сих пор мурашки бегают по коже. А у нас - по
мозговым извилинам. Ничего не получается пока. Баг, короче.
   Вот тебе серебряная пайцза для вящих полномочий, выезжай немедленно в
Патриархию и бери дело в свои руки. О малейших изменениях в ходе
расследования докладывать мне! Лично!
   Баг вдавил окурок в карманную пепельницу и щелкнул роговой крышкой.
Интересно, саркастически думал он, спускаясь по лестнице, а бывают
бездеятельно-розыскные мероприятия?
   Теперь привратные вэйбины, похоже, стараясь как-то скрасить Багу
неприятные ощущения, полученные при входе, отдали ему честь, словно он был
по меньшей мере начальником Палаты.
   Это, конечно, хорошо. Это приятно. Это правильно. Но вот крест...
   Дикое дело, думал Баг, на предельной скорости гоня свой могучий,
чарджоуской сборки цзипучэ "юлдуз" по ночным, влажно блестящим в свете
режуще ярких фар, прямым и гладким, будто их отутюжили, улицам
Александрии. Просто-таки дикое дело. Баг не принадлежал к числу
поклонников православия - но и у него в голове не укладывалось, как могла
хоть у кого-то, хоть у самоеда-язычника, подняться рука на досточтимую
святыню. И, что уж тут бояться юридически точных формулировок - на
национальное достояние общеордусских масштабов. Насколько знал Баг,
немногие единицы хранения в ризнице могли соперничать по значимости с
крестом Сысоя.
   Первым делом нужно выяснить, был ли крест самым ценным из того, что
могли унести грабители - или нет. Это поможет понять намерения
преступников. Просто материальная ценность объекта их интересовала - или
избирательно по каким-то причинам интересовал именно наперсный крест
великомученика...
   Надо узнать поподробнее историю страстей Сысоевых. Может, с легендой
как-то связано. Никогда не поймешь, кто на какой легенде свихнется и
начнет вести себя несообразно. Багу еще в молодости довелось столкнуться с
подобным делом; один вполне мирный подданный начитался сказок о том, что
на Юге Цветущей Средины в древности жило племя людей, по ночам делавшихся
вампирами, причем кровь сосали их отделяющиеся на ночь головы, летая на
ушах, как на крыльях; и ведь стал людям уши резать, бедняга. Долго искали
маньяка - а всего-то надо было поднять отчетность всех публичных
книгохранилищ, кто в последние месяцы перед тем, как началось серийное
уховредительство, особенно интересовался вампирическими преданиями бывшей
Срединной Империи.
   За это дело Баг получил свой первый наградной веер... На нем была
изображена бодхисатва Гуаньинь, а по краю затейливым полускорописным
почерком вились иероглифы: "Прозорливостью настигает".
   Спрятав серебряную пайцзу обратно, Баг решительно отбросил окурок
точнехонько в урну, исполненную в виде широко раскрывшего пасть сидящего
льва, и пошел по направлению к ризнице.
   Обойдя научника из квартального следственного отдела, который увлеченно
заливал гипсом отпечаток ботинка примерно сорок пятого размера, потом -
нескольких все еще растерянных, плохо скрывающих волнение козаков охраны,
Баг минул кусты барбариса и оказался перед входом. Ризница и вправду
пострадала, - наверное, впервые так сильно за свою четырехсотлетнюю
историю: входная дверь была с мясом вырвана и валялась сбоку от дорожки;
над дверью трудились научники, пытаясь снять отпечатки пальцев. В дверном
проеме были видны клочья проводов сигнализации и электропитания - они
беспомощно свисали с потолка, как рваные лианы.
   Ужас.
   Тут к Багу торопливо подошел начальник ризничной охраны, молодой козак
с открытым, честным лицом и без вины виноватыми глазами.
   - Хорунжий Максим Крюк, - представился он, браво коснувшись пальцами
лихого чуба, выбившегося из-под форменной фуражки. - Мне сообщили о вашем
приезде, преждерожденный Лобо. Прошу сюда.
   - Говорите проще, - чуть поморщился Баг. Он терпеть не мог черепашьих
церемоний.
   - Буду рад, прер Лобо.
   Офицеры силовых ведомств, в силу специфики их работы и вечной поспешной
деловитости, во время деятельных дел зачастую пренебрегали правильными
ритуалами. В связи с этим газеты их, бывало, поругивали за недостаток
культуры, но не особенно разнузданно. В самом деле, всякий раз обращаться,
например, к воеводе: "драгоценный преждерожденный единочаятель воевода
такой-то..." - да за это время ракета с Кваджелейна до Ханбалыка долетит!
Потому в полевой обстановке даже к полководцам можно было обращаться "драг
прер" или, при относительно небольшой разнице в чинах, просто "еч". Более
того, тех старших должностных лиц, которые настаивали на полном
титуловании, и в армии, и в человекоохранительных ведомствах одинаково
недолюбливали, считая выскочками и зазнайками.
   Вот и сейчас большие красивые глаза Крюка сразу потеплели.
   Ему явно было приятно, что Баг так вот сразу махнул рукой на штатские
приличия.
   - Соблаговолите следовать за мной, - сказал хорунжий. - Сейчас налево.
   Баг кивнул.
   - Недавно к нам выходил святейший патриарх, - сообщил хорунжий на ходу.
- Но дожидаться вас он не счел необходимым.
   Он сызнова благословил нас на поиски и ушел во внутренние покои,
сказав, что вы, если захотите, через его келейника в любой момент можете
обратиться с просьбой о беседе. Патриарх потрясен случившимся и очень
плохо выглядит, он явно нездоров.
   - Можно себе представить...
   Можно себе представить, какой тут вообще переполох, подумал Баг.
Сколько предынфарктных состояний. Сколько кризов. Сколько недоумения и
отчаяния. Вон как бегают, и в рясах, и в униформах, и в наших мундирах...
Навел кто-то шороху.
   Кто? Какой скорпион посмел?!
   Внутри ризницы пол был усеян разнообразным мусором. Древние иконы,
сорванные с привычных мест, стояли, наскоро прислоненные к стенам; с них
уже сняли отпечатки и всякое прочее, потребное для определения научными
способами личностей преступников и характера происшествия. Одно из окон
было разбито вдребезги и прикрывающая его снаружи решетка чудовищно
покорежена - словно сквозь нее протиснулся небольшой, но вполне упитанный
слон. Старинные резные шкапы сандалового дерева, в которых хранились
реликвии, стояли распахнутые. В углу, за сбитой в сторону катапитастой,
как-то сиротливо и словно обижаясь на то, что она не понадобилась
грабителям, млела отлитая из чистого золота, примерно в четверть шага
высотой скульптурная группа, изображавшая сидящих на конях рядом друг с
другом Мамая и Дмитрия Прохоровских. И великие князь и хан, и кони их были
как живые. Скульптор виртуозно отразил момент, когда с вершины кургана, в
ту пору Мамаевым еще не прозванного, национальные герои Ордуси
взволнованно наблюдают, как на поле под Прохоровкой их объединенные силы
ломают хребет польско-литовским полчищам, вторгшимся в самое сердце
страны, - ломают и, как помнил Баг из курса истории, гонят потом гадину с
переломленным хребтом аж до самого Грюнвальда...
   Похоже, приходили именно за крестом. Так решил для себя Баг, глядя на
ярко мерцающее золото изваяния.
   А впрочем, как бы они перли вот эту, к примеру, тяжесть?
   Крест унести легче...
   Нет, не нужно поспешных выводов... Не нужно.
   Бронированный шкап ханбалыкской работы, украшенный миниатюрным
изображением братающихся Александра и Сартака, был буквально распорот
автогеном, и кварцевое стекло, под которым обычно красовался крест Сысоя,
растрескалось - а рядом с замком нагло зияла огромная дыра с оплавленными
краями.
   На полу рядом со шкапом валялся чудовищных размеров лом, согнутый под
прямым углом.
   "Интересно...", - подумал Баг, глядя на лом.
   Оставалось только поражаться: это сколько же времени грабители
возились? Шумно возились, ярко возились... А ведь они не могли знать,
когда начнется очередной обход!
   Надо немедленно выяснить, как часто и как тщательно совершаются обходы.
   Спугнув двух научников, Баг подошел ближе и заглянул в сейф.
   - Здесь и находился наперсный крест святителя и великомученика Сысоя,
безвинно павшего жертвой фанатиков в тысяча триста восемьдесят седьмом
году...
   Баг обернулся - перед ним, чуть оттеснив сделавшего свое дело Крюка,
стоял начальник отряда вэйбинов квартальной управы Яков Чжан, могучий
юноша двадцати лет с совсем детскими еще глазами; Яков славился мирным
нравом и большой любознательностью. Чтобы посмотреть ему в глаза, Багу
приходилось задирать голову.
   - Какое святотатство! - молвил Яков, покачивая головой. - Я бы
немедленно выбрил негодяям подмышки и голову и отправил отбывать
заключение пожизненно!
   - Что еще похитили? Кроме креста? - поинтересовался Баг, доставая
очередную сигарету "Чжунхуа". - Тут вс„ уже осмотрели?
   - Единочаятель Лобо, докладываю! - Яков Чжан отвлекся от грустных дум о
святотатстве, вытянулся во весь рост и вообще принял официальный вид. Его
извиняла только молодость. Крюк лишь чуть усмехнулся в свои висячие усы,
покосившись на бравого молодого гиганта. Баг понимающе улыбнулся Крюку
глазами и сказал с нарочитой церемонностью:
   - Вы свободны, единочаятель хорунжий.
   Крюк опять козырнул и, четко повернувшись, удалился.
   - Рассказывайте, единочаятель Чжан.
   - Нами был произведен полный первичный осмотр места преступления.
Осмотр показал, что, кроме драгоценного аметистового креста великомученика
Сысоя, более ничего не похищено. Согласно указаний драгоценного
преждерожденного единочаятеля Алимагомедова мы в настоящее время привезли
сюда всех лиц, каковые, по нашим прикидкам, находились во время совершения
преступления в ризнице или же в непосредственной близости от оной. Это
научники, работавшие с реликвиями, в том числе и с драгоценным наперсным
крестом, а также местные иноки. Брат ризничий, брат рухальный... Беседы с
ними уже проводились, с некоторыми - неоднократно, но на месте
преступления с ними еще не работали.
   - Замечательно, единочаятель Чжан... - Баг щелкнул зажигалкой.
   - Все эти... э-э... лица. Они где у вас находятся?
   - В подсобном помещении ризницы, единочаятель Лобо. Это во дворе. Мы из
предосторожности держим их в разных комнатах, дабы они никоим образом не
могли снестись друг с другом и вступить в сговор.
   - Разумно, - кивнул Баг.
   Чжан повернулся и, высоко поднимая ноги и приподнимая полы халата,
шагая поверх обломков, стал пробираться к выходу. Баг последовал было за
ним - но тут в рукаве у Бага запиликала трубка.
   - Да?
   - Единочаятель Лобо? Это Алимагомедов. Как у вас там?
   - Пока все идет согласно уложениям.
   - Еч Лобо, вот что я хочу вам сказать... - Редедя Пересветович как-то
замялся, что было на него совершенно не похоже. Судя по всему, он имел
сообщить Багу нечто крайне неприятное. - К вам сию же минуту едет
Срединный помощник Александрийского Возвышенного Управления этического
надзора, минфа Богдан Рухович Оуянцев-Сю. Дождитесь его и уже тогда
совместно приступайте к работе.
   Баг ошеломленно помолчал. Честно сказать, он буквально онемел от
такой... такой... подлянки, что уж бояться слов.
   Яков Чжан вопросительно застыл в дверном проеме. Баг махнул ему рукой -
подожди, мол, за дверью. Чжан исчез.
   - Что это значит, единочаятель Алимагомедов?.. Ред, в чем дело?! Ты же
знаешь, я всегда работаю один! Уже много лет!
   Никакие Срединные-Сардинные, пусть они трижды минфа, мне ни за чох не
нужны, ни за чих! Да что они понимают в деятельной работе? Пусть изучают
законы и определяют меру наказания виновным!
   - Ты все сказал? - голос Алимагомедова звучал устало.
   - Нет! Повторяю: я работаю один! Или кто-то сомневается в моей
способности довести дело до конца?
   - Баг, ты не знаешь всех обстоятельств...
   - Ну так расскажи мне! Это только пойдет на пользу и позволит мне
быстрее поймать негодяев!
   - В курс всех тонких обстоятельств тебя введет минфа Оуянцев. Могу
сказать только, что Ханбалык очень взволнован хищением наперсного креста.
И немудрено - такая реликвия! Так что, единочаятель Лобо, - в голосе
Алимагомедова зазвучали официальные нотки, - не горячитесь. Готовьтесь
встречать минфа Оуянцева-Сю и работать вместе с ним. Вам ясно?
   - Ясно... - Баг нажал на кнопку отбоя и спрятал трубку в рукав. В
сердцах пнул ближайший обломок и пошел на выход. По три Яньло им всем в
глотки!
   - Так мы идем, единочаятель Лобо? - Яков Чжан ждал у выхода.
   - Терпение, Чжан, терпение... Сейчас прибудет один драгоценный, гм,
единочаятель из этического надзора и мы пойдем вместе...
   - Но ведь всем известно, что вы, единочаятель Лобо, всегда работаете
один! - удивленно захлопал глазами Чжан. Баг свирепо посмотрел на него.
Убью, красноречиво говорил его взгляд. Чжан понял.
   - А вот и он, кажется.
   В предрассветных сумерках показались видимые издалека огни фар быстро
приближающейся повозки.
   Человек, из нее вышедший, в точности отвечал представлениям Бага о
кабинетных черепахах. Хлипкий и ухоженный, и в очках.
   Как говорят про таких варвары - интеллектуал.
   - Мое начальство поручило мне вас встретить и ввести в курс дела,
драгоценный преждерожденный единочаятель Оуянцев-Сю... - почти с издевкой
запустил Баг в незваного надзирателя развернутой до предела вереницей
обращений.
   Оуянцев чуть улыбнулся.
   - Думаю, будет правильным оставить сообразные церемонии, - сказал он, -
если вы, конечно, не против, напарник Лобо.
   Послала Гуаньинь напарничка, подумал Баг, слегка смягчаясь, но все еще
не в силах справиться с раздражением. Фехтовать-то он хоть умеет? Он
глянул на пальцы Оуянцева-Сю. М-да. Разве что на кисточках для туши. То
есть бумажный лист кисточкой проткнуть он, пожалуй, сумеет... Тут Баг,
правда, сразу вспомнил, что в умелых руках и кисть, и, скажем, карандаш -
оружие страшное, почти невидимое и почти неотразимое...
   И - только вздохнул.
 
 
 
   Богдан Рухович Оуянцев-Сю, 
   Возвышенное Управление этического надзора, 
   24 день шестого месяца, шестерица, 
   ночь 
 
 
   Миновав четыре бдительных поста и две сохранивших безмолвие магнитных
проходных, трижды предъявив пайцзу и единожды - висящую на лиловом
шелковом шнуре у пояса печать, Богдан поднялся на последний этаж
Возвышенного Управления и сразу направился в Горний кабинет. Там его уже
ждал главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий
добродетельность управления, мудрый и бдительный попечитель морального
облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Мокий
Нилович Рабинович. За глаза, а в неофициальной обстановке - и в глаза,
сотрудники уважительно-ласково называли его Раби Нилычем.
   - Проходи, еч Богдан, присаживайся, - глуховато, словно бы
простуженным, а на самом деле насквозь прокуренным голосом сказал Мокий
Нилович.
   Что Богдан и сделал, выжидательно глядя на своего непосредственного
начальника и давнего близкого друга.
   Худое и острое лицо Великого мужа было мрачно, а в необъятной, как
бельевой таз, пепельнице громоздилась гора Тайшань окурков. Дышать в
кабинете было нечем. У Богдана защипало глаза.
   Глава Управления откашлялся.
   - Что произошло - ты в общих чертах знаешь, а частности тебе
рассказывать - только дело портить. Поедешь и будешь сам разбираться, опыт
деятельной работы у тебя есть. Но тут другая жмеринка... - он пожевал
губу. - Ну-ка, на вскидку. Что грабителям светит?
   Богдан задумчиво сцепил пальцы обеих рук на колене.
   - Вышка, я полагаю, - рассудительно проговорил он. - Согласно
Образцовому уложению династии Тан, Высочайше обнародованному в шестьсот
пятьдесят третьем году, похитивший во время Великих жертвоприношений
какой-либо жертвенный предмет, еще не предложенный духам для пребывания,
наказывается ста ударами больших прутняков, а если предмет уже был
поднесен и использован духами - двумя годами каторжных работ. Если же
похищен был предмет, на котором в момент совершения преступления пребывали
духи, наказание - пожизненная высылка на две с половиной тысячи ли. Если
при хищении была применена сила, то есть именно как в данном случае,
наказание должно быть увеличено на две степени, следовательно, до
удавления тонким хлопчатым вервием белого цвета. Согласно Высочайшему
эдикту тысяча пятьсот двадцать второго года все культовые предметы
монотеистических религий Ордуси на постоянной основе приравнены к
предметам, на которых пребывают духи - то есть, когда бы ни произошло
хищение, например, христианской, мусульманской или какой-либо аналогичной
святыни, наказание таково же, как за хищение жертвенного предмета в самый
момент Великих жертвоприношений.
   А согласно рескрипту тысяча семьсот шестьдесят третьего года,
дарованному в ознаменование общей радости по случаю присоединения Тибета к
Цветущей Средине, смертная казнь повсеместно была отменена, и вместо нее
предельно возможным наказанием стало публичное обритие головы и подмышек с
последующим пожизненным заключением. Так что, ежели защита не отыщет
смягчающих обстоятельств - вышка зачинщику, соучастникам на степень
меньше... то есть пожизненное без обрития. Вот так, а что?
   Нилыч пожевал тонкими губами.
   - В Ханбалыке на ушах стоят, - угрюмо сообщил он. - Не говоря уж о том,
что высшая мера вообще уж лет восемьдесят как не применялась...
   Девяносто шесть, подумал Богдан, но не стал прерывать начальника. Не в
точных цифрах суть.
   - Они так потрясены фактом неслыханного святотатства, так искренне
обижены за славянский улус и его главную религию, что в Срединной Палате
церемоний склонны придать преступлению характер противугосударственного.
   Богдан чуть присвистнул.
   - Десять Зол? Покушение на великое перевертывание мироздания?
   - Угу, - Нилыч чуть кивнул.
   - Общесемейная ответственность? Жен брить, сыновей, родителей...
   - Угу.
   Богдан помолчал.
   - Помилуй Бог, - бесстрастно сказал он. - Честно признаться, я уж и не
упомню, когда в последний раз...
   - Ну и не надо покамест, - нетерпеливо перебил его Мокий Нилович. - От
большого усердия, чтобы всех нас, православных, порадовать, могут наломать
дров. Как-то надо постараться это дело приглушить. А ты у нас
человеколюбец известный. И в то же время законник высшей пробы. Понял?
   - Нет.
   - Чего ты не понял? - нарочито терпеливо и сдержанно спросил Нилыч.
   - Не понял, кто станет ломать дрова. Мы? Преступление в Александрии
совершено, александрийскими же органами будет и раскрыто, и осуждено...
   - Так, да не так, - Нилыч достал очередную папиросу, размял ее и,
рассеянно пощелкав варварской зажигалкой, с видимым отвращением раскурил.
Богдан постарался, насколько возможно, отодвинуться от источника дыма
подальше - и неловко поерзал в кресле. Вотще. - Ханбалык берет дело на
контроль. В шестнадцать сорок семь рейсом Ордусских воздухолетных линий в
Александрию прибывает уполномоченный двора Чжу, и тебе его встречать и
опекать, Богдан.
   Богдан опять помолчал, собираясь с мыслями.
   - Чжу? - зачем-то переспросил он.
   - Вот-вот, - безрадостно подтвердил Нилыч.
   - Императорского рода?
   - Именно.
   - Ах, черт... - против воли вырвалось у богобоязненного минфа.
   - Как ты прав, единочаятель! - саркастически усмехнулся Нилыч.
   Впрочем, Богдан тут же несколько раз поспешно перекрестил себе рот и
пробормотал:
   - Прости, Господи...
   - Вот тебе задание особой важности: не допустить, чтоб этот особый
уполномоченный из лучших побуждений, из великого уважения Средины к нам
начал призывать брить направо и налево, вплоть до правнуков по мужской
линии.
   - Понял вас, драгоценный единочаятель Рабинович.
   - Нет, - после небольшой паузы отозвался тот, ожесточенно прессуя в
пепельнице свою папиросу. - Еще не понял. В Палате наказаний поручили
расследование некоему Багатуру Лобо по прозвищу Тайфэн. Я навел справки
наскоро... Работник высокой квалификации, с огромным деятельным опытом.
Ранг ланчжуна ему был пожалован еще восемь лет назад, но он так сыскарем и
остался - фанатично этому делу предан. Тут все в порядке. Но!
   Энергии у него более, чем потребно. Характер тяжелый. И ведет он дела
свои подчас не вполне... э-э... корректно. Пренебрегая некоторыми
требованиями этики.
   - Свидетелям носы выкручивает?
   -