ка склонив голову,
хладнокровно слушал эти, как у них там говорят, дифирамбы; и, похоже,
воспринимал их, как должное. У него явно не было совести.
   - Мы долго размышляли над тем, как одарить вас за ваше бескорыстное
служение и деловую сметливость, проявленную на поприще
взаимодополнительного слияния, - говорила принцесса. - Ваши заслуги
велики, как гора Тайшань, и широки, как река Янцзы. Они беспредельны, как
Небо, и плодоносны, как Земля.
   Награда должна соответствовать им.
   В зале постепенно нарастало напряжение. Никто ничего не понимал,
церемония как церемония - но даже для непосвященных неумеренные хвалы в
адрес одного из, в общем-то, многих западных деловых партнеров Ордуси
начинали выглядеть чрезмерными. Похоже, и сам Шморос это почувствовал. Он
коротко оглянулся назад, на почтительно замершие ряды сановников, затем,
как-то искательно, на своих. В его взгляде отчетливо читалась
растерянность.
   - Вчера, узнав о вашем близком приезде, мы призвали святого патриарха
Силу и великого князя Фотия, чтобы посоветоваться. И сообща мы решили эту
нелегкую проблему. Мы знаем о вашем, сэр, благородном пристрастии к
произведениям изящных искусств и редкостных руком„сел. Всему свету
известно, что такое для Александрийского улуса, и тем самым для Цветущей
Ордуси в целом, Драгоценная Яса Чингизова, в течение многих веков под
неусыпным оком верных подданных хранившаяся в Патриаршей ризнице Северной
столицы. Это - наша общая гордость, это наше общее достояние, это наша
общая святыня. В знак одобрения ваших, сэр, трудов, в надежде на
дальнейшее укрепление экономических связей, мы милостиво даруем ее вам!
   Пол поплыл под напарниками, и стены удалились в какой-то адский мрак.
   - По-моему, я все-таки утонул в Суомском заливе и попал к Янльло на
трезубец... - пробормотал Баг.
   - Это... - выпучив глаза, только и смог выговорить в ответ его
напарник. Вероятно, если бы он допил капли с донышка, то сказал бы больше.
   Обращенная к залу спина Шмороса стала очень напряженной. А потом он
вновь коротко оглянулся, нервно облизывая губы - и взгляд его шустро
обежал весь зал, словно в поисках пути для побега.
   Но не было подвоха. Заглушив пробежавший по толпе изумленный шепоток,
запели фанфары, трое служителей вышли из боковых врат зала церемониальным
медленным шагом, и на руках у срединного из них лежала...
   Яса!!!
   Та самая, которую только сегодня ночью извлек Богдан из подмышки
мерзкого Ландсбергиса! Та самая, которую в ранний утренний час
торжественно передали вместе с крестом Сысоя прямо патриарху, специально
приехавшему по такому поводу в ризницу! Та самая!!!
   Служители замерли перед Шморосом, словно он принимал у них парад.
   Было ясно, что Шморос в растерянности. В недоумении.
   Возможно, даже испуган. Не говоря уж о том, что столь ошеломляющая,
законная, на глазах у всего честного народа передача ему вожделенной Ясы -
буквально через несколько часов после того, как окончилась неудачей
попытка ее похищения (он наверняка уже знал об этом), - выглядела просто
невероятно, тревожно; но даже более того! Ни с того ни с сего получить в
дар национальное достояние великой страны, многовековую святыню...
опять-таки при всем честном народе, перед сотней объективов телекамер всех
мировых агентств...
   Шморос не мог не понимать, что такой кус - не по нему.
   Чем бы ни руководствовалась принцесса, что бы ни скрывалось за ее
словами и действиями - такой кус нельзя было кусать. Это было ни с чем
несообразно.
   Замерший в напряжении зал не мог не заметить, что превознесенный до
небес миллиардер находится в затруднении.
   Ему стоило лишь встать, на европейский манер, на одно колено, сказать:
"Драгоценная принцесса, я не могу это принять! Обещаю и впредь... но такой
подарок меняет местами верх и низ, перемешивает Небо и Землю, путает
распорядок мужской стихии Ян и женской стихии Инь в мироздании"... И
инцидент был бы исчерпан.
   И все вздохнули бы с облегчением.
   В том числе, вероятно, и сам Шморос.
   Но миллиардер колебался лишь несколько коротких мгновений.
   Он был варвар. Жадность пересилила.
   Напарники уже не слушали, как он рассыпается в благодарностях, как
обязуется и впредь верно и конструктивно служить престолу и всей экономике
Ордуси... Главное уже произошло. Акт передачи частному лицу святыни целого
народа состоялся. На глазах всего света. И не перевернулся мир, и
подпорки, на которых держатся Небеса, не подломились. И Александрию не
затопило, и Ханбалык не провалился в тартарары.
   И ни принцесса, ни заокеанский гость даже не охрипли. Все было, как
всегда.
   Надо было видеть руки Шмороса, когда они тянулись к Ясе.
   Надо было видеть.
   - Так вот что имел в виду патриарх, - прошептал Баг.
   - Пожалуй, несколькими каплями с донышка я сегодня не обойдусь, -
ответил Богдан.
   Баг угрюмо кивнул, и шарик на его шапке глухо звякнул.
    
 
 
   Харчевня "Алаверды", 
   26 день шестого месяца, первица, 
   вечер 
 
 
   На сей раз Ябан-ага мог быть доволен. Он и был доволен.
   Хотя преждерожденный Лобо, как и в прошлый раз, пришел не один, а со
своим бледным спутником, он заказал несколько различных салатов, в том
числе и фирменный горский салат с медузами, пару блюд острого мяса
по-сычуаньски, а также шесть бутылок пива и большую бутыль особой
московской эрготоу. То и дело провозглашая малопонятные окружающим тосты,
с каждой чаркой все громче и разгоряченнее, два почтенных гостя принялись,
на радость и самому Ябан-аге, и остальным его посетителям, беседовать о
мудрой прозорливости начальников и суровой доброте духовенства.
   - Как она могла? - с болью и отчаянием повторял Баг, мотая головой и
запивая эрготоу из чарки пивом из кружки. - Нет, ты мне скажи, еч Бог...
   - Не богохульствуй! - отвечал Богдан, нетвердой рукой помахивая перед
носом у напарника палочками с зажатым в них прозрачным плечиком медузы,
только сегодня поутру доставленной Ябан-аге из его родного Приэльбрусья.
   - Прости, зануда... - покаянно заявлял Баг и, перегибаясь через стол,
пытался поцеловать Богдана. - Нет, ты мне скажи:
   как она могла? Я же... я... следы ее лобзать...
   При этих его словах вечно опущенные веки йога Гарудина ощутимо
дрогнули, и кружка перед ним с громким хлюпаньем опустела. Расторопный
Ябан-ага тут же побежал к нему с добавкой.
   - Нет, ты мне скажи... - продолжал Баг. - Ты скажи. Вот я, простой
ордусский мужик. И ты - простой ордусский мужик. Ну, пусть минфа там...
это ты на службе минфа и все такое, а по сути - простой ордусский мужик. И
скажи. Вот я не понимаю. Ей что, не сообщили? Или это у нас теперь новая
сообразная церемония такая сделалась - паразитам дарить самое дорогое?
   - Я не знаю... - беспомощно отвечал Богдан.
   - Его же надо было вязать!
   - Доказательств нет... И - он же гокэ, иностранец...
   - Хорошо. Теперь ты меня поправь, да? Иностранец. Если его нельзя
вязать только из-за того, что он иностранец, тогда я так понимаю, что все
его соотечественники могут рассматриваться, как укрыватели. Правильно? А
еще в древности было сказано: наказания бывают пяти видов. Позорящая
татуировка, битье палками, обращение в рабство, четвертование и поход
армии с целью умиротворяющего вразумления.
   Соображаешь, минфа? Я тебя, что ли, истории законов учить должен? Поход
вразумляющей армии! Стало быть, не подарочки им делать за наш с тобой
счет, а... - Баг резко взмахнул забинтованной рукой, и его голова,
подпертая здоровым кулаком, едва с этого кулака не сорвалась. - Если много
людей провинилось по одному и тому же делу, да к тому же часть из них
вооружена, нет иного способа их наказать, кроме как при помощи похода
вразумляющей армии!
   Веки йога Гарудина снова дрогнули.
   - В таком деле, как поход вразумляющей армии, - чуть заплетающимся
языком ответил Богдан, - часто бывает много справедливости, но никогда не
бывает много человеколюбия.
   Понимаешь, еч Баг? Последнее это дело - поход вразумляющей армии...
   - Понимаю... - уныло и совсем тихо ответил Баг. Помолчал. - Так и что
нам теперь? Этот скорпион небось уже в Филадельфии своей, камушками на
окладе любуется...
   Богдан немного подумал и пожал плечами.
   - А я знаю! - вдруг сказал Баг просветленно и разлил еще по одной.
   Веки йога снова дрогнули, и кружка перед ним опустела до половины.
Каким-то чудом то ли услышав, то ли увидев это, Баг всем корпусом
повернулся в сторону йога, помахал забинтованной рукой и, всерьез
встревожив остальных посетителей, запросто гаркнул:
   - Частишь, Гаруда!
   Аскет чуть кивнул.
   Напарники выпили, и им стало совсем невмоготу.
   - Давай споем, еч Богдан, - вдруг тихонько попросил Баг. - Жанка, пока
ехали, говорила - ты много песенок знаешь хороших... Давай споем. Я
подпою...
   - Давай, - согласился совсем засмурневший Богдан. - Что бы такое... -
Задумался. - Вот, давай! Она хорошая, древняя...
   И поначалу негромко, приноравливая голос к ноте, а потом все раздольнее
и надрывней, он начал:
   - На Тайване-острове, или под Чарджоу, Русскому с татарином все равно
где жить - Родина есть Родина! Лапти, эрготоу...
   Так скроила матушка - и не перешить...
 
   Где-то на улице неподалеку протрещал, приближаясь, и смолк чей-то
мотоцикл.
   - Правда, хорошая песня, - несколько невнятно из-за подпирающего
подбородок кулака и щеки, сдвинутой этим кулаком к уху, выговорил Баг. -
Правильная... только грустная.
   - А ты думал? Когда что-нибудь правильное скажешь, почему-то всегда
грустно. Ну, давай вместе... три, четыре!
   И, на радость млеющему за стойкой Ябан-аге и замершим в благоговении
посетителям его кабачка, они все-таки обнялись поверх стола и, слаженно и
размашисто мотая головами, грянули в полный голос, на две глотки, со
слезой:
   - Родина есть Родина!..
   Мелодично прозвенели колокольцы входной двери, и все взгляды невольно
обратились ко входу. В наступившей тишине кто-то из посетителей отчетливо
сказал, с некоторой плотоядностью причмокнув губами:
   - Какая штучка!
   На площадке, возвышающейся над полом харчевни на высоту семи ступеней,
у самой закрывшейся двери, стояла, оглядываясь и, видимо, слегка ослепнув
в прокуренном сумраке харчевни, молодая девушка в кожаной, западного кроя
широкой куртке, джинсах, плотно облегающих полные, стройные ножки, и
огромных, в пол-лица, защитных очках. Длинные распущенные черные волосы ее
стелились по плечам и ниспадали на спину.
   - Не к вам, певцы? - сказал другой голос насмешливо, и несколько
человек захохотали. Действительно, представить себе эту эстрадную
красотку, хлесткую, словно первый ожегший спину прутняк, рядом с уже не
слишком молодыми, неказистыми, подвыпившими мужиками, Бог знает во что
обряженными - переодевались они у Бага, впопыхах, чтобы Богдану не
заезжать домой и чтобы успеть выпить и разойтись пораньше, не обижая
заждавшуюся Жанну (тогда у них еще была надежда, что они выпьют аккуратно
и разойдутся засветло)... словом, представить ее с ними за одним столиком
было совершенно невозможно.
   Третий голос сказал:
   - Крошка, подсаживайся!
   Баг грозно оглянулся и положил руку на меч.
   Йог Гарудин сильно шевельнул опущенными веками. Со множественным
бульканьем, хлюпаньем и скворчанием стоявшие на всех столиках, кроме
столика напарников, рюмки, кружки, стаканы и фужеры разом опустели.
Сделалось удивительно тихо.
   В этой тишине особенно отчетливо зацокали неторопливые каблучки.
Держась очень прямо, ни на кого не глядя, девушка спустилась в харчевню и
прямиком пошла к Багу и Богдану какой-то невероятно изысканной, строгой и
гордой походкой.
   Знакомой походкой...
   Она села рядом с ними на свободный табурет, сняла очки и, расправляя
волосы, встряхнула головой.
   Подбородок Бага все-таки свалился с его кулака.
   - Матерь Божья... - пробормотал Богдан, слегка трезвея.
   - Единочаятельница Ли... - с блаженной улыбкой пробормотал Баг.
   - Тс-с, - сказала принцесса. - Ваш начальник, еч Баг, Редедя
Пересветович Алимагомедов, подсказал моему порученцу, где вас найти.
Простите, что не могла вас предупредить. Я вижу, - она покосилась на
бутылки и чарки, - вы сильно расстроены.
   - Мы... ну... - сказал Баг.
   - Ну... мы... - сказал Богдан.
   - Я сейчас объясню... молчите, я должна объяснить. Вы имеете право
знать, - она вздохнула. - Когда имя заказчика преступления стало известно,
я тоже была расстроена. Не мне учить вас, драг ечи, основному правилу
человекоохранительной науки: наказание преступника должно быть
неотвратимым. Не столь уж важно, каким оно будет - прутняки, или бритье
головы, или что-то еще. Не столь уж важно, будет ли оно жестоким или
мягким. Самое главное - чтобы оно было неотвратимым. А тут...
   - Она запнулась и не стала продолжать, лишь снова встряхнула головой. -
Иначе нам было его не достать. Никак не достать. А ведь это несправедливо
- если бы несчастные Ландсбергисы оказались на всю жизнь в тюрьме, а
главный преступник гулял бы на свободе... Помните, Учителя спросили: "Что
вы думаете о том, что на зло надо отвечать добром?" Учитель ответил: "Как
это? Добром отвечают на добро, а на зло отвечают по справедливости"...
Этот человек мог бы не брать Ясу. И не был бы наказан. Но он выбрал сам.
Вся страна, весь мир видели, как от варварского вожделения тряслись его
руки... и как мы сами вложили в эти нечистые руки нашу национальную
святыню. Вся страна... И мне, и батюшке, - она грустно улыбнулась, -
пришлось рискнуть утратить любовь народа... а выше этого для нас ничего
нет. Весь народ негодует на сделанную властью ошибку и гневается на
жадность варвара. Весь народ, как один человек, хочет, чтобы ошибка была
исправлена, а варвар - наказан. А когда император просит Небо и Землю о
том, чего хочет весь народ и в чем сходятся главы всех улусов, Небо и
Земля подчас идут императору навстречу.
   Она помолчала, машинально крутя в пальчиках полупустую чарку Бага. По
сиреневым длинным ноготкам бегали шустрые маленькие блики.
   - Через полчаса после окончания церемонии передачи Ясы батюшка лично
совершил моления в Храме Земли и в Храме Неба. А через некоторое время с
пятнадцати из восемнадцати наших молибденовых месторождений пошли
панические шифровки о том, что вся геологоразведка была ошибочной, и
машины начали загребать совершенно пустую породу... Молибден пропал. Так,
кстати, мы доподлинно узнали, какие из месторождений он еще не успел
откупить.
   Напарники слушали, затаив дыхание.
   - Считайте, он разорен. Через две-три недели его имущество пойдет с
молотка. Он продаст и Ясу. И тогда ее купит некий никому не известный,
несметно богатый тибетец и увезет в Дарджилинг. Но вместо Дарджилинга Яса
вернется в Александрию.
   И будет великий сабантуй.
   - Но... - пробормотал Баг. - А если он не продаст?
   Принцесса задумчиво помолчала.
   - Он неплохой, в сущности, человек... Любит, понимает и ценит
произведения искусства, а деловые его способности вообще выше всяких
похвал. Однако... Чтобы остаться нищим, но с Ясой, нужно быть бескорыстным
и преданным почитателем культуры. А он - варвар. Когда встанет выбор
между... между чем бы то ни было - и деньгами, он выберет деньги.
   Принцесса встала.
   Напарники шевельнулись было следом, но она удержала их, оказав им
неслыханную, невообразимую честь - на миг положив свои ладошки им на плечи.
   - Не надо меня провожать, - сказала она тихо. - Мне придется высоко
поднимать ногу, чтобы сесть на мотоцикл... Я не хочу, чтобы вы это видели.
Вы знаете, кто я, а для принцессы подобные телодвижения - совершенно
несообразны.
   "Как безупречно она воспитана!" - с умилением и восторгом подумал Баг.
   "Будь здесь кто-нибудь из варваров, - с философическим расслаблением
подумал Богдан, - он решил бы, что наша жизнь полна лицемерия, коль скоро
мы так блюдем условности...
   Варвару и невдомек, что это просто уважение друг к другу. Ведь когда
нет войны, нужды, страданий, позволяющих одному жертвовать собой для
другого, как еще выказать уважение?
   Только соблюдая условности..." Принцесса благосклонно и тепло взглянула
на Богдана.
   - Прощайте, благородный и высокоученый минфа, - сказала она. - Теперь у
вас нет повода огорчаться, не пейте больше.
   Затем она перевела свой небесный взгляд на Бага. Несколько мгновений
смотрела на него неотрывно - и глаза ее затуманились. Казалось, ей совсем
не хочется уходить.
   Казалось...
   - Прощай, храбрый Чжучи, - сказала принцесса, повернулась и, на ходу
опуская очки на глаза, быстро и решительно пошла к выходу.
   Голова Бага сызнова свалилась с подпиравшего ее кулака.
   Какое-то время Баг пытался сообразить, что, собственно, произошло - и
вскочил. Загребая воздух руками, он сделал несколько нетвердых шагов вслед
за принцессой, потрясенно бормоча:
   - Мэй-ли... Милая моя...
   Дверь шумно захлопнулась - и протяжно, печально запели в тишине
колокольцы.
    
 
 
 
   Эпилог 
 
 
   Багатур Лобо 
   Апартаменты Багатура Лобо, 
   27 день шестого месяца, вторница, 
   полдень 
 
 
   Было чуть за полдень, когда Баг с бутылкой "Ордуси" в незабинтованной
руке выбрался на террасу. Рыжий кот, нареченный вчера вечером Судьей Ди, с
независимым видом истинного владельца квартиры последовал за ним.
   В конце концов, одно другому не мешает. Ведь нельзя же исключить, что
судья Ди, знаменитый Танский сановник Ди Жэнь-цзе, и впрямь был дальним
предком Бага по мужской линии!
   Ветер за ночь утих, и темные тучи сделались светлыми облаками,
насыщенными светом невидимого, но явно близкого солнца. Голова Бага еще
оставалась немного тяжелой, но на душе было так спокойно, мягко и
благостно, будто ее до краев заполнили подогретым оливковым маслом.
   Трижды за это утро он пытался сходить в чат Мэй-ли - и трижды ему не
хватало духу. "Сейчас, наверное, она еще в дороге, - думал он поначалу. -
А сейчас, наверное, отдыхает после многочасового перелета..." А в третий
раз он подумал: "И что я ей скажу?" Но когда-нибудь, когда-нибудь...
вскоре... он увидит ее милый смайлик и напечатает: "Здравствуй, Мэй-ли?
Как поживаешь?" И она ответит так же просто: "Привет, Чжучи. У меня все в
порядке. А ты как?" И, наверное, до тех самых пор, покуда демократизация в
Ордуси не достигнет потребной высоты, они оба будут смиренно и уважительно
друг к другу делать вид, что никогда не встречались.
   С тяжким вздохом Баг опустился в плетеное кресло и отхлебнул из
бутылки. И тут понял, что за ним наблюдают.
   На соседней террасе, притаившись за густыми стеблями благоуханного
плюща, стоял сюцай Елюй. Поняв, что он замечен, сюцай смущенно вышел из
своего нехитрого укрытия и почтительно поклонился.
   - Доброе утро, преждерожденный... - робко проговорил он. - Простите,
что посмел потревожить ваш отдых... я не нарочно.
   Баг молчал, глядя на юнца исподлобья.
   Судья Ди вышел вперед и пристально уставился на сюцая, раздраженно
дергая хвостом.
   - Вчера я видел вас по телевизору, - сказал Елюй. - Вы спасли крест
Сысоя, и в одиночку расправились с двумя бандами...
   В лице сюцая впервые было что-то человеческое. Баг почувствовал, как
его обычная неприязнь к этому человеку начала испаряться без следа.
   - Я хотел бы стать похожим на вас, - тихо сказал Елюй и потупился.
   Баг молчал.
   - Вчера ночью, - заторопился Елюй, - я, размышляя о вашем подвиге, не
мог уснуть. Я вышел на террасу и в прорезях несущихся туч наблюдал луну.
Она уже на ущербе... Но все равно - она была прекрасна! И эта серебрящаяся
кайма на тучах, обрамляющая ее сияние! У меня захватило дух...
   Баг простер в сторону сюцая забинтованную руку и сказал:
   - Иди, созерцай - и впредь... э... не греши. То есть...
   э... не шуми.
   Судья Ди одобрительно зевнул.
   Богдан Рухович Оуянцев-Сю Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю, 27
день шестого месяца, вторница, день - Садись скорее, милый, - хлопоча,
приговаривала Жанна. - Вот ложка, вот палочки, вот хлеб... Я приготовила
луковый суп.
   Это любимое блюдо