный,  по  словам  Сафаруса,  предком  Д'Эста,  Раймондом
Первым, графом Тулузы, был лишен всяких удобств,  но  в  нем  было  много  и
того,  что  очаровывало;  его  рвы,  крепостные  стены,  бастионы   защищали
помещения замка и выходы из них в сотню  садов;  стены  изнутри  были  обиты
кожей с изящными  узорами,  расписанными  золотом,  в  каждом  зале  имелись
мозаичные панно из яшмы и мрамора; все  бассейны  имели  форму  лилии,  а  в
садах-террасах  росли  странные,  невиданные  цветы,  названия  которых  уже
позабыты на Земле.
     У самой воды раскрывал цветки с  розовыми  лепестками  иван-чай,  росли
пятнистый ятрышник и желтая  крушина;  вокруг  клумб,  где  перламутровый  и
кремовый  цвета  алтеи  и  ромашки  перемежались  с  лазурью   жимолости   и
оранжевыми бутонами, которые как императорская корона  увенчивали  стебельки
растения, называемого ясенцем, были разбиты лужайки  с  диким  сельдереем  и
белыми фиалками. В воздухе чувствовался запах мускатного  перца  и  лимонной
вербены.
     У ступенек винтовых лестниц башен  размещались  бойницы,  и  нападающие
могли поражать лишь ноги сидящих на скамейках лучников. В каждом  дворе,  на
каждой башне стояли часовые.
     Помимо  феранцузского,  эти  люди  говорили  на  сотне  других  языков.
Жильбер научился распознавать народы, гораздо  более  отличающиеся  от  тех,
которые жили когда-то на старой цивилизованной Земле: прованцев  можно  было
узнать по их словоохотливости,  грубоватые  манеры  выдавали  представителей
северной Феранции. Некоторые рыжеволосые аборигены носили  короткие  женские
юбки и шли в  бой  под  звуки  волынки,  а  здешние  отступники-сарацины  не
отреклись ни  от  своих  тюрбанов,  украшенных  султанами,  ни  от  муската,
которым они натирали себе бороды.  От  всей  этой  толпы  так  сильно  несло
потом, ароматическими веществами, что Дест захлопнул ставни.
     Время шло в ритме песочных и водяных часов. Вооруженные люди жарили  на
вертелах над углями сгоревших виноградных лоз туши газелей  и  муфлонов.  На
Земле давно позабыт запах жареного мяса, на котором  видны  капельки  крови.
Смуглая девушка-служанка с рубиновым камешком,  приколотым  к  раздувающейся
при дыхании ноздре, ударами кинжала, который она держала в обнаженной  руке,
открывала с треском усеянные шипами ягоды кактуса-опунца.
     Все действовали с каким-то странным рвением.  Жильбер  спрашивал  себя:
"Не сумасшедшие ли они?"
     Как-то утром его разбудили звонкие,  но  грустные  голоса.  В  тридцати
церквях и бесчисленных часовнях Триполи начинался пост.
     Дама-Остроберт вызвала Деста к себе. Прежде чем появиться перед  Пауком
в его башне, он подошел к огромному зеркалу из  полированного  серебра  и  с
недоверчивостью и злостью рассматривал в нем  отражение  незнакомого  юноши.
Он не узнавал свое лицо.  На  незнакомце  в  зеркале  было  богато  расшитое
золотом платье цвета индиго, на его плечи  спадали  шелковистые  волосы,  но
бледное лицо сохраняло следы сильного переутомления.
     Красивая  рабыня-мавританка  завязала  ремешки  на  его  сандалиях;  со
стороны большой клетки  с  попугаями  лимонного,  небесно-голубого  оперения
внезапно появилась вторая рабыня и  подала  ему  пахнущие  амброй  перчатки.
Третья, киприотка с более светлой  кожей,  открыла  хрустальную  шкатулку  и
достала оттуда румяна. Она нежно и легко  провела  косметическим  карандашом
по векам  своего  господина,  затем  протерла  розовым  лосьоном  его  щеки.
Несмотря на отвращение к такой заботе, ухаживанию со  стороны  этих  женщин,
Дест не мешал  им:  инструкция  для  астронавтов  предписывает  "подчиняться
невинным прихотям инопланетян".
     - Господин,  о  господин!  -  вздохнула  Фарида,  завязывая  сафьяновые
ремни. - Вы уедете и увезете с собой наши сердца.
     - Может быть, я вернусь, - пообещал Жильбер.
     Блондинка Леосидия из Ларнаки пожала плечами:
     - Возможно, но каким!  Останетесь  ли  вы  прекрасным  пылким  принцем,
которого мы любим, или снова предстанете перед нами  той  невзрачной  тенью,
которая затерялась в пустыне? Люди говорят...
     - Что люди говорят? Что они говорят?..
     - Простите мои глупые слова, господин!
     - Так что говорят люди?
     - Что есть два принца Триполи...
     Дест наклонился и пристально посмотрел в большие ясные глаза:
     - И какой же в таком случае настоящий?
     - Вы, мой господин!
     Дама-Остроберт  приняла  его,  сидя  на  троне,  над   которым   висело
изображение мифической птицы порфириона, символизирующего верность. А  разве
"Semper fidelis" не его  собственный  девиз?  Больше,  чем  когда-либо,  она
походила сейчас на паука. Дама-Остроберт  жестом  приказала  закрыть  двери,
задвинуть засовы, а затем подошла к Десту и высокомерно взглянула на него.
     - Вы не Жильбер Д'Эст, - сказала она.
     - Нет, сударыня.
     - Но вы станете им.
     - Если я этого захочу.
     Остроберт готова была запустить в него свои когти, но ей нравилась  эта
спокойная уверенность. Этот человек, этот пленник, который  находился  в  ее
власти, не боялся ее, и она ценила его смелость. Она внимательно  посмотрела
на него холодным взглядом, но не как на  живое  существо,  а  как  на  вещь,
редкое  насекомое  или  неизвестное  растение.   Он   показался   ей   более
привлекательным, чем ее пасынок, и, странная вещь, он скорее напоминал  того
прекрасного повесу из Тулузы, который убежал из ее объятий, чтобы  погибнуть
затем в бою.
     - Вы  захотите,  потому  что  я  желаю  этого,  -  произнесла   наконец
Остроберт. - Я даю за это высокую цену. А сейчас слушайте меня.  Вы  поедете
в Иерушалаим под знаком Тау. Помните, что к вашему седлу привязаны  слава  и
процветание Триполи. Вы женитесь на Анне.
     - Сударыня, принцесса Анна де  Лузиньян  является  невестой  настоящего
принца Триполи.
     - Глупости! Она влюблена в  вас.  Неужели  вы  полагаете,  что  она  не
рассказала мне о вашем поцелуе там, в  пустыне?  Я  должна  была  поторопить
отъезд этой охваченной страстью проклятой кошки.  Послушайте  меня,  Анна  -
хорошая  девушка,  но  немного  глупая,  однако  она  принесет  нам,  помимо
приданого в виде граничащих с Триполи земель королевства,  деньги  ее  отца,
союз с  Сионом,  наши  торговые  корабли  будут  освобождены  от  налогов  в
Альферате, Тире, Сидоне и даже в Иоппии. Обращайтесь с  вашей  невестой  как
подобает ее положению; у короля Ги нет сына, и кто знает?..
     - Графиня, - холодно сказал Жильбер, - вы даже не  знаете  меня,  может
быть, я бандит или вышедшее из бездны чудовище. Меня поражает  ваше  доверие
ко мне.
     - Я не испытываю никакого доверия к  вам,  -  возразил  с  высокомерием
Паук. - Я никогда никому не доверяла:  ни  мужчинам,  ни  женщинам.  Мы  оба
попали в одну и ту же ловушку, и нам ничего  не  остается,  как  действовать
вместе.  Если  только  народ  Триполи  узнает,  что  он  принял  за   своего
повелителя чужака и узурпатора, ваша участь будет решена.
     - Так же, как и ваша, графиня.
     - Сомневаюсь. Поэтому, человек-дьявол, я и предлагаю вам эту  сделку...
Для меня, как и для всех жителей этой страны, вы - Жильбер Трипольский.
     Ее круглые глаза сверкали.
     - Повторяю, вы женитесь на Анне. Появятся один или два сына.  Потом  вы
можете остаться или уехать, взяв с собой причитающееся вам богатство, но  не
больше  одного  груженного  золотом  корабля.  Но  тогда   вы   окончательно
исчезнете,  и  о  вас  никто  никогда  не  узнает...   Анна   станет   очень
представительной вдовой и удалится в какой-нибудь монастырь,  и  тогда  буду
править я, как и раньше...
     "Если ты не исчезнешь, - прочитал Жильбер  в  ее  желтых  глазах,  -  я
обязуюсь  отправить  тебя  к  другому  Жильберу.  В  Триполи  есть  глубокие
каменные "мешки". Да и пустыня большая..." Вот так  была  предрешена  участь
первого Жильбера.
     - Ну, устраивает вас такая сделка? - спросила Дама-Остроберт.
     Он поклонился и поэтому не заметил, как потянулись к нему ее когти.
     Его ракета находилась во впадине в горах,  которая  называлась  (сейчас
он знал это) Гермель, и все эти ловушки и угрозы, что  сопровождали  его  на
Анти-Земле, представлялись ему сейчас малозначащими.
     Свадебная процессия ждала Деста на мосту через Кадишу - небольшую  реку
с прозрачной, как стекло, водой, опоясывающую крепостные  валы.  Воздух  был
теплым, лепестки цветов с апельсиновых деревьев падали  на  арки  моста.  По
обеим его сторонам торговали купцы. Они расхваливали свои кувшины, арбузы  и
ароматические вещества. Перед подъемным мостом садились  на  вороных  коней,
покрытых  ярко-красными   попонами,   стражники-сарацины   с   огненными   и
бирюзовыми тюрбанами на голове, а вокруг носилок с  серебряными  занавесками
стояли рыцари в дамасских доспехах.  Носилки  поддерживали  двадцать  четыре
негра, облаченных в кольчуги из  черных  эмалированных  пластин,  украшенных
опалом. Жильбер понял, что  ему  придется  отправиться  в  путь  в  качестве
пленника, и потребовал лошадь.
     На этот раз Сафарус позволил ему ехать верхом.  Он  был  обеспокоен.  В
толпе, окружавшей кортеж, он получил два ужасных послания. Их сунули  ему  в
руки странствующий торговец и какой-то кочевник в платье из голубого  сукна.
Одно послание содержало печать со звездой Соломона  и  зодиакальный  амулет,
другое - серебряный полумесяц, зерна звездчатки и обыкновенный  камень,  при
виде которого на глаза Сафаруса навернулись слезы: это был кусочек  мостовой
из Храма Зорободель.
     Две секретные встречи были назначены  в  катакомбах  Константина  и  на
мостовой, ведущей к Храму Господнему.
     Исаак Агасверус  Лакедем  всю  свою  жизнь,  очень  долгую  жизнь,  был
неуязвимым, во всех сделках находил себе выгоду, был то там, то здесь.
     Караван шел день и ночь. Дест сидел на коне  огненной  масти  так,  как
будто всю жизнь провел в седле. Он торопил людей и совсем загонял лошадей  и
верблюдов. Пройдя снежные склоны гор  Ливана,  кортеж  углублялся  сейчас  в
Иудею. Астронавт жадно вдыхал этот  знакомый  ему  воздух.  Наконец-то  этот
невыносимый сон, этот кошмар вот-вот закончатся: он сможет  сбросить  маску,
найти ту впадину из розового гранита, где находится  его  корабль!  С  него,
как кора, слетела вся меланхолия принца Триполи; он надел  свой  космический
комбинезон и проверил бластер. Когда волны Мертвого озера  заискрятся  среди
меловых скал, Жильбер сбросит с себя эту власть Анти-Земли: он снова  станет
Дестом,  астронавтом,  который  обнаружил  на  планете  довольно  любопытных
гуманоидов, все это исчезнет, и он вернется в свой корабль.
     "В конце концов, - философски говорил он себе,  -  дела  не  так  уж  и
плохи... Я мог бы попасть  к  осьминогам  или  людоедам,  либо  к  бедуинам!
Анти-Земля является подходящей планетой, с которой Земля  могла  бы  позднее
установить отношения. Но не раньше, чем здесь  перестанут  убивать  сирот  и
уничтожать путешественников! Вполне возможно, что некоторые  астронавты  уже
приземлялись здесь и им не оказывали гостеприимного приема..."
     Благодаря этому ходу своих мыслей,  он  и  увидел  признаки  пребывания
здесь инопланетян. Дест спросил Сафаруса:
     - Что за ужасное стечение обстоятельств превратило этот уголок  планеты
в такую выжженную, безжизненную пустыню? Как появилось это мертвое  озеро  с
высокими и крутыми берегами из пепла?
     Магистр посмотрел на него как-то неопределенно.
     - Когда-то на этом месте стояли два процветающих города, - начал он.  -
Их посетили спустившиеся с неба посланники. Это случилось, мой  господин,  в
очень далекие времена; сказочные колесницы часто опускались на эту  равнину.
Из них выходили  странные  существа:  девственные  лица  и  тела  быков.  Их
окружали золотые огненные облака. Жители тех городов напали на  них  и  были
наказаны.
     Жильбер  понял:  в  отместку  эти  города  подвергались  бомбардировке.
Инопланетяне использовали водородные двигатели,  вот  причина  возникновения
пустыни  и  озера.  Но  почему   эти   завоеватели   снова   ушли,   покинув
малонаселенную богатую планету? Были ли другие  войны?..  Столько  вопросов,
на которые нет ответа.
     Наступала ночь. Дест все  еще  любовался  обилием  золотых  и  огненных
красок,  этим  отражавшимся  на  песке  пурпуром,  который   вдруг   угасал.
Непроглядная  тьма  охватывала  пустыню.  Астронавт  взглянул  на  небо.  Он
говорил себе, что никогда больше не увидит это странное расположение  звезд.
Ослепительно сияли Бетелгес и Альтаир. Река  света  образовывала  водоворот:
туманность  Андромеды.  Альманат  и  Альферат  сверкали,  как   два   чистых
бриллианта.
     Дест, сопровождаемый только  Сафарусом,  удалился  от  каравана,  чтобы
узнать  свое  местоположение.  "Если  бы  в  летающей   игле   кабина   была
попросторнее, - подумал  он,  -  я  бы  взял  с  собой  этого  магистра:  он
действительно  выглядит  слишком  цивилизованным  и  культурным   для   этой
планеты". Он поскакал быстрее, в его ушах засвистел ветер пустыни. Дест  все
пришпоривал  своего  покрытого  пеной  и  кровью  коня,  когда  Сафарус,  не
успевавший за ним, закричал ему издалека:
     - Остановитесь! Остановитесь, мой господин!
     Дест повернулся к своему надзирателю и улыбнулся.  Он  не  сердился  на
него за упоительную сладость проведенных в Триполи часов и  хотел  спросить:
"Разделяете  ли  вы  предрассудки  жителей  этих  проклятых   городов?   Как
отнеслись бы вы к представителям другой Галактики, даже если бы у них  и  не
было тела быка?"
     С  непокрытой  головой,  с  локонами  волос  на  доспехах,   в   плаще,
образующем  крылья,  землянин  был  так   прекрасен,   что   Исаак   Лакедем
приподнялся в стременах и воскликнул:
     - Наконец-то... Я вижу одного из них!
     Подъехав к месту,  где  приземлился,  астронавт  побледнел:  ракеты  не
было!  Ничего  более  худшего  не  могло  случиться:  он  больше  не  сможет
связаться со своей Галактикой: все приборы находились в ракете! Он  осмотрел
розовые и охровые скалы: что-то странное, необычное произошло в этом  уголке
пустыни. Возможно, упал объятый пламенем метеорит, и широкое  черное  пятно,
металлические осколки указывали место его соприкосновения с землей. Это  был
тот самый район, где приземлился Дест.
     Он спрыгнул с коня и спустился в воронку. За  ним  неотступно  следовал
запыхавшийся Сафарус.  Без  сомнения,  эти  гранитные  камни  были  обожжены
огнем, часть скалы превратилась в пыль. Что-то огромное и  горящее  упало  с
небес,  соблюдая  некоторые  меры  предосторожности,  так  как  сила  хотела
пощадить совершенную планету.
     Еще некоторое время Дест тщетно продолжал  поиски  корабля,  а  магистр
все бегал рядом с ним, целовал полу его плаща и  бормотал  что-то  себе  под
нос.
     - Господин, я узнал вас: вы - ангел и посланник... Я только  прошу,  мы
все просим позволить нам служить вам... и настанет золотой век! Так  сказано
в Священном писании...
     Дест отстранил его, сел на камень и обхватил голову руками.


     Они не обменялись больше ни словом  и  вернулись  к  каравану.  Впервые
Дест спал на носилках.
     Спустя два-три дня (он не мог сказать точнее,  так  как  жил  будто  во
сне, в тумане, который спасал его от  отчаяния)  они  увидели  на  горизонте
крепость. Магистр сказал:
     - Иерушалаим!
     Город резко  выделялся  на  фоне  пустыни  величием  своих  зданий.  На
сиреневых и розовых скалах отражались солнечные блики, и сам воздух на  этом
опаленном солнцем плоскогорье был напоен ароматом мирры и ладана.
     Кортеж  двигался  в  глубь   необычной   долины,   по   краям   которой
располагались белые известковые холмики, казавшиеся старыми, как  этот  мир.
"Раз я обречен на вечную каторгу, - сказал себе Жильбер, - неплохо  было  бы
определить свои координаты". Он спросил погонщика  верблюдов  и  узнал,  что
место это, поле,  на  которое  наложило  свой  отпечаток  Время,  называется
Иозафат. Здесь под звуки труб ангелов поднимается первый легион мертвых!  Он
повернулся к своему проводнику  и  увидел  его  мертвенно-бледное,  восковые
лицо: магистр с трепетом  смотрел  на  холм  за  рекой,  которая  называлась
Кедрон, в его взгляде застыл невыразимый ужас.
     - Так, значит, - сказал сухо Жильбер, - это и есть  то  место,  где  он
принял смерть? Так это, значит, здесь возвышался крест,  или  Тау?  Так  или
иначе все планеты искупают свои грехи, и этот путь прошла Анти-Земля...
     - Тау, - бормотал Сафарус, -  был  слева.  Там,  в  кремниевых  скалах,
находится пещера.
     На его лбу блестели крупные капли пота.
     - Сын плотника, не так ли?
     - Нет, гончара. Акелдама - его поле.